Читать книгу Улыбка фортуны - Татьяна Баканова - Страница 3

Баба Люба наглаживала белую рубашку младшему внуку и вспоминала своё детство. Никитка сейчас проснётся, бурчать будет, что снова в школу идти, а она в своё время радовалась. Белые банты и переднички, праздничная форма одна для всех. В руках астры или георгины, у кого-то гладиолусы, всё, что росло в палисаднике, то в букет и собирали. В те времена привозных цветов не было. У неё красивые были банты, с люрексом, мама у цыган за три рубля купила, дорогущие. Фартучек белый с шитьём, белые гольфики и босоножки. Сейчас девочки гольфы не носят, колготочки у них теперь, а тогда дефицит был. На повседневку коричневые все носили, а вот на праздник только гольфы. Красиво было. На фото смотришь, загляденье. Сейчас тоже красиво, только вот не радуются они ни чему. И неприветливые какие-то. Носы опустят в свои телефоны и больше им ничегошеньки не надо. Одна беда от этих телефонов. Как не послушаешь, только и говорят, то деньги выманят, то заснимут что-нибудь или наоборот, пришлют всякую гадость, а люди потом себя изводят. С другой стороны, без них тоже нельзя. Надо шагать в ногу со временем. Да и спокойнее, когда у ребёнка телефон. Всегда позвонить можно, узнать, где он. Нужен телефон, нужен. Просто научить надо, чтоб куда попало там не залазил и на незнакомые номера не отвечал. Как мы раньше без этих телефонов жили? А может, был бы телефон и дочь бы углядела… Кто знает, как могло бы быть. Прошлого, как водится, не вернуть.

Вспоминать свою молодость баба Люба не любила. Детство, да. С мамкой-папкой жила горя не знала. Это сейчас все наперебой соревнуются, кто сильнее плюнет в сторону Советского Союза, а тогда они жили, в ус не дули. Всё необходимое было. Может родителям и трудно приходилось, но она не помнит, чтоб жаловались, по любому в войну еще хуже жили. Да, да, в то время так и жили – родители сами не жаловались и им не давали. А дефицит был в радость. Мать выстоит очередь за платьем или за спортивным костюмом для отца, так счастья столько! Наденут – праздник в доме. Хорошо помнит, как отец гэдээровскую* куклу ей принёс. По талонам на работе выиграл.

Новый год на носу. Он в дом зашёл, за ним зимний пар туманом рассыпался. Стоит, улыбается, руку за пазухой в полушубке держит. «Кому тут дед Мороз подарок передал? Какой хорошей девочке?» А на ней такой халатик байковый был и валеночки на размер больше. Бежит к нему, запинается за половичок, падает, но не плачет, а только кричит: «Мне, мне, мне!» Она и в десять лет с ней ещё играла, одёжки шила. А ещё через десять уже дочке шила. Купить было не за что.

Потом для неё настали непростые времена. Уехала в Алма-Ату учиться. В строительное ПТУ* поступила на крановщицу. Тогда рабочие профессии в почёте были, фильмы то про рабочих какие снимали. Один она так любила, названия уже не помнит. Там девушка на высоту забралась и по балке пошла. Волосы развиваются. Красивая, смелая. Ей парень навстречу. Потом у них любовь, семья, на работе уважение. Она тоже так хотела.

Любовь случилась. Не на высоте, правда, а в общежитии. Стал один со старшего курса ухаживать, песни петь. Про любовь свою на каждом углу кричал, невестой называл, про то, как счастливо-богато жить будут рассказывал, а как про беременность узнал, так всё и кончилось. Причем в прямом смысле всё. С училища попросили уйти и с общаги тоже. Домой написала, отец приехал, хотел тому жениху мозги вправить и заставить слово данное выполнить. Только Люба не дала этого сделать. Не нужен ей такой подлец. Так и сказала отцу, что, не хочет всю жизнь ждать, когда он в очередной раз предаст. Уж, лучше одна будет. Домой возвращаться тоже отказалась, незачем родителей позорить. Провинция, она же такая, каждому до тебя есть дело. Начнут отцу с матерью её положением в глаза тыкать, изведут.

Помыкались они с отцом по предприятиям, никому она в положении не нужна была. Добрые люди совет дали, в Капчагай ехать. Там только что фарфоровый завод открылся, рабочие руки нужны. Они так и сделали.

С кем уж там отец переговорил, она не знает, но её приняли кладовщицей в цех. Обидно, конечно, было. Девчонки её возраста там же училище заканчивали и на поток выходили работать, кто формовщицами, кто художниками. Ей то же хотелось. Всё-таки там и зарплаты были выше, а не как у неё – полжизни восемьдесят рублей и премия, потом уже сто двадцать. Но она за место держалась. На заводе условия были, лучше, чем где-то ещё. Ей, как матери-одиночке комнату в малосемейке дали. Жили все дружно, друг другу помогали. Работали в три смены, так и не заметила, как ещё лет двадцать проскочило.

Работа, эта работа! Из-за неё и дочь не видела. Ясли, детсад, школа, пионерский лагерь. Садик у них передовой был по тем временам, с бассейном. Эх! Тогда радовалась, что всё так удачно, а сейчас понимает, что по сути, доченька росла без неё. Приласкать её лишний раз было некогда. Не она её жизни учила, тётки чужие. Вот и выросло из неё, то, что смогло. И не задержалась она на этом свете. Так и бывает, когда отцу не нужна, а мать ради копеек спину гнёт без продыху…

Баба Люба вдруг поняла, что заливает слезами и рубашку, и гладильную доску, и да же утюг на неё шипит. Да, что ты будешь делать, опять ревела! Так. Всё. Успокоилась и марш мальчишкам завтрак готовить. Что о прошлом тужить, зато какие у неё внуки растут! Всем на зависть!

_{гэдээровская* – из ГДР (Германской демократической республики), не существует, как отдельное государство с 1990 года.}

_{ПТУ* – профессионально техническое училище}