Читать книгу Снято! Всем спасибо - Татьяна Бершадская - Страница 3

И снова, и всегда будет вспоминаться Зурбаган моего детства – моя Одесса у самого синего моря. Там жили родители моего папы. Все летние месяцы я проводила там, или у дедушки с бабушкой со стороны мамы. Вернее – так они делили меня. Полтора месяца у одних, полтора – у других.

Одесса… Сплошная радость бытия, походы с бабушкой Аделей на Привоз (страшно я любила это дело), нахальная весёлая битва за каждую копейку с обеих сторон. Поездки четвертым номером трамвая, который останавливался аккурат на углу Пушкинской – Чичерина, на знаменитый пляж Ланжерон, где два легендарных шара по обеим сторонам лестницы, спускающейся прямо на пляжный песок, были видны издалека. Они были так фотогеничны, эти шары, что, по крайней мере в пятерке фильмов об Одессе снялись.

Я приплясывала рядом с моей монументальной бабулей и трещала без конца обо всем, что видела и слышала. Я кружила вокруг нее – так была рада, что вот сейчас, через пять минут, кинусь в этот лягушатник и буду мокнуть до синих губ, до стучащих зубов, а бабушка будет кричать с берега:

– Выйди уже с воды! Ты имеешь шанс завтра таки не пойти на море, потому шо будешь лежать в постели с температурой 41 градус!

Потом она теряла терпение окончательно и вытаскивала меня из воды, остывшую, дрожащую.

– Вот! Ты похожа на того глося с лЕдника. Глаза тоже на одну сторону. Так перекривило, шо я тебя почти не узнала у воде.

Она растирала меня большим махровым полотенцем, и я быстро переодевалась в сухое за импровизированной полотенечной ширмой.

Иногда с нами ходил дедушка и тогда:

– Нюся, шо ты сидишь как пришитый, иди пройдись, дай ногам циркуляцию.

– Оставь меня в покое. Я смотру газэту.

– А дома ты не можешь? Иди, я тебе говорю. Там я видела наверьху очередь за вишней. Иди займи!

– Та вишня сгорит, пока мы домой приедем.

– Не сгорит, не успеет. Да, майн шэйнэ пунэм2? (это уже мне). А я так хочу снова в этот визгливый, галдящий, весь в золотых бликах лягушатник, где и вода-то уже не вполне морская, потому что на этом мелководье, в основном, плещется малышня и дети постарше, вроде меня. Иногда кто-то не сдерживается и этот «бассейн», с водичкой цвета сами знаете чего, пополняется жидкостью хоть и солоноватой, но по составу далекой от морской воды. Но какая ерунда это все по сравнению со счастьем плескаться, визжать, прыгать, притапливать ближайших соседей и самой вдруг оказаться погруженной «с головкой» чьей-то мстительной рукой.

Но вот наступает самое мое любимое пляжное время – бабушка открывает сумку с едой. А там… Молодая картошечка с укропчиком, чесночком и сливочным маслом в стеклянной литровой банке под голубой капроновой крышкой, помидоры «Бычье сердце» («та хiба ж цэ помiдори? Цэ ж чыстый мьёд! Дама! Дама! Ото дывыться, я тры на похiд поклала. Дывыться, якi гарнi!»), огурчики, покрытые ознобными пупырышками, чуть примятые, в палевой скорлупе, крутые яйца, украинский хлеб, нарезанный щедрыми ломтями, куриные «пульки» (и как не протухли на этой жаре?). И в другой литровой банке клубника, пересыпанная сахаром, а рядом, в вощеной бумаге огромный кусок штруделя с вишней. Ну, яблоки, груши, сливы и абрикосы – это так… не считается. Ну, как же, ребенок приехал поправиться.

– На, – говорила бабушка, – накушайся.

Как будто я голодала всю предыдущую жизнь?!

Плывущий в густом дурмане акаций и лип, засыпанный тополиным пухом, мой город волшебный, где ты? Где шоколадные, чуть влажные каштаны, которые я собирала под деревьями в траве, и они поблескивали из треснувших шипастых мячиков-скорлупок? Где ночи на песчаном пляже в Аркадии, с костром и цинковым, гремящим как корыто, огромным листом, положенным на два камня, выломанные штормом из волнореза и вышвырнутые на берег волной, и наполненным только что нарванными на волнорезе мидиями? И друзья, сидящие в кружок с гитарой и бутылкой «Рислинга»; пущенная по кругу и последняя сигарета на пятерых? А тут прожектор таранит темноту и пришпиливает нас к месту своим лучом, и пограничники (потому что ночью эти пляжи превращаются в пограничную зону – через море Турция, вроде не враги, но граница все равно на замке).

– А ну, быстро отсюда! Не положено.

Мы забрасываем костер песком. Мидии остывают на листе, не успев потрафить нашим гурманским замашкам…

Я, пожалуй, здесь остановлюсь; воспоминания – это азарт своего рода. И надо знать, когда остановиться. А потом, когда-нибудь я вернусь в свою Одессу, укутанную флером прошлого и сказочного, в город-праздник, в город – мечту.

Ах, Одесса…