Читать книгу Похищение Европы - Татьяна Беспалова - Страница 2
Пролог
Оглавление– Курдские ополченцы, говоришь? Пошло славное воинство воевать за Аллаха! Немного заблудилось и попало на минное поле. Стали вызванивать своим, дескать, выручайте, братцы! У братцев была реактивная система разминирования. «Змей Горыныч» называется. Не слыхал, борода? Да чего ты понимаешь! Как ею пользоваться? Да её во вторую чеченскую применяли. Ты сам-то там не был? А я так думаю, что был. По возрасту как раз проходишь. Короче! Разминирование осуществляется путём возникновения ударной волны от взрыва заряда. Взрывная волна воздействует на взрыватель мины. Догнал, борода? Система, разумеется, российская. Не знаю я, где курды её взяли. В каком-то вашем «военторге». Ну так вот, лупанули «Горынычем». Мимо. Поколдовали и снова: бах. Рядышком. Что надо! Но тут нежданчик получился: на поясах воинства сдетонировали гранаты РГО. Повезло тем, у кого их не было. В общем, повод уцелевшим помянуть «ихтамнет». Мораль: нефиг шастать по минным полям. Я к тому это говорю, что может нефиг целиться? Если перед нами минное поле, не лупануть ли из «Горыныча». Если у них и есть что на броне, тоже сдетонирует. Как ты думаешь, Затычка?
Но Абу Маариф аль-Эфвэ молчал. Не отнимая бинокля от глаз, он вглядывался в каменистую степь. За кромкой горизонта один за другим возносились дымные грибы дальних разрывов. Шурали слышал глухой рокот. Там шёл бой. Не дождавшись реакции командира, русский обернулся к Шурали. Едкий, как сок недозрелого лимона, холодный, как лед на вершинах Шахфулади[1], взор его серых, с тёмной каймой вокруг радужки, глаз вонзился в Шурали.
– А ты, борода, выходит, снайпер?
Языком арабов русский владел в совершенстве, но Шурали не знал, что ответить на такой простой, казалось бы, вопрос. Ему не хотелось демонстрировать северянину своё знание арабского языка. Можно пока притворяться глухонемым или, как вариант, заговорить с ним на английском. В отряде Затычки бойцы часто разговаривали друг с другом на языках американцев и европейцев. Шурали мог говорить на английском и немецком, но писал только на английском. Делал это без удовольствия – слишком тяжелы были воспоминания о долгом сидении в американском лагере под Умм-Каср[2].
Русский был высок, жилист, длинноног и длиннорук. Молодая его борода уже значительно отросла и закрывала всю шею, до груди. Подвижный как макака, он никак не мог усидеть за бруствером окопа. Его белобрысая голова то и дело высовывалась наружу. Он, действительно, являлся хорошей мишенью для снайпера. Но, по счастью, единственный настоящий снайпер сидел сейчас рядом с ним, плечом к плечу, в теплой пыли на северной окраине Халеба. Совсем иначе пойдут дела, когда они войдут в город. Там снайперы неверных сидят на каждом перекрестке. Там северянину и настанет конец, но пока…
– Мы войдем в город с наступлением ночи, – где-то у них над головой проговорил Абу Маариф аль-Эфвэ по прозвищу Затычка. – Там применим другую тактику. Возможны большие потери. Аллах призовет к себе самых отважных и неразумных…
Затычка со свитой расположился в укрытии позади окопа – обычной для этой войны конструкции из мешков, наполненных песком с узкой амбразурой посередине. Свита Затычки состояла из двух его жен, его наперсника Фархата и русского прислужника. Сейчас в амбразуре были видны четыре пары глаз: чёрные, серые, синие, карие. И все внимательные, если не сказать озабоченные. Русский прислужник, по обыкновению, смотрел на мир через солнцезащитные очки.
– Я вижу движущийся предмет! – прокричал русский. – Там! Смотрите! Сейчас он отделится от горизонта!
Разноцветные глаза впились в размытую линию, отделяющую небо от земли. Шурали тоже на миг показалось, что он видит быстро движущийся угловатый предмет. Вот он мелькнул между столбами дыма и огня, но прозвучал новый взрыв и новое дымное облако скрыло его.
Прислужник Затычки что-то ответил русскому на языке их народа. Шурали не понял ни слова. Но уяснил главное: это грубая отповедь, которая, впрочем, нимало не смутила русского. Он съехал с бруствера на животе, ногами вперед, снова устроился рядом с Шурали, снова заговорил на языке арабов.
– Аллах ведает, что ждет нас в Алеппо. В былые времена я пил огненную воду, но сейчас не могу. У тебя нет травы?
– Нет, – отозвался Шурали. – Ты из каких мест, брат?
– С Тюмени.
– Не знаю такого кишлака.
– Тюмень – большой город. В России. За Уралом. Там снега больше, чем здесь пыли. Там живет другой народ. Они такие… Ты знаешь… Ну, русские они.
Он пощелкал грязными пальцами, пошевелил бородой…
– Это что-то значит? Я не понял, – сказал Шурали.
Шурали хотелось, чтобы он продолжал говорить. Интересный язык! Казалось, русский хочет забыть его, но не получается никак, хотя арабский знает, как родной. О, способность к глубинному познанию чужих языков возвышает человека над временем и пространством, приближает к Аллаху. Эту ценнейшую из житейских истин Шурали в полной мере смог постичь во время четырехлетнего сидения в фильтрационном лагере под Умм-Касром. Тамошний его наставник, майор Абрамс, сумел выгравировать основополагающие аксиомы на скрижалях его не испорченного гуманитарными науками сознания. Он преподал ему не только иностранные языки, но и основы политологии и обществознания. От него Шура-ли узнал, что русских много, а если это так – они страшная сила. У такой силы должна быть и могучая идея. Ни одно воинство не может размножиться и воодушевиться на значимые свершения без достойной идеи. Да, майор Абрамс преподал Шурали немало полезных наук. Но язык русских! Его майор и сам не знал.
– Многие в бога не верят. Некоторые делают вид, что верят. В церковь ходят и всё такое. А на самом деле – ни рая, ни ада для них нет. Одно только мясо, кровавое мясо – живое или мертвое.
– У вашего народа есть поэты? – теперь Шурали заговорил с ним на языке дари. – Ты знаешь, что такое стихи?
– Вот смотрю я на эту каменистую степь и чудится мне всякая фигня… – Русский, словно не слыша его вопроса, продолжал лопотать, обильно пересыпая язык арабов словами родного языка, непонятного пока Шурали. Нет, лучше вовсе не смотреть на него. Этот человек, как и многие бойцы ан-Нусры, одержим приспешниками Неназываемого. Шурали отвернулся.
Русский просто хотел привлечь внимание Шурали и потому, наверное, толкнул его под локоть. Шурали уставился на него, пытаясь изобразить на лице преданность и любопытство.
– Ну и рожа у тебя! Волосы чернее вашей проклятой нефти, а глаза, как у старика. Сколько лет воюешь? – русский усмехнулся. – Смотрю я на степь и представляю себе белый сумрак. Знаешь ли ты, брат-пушту, что такое белый сумрак? Нет, ты этого не можешь знать. Так бывает у нас в Тюменском крае, в начале зимы, ближе к вечеру. Смотришь в окно, а там и бело и темно одновременно!
Внезапно он подскочил, замахал руками, задыхаясь воплем.
– Эййй! Ээээ! – хрипел он и пена выступила на его губах.
Шурали прижал к глазу трубу оптики. Действительно, по извилистой грунтовке в их сторону пылил желто-крапчатый «Хамвей».
– Наводи! – хрипел Затычка. – Огонь!
Бородатый наводчик-курд припал глазом к окуляру системы наведения. Шипение, хлопок, металлический лязг, вонь выхлопа. ПТУРС[3] низко прошел над их головами, но русский не только не пригнулся – он подпрыгнул! Неужели намеревался оседлать ракету? Настоящий слуга шайтана!
Шурали не отпускал хамвей из перекрестья прицела. Автомобиль несся на предельной скорости. Траектория его движения точно соответствовала изгибам грунтовой дороги. Похоже, смертник знал о минном поле и, намереваясь непременно донести свой смертоносный груз до их позиции, тщательно избегал обочин. Шурали следил за полетом ракеты. Курд совершил пуск из установки «Милан». Смертник-водитель «Хамвея» заметил момент пуска и резко свернул вправо, спрямляя изгиб дороги. Ракета виляла дымным хвостом, несколько раз меняя направление полета. Шурали через пару секунд стало понятно – она упадет позади движущегося хамвея.
– Мимо! – прошептал он, отнимая от глаза прицел.
– Как же так? Ведь перед нами минное поле! Говорю же, надо бить по грунту. Эй, где гранатомёт?
Он выскочил из траншеи и побежал в ту сторону, где возле бригадной БМП копошились наводчики противотанковых установок. Один из них – туповатый и нерасторопный малый из числа новобранцев – готовил к залпу «Джавелин»[4]. Шурали разметал расчет дарами приклада. Его винтовка с богатым обвесом не успела коснуться земли, подхваченная русским.
– Не нравятся мне системы «выстрелил и забыл»[5]. А винтовка у тебя хорошая. Эй дабл ю. А оптика! Наверное, сквозь землю видишь, э? – русский бормотал, пока Шурали пристраивал на плечо прицельно-пусковую систему. Где-то под гусеничной тягой БМП всё ещё барахтались в пыли двое новобранцев Затычки – штатный расчет «Джавелин».
– Готовься к залпу! – рычал Затычка.
– Огонь! Огонь! – вопили вокруг.
– Ещё погоди немного! – шептал над самым его ухом русский. Шурали оглянулся. Ловкач смотрел в прицел его AW. – Теперь пора! Давай!
Секундная заминка. Цель найдена. Шурали привел в действие пусковой механизм. Хлопок оглушил. Отдача ударила в плечо. Вонь выхлопа заполнила легкие. Перед его глазами возник волчий оскал русского.
– Нет, не люблю я системы «выстрелил и забыл». Но мы с тобой не промахнулись, Шурали!
Ах, как он был прав! Пара медленных секунд – и за плечами его вознеслась разрастаясь дымная гора. Протуберанцы адского пламени пронзали её вдоль и поперек. За восторженным воем товарищей Шурали не расслышал звука разрыва.
– Аллах акбар! – вопили на все лады бойцы бригады Затычки.
– Аллах акбар! – рычал грозный командир.
– Аллах акбар! – повторяли потрескавшиеся губы русского.
– Аллах акбар! – воскликнул Шурали, сбрасывая с закосневшего плеча прицельно-пусковое устройство ПТРК.
* * *
Они забрались на броню. Русский достал из кармана куртки недогрызенный початок вареной кукурузы и протянул его Шурали.
– Бери! Пучит меня от местной еды. Хочется настоящего парного мяса. Но не баранины. Она слишком жирная. Ещё хочу вареной картохи. Да, я стал воином Аллаха, но брюхо по-прежнему остается русским, – он говорил в обычной своей манере, посыпая тесто речи приправами из смеси русских и арабских бранных слов.
– Кто ты? – спросил Шурали на языке дари. – Твоё имя Ибрагим Абдула. Я слышал – так называл тебя Затычка.
– Алёша, – ответил русский. – Можешь называть меня и так, пушту. Пусть это будет моим погонялом в этой банде. И ещё мне не понятно. Ты опытный человек – давно воюешь, вот и ответь. Как же так? Мы заходим в Алеппо с севера и должны увидеть трехцветные флаги с двумя зелёными звездами. А что мы видим? Смертника на хамвее? На придурков Башара Асада это не похоже. Они трусливы как шакалы.
– Скорее всего – это бригада Лива-Алькудс. Палестинцы, – улыбнулся Шурали. – Шакалы Асада берегут свои жизни. А ты знаешь язык пуштунов! Я рад!
– Послушай, браток. Я сидел в тюрьме, – проговорил Алёша. – Недолго. Обвинили напрасно. А потом моими наставниками стали салафиты.
– Ты говоришь на языке дари довольно свободно, а на арабском ещё лучше, – заметил Шурали. – Я отлично понимаю тебя. Но, если позволишь, я не стану называть тебя твоим новым именем, Ибрагим Абдула. Я стану называть тебя так же, как называла тебя твоя матушка. Ты не против?
Молодая борода русского заметно дрогнула.
– Хорошо. Алёша – это моё имя из прошлой жизни.
– Так звала тебя мать?
– Я не помню матери. Сирота.
– Как же так? А дядья и тетки? А братья и сестры? Кто воспитывал тебя?
– Послушай, солдат! Я не понимаю твоих вопросов. Я просто щепка, рвань, осколок. Таких как я у нас называют Иванами, родства не помнящими. Я предатель, но может быть Аллах простит мне моё предательство, если я пролью кровь во славу его? – он снова принялся путать слова родного языка с арабскими. Шум двигателя и лязг гусениц пожирали слова, оставляя для ушей Шурали лишь обрывки фраз.
Шурали вслушивался в звучание незнакомых слов. Он чувствовал горечь, но понял дословно лишь слово: «иван». Чужая речь казалась ему слишком грубой. Угловатые слова песьим лаем вырывались изо рта его нового товарища. Никакой поэтики, только боль. Слишком много боли. Шурали осторожно положил ладонь на плечо русского.
– Вот видишь! Мой дед говорил о гяурах так: они стали забывать почитание старших. Не уважают даже своих матерей и отцов. Мужчины перестали заботиться о женщинах, дали им слишком много воли. И потому их мир рухнет. Так говорил мой дед.
Беседу их прервал грозный оклик Затычки. Их БМП вкатился на окраинную улицу пригорода Халеба. Степь кончилась. Теперь их со всех сторон обступали угрюмые руины. Хруст каменного крошева под гусеницами, горький запах пороховой гари пополам со сладким душком мертвечины – вот основные приметы нынешних сирийских городов и Халеб в этом смысле не хуже и не лучше, чем любой другой.
1
Шахфулади – горная вершина хребта Баба в центральной части Афганистана.
2
Умм-Касср – город в Ираке, вблизи которого располагался фильтрационный лагерь Кэмп Букка (существовал с 2003 по 2009 г.г.).
3
ПТУРС – противотанковый реактивный управляемый снаряд.
4
ПТРК «Джавелин» – переносной противотанковый ракетный комплекс.
5
Системы «выстрелил и забыл» – цифровая система наведения, которая действует по принципу «выстрелил-забыл»: система сама сопровождает цель и осуществляет наведение на неё ракет.