Читать книгу Любовь. Любовь? Любовь! - Татьяна Брукс - Страница 5

Во дворе многоэтажного дома по улице Гоголя всё было вполне чинно и мирно. Весеннее солнце разливало повсюду теплый свет. Город расцвел. Детская площадка во дворе дома, где вот уже более пяти лет жила семья Доля, была заполнена молодыми мамашами и их детьми. В традиционной песочнице с грибком-мухомором посредине копошились малявки. Туда завезли свежий песок, и они учились правильно ковырять песок и строить пасочки, в чем им помогали присевшие на бортик мамаши. Те, что постарше, играли за песочницей. Школьники гоняли на великах вокруг двора по разбитым временем и невниманием к ним со стороны работников коммунального хозяйства дорожкам. В сторонке щебетала стайка молодых женщин, время от времени бросая взгляд на играющих малышей. Возле здания на скамейке лениво перекладывали с одной ноги на другую две узкобедрые, затянутые в брендовые джинсы модницы. Одна из них сосредоточенно водила пальчиком по блузке между двух слишком округлых грудей, которые, казалось, были позаимствованы у другой, более пышной барышни. Вторая – большими сильно подведенными глазами следила за движением пальца так, как будто от этого зависело всё её женское счастье.

Надя вынесла с собой раскладной стульчик, лэптоп и теперь увлеченно барабанила по клавиатуре: надо было срочно сдать материал в журнал, не забывая поглядывать на играющую своей новой куклой, которую они с Богданом подарили вчера на её пятилетие, дочь. На мгновенье она залюбовалась своей Любашей. Какая же она хорошенькая! Пухленькая белокожая с медового цвета волосами и огромными коричнево-зелеными, как у папы, глазами, обрамлёнными бахромой длиннющих черных ресниц. Она сосредоточенно кормила свою большую, ростом с половину себя куклу из детской пластмассовой ложечки, приговаривая: «Надо кушать, Дашутка, а то не вырастешь. Ну, давай, за ма-аму, за па-а-апу… Вот молодец…»

– Ма-а-ама-а, – хочу такую ку-у-уклу-у-у, пусть Любка да-а-аст, – разнеслось вдруг по двору.

Кукольно-симпатичное, хоть и белобрысое личико соседской девочки Олечки, которую в семье звали не иначе, как Олюня, отличалось необычной детской красотой, но ещё более – особым его выражением, капризным и в то же время довольным. Девочка бросила взгляд на грудастую воображалу, болтающую с подругой, но та даже глазом не повела. Тогда ребенок побежал к скамейке и завизжал голосом, способным заглушить звук работающей бензопилы:

– Хочу-у-у-у ку-у-уклуууу! Ты что, не слы-ы-ышии-и-шь?!

Женщина наконец посмотрела на дочь, поджала губы, потом завела её светлые пряди ей за ухо и, наклонившись, что-то нашептала. Маленькая истеричка вмиг успокоилась, повела хитрыми глазками вправо-влево, кивнула и помчалась к Любаше.

– Дай! – потребовала она.

Обычно Любаша игрушками делилась – мама учила: быть жадиной нехорошо. Но сегодня Люба отказала.

– Я тебе завтра дам, ладно? – обратилась она к вымогательнице. – Мне только сегодня подарили Дашу, у меня день рождения. Мне пять лет, – не без гордости произнесла Любочка, – я сегодня поиграю своей куклой, а завтра дам тебе.

Но Олюня отказов, похоже, не принимала ни в каком виде. Кроме того, она была старше, выше Любаши, физически сильней. Выхватив куклу из ручонок именинницы, она изо всех сил стукнула девочку ею по голове и, быстро развернувшись, побежала к скамейке, на которой её мама, как ни в чем не бывало, продолжала болтать с другой, такой же равнодушной теткой.

Все слышали удар, каждая из мам глянула на свое чадо, но, увидев, что никто не посягнул на его благополучие, продолжала заниматься тем, что делала до того. Надя вскочила, чуть не уронив компьютер на землю, и помчалась к дочери.

Любаша присела от боли, от обиды и от того, что слёзы брызнули из глаз, но не издала ни звука. На алебастровом лобике чуть выше виска у девочки наливалась синим большая шишка.

Надя взяла ребенка на руки и, прижав её к себе, гладила по голове, приговаривая:

– Любашенька, миленькая, больно? Дай я поцелую головку…

Она понесла девочку к стульчику, где лежал её компьютер, поставила на землю и присела перед ней.

– Знаешь, думаю, что тебе пора научиться давать сдачи таким, как эта девочка.

– Я не могу, – еле слышно ответил ребенок.

– Почему? Ты боишься?

– Нет.

– Тогда почему?

– Мама, если я ударю, то ей же будет больно… – её все ещё наполненные слезами глаза казались огромными на бледном личике.

– А тебе что, не больно? Тебе ведь тоже больно?

– Да… больно, – Любаша дотронулась ручкой до шишки размером с добрую сливу, налившуюся синим, как и настоящая слива, у виска, и переступила с ножки на ножку, – больно, – она посмотрела в глаза Наде, – я не хочу никому делать больно, – уже более твердо произнесла девочка, – я же – Любовь…

– Господи! Ну что же это за ребенок такой? – Надя покачала головой, она знала, что Люба изо всех сил сдерживает слёзы. У неё самой защемило в груди и заболело в висках.

– Нельзя себя в обиду давать, Любаша. Я вот… – она поперхнулась следующим словом, – ладно, подожди меня здесь.

– Оля, отдай куклу, – сказала Надя, протянув руку к девочке.

– Ма-а-ама, – захныкала та.

– Да пусть ребенок поиграет, тебе что, жалко? – брезгливо, не отрывая глаз от подруги, с которой мешает разговаривать эта назойливая «муха», проронила Олина мать. Подруга её тоже не смотрела на Надю.

– Жалко, – отрезала Надя.

Она потянулась рукой к кукле, но сволочной ребенок отбросил игрушку в противоположную сторону, в кусты, которые служили изгородью детской площадке.

– Больше так не делай, – строго произнесла Надя, опять покачала головой, вздохнула и отправилась подбирать предмет раздора, – никогда больше так не делай!

– А то что будет? – услышала она за спиной, но вступать в перепалку с этими двумя болтушками на глазах у всего двора желания не было. Перед её глазами пронеслось воспоминание из её детства, когда три сплетницы пытались её убедить, что её бросила мама. А бабушка за неё не заступилась. Глаза заволокло туманом. Она вернулась к дочери, присела перед ней, внимательно посмотрела Любаше в глаза. Они были грустными, но слез в них больше не было.

– Возьми свою Дашу. Смотри, платьице испачкалось. Мы сейчас его снимем и постираем.

– Ей тоже больно, – прошептала девочка, крепко прижимая куклу к своей груди.

– Не плачь, Даша, сейчас все пройдёт, – девочка поцеловала куклу в лоб, так, как несколько минут назад целовала её Надя.

Больше они на улицу в это воскресенье не выходили.

Сначала на ушибленный висок прикладывали лёд. Вечером положили рассасывающий компресс с водкой и медом. Всему этому научила Надю Анна Павловна.