Читать книгу Пёстрая тетрадь - Татьяна Буглак - Страница 4

О НОВОГОДНИХ КАТАСТРОФАХ И КОВАРНОМ ПОПУГАЕ

Было выведено слегка выцветшими буквами на пожелтевшей от времени бумаге в клеточку. Аккуратный круглый почерк, каким пишут сочинения старательные школьницы. И вокруг надписи завитушка.

Ина задумалась. Читать чужие записи нельзя. Но это не дневник, слишком аккуратно написаны буквы. И не тетрадка со стихами и секретиками, о которых как-то рассказывала мама. Это рукопись какой-то интересной истории. А значит, книжка. Книжки пишут, чтобы их читали. От страниц пахло Сухими травами и жарким солнцем. От дневников так не пахнет. Но всё же…

Ина закрыла большую, альбомного размера тетрадь и посмотрела на тряпичную обложку. Старый шёлк, как будто от какого-то платья, с пёстрыми странными узорами. Девочка осторожно заглянула под ткань, потом осмелела и сняла самодельную обложку. Под ней оказалась клеёнчатая зелёная. Из ткани выпала крохотная чёрно-белая фотка, какие делают на документы. Ина подняла её и стала рассматривать.

На фотографии была очень молодая девушка, почти девочка. Наверное, снималась на паспорт. Круглое лицо, густые длинные брови дугой, большие слегка раскосые глаза, тёмные волосы до плеч. Девушка была очень красива. Ина подумала, что такими, наверное, были восточные принцессы, о которых писали в сказках и называли луноликими.

На обороте едва читалась надпись шариковой ручкой: «Риана». Красивое имя. И странное. Музыкальное и плавное.

Ина надела обложку обратно на тетрадь, спрятала под неё фотку и, осмелев, перелистнула страницу.

***

Много чудесного произошло в моей жизни, поэтому я решила, что и другим стоит знать о том, что я видела и пережила. О неведомых местах, дальних странах и невероятных народах, о чужих обычаях, коварстве и дружбе.

Родилась я не в Девятимирье, а во внешнем мире, который называют Землёй. В стране, где полгода стоит зима, как на северных островах этого мира. Тогда вода в реках и озёрах замерзает и становится словно стекло, а снега столько, что человек может провалиться в него по пояс, а то и выше.

Родители мои были небогаты. Мать моя, до свадьбы полюбившая одну длинную историю о бедной девушке, нашедшей своё счастье через трудности и приключения, назвала меня именем той девушки. Но имя это, красивое и необычное, было слишком длинно и не подходило маленькому ребёнку, поэтому все стали звать меня просто Рианой.

Я окончила обязательный у нас девятилетний курс знаний, который должны выучить все дети, и задумалась о дальнейшем пути. Шёл мне тогда всего шестнадцатый год. По меркам нашего мира, и тем более Девятимирья, почти ребёнок. Решила я идти учиться тому, как деньги зарабатывать в любом деле, как дела вести, чтобы прибыль была мне или хозяину, на которого работать стану.

В городе своём я не могла такому хорошо научиться, поэтому пришлось мне покинуть родной дом. Родственница моя жила там, где учили выбранной мною премудрости, и согласилась дать мне кров. Но на еду и одежду я должна была сама зарабатывать. Родители мне много помочь не могли, потому что им нужно было кормить и одевать моих младших брата и сестрёнку.

Кто же возьмёт на работу почти ребёнка? Ни знаний не было у меня, ни силы достаточной, оставалась только грязная работа – полы мыть в лавке какой-нибудь. Повезло мне, добрая женщина Мадина, державшая парикмахерскую – так у нас цирюльни называются, – согласилась взять меня к себе уборщицей. И стала я учиться и работать. Утром учёба, а вечером мытьё полов.

***

Ина немного удивилась. После девятого класса идти работать? Это же пятнадцать лет всего! Потом вспомнила, что такое было. Когда мама училась в школе, в девяностых годах прошлого века. Получается, этой тетради четверть века? На самом деле старая. Интересно, кто её писал?

***

Тяжело пришлось, непривычно после отчего дома и материнской любви в одиночестве оказаться. Но делать нечего. Вскоре попривыкла я, подружки появились. С одними я училась, а другие в парикмахерской работали, женщинам да мужчинам причёски делали. Они меня стали учить тому, как себя украсить, как людям понравиться. Каждая женщина это уметь должна.

А ещё был у меня друг. В мире нашем, как и в Девятимирье, дружба между молодыми юношей и девушкой не возбраняется, если не переходит границ дозволенного, а из дружбы той, бывает, и цветок любви вырастает, как у родителей моих, которые два десятка лет в согласии живут. Вот и я верила, что такой цветок у меня вырастет.

Друг мой, которого Славиком звали, был на два с лишним года старше меня. Красивый и добрый, он оберегал меня так, что если только поддержать, когда запнусь на неровной дороге, и позволял себе. Казалось мне, что это сказка сбывшаяся.

Зима на родине моей такая длинная, что люди почти забывают, что такое тепло. Но это время не только холодов, но и весёлых праздников. Самый любимый из них приходится на дни, когда день прибавляться начинает. С того времени мы новый год считаем и дни те празднуем весело и долго. Ходим в гости, гуляем по городу, наряжаемся. И ставим в доме украшенную специальными блестящими игрушками ёлку.

***

Ине показалось, что на пыльном чердаке запахло морозной хвоей и мандаринами. Словно стоит рядом с ней только что принесённая с улицы пушистая ёлочка, а мама достаёт из шуршащего пакета яркие фрукты. Чердак наполнился звоном ёлочных игрушек, далёким шелестом снега о стену, отзвуком фейерверков. Девочка потрясла головой. Наверное, это от тишины и пустоты дома, а шуршит не снег о стену, а дождик по крыше.

Она огляделась и, встав с корточек, пересела на какой-то короб у окошка, чтобы удобнее было читать.

***

Был последний день старого года. Я шла на работу радостная, потому что впереди праздники. Можно ходить на зрелища, которые у нас кино называют, и в харчевни, где подают сладости и молочные напитки, которые я всегда любила, гулять и не думать ни об учёбе, ни о тяжёлой работе.

Всю последнюю неделю в парикмахерской нашей было столпотворение. Казалось, будто весь город внезапно захотел постричься, и все они пришли к нам. Поэтому мне приходилось работать почти с утра. К концу дня я валилась с ног от усталости. Но зато Мадина обещала заплатить в два раза против обычного! Как раз к празднику. И к моему шестнадцатилетию, который как раз на новогодние праздники приходится. В детстве я в эти дни много подарков получала, теперь же радовалась тому, что могу себе вкусную еду и нужные вещи купить. И родителям немного денег послать, показать, что дочь их не лентяйка, что сама могу себя прокормить и одеть и им помочь.

Дверь парикмахерской оказалась закрыта. Я очень удивилась и не поняла, что произошло. Вышла на улицу, где стояла будка передатчика голоса, как в Срединном мире в больших городах стоят. Позвонила Мадине. Ответа не было. Тогда я позвонила подружке своей, которая в парикмахерской работала. Она ответила сразу:

– Риана, ты? Я не успела предупредить. Мадина в больнице, сердце заболело. Вылечат не раньше, чем через десять дней.

– А деньги? – спросила я, уже понимая, какой будет ответ.

– Всё только когда её вылечат. Не волнуйся, она человек честный, всё отдаст, до последней монетки.

– У меня сейчас и этой монетки нет… – пробормотала я.

– Могу занять немного, но только через два дня. У самой денег почти не осталось, жду родителей, чтобы помогли на эти дни. Прости, времени нет больше. С наступающим!

– С наступающим… – ответила я замолчавшей коробочке связи.

Что же делать? У меня хорошо если на хлеб и молоко хватит, а впереди две недели праздников, да и потом… Мадине я желала здоровья – она на самом деле человек честный, – но когда ещё выздоровеет. А больше никто не возьмёт на работу шестнадцатилетнюю девчонку.

Я брела по улице, не чувствуя холода. Что же мне делать? Никто сейчас не поможет… Но можно попросить помощи у Славика! От этой мысли на душе потеплело. Славик – это Славик. Он никогда не предаст. Я улыбнулась и отправилась к нему.

Окна квартиры, которую он снимал в большом, на много этажей, доме, светились, но коробочка связи, через которую у нас хозяева открывают двери гостям, чтобы не спускаться вниз самим, почему-то молчала. Я позвонила трижды – тишина.

Что произошло? Он ведь собирался сегодня гостей позвать. Я вот и платье приготовила. Мы договаривались Новый год вместе отпраздновать. Неужели заболел и не может ответить? У него один раз такое случилось. Простыл так, что потерял сознание. Повезло Славику, потому как в это время соседка лекарства принесла, увидела, что он без чувств. Она меня и вызвала тогда. Я со Славиком несколько дней сидела, лечила его, едва работу не потеряла. А сейчас что?

***

Ина вздохнула. Может, лучше не читать дальше? Книжка, кажется, для взрослых. Но ведь ничего такого пока нет. А читать интересно.

И забавно, что неизвестный автор постоянно сбивается на современный язык. Будто хочет сказку рассказывать, а пока не умеет. Наверно, историю писала та самая Риана, а ей, получается, шестнадцать лет было. А кто в школе умеет такие длинные истории рассказывать?

Девочка снова наклонилась над тетрадью, но внизу раздалось хлопанье двери и весёлый папин голос:

– Ина, ты дома?

Она быстро сунула тетрадь под стопку журналов и, осторожно притворив дверь на чердак, сбежала вниз.

Весь остаток дня Ина была занята всякими мелкими, но необходимыми делами. То обед папе разогреть, то посуду вымыть, то в магазин за хлебом сбегать. Тут не до чтения. А вечером на чердак не пойдёшь, там ведь нет лампочки.

***

На следующий день мама ненадолго отпросилась с работы, а у папы из-за накладок с графиком появилось «окошко», поэтому все собрались навестить бабу Валеру.

Больница стояла в небольшом парке, в котором гуляли выздоравливающие и их родственники. Бабе Валере тоже разрешили прогуляться, но рядом с крыльцом и в сопровождении родных. Мама пошла помочь ей выйти на улицу, а папа с Иной ждали в парке на лавочке, радуясь тому, что погода пока совсем летняя.

Баба Валера вышла подтянутая, в старом, но прочном спортивном костюме. Высокая, сухощавая, с пышными седыми волосами и совсем не дряхлая, она выглядела лет на двадцать моложе своего возраста. Отчасти и потому, что терпеть не могла халатов, считая их ношение халатным отношением к жизни.

Она радостно поздоровалась с Иной и папой и села на лавочку, щурясь на почти осеннее уже солнышко.

– Как вы живёте-можете? Какие новости? Как дом?

Ина, которую бабушка и спрашивала, начала рассказывать. Дом ей нравился, к городу постепенно привыкает, но одной без друзей плохо.

– Скоро школа начнётся, – ласково улыбнулась бабушка Валера, – там наверняка с кем-нибудь подружишься. Но что по старым друзьям скучаешь, это хорошо. Дружбу забывать не надо. Я вот своих друзей помню…

Бабушка ненадолго замолчала, немного погрустнев. Она была такой старой, что пережила почти всех своих ровесников и теперь только вспоминала о тех, кто был рядом с ней всю жизнь.

Но долго грустить она не любила, считая, что если о людях помнят, то они живы. Больше её интересовало, что делает Ина. И она просила никуда далеко от дома не отходить, пока она, бабушка, будет лечиться. Только в школу и в магазин. Ина пообещала, сказав, что всё равно гулять одной скучно, поэтому она сидит дома и читает.

Родители переглянулись между собой, мама попросила Ину сходить в видневшийся за воротами больницы небольшой магазин и купить всем воды.

когда Ина ушла, мама встревоженно спросила:

– Вызов был из-за неё? Что-то плохое?

Бабушка успокаивающе улыбнулась и положила сухую ладонь на руку мамы:

– Не волнуйся, Сашенька. Если бы это было что-то очень серьёзное и опасное, я бы сразу вам сказала. Я знаю только, что вам лучше жить здесь. И Ине пока не стоит далеко уходить от дома. Меня тут до конца сентября держать собираются, а так бы я за Иночкой присмотрела. Не бойся, вызов не всегда о плохом говорит. И в этот раз опасности особой нет.

– Но какая-то есть? – уточнил папа.

– Она всегда есть, у всех. Но тут что-то другое, я понять не могу. Не опасность и не добро, а… Не знаю. Иночка возвращается.

***

На чердак Ина смогла прийти только на следующий день, когда родители ушли на работу. Скоро начнётся учебный год, времени на чтение почти не будет, лучше сегодня дочитать, что же там случилось со Славиком и причём здесь попугай.

Ина зашла на чердак. Из окна падал тусклый свет, вокруг валялись старые журналы. Ина нашарила под ними тетрадь и села к окну, не открывая её, а задумавшись о том, откуда на чердаке эта рукопись. Может, осталась от старых хозяев? От тех, кто владел раньше этой половиной дома? Тетрадь не особо большая, могла затеряться среди журналов, а при ремонте их не выбросили. Родители и дедушка Гриша никогда не выбрасывают книги, журналы же эти – старые, которые назывались «Роман-газета», и в них печатали какие-то книги. Ина знала об этом, потому что у прадедушки Луки такие журналы стояли на полке, переплетённые в самодельные обложки. И дедушка этими журналами очень дорожил. Вот и здесь их никто не выкинул, просто сложил на чердаке. А тетрадь в мягкой обложке, её легко не заметить.

Мысли поменялись. Куда деть тетрадь? Если родители увидят её, то заберут и скажут, что чужие записи читать нельзя. Но это же не дневник! Это что-то вроде сказки. Но если даже так, то сказка не для детей, как подумают родители. А Ине интересно, что будет дальше. Значит, тетрадь надо спрятать. И здесь, на чердаке, а не в своей комнате.

Ина оглядела чердак, нашла взглядом щель между балками, и решила убрать тетрадь туда. Но сейчас хочется читать.

***

Из дома, смеясь, вышли люди, и я успела проскользнуть внутрь. Старый подъёмник повёз меня наверх. Вот и его дверь. Из-за неё раздаётся громкая музыка. У нас, как в Срединном мире, умеют записывать звуки на особые предметы и потом продавать их тем, кто хочет послушать музыку или красивое чтение.

Я позвонила. Дверь распахнулась. На пороге стоял Васёк, один из приятелей Славика, с которым у меня были не особо дружеские отношения. Васёк наглый и грубый, может и обмануть, и подлянку сделать.

– Тебе чего? – удивлённо спросил он.

– Славика.

– Его нет. И не будет. Разве он тебе не сказал? Он к родителям уехал, ещё позавчера. Квартиру мне оставил, теперь я её снимаю.

– Как уехал? – Я вообще ничего не могла понять.

– Насовсем. Иди, не мешай праздновать, а? У меня девушка есть, мне скандалов не надо.

В этот момент из глубины квартиры выглянула незнакомая девушка в красивом, но очень открытом платье. В таком по улице не пойдёшь, а вот на праздник надеть можно.

– Кто там, Вась?

– Никто, ошиблись квартирой.

И он захлопнул дверь.

Я стояла, второй раз за день оглушённая произошедшей катастрофой. Денег нет. Славик… бросил… Если бы я ему была нужна, он бы позвонил, сказал хотя бы, что уезжает.

Я побрела к подъёмнику. В это время он открылся, из него вышли несколько ребят. Когда я заходила в кабинку, за спиной раздалось: «Кто это?» – « Бывшая Славкина. Малолетка. Не давала ему даже целоваться, он уже не знал, куда от неё деться, хорошо, род…»

Подъёмник загудел и поехал, конца фразы я не услышала. Но и этого мне хватило. Получается, что Славик от меня хотел… А я думала, что он меня любит, бережёт. А он хотел…

***

Ина стукнула кулачком по коробу. Вот гад! Но и ей мама говорила, что такое бывает и надо быть осторожнее. Риане очень повезло, что он её не тронул.

Но что же дальше? Ведь это только начало. И причём здесь попугай?

***

Почти не помню, как добралась до дома. Шла, одолеваемая тяжёлыми мыслями и ничего не видя вокруг. Я не чувствовала, что на улице метёт, снег бьёт в лицо, ноги замёрзли в старых протёртых сапогах. Нет, последнее запомнила, потому что хотела с праздничной зарплаты купить себе новые. Не у родителей же просить, им и так тяжело, сестрёнке маленькой много чего покупать надо.

***

Ина поёжилась. Показалось, что чердак внезапно превратился в холодильник. Лицо обожгло снежной крупой, ноги замёрзли.

Девочка отложила тетрадь и встала. Вскоре она вернулась, укутанная в плед и со стаканом травяного чая и ватрушкой. Так теплее.

***

Дома пришлось вернуться в реальность. На часах шесть вечера, еды почти нет, денег нет, никого нет. Родственница, у которой я живу, ещё вчера уехала к родне. У меня из всего праздничного набора только ёлочка в углу. Но не иголками же мне питаться…

Я заставила себя принять горячий душ. Замёрзла так, что не чувствовала этого. Но после душа немного ожила. Если совсем скисну, целый год буду такой. Лучше встретить новый год хотя бы при параде.

Достала праздничное зелёное платье, Которое берегла как раз на этот день. Только думала, что надену его на вечеринку, которую собирался устроить Славик… Не собирался. Врал. Но платье есть, так что плевать на всё! Буду праздновать назло ему!

На столе стояли стакан с горячим травяным чаем – это моё вино, – маслёнка с кусочком масла и подсохшим сыром – вместо запечённой курицы, и тарелка с нарезанным батоном и неожиданно сохранившейся с завтрака ватрушкой. Отличный новогодний стол!

В окно ветер бросил заряд снега. Метель всё сильнее, как раз мне под настроение. Ещё и Снежную Королеву в гости ждать, что ли, вдобавок ко всем сегодняшним бедам? Только вот не расколдую я холодное сердце Славика… Хватит о нём!

Я вытерла слёзы и взглянула в незанавешенное окно. И сначала не поверила своим глазам. На подоконнике, цепляясь лапками за обледенелую жесть, сидел большой взъерошенный попугай. Я моргнула, помотала головой. Не помогло. Попугай прижимался клювом к стеклу и весь раздулся от вздыбленных пёрышек. Холодно ему зимой-то.

Я наконец поверила своим глазам и распахнула форточку.

– Цып-цып-цып. – Глупо, наверное, звучит, когда человек зовёт попугая как курицу. Но летающий в новогоднюю метель зелёный попугай выглядит не менее глупо. Наверное удрал от кого-то из соседей. Околеет он там, южная птичка.

Он взлетел на форточку, оглядел меня высокомерным взглядом неожиданно синего глаза и слетел на стол. К батону с маслом.

***

Ина фыркнула, представляя себе эту картинку. Интересно, а она бы что сделала, если бы к ней на Новый год попугай прилетел? Большой, не обычный волнистый или корелла, как у Мирославы.

Вдруг она вспомнила, что на чердаке тоже была птица. И показалась Ине зелёной. Но это просто совпадение. Обычная ворона. Или даже ворон.

***

– Эй, это моё, – осторожно сказала я, чувствуя, что происходящее становится совсем бредовым. Пятнадцатилетняя девчонка встречает Новый год в компании прилетевшего вместе с метелью здоровенного зелёного попугая. Кому скажешь – ответят, что пьяная. А я вообще ничего спиртного не переношу, аллергия у меня на такое. Даже на ватку со спиртом крапивница высыпает. Но с попугаем что делать-то?

Он сидел на столе и смотрел на меня то одним, то другим глазом, И глаза синие, словно сапфиры. Изумруд и сапфир. И золото. Стоп! Какое золото?

Я присмотрелась. На лапке было золотое колечко с какими-то камушками. Ничего себе птичка! Ты что, от богача какого-то удрал?

Я заглянула на кухню и пошарила по полкам шкафчика. Ага, есть пшёнка. И остатки сухофруктов. Как я о них забыла? Вместо конфет шоколадных поставила бы. Но вовремя нашла, как раз и добавлю к сервировке. И попугаю дам.

Я протянула ему кусочек сушёного яблока, боясь, что он вместе с яблоком цапнет палец, но всё оказалось хуже. Эта подлая птица взлетела со стола и неожиданно долбанула меня клювом по лбу. А клюв у него здоровенный и такой твёрдый! Как молотком прилетело. Последнее, что помню – горящий на колечке этой скотины камень.