Читать книгу Эгосистема - Татьяна Бурдакова - Страница 1

часть первая.
я

Оглавление

река замёрзла. ходишь по реке,

а под тобой – невидимые залы.

на льду сидит рыбак-абориген

в огромной шапке, будто в парике,

и хмуро глушит местную марсалу.


над нами, на высоком берегу,

молчат о прошлом три многоэтажки —

вот так и я о нём не изреку

ни слова: я отныне берегу

слова, пускай они пустые даже.


всё было, всё звучало – и ушло,

а значит, говорилось без желанья.

снежинка тихо падает на лоб.

и жизнь моя срывается в галоп

отпущенной на волю тонкой ланью.


мне стало хорошо на всей земле,

но здесь, где дом, всего светлей и лучше.

победой завершаются семь лет.

на смену им, худющим, как скелет,

приходят семь других, больших и тучных.


ни крика. ни движенья. только снег

и дальний звук чего-то неземного…

рыбак, плюясь, жуёт дешёвый снек —

а я парю над миром, как во сне,

и никуда не уезжаю снова.


01/02/2019

роняют утренние турки

слезу на гладь электроплит.

в раю не будет драматургов —

откуда там, в раю, конфликт?


не будет бардов и поэтов:

им нечем мучиться в раю…

меняй прижизненное кредо

и будь как все в твоём строю.


но ты всё так же в смыслах рыщешь,

терзаешь старый Ibanez —

и веришь, что однажды Рыжий

поставит лайк тебе с небес…


а там, у Господа в приёмной,

держа в худых руках цветы,

сидят, ссутулясь, миллионы

таких же пишущих, как ты.


15/04/2017

когда столкнёт тебя во тьму

твой постаревший, бледный ангел,

я с Ярославского возьму

один билет – до Лабытнанги.

и буду с горечью смотреть,

как навсегда уходит в небо

моей судьбы лихая треть,

в которой ты и был, и не был.


маршрут любовью опалён.

горит Москва, горят Мытищи

и полустанки без имён,

где мы бродили в темнотище…

и ненасытная тоска

меня возьмёт на верхней полке —

а после чмокнет у виска

и будет гладить под футболкой.


всем воздаётся по делам.

мне – дали щедрою рукою

одну иллюзию тепла

и только видимость покоя.

электровоз уткнётся в снег,

мороз навешает пощёчин…

здесь небо ниже, чем в Москве —

а значит, путь к тебе короче.


03/09 – 19/09/2017

Курский вокзал

наши с тобой отношения – Курский вокзал:

здесь поезда подают не на путь, а в тупик,

здесь не единожды кто-то кого-то бросал,

вновь вынуждая крутить на повторе «Don't speak».


здесь, как и в доме твоём, как и в мыслях твоих,

вечные толпы случайных и странных людей.

их разогнать бы, оставив перрон нам двоим,

но – не получится, сколько, увы, ни потей.


горьковской ветки пейзаж – откровенно горчит:

сплошь пустыри, недострои – ни леса, ни рощ…

лишь облака над полями, как клочья парчи,

и равнодушно вагоны проносятся прочь.


вот бы и мне научиться такой простоте:

ехать упрямо – и пусть под откосом хоть бой.

только бы ты в том же самом вагоне сидел.

Бог с ним, что с Курского. главное – чтобы с тобой.


12/02 – 08/03/2017

Детское стихотворение

вопрос: «Ты же любишь его?» – будто нож в воспалённую мякоть.

не мне, разодетой, обласканной, что-то о вечности вякать…

безбашенный нуль возле двойки сменился серьёзной девяткой.


мазут и смолу к тридцати заменили coco & vanilla.

всё стало легко, предсказуемо, традиционно и мило…

но сердце, как шавку дверьми, паровозным гудком защемило.


ты, Боже, крестил бесконечными рельсами тёплые шпалы —

чтоб люди рыдали, по ним возвращаясь домой после бала,

а память столовыми ложками злые флэшбэки хлебала?!


платформа родная окутана дымом, как кружевом белым.

я тронулась. буду закусывать «Джека» ранетом неспелым —

и думать о том, что ни разу ему под гитару не спела.

как много не сделано: фото и видео, мото и вело…

мы странно любили друг друга – жестоко, грешно, неумело.

на верфи любви не пускают бедовых таких корабелов.


дворняга-луна улыбается, зубы далёкие скаля.

вопрос: «Ты же любишь его?» – так и прыгает между висками.

фисташки и чипсы, Петкун и Арбенина, Малдер и Скалли —

и хочется в детство, в тринадцать. и чтобы тебя не искали.


12/05/2017

а поехали завтра в Питер?

так, как будто мы снова вместе.

с этим вечным: «Вы спите, спите…»,

пробираясь впотьмах до места.


и с вокзала – на Петроградку.

снимем номер – давай повыше?

пронесём коньячок украдкой —

и лимон, чтобы есть, не выжав.


а давай превратимся в нас же —

только юных, двадцатилетних.

никого не впуская в наше,

не воскреснем в московских сплетнях,


и сойдёмся с тобой мостами,

и сольёмся, как дым с Невою…

на холодном моём татами

как скучать по тебе, не воя?


…подмосковная ночь седеет,

поезда голосят тревожно.

в голове – ни одной идеи,

как ослабить печали вожжи.


без тебя мне коряво, душно.

не с тобой мне противен Питер.

от любви размокают души —

но блажен, кто свою не вытер.


04/09/2016

между линий холодных и волглых

набредя на прокуренный паб,

за «Василеостровским» и воблой

понимаешь: ты больше не слаб.


поднебесный полуночный штапель

разошёлся, где месяц, по шву…

наглотаться бы облачных капель —

тех, что выльются завтра в Неву.


в петербургское светлое небо

полетев с разводного моста,

окунуться бы в чей-нибудь невод —

и с утра петербуржцем восстать.


ночь. вода набирается в кеды,

липнут к мёрзлым рукам рукава…

ты – счастливый, ты с кем-то и где-то:

петербургская жизнь такова.


а с утра, подъезжая к вокзалу,

и не вспомнишь, как ночью промок:

только губы, немея, лобзают

это небо, и рельсы, и смог.


03/08/2016

я раздражаюсь, если шепчут,

и не люблю, когда кричат.

не понимаю тех, кто жемчуг

несёт к ногам неверных чад…

я против правды хамоватой,

но вряд ли выберу и ложь,

и не ломлюсь в сердца с бравадой,

не сняв запачканных галош.

а ночью тихо так сидится

у подмосковного окна…

мне не успеть другой родиться —

ведь жизнь давно уже дана:

с шумящим клёном у подъезда,

с тревожным звуком поездов,

с бокалом Chianti – чая вместо…

а небу слышен каждый вздох:

он оглушительнее крика

и внятней шёпота в тиши.

и жизнь не скажет: «Повтори-ка?..»:

с тем, как вздохнул, и будешь жить.


02/08/2016

в электричке играл скрипач —

в старом платье, с лицом Шагала.

что поделать: смычком рыбачь,

если денег в кармане мало.


как известно, сердечный путь

не приносит богатой дани —

и окажешься где-нибудь

в придорожном кафешантане.


только, мама, прости его,

что себя не укрыл от бедствий:

мне взойти бы на эшафот

к этой музыке, бьющей в сердце.


так играй же, играй, скрипач,

чтобы память изнемогала…

а лицо уже красит плач

с яркой дерзостью Фриды Кало.


25/08/2016 – 2017

Италия та же, прежняя:

лимонное солнце, день —

и море счастливых грешников

барахтается в воде.


в хмельном многолюдном Римини,

среди городских утех

я – только турист без имени,

безликий «один из тех».


судьба ты моя зелёная,

всё маешься по краям…

а дома – скамья под клёнами,

сосед, как обычно, пьян,


колышется штора тонкая

на старом окне моём,

и по-деревенски окает

знакомый его проём.


сентябрь всё осязаемей,

особенно по ночам.

над улицей, над казармами

луны бронзовеет чан…


дорога у нас железная

тревожней, чем здесь, стучит…

и неба родного бездну я

у сердца держу, как щит.


28/08/2016, Римини

К.

мне сегодня приснился ты.

мы смотрели вдвоём на город

с ослепительной высоты.

самолётной дугою вспорот,


плыл сиреневый неба клок,

целовались под нами ели…

без скандалов, без всяких склок —

по-другому и не умели


никогда –  мы прощались. нет,

не стыдись, ты при мне не плакал:

в этом тёплом, заветном сне

ты, весь вспыхнув, сказал: «Во благо!»


а осенний, тягучий дым

полз уже по окрестным крышам,

растворяя в себе черты

двух: брюнета и ярко-рыжей.


я шептала: «Не помни зла.

Может статься, что пожалею —

только я ведь тебе несла

слёзы, муки…» – а ты, шалея


от запястий моих, от губ,

плеч, перчаток, духов, сапожек,

думал: «Вор ли я, душегуб,

чтобы так  меня мучить, Боже?»


и квартира до темноты

тонет, тонет в британском роке.

с кем теперь, перейдя на «ты»,

ты шатаешься по дорогам?..


наше прошлое – водевиль,

не хватило меня на драму.

ну и пусть. ты меня любил.

и не помнить об этом – странно.


02/10 – 04/10/2016

ты могла бы исправить, конечно, свой милый неправильный прикус —

чтобы горла чужие прокусывать ловко, в один удар.

каждую осень летать на неделю-другую в Ригу с

богатым супругом: он был бы блудлив и отчаянно стар…


возможно, и стоило стать бы холёною барской женою —

такой, что теряли бы голову напрочь чужие мужья…

но где тогда ты – эта девочка с нежной косою ржаною,

что в зеркало смотрит – и шепчет: «Ведь это по-прежнему – я…»?


семинары по логике, преподы по непослушной гитаре…

миллионы падений, надломленный сахар тяжёлых побед —

и подарок: любовь – только в хрупкой, неправильно выбранной таре,

что ломалась под будничной тяжестью купленных в «Конверсе» кед.


неизбежная казнь, которую взяли и вдруг отменили,

убирая пригревшийся ствол от твоей помертвелой башки,

очень быстро счищает с души все обиды, истерики, гнили.

прикурив от обреза, сентябрь сурово командует: «жги


неудачные рифмы, толстенные кипы плохих фотографий,

непочатые письма от старых, не очень-то добрых друзей…

всех, кто в жизни когда-то от ярости тайной тебе не потрафил,

собери воедино – и гордо, без дрожи и боли рассей


над дырой в своей скрюченной памяти». кончено. браво. навеки

нет ни тёмного прошлого больше, ни напоминаний о нём.

разводные границы манящих италий, испаний, норвегий

рады стать твоим завтрашним радостным, в вечность отправленным днём.


если ум не ночует в твоей голове в вечно юные двадцать —

непременно, воскреснув на плахах, вернётся в неё к тридцати.

ты тогда уже будешь по имени-отчеству длинному зваться,

не с портвейном гулять, а коньяк в ресторане неспешно цедить —


ну и пусть. на зеркалки-глаза накрути все свои субъективы —

и смотри в этот мир, как в огромный общественный калейдоскоп:

он прекрасен, затейлив, незыблем, и всё в нём – и чудо, и диво,

и в улыбке его нет холодных, искусственных брекетов-скоб.


22/09/2016

помнишь ветреный, томный юг?

полусладкий дурман недель…

там, на лавочке, между юкк,

ты мне пел, как всегда, «Метель».


в бухте плавились корабли,

дул норд-ост с потемневших гор.

сколько счастье, увы, не дли —

век его, словно поезд, скор.


лазуритовой тьме морской

чужды пляжи и ресторан.

в толще вод всё шумит тоской

кровь из старых сердечных ран.


на глубоком песчаном дне,

о моллюсках своих забыв,

помнит быль о тебе и мне

россыпь раковин голубых.


будет снова большой прилив.

берег примет ракушек вал.

как вечерний базар криклив!

нас он так же когда-то звал,


напоследок прося купить

хоть какой-нибудь сувенир:

с ними памяти злая нить

как-то чище, ясней звенит.


на прилавке, среди красот,

прославляющих Геленджик,

между вин и медовых сот

чудо-раковина лежит.


там, внутри, не морской прибой,

не томленье холодных волн:

в ней – далёкие мы с тобой,

голосящие в микрофон.


как мы пели на берегу! —

Цой, ИвАнов, Шахрин, Шевчук…

выползая на перекур

из убогих своих лачуг,


нам торговцы кричали: «Бис!»

всякий, помнящий счастье, мудр.

привези же мне, не скупись,

с моря нашего перламутр.


17/09/2016, Геленджик

Закройщик

под деревьями, у дороги,

у Садового у кольца,

чахнет вывеска: «У Сёреги.

Здесь латают и шьют сердца».


дверь старинная – где же взяли

после долгих лихих годин?

а за стойкою – сам хозяин,

синеглазый, худой блондин.


сколько разных клиенток было

в этом маленьком ателье!

души многих – как комья пыли

после пройденных сотен лье…


но Серёга, умелый мастер,

сердце каждой готов чинить.

здесь заплата – обрезок страсти,

Эгосистема

Подняться наверх