Читать книгу Таня, Рита и Рыжик, или Повесть о рыжем котенке - Татьяна Дорохова - Страница 1

Рано утром, в самом начале сентября, во дворе пятиэтажного дома, на одной из центральных улиц города, неизвестно откуда появился маленький котёночек, которому, судя по его размерам и вообще по всем остальным признакам, от роду было чуть больше двух месяцев. Беленькое, напоминающее аморфный треугольничек, пятнышко на грудке, беленькие миниатюрные носочки на передних лапках – в остальном рыжий, огненно пламенеющий, не так уж часто встречающийся окрас. На фоне грязно-серого асфальта он выделялся своей броской яркостью, привлекавшей взгляды многих прохожих. Знатоки и ценители кошачьего сообщества, не раздумывая, отнесли бы его к самой простенькой, обыкновенной породе, – одним словом, к разряду что ни на есть непородистых кошек. Для них рыженький принадлежит к не элитной, мало знатной породе. Это, конечно, не совсем так. Он по-своему красив, приятен, так и хочется остановиться, погладить его и сказать нежное, ласковое слово. На него смотришь с большим и трогательным умилением, и в душе человеческой в этот момент, хоть на один миг, на одну секунду, просыпается, невзирая ни на какие жизненные превратности, тёплое и доброе чувство к этому малюсенькому и милому существу.

Жильцы дома, торопившиеся на работу, с глубоким состраданием оглядывались на него, те, кто почерствее сердцем вообще не обращали на него ни малейшего внимания. Некоторые останавливались и с жалостью смотрели на жалобно мяукающее, слабенькое существо и приходили, не сговариваясь, к одному и единственному выводу: кто-то поступил очень жестоко, выбросив котёнка на улицу. Те жильцы, которые не сильно торопились на работу и выходили из подъезда не торопясь, степенно, подходили к плачущему котёночку, стояли возле него по несколько минут, выражая на своих лицах угрюмое, с примесью скорби, сочувствие. Смотрели с безмолвным и глубоким соболезнованием и вместе с тем с горьким и справедливым упрёком к тому представителю рода человеческого, который так бесцеремонно, бессердечно, жестоко вышвырнул на произвол судьбы такую беззащитную даже перед самой паршивой козявочкой малявочку. Сердобольные женщины, глядя на испуганного и призывно мяукающего, явно просящего о помощи котёнка в один голос говорили, что он не из их дома и выражали твёрдое мнение, что его принесли откуда-то со стороны. И ещё сходились на мысли: в их доме нет таких немилосердных, жестоких людей. Этот котёночек – подкидыш. Кто-то, видимо, рассчитывал на то, что найдутся, в конце концов, добрые люди и возьмут его к себе домой. Сам он не мог добраться сюда, потому что слишком мал и слаб.

Людмила Петровна, женщина лет тридцати пяти, с мягкими, спокойными чертами лица, подошла к малявочке, присела рядышком и погладила её по головке, потом по спинке, провела пальцами по хвостику в чем-то схожем с маленькой, еще не выросшей морковкой. Котёночек сразу перестал мяукать и с радостной, видимо, долгожданной надеждой прижался к тёплой, вкусно пахнущей ладони женщины, приткнулся к ней своей кругленькой мордочкой, доверчиво упёршись в неё головкой, всем своим миниатюрным, будто игрушечным, тельцем, пытаясь найти приют и тепло. Котёнок успокоился и тихо замурлыкал. Потом Людмила Петровна взяла котёнка за холку двумя пальцами, приподняла и присмотрелась к нижней части пушистенького брюшка. Когда малыш задёргался задними ножками, опустила его на прежнее место и с умилённой улыбкой сказала: «Котик!» – и опять начала гладить его по головке и по спинке.

– Какой же ты хорошенький, такой маленький, миленький, – казалось, хотела она вложить в свой голос всю женскую мягкость и теплоту. – Ты хочешь кушать. Я знаю, но я не могу сейчас ничего тебе принести. Я тороплюсь на работу. Мне надо учить маленьких несмышлёнышей. Таких же почти, как ты. Некогда мне сейчас возвращаться домой. Ты понимаешь меня? – виновато улыбнулась она. – Если я вернусь, то опоздаю на работу. Потерпи немного. Придут девочки из школы и накормят тебя. Обязательно накормят. Крошечка, малявочка рыженькая, – и её пальцы со спинки перешли на хвостик.

Взглянув на свои ручные часики, Людмила Петровна поднялась с корточек и очень быстро, часто стуча по асфальту каблучками туфлей, ушла от Рыжика. Пройдя несколько шагов, всё-таки обернулась и помахала ему ручкой.

Подняв торчком хвостик, растопырив ножки, слегка задрав мордочку, котёнок удивлёнными круглыми глазками смотрел на женщину и ему страшно хотелось побежать за ней.

В той ласке, которую котёнок только что испытал на себе, он учуял что-то знакомое, похожее на то, что проделывала с ним Людмила Петровна. Конечно, он не заметил, что на ней был очень красивый серый костюм, сшитый по её фигуре, красивая розовая кофточка, большие бусы, в руке была коричневая сумка с книгами и тетрадями. Ничего этого котёночек не приметил. Когда Людмила Петровна, помахав ему ручкой, скрылась за углом дома, он остался один посреди большого пространства, которое называлось двором. Молча, неподвижно застыв на одном месте, он с явным сожалением провожал эту ласковую, добрую женщину. Но ощущение того, что от неё исходило, то, как она долго и ласково поглаживала его, будоражило его неокрепшую, слабенькую память в том направлении, что такое уже когда-то было, что он переживал такие приятные моменты в своей жизни. И он вспомнил маленькую хозяйку, которая совсем недавно ухаживала за ним, также поглаживала головку, спинку, хвостик. И женщина, которая подошла и нему, и маленькая хозяйка одинаково ходят на двух ногах, имеют по две руки, ласковые и приятно пахнущие, только вот женщина повыше, посильнее, голос у неё немного покрепче, посильнее. А в остальном всё одинаково. Котёнку было очень досадно и непонятно, почему большая женщина так неожиданно перестала его поглаживать, говорить тёплые слова и вдобавок ко всему внезапно от него ушла. Проводив грустными глазками Людмилу Петровну, он медленно, стараясь сообразить, в какую сторону лучше податься, неуверенно потопал к высокой старой липе, буйно разбросавшей во все стороны густые пышные ветви и выросшей намного выше пятиэтажного дома. Котёночек был настолько мал, что всякая, даже самая незначительная неровность на дворовом асфальте представляла для него труднопроходимое препятствие. Он спотыкался, валился на бочок, когда по неопытности и по незнанию местности попадал в какое-нибудь малюсенькое углубление или натыкался на мизерную кочку, малюсенький камешек, – и для того, чтобы выбраться на ровное, открытое место, приходилось прилагать поистине невероятно отчаянные усилия. Но до липы всё-таки доковылял. Облюбовал возле неё солнечное местечко и притулился к её толстой, потрескавшейся, шершавой коре. Приподняв мордочку, к чему-то пристально присмотрелся. Он улавливал многочисленные звуки, доносившиеся из громадного пространства двора, шумного большого города, широко раздувал розовенькие ноздри, с жадностью принюхивался к различным запахам, витавшим по всей округе. К запахам принюхивался не по чистой случайности и не от любопытства. И не от нечего делать. Оказывается, за высокой стеной, смонтированной из бетонных плит, находилось большое кафе, и от него вместе с дуновением утреннего ветерка приходили ужасно приятные кулинарные запахи. Его перестали интересовать звуки. Запахи оказались намного важнее. Котёнок хотел есть. Поэтому нетрудно представить его желание как можно ближе быть к этим волнующим, манящим, дразнящим ароматам. В недрах его маленького существа начинал пробуждаться первородный инстинкт самосохранения: захотел есть – отправляйся немедленно на поиски еды. И надейся только на себя, на свою настойчивость  и смекалку. Найдёшь что-либо съестное – значит, счастливчик, будешь жить, не найдёшь – пеняй на себя. Подгоняемый голодом и не переставая водить по ветру крошечными дырочками ноздрей, он отошёл от ствола липы и поковылял к серой бетонной стене, из-за которой без конца плыли приятные, уж очень аппетитные, раздражающие запахи. Он тянул нос навстречу этим запахам и шёл точно по курсу, будто его тянули за невидимую верёвочку к тому месту, где скрывалось его кошачье счастье. Котёнок жадно вдыхал воздушные струи, в которых угадывался, улавливался дурманящий запах говяжьих котлет, куриного бульона и многих других лакомств, которых ему удалось отведать во время проживания в уютной и тёплой квартире. Но там не надо было водить носиком в разные стороны, чтобы догадаться, откуда плывут приятные запахи. Стоило только протопать в укромный уголочек – там всё для него уже было заранее приготовлено: в пластиковых блюдечках – молочко, сметанка, водичка и что-нибудь ещё – малюсенькие кусочки варёной колбаски, картошки, мягкой рыбки. Хорошо жилось. Есть что вспомнить. На всём готовом. А сейчас жизнь круто изменилась в худшую сторону, в одно мгновение обернулась своей самой чёрной, самой безотрадной и даже трагической стороной. Конечно, котёнок не знал, не догадывался, почему так получилось, кто подбросил ему такую грандиозную подлость, кто повинен в том, что он остался один на один с неприветливым, странным, зачастую с жестоким миром. И в его воображении снова стали вырисовываться черты маленькой хозяйки, которая наполняла блюдечки молоком, сметанкой, водичкой и другими лакомствами. Он часто сидел у неё на коленочках, она гладила его своими теплыми, мягкими, всегда вкусно пахнущими ладошками, он безмятежно мурлыкал, слушал её напевные, нежные слова, сонно жмурился, затем сладенько засыпал, уткнувшись носиком в её пальчики. И куда всё это исчезло?

Котёнок подошёл к бетонному основанию серой стены, остановился перед её мрачной, зловещей неприступностью. Кухонные волны ещё сильнее растравляли обоняние своей сладостной привлекательностью. На унылом фоне тупо-бездушной стены он казался ещё меньше, чем на самом деле, ещё бессильнее, беззащитнее от всего, что окружало его. Раздувая ноздри, котёнок прикоснулся нежно-розовым носиком к веществу из песка и цемента, энергично обнюхал ближайшее пространство, а потом осторожно, боязливо прикоснулся к нему кончиком розовенького язычка. Вещество стены ничем не пахло, не обнаружило в себе совершенно никакого вкуса, а запахи из кафе между тем всё залетали и залетали в нос слева, справа, сверху, откуда-то снизу. Они всё сильнее и сильнее раздражали, даже злили его и непомерно разжигали, усиливали ощущение голода и неотступное желание хоть что-нибудь съесть. Последний раз котёнок ел три дня назад, вечером. Съел кусочек варёной колбаски, полакал водичку из пластиковой тарелочки – и всё. Больше ничего не ел – не хотелось. Утром, едва взошло солнце и своим радостным светом хлынуло в большие окна квартиры, он прибежал к тарелочкам: он прекрасно усвоил, что в это время в них уже было что-нибудь вкусное. Но в тарелочках к его изумлению ничего не было. Они оказались совершенно пустыми. На этот раз в них ничего не оказалось. Он обнюхал линолеум, сделал несколько кругов вокруг тарелочек в поисках пищи, затем опять подошёл к ним, обнюхал их, облизал все донышки, краешки: видимо, надеялся на какое-то чудо – а вдруг в них что-то появится. Но тарелочки оставались пустыми. Потом котёнок услышал тупые, тяжёлые шаги, которые приближались прямо к нему. Он насторожился и в тоже время обрадовался, предвкушая вкусный завтрак. На кухню пришла большая хозяйка, которая часто на него истерично кричала, топала ногами, размахивала руками вокруг головы и даже била его. Маленькая хозяйка, которую он безмерно любил и всегда ждал её, куда-то исчезла. Не было слышно ни её шагов, ни её нежного, приветливого голоса. Где же она? Кто знает? Как бы он хотел, чтобы она сейчас находилась рядом с ним. Он не знал, что в это время, кроме воскресенья, маленькая хозяйка уходила в школу. Котёнок приподнял головку и увидел над собой заспанное лицо большой хозяйки. И чуточку пискнул, облизнулся: надеялся, что в тарелочках сейчас появится что-нибудь съедобное. Хоть что-нибудь! Однако надежды не сбылись. Им не суждено было сбыться.

– Что пищишь? Не пищи! – услышал котёнок бессердечный голос большой хозяйки. – Ничего не дам! И не жди!

После всех грубых слов большая хозяйка наклонилась, грубо и бесцеремонно схватила его рукой и сжала так сильно, что ему стало тяжело дышать. Но, несмотря на это, ему очень хотелось лизнуть её ладонь, от которой исходило согревающее тепло и пахло какой-то вкуснятиной. Но лизнуть её руку не представлялось никакой возможности. Так крепко сжимала она его слабенькое тельце. Котёнок несколько раз жалобно пискнул, подавая сигнал, что такое обращение с ним ему не нравится. Затем предпринял попытку избавиться от навязанной неволи, от насилия и для этой цели приподнял отвисшие задние лапки, ища точку опоры, но рука большой хозяйки так сжимала его, что освободиться от неё явно не хватало силёнок. Большая хозяйка вышла из квартиры, спустилась по лестнице на улицу и, продолжая сжимать его тельце какими-то тисками, двинулась в неизвестном направлении. Шла долго. Котёнку уже стало невмоготу переносить такое тяжкое испытание. Хотелось освободиться от этого ненавистного плена, от тисков, которые продолжали немилосердно сжимать животик, грудку, передние лапки. От них ему было не только неудобно, но и больно. Он бессильно опустил головку и молчал, потому что силы иссякли, и не оставалось энергии даже слабенько пискнуть. Большая хозяйка неторопливо шла мимо высоких домов, заходила во дворы, петляла мимо каких-то заборов, сараев, прошла через рощу и, наконец, остановилась около глубокой ямы. Утром котёнок хотел есть, а сейчас это желание совсем исчезло. Осталось только одно желание – поскорее хозяйка отпустила бы его на все четыре стороны. Хотелось быть на воле, делать что угодно и как угодно. Хотелось поскорее высвободиться от проклятых тисков. Вкусный запах, исходивший от руки хозяйки, стал самым ненавистным запахом.

Наконец, котёнок дождался желанного освобождения. Большая хозяйка поставила его на холодную голую землю и тут же куда-то исчезла. Котёнок очутился в другом мире, даже отдалённо не похожем на ту кухню, где по несколько раз в день кушал, лакал водичку, молочко, сметанку. В том месте, где оставила его большая хозяйка, не было того мягкого дивана, на котором он, свернувшись клубочком, безмятежно и сладко спал. А когда просыпался, играл с мягкими шариками, оставленными маленькой хозяйкой. Уходя в школу, она всегда заботилась, чтобы ему не стало скучно, когда он остаётся один дома.

Котёнок постоял, раздвинув лапки, робко оглянулся по сторонам и побрёл, куда глаза глядят. Спотыкался, сваливался в неглубокие канавки, которых было на пути более чем достаточно. Ужасно захотелось есть. А еды он нигде не встретил, хотя старался обнюхивать пространство вокруг себя. Не чувствовалось понятных запахов, какие услаждали его в домашних условиях. Он ковылял очень долго. И уже изрядно устал. Стало темно. Сильно похолодало. Котёнок совсем выбился из последних сил и устроился на ночлег под одним кустиком какого-то растения, невдалеке, по ровной дороге, проходили люди с большими собаками на поводках. Они были ему абсолютно безразличны. Слишком хотелось спать. И он уснул, свернувшись калачиком на примятой прошлогодней травке. И во сне видел мягкий пуховичок, постеленный ему маленькой хозяйкой, пластиковые блюдечки, тарелочки с вкусной едой. Проснулся рано от грохота, от которого сотрясалось всё вокруг: это спешили на стройку тяжёлые самосвалы, бульдозеры, разные краны. Котёнок встал, поёжился, встряхнулся и поковылял в неведомую сторону. Несколько раз мяукнул, видимо, звал на помощь. Никто не откликнулся. Кругом никого не было. И собак не оказалось. И бездомных кошек. Бoльшая хозяйка отнесла его  в самую глушь, нежилую, отдалённую от человеческого жилья. Знала, куда нести. Почувствовав усталость, котёнок недолго посидел и снова отправился в путь. Ночью опять спал. Спал недолго – сон никак не шёл. Поэтому почти всю ночь шёл и шёл неизвестно куда. Рано утром он увидел дома, какие-то другие строения. Увидел людей. Все они куда-то торопились и не раз говаривали друг с другом. Когда стало светло от лучей солнышка, до него донеслись запахи из кафе, хотя оно от него находилось не так уж и близко. И он, немного повеселев, двинулся навстречу желанным запахам. Потом он долго и призывно мяукал, звал на помощь людей, проходивших мимо него. И тут он познакомился с теплом и лаской Людмилы Петровны. Он сидел возле липы, от которой начал путешествие к стене, отделявшей двор дома от кафе и от вкусных запахов. И всё время с грустью вспоминал квартиру, где прожил несколько поистине счастливых дней и ночей. Вспомнил маленькую хозяйку. Он её никогда не забудет. Вспомнил, как увивался вокруг её ног, ласкался, прижимался к ним, кружил вокруг них, упирался в них то правым, то левым бочком. И всегда в такие минуты сладко мурлыкал. Он вспоминал свою прошлую жизнь.