Читать книгу Нити богинь Парок - Татьяна Фро - Страница 5
Рассказы
Контрапункт
ОглавлениеКогда почти через 20 лет после института Гене вдруг позвонила и попросила о встрече Елена, которую он с первых курсов вуза так безнадёжно-больно любил и даже после своей женитьбы всё равно любил, он захлебнулся от ликования: наконец-то настал день его реванша, наконец-то он сотрёт её в пыль ядовитым сарказмом, наконец-то она поняла, что потеряла, и теперь ползёт к нему на коленях. Наверное, уже знает из теле- и радиопередач, из газетных статей, из Инета, что он теперь на огромном белом коне: высоченный руководящий пост в очень крупном международном космическом проекте, о котором столько пишут и говорят, а недавно вот, бросив старую жену и общих с ней уже взрослых детей, женился на молоденькой красотке, которая его, конечно, любит, какие тут сомнения? А теперь эта Ленка, значит, просит о встрече, ну-ну…
Елена приехала на место встречи намного раньше назначенного времени и, медленно шагая у выхода метро туда-сюда, совсем погрузилась в свои мысли. «Господи, господи… Господи, господи! Господи, господи!!! – металось в её голове, взращенной временем научного безверья. – Что ж ты наделал, Сашка? Зачем?!»
Саня Григорьев, их с Геной бывший сокурсник, был человеком с небесным поэтическим и музыкальным даром, который терзал и мучил Саню, но ни покоя, ни счастья не приносил. Зачем вообще Саня поступил в этот технический вуз, не понимал никто. Саня почти сразу выделил из всех сокурсников Гену и почему-то за глаза называл его «божьим человечком», что-то он видел такое, чего не видел никто другой, в том числе и Елена, и очень он прилепился к Гене душой.
Мысли Елены метались, как и она сама: «Саня, Саня, да разве стоило твоей жизни бросовое мнение этого долбаного барда, кумира народного и твоего? Увидеть мрачность там, где у тебя грусть?! Он дрянь, Саша! Он даже не понимает, что он убийца, что нельзя “правдивым” мнением громить небесный дар, как у тебя, его можно лишь едва касаться, как тончайшего фарфора…» Мысли Елены закручивались, как смерч, вбирая в себя всё, что попадалось на пути. «…Сашка, как же я люблю тебя, все 20 лет… Мой муж? Да, да, конечно, муж, но – я же люблю тебя, Саша. Тамару твою я все годы ненавидела за то, что ты её полюбил, а не меня…»
Вдруг мысли с бешеного галопа резко встали на дыбы, и боль в том месте, где у Елены была душа, провалилась в странную пустоту. «А я бы смогла, как Тамара??? Жить с таким человеком, как Сашка, тащить его на себе, да ещё и детей растить? Сколько раз она его сдёргивала с самого края отчаяния? Чего ей это стоило? Его запои, его дикие перепады: то он, видите ли, гений, то вдруг бац! – полное ничтожество! Такие, как Сашка, не живут, а мучаются, но по-другому не умеют, не могут, как будто что-то изнутри их человеческой оболочки само дико больно прорывается на свет, как будто внутри ангел с чёртом в колючей проволоке насмерть бьются, и вот из этого кошмара – какие стихи, какая музыка! Без таких, как они, мы бы обратно в амёб скукожились. Кто выбирает, в чью душу заложить этот заряд ядерной мощи? А когда мощь вырывается, такая душа на миг взлетает на неведомую простым смертным вершину счастья. Но жить с таким человеком – о-о-о!!! – Елена глубоко вздохнула, как будто впервые прозрела. – Да, да, жена Модильяни, Жанна, вот то же самое… по всем помойкам его искала, вытаскивала… а ведь он начисто забывал и её, и детей, впроголодь держал, и она же его смерти не смогла пережить – с собой покончила. Да что же, наконец, такое – эта чёртова Любовь? Может, это и есть восчувствование боли иной души стократ сильнее, чем любой своей?
Забвение себя ради этой души? А я бы так смогла??!! Не знаю… Не знаю…»
Гена, не зная, что Елена пришла раньше, специально ещё и припоздал немного на встречу, чтобы она увидела, на какой роскошной тачке он приехал, но она вообще этого не увидела – так была окутана волнением и мыслями, глядя себе под ноги. Гена чуть досадливо крякнул и, идя к Елене, увидел, что она и теперь, спустя почти 20 лет после юности, всё ещё невероятно красива, и какая-то волна заданного внутреннего настроя реванша слегка, но всё же споткнулась. И когда он подошёл со снисходительной улыбкой и заготовленной саркастичной фразой приветствия, она вдруг, оборвав его фразу, с ходу, сильно волнуясь, швырнула в него словами:
– Саня Григорьев вчера умер – вены себе вскрыл. Дома. В ванне. Мне его жена, Тома, позвонила. Ведь он от тебя вчера вернулся, да? Что, что ты ему наговорил, когда он к тебе приехал? Что?! Тома звонила тебе ночью, но твоя жена вежливо сказала, чтобы она перезвонила тебе утром, а тебя будить она ни за что не станет. А эту встречу я назначила тебе по собственной инициативе, потому что я Саньку очень люблю, потому что я должна знать, что ты ему сказал!
Всё вокруг показалось Гене нереальным. Он молча шамкал ртом, как вытащенная из воды рыбина. Вчера сквозь рыдания Тамара, Санина жена, с трудом рассказала Елене, что Санька ввечеру без предупреждения вдруг поехал к Гене, но её, Тамары, и детей их не было дома, когда он уезжал, он лишь записку в кухне на столе оставил, а вернувшись, наполнил ванну водой и вскрыл вены. Тамара, оставив детей у родителей, приехала слишком поздно: уже ничего нельзя было поделать. И теперь Елена, спотыкаясь словами, почти кричала, забыв о прохожих вокруг, почти требовала, чтобы Гена сказал, о чём они с Саней говорили, какой Саня был, когда нагрянул в гости?
Гена, сначала одеревеневший, внезапно побелел от бешенства:
– Постой, постой… Так это что, вы на меня его самоубийство вешаете??!! НА МЕНЯ-Я-Я???!!! А ты знаешь, какое у меня было кровяное давление, когда он ко мне заявился в ночи, без звонка? Знаеш-ш-ш-шь???!!! А ты знаешь, что такое руководить отделом в международном проекте?! Я по 20 часов в сутки почти без выходных пашу, домой приползаю чуть не ночью уставший, как последняя скотина! У меня хронический бронхит, у меня гастрит, давление зашкаливает, а он тут заявился жаловаться на жизнь: смысла он, видите ли, больше в ней не видит! Попахал бы как я – увидел бы! Ведь я ему правду, понимаешь, правду выложил! Жена моя, хоть и молодая совсем, а меня понимает, подошла и сказала ему, чтобы он приехал как-нибудь в другой день, что мужу сейчас (мне, значит) надо отдыхать… И вы не смейте на меня его смерть вешать, не смейте!!!!
Елена смотрела на упитанное, когда-то в общем симпатичное лицо, теперь покрывшееся большими красными пятнами – да, явно давление, потом стала медленно отшагивать назад, как от страшного края пропасти, и наконец скорее просипела, чем сказала:
– Ты абсолютно прав: высокое давление, да ещё в нашем-то возрасте, – страшная штука, а там и инсульт, и инфаркт… я не иронизирую. Но я, убей! не понимаю, почему Санька тебя ещё с института прозвал «божьим человечком», он в тебе какой-то тёплый свет видел, а я вот не видела и долго, очень долго думала, что ошибаюсь в том, что не вижу, что мне просто не дано видеть того, что Санька видел в тебе. Но сейчас, в этот самый миг я точно знаю: я не ошибалась! А почему Саня тебя считал чуть не святым – я не знаю, никогда у него об этом не спрашивала. А ты береги себя! Я знаю, без иронии, ты специалист, которого очень ценят, классный специалист. Да, вот ещё что: правду, всегда только правду и ничего, кроме правды, лупит лишь существо крайней жестокости, близкой к садизму.
Елена повернулась и побежала прочь от своего упитанного элегантного собеседника. Лицо его опять побагровело, он хотел крикнуть ей что-то вслед, потом грубо и громко выругался, махнул рукой и быстро пошёл в другую сторону, к своей роскошной тачке…
ГРОМОВОЙ ГОЛОС РАЗДАЛСЯ НАД ИХ РАСХОДЯЩИМИСЯ В РАЗНЫЕ СТОРОНЫ ФИГУРАМИ:
– Стоп!!! Снято!!! Отлично, ребята!!!! Пе-ре-рыв!!!
А они уже быстро шли навстречу друг другу по опавшим жёлтым и красным листьям, и он, уже приближаясь к ней, громко заговорил на ходу:
– Рая, я же не успел тебе сказать перед началом: наш главный Сашкины песни послушал в записи и так обалдел, что назначил Сашке день встречи. Может, всё получится? Ведь талантище какой! А в Саньку как будто жизнь кто вдохнул!
Рая легко и счастливо рассмеялась:
– Как же здорово, что Санька тебе позвонил, когда ему было совсем хреново! Эх, Алёшка, Алёшка, мне кажется, что за все 17 лет нашей с тобой совместной жизни так сильно, как сейчас, я тебя ещё не любила… Да не обижайся ты, дурень!
– Ну, тогда пить и кушать? Кушать и пить? Ура-а-а-а! Вон, нас уже зовут!
И они пошли, смеясь и неся всякую только им понятную чепуху.