Читать книгу Русская повседневная культура. Обычаи и нравы с древности до начала Нового времени - Татьяна Георгиева - Страница 3

Изучение истории русской культуры обычно начинается с периода становления Руси как самостоятельного государства. Однако истоки русской культуры уходят в глубь веков, в историю славянских племен и их предков, а также русов, или россов.

Итак, в VI веке различные славянские и финские племена объединились под началом племени Рось, или Русь. Свое название, по одной из версий, это племя получило от реки Роси, притока Днепра, по берегам которой оно расселилось. О русах VI века современники пишут, что «это мужи огромного роста». Арабы сообщают о русах: «Они были высоки, как пальмы». Позднее, в IX – Х веках, восточные авторы описывали русов так: «Русы мужественные и храбрые… Ростом они высоки, красивы собой и смелы в нападениях». Византийский император Маврикий (539 – 602) отмечал терпеливость русов, которые могут часами сидеть в засаде, погрузившись в воду и дыша при помощи тростника. По словам Льва Диакона3, видевшего русов в битве, они держались плотной массой, были похожи на медную стену, усеянную копьями и сверкавшую от щитов. От них слышались сдержанные клики, рокот, напоминавший шум моря. Огромные щиты закрывали их до земли, и когда они отступали, то закидывали эти щиты на спину и делались неуязвимыми. Они, как и норманны, в пылу битвы не помнили себя, никогда не сдавались, потерпев поражение. Убежденные в том, что в загробной жизни павшие под ударами врага осуждены служить ему, они распарывали себе животы.

Воины в Древней Руси сражались в тяжелых доспехах. Если воина сильно ударяли по шелому (шлему), он терял сознание, падал и не мог биться. Его «ошеломили». Отсюда: «Он меня ошеломил», то есть чем‐то сильно удивил, поразил. Так наша современность уходит в глубь веков.

Греки издавна ценили храбрость русов и нанимали их к себе на воинскую службу. Под именем русов или варягов они составляли собственную гвардию императора и занимали достойное место во всех византийских армиях. Заметим, что варяг – это профессия, то есть это профессиональные воины, совершавшие сами нападения или нанимавшиеся на службу в воюющие государства.

Вместе с тем летописи единодушно славят гостеприимство русов, путешественников они встречали с радостью, а уходя из дома, оставляли дверь открытой и готовую пищу для странника. По обычаю древних славяно-русов, никто не имел права отказать человеку в воде. С тех пор и пошло выражение «как пить дать» в значении: точно, несомненно.

Формирование русской государственности, по преданиям, начиналось в двух основных центрах – в Киеве и Новгороде – со своими самобытными культурными традициями, языковыми диалектами, поклонением различным языческим божествам. Существенно различались и формы складывающейся государственности: вечевая форма на севере и автократическая на юге.

Истощенные раздорами и междоусобицами, русы решили сами призвать к себе варягов. Вот как пишет об этом летописец Нестор: «Поищем себе, – сказали они, – иже бы володел нами и судил по праву», ибо наша «земля велика и обильна, а наряда в ней нет». С этой даты – с 862 года – года «призвания» и начала княжения норманнского конунга (князя) Рюрика традиционно ведется отсчет русской истории.

Так выходец из варягов Рюрик стал первым князем на Руси, основателем первой династии русских великих князей. Он, как полагает доктор исторических наук, профессор А. Н. Кирпичников, «возможно, был выходцем из абодритов – племени западных славян (территория Северной Германии). Или из Скандинавии или Норвегии. По одной из версий, его мать была русской»4.

Когда Рюрик умер, его сыну Игорю было только два года. И тогда править стал старший в Рюриковом доме – князь Олег. Позднее он перенес свою столицу в захваченный им город Киев, на берег Днепра.

До этого в Киеве, с 864 по 882 год, сидели русские каганы (правители) Дир и Аскольд – прямые потомки Кия – основателя Киева. Они совершили удачные походы на поло- чан в 865 году, а в 866 году на печенегов – союзников хазар. Около 866 года (по некоторым источникам – в 860 году) под предводительством Аскольда и Дира Русь совершила первый поход на Константинополь. Но летописцы ведут отсчет победам русов начиная с Олега, незаслуженно не упоминая Аскольда и Дира.

Олег подошел к Киеву в 882 году. При этом он и его приближенные назвались мирными купцами. Они хитростью заманили Аскольда и Дира в свой лагерь и убили их. Память людская справедлива: в вечно живом народном творчестве она донесла до нас в сказаниях и песнях облик невинно погибших Аскольда и Дира, первых на Руси принявших христианство. До сих пор на берегу Днепра есть место, именуемое Аскольдовой могилой.

Киев сдался Олегу почти без сопротивления. Формально он был захвачен для сына Рюрика, называемого в летописи Игорь Старый. Может быть, потому, что, по одной из версий, его первенец Святослав родился, когда Игорю было 60 лет, а его жене Ольге было примерно 50 лет (хотя это и маловероятно).

После этого Олег подчинил себе многие окрестные племена; так в IX веке появилось государство, именуемое «Русь», «Русская земля». Ее столицей Олег провозгласил город Киев.

С именем Олега, кстати, связана первая известная политическая акция Древнерусского государства – поход на Константинополь (древнерусское – Царьград) – столицу Византийской империи, наиболее могущественного государства Восточного Средиземноморья и Причерноморья. Войско Олега, в том числе флот, состоявший из двух тысяч лодок, подошло к Константинополю в 907 году и начало опустошать окрестности города, чем побудило византийцев к переговорам. Результатом стало заключение в 907 и 911 годах двух выгодных для Руси мирных договоров. Их тексты, донесенные древнерусской летописью начала XII века «Повестью временных лет», – самые древние памятники русской дипломатии и права. А сам русско-византийский договор 911 года является первым русским памятником славянской письменности.

Имя Олега, прозванного Вещим, окружено чудесными легендами о необыкновенной находчивости, храбрости и мудрости князя. Так, например, утверждается, что он достиг по суше ворот Царьграда на лодках, приделав к ним колеса и оснастив их парусами.

Увидев гонимые ветром челны у стен своего города, император Лев VI Мудрый донельзя напугался и немедленно согласился заплатить дань. Но столь легко побежденные византийцы решили избавиться от русских, предложив им отравленные яства. Прознав об этом вероломстве, Олег наложил на них тяжелую дань и, заключив выгодный для себя торговый договор, отбыл восвояси. В знак победы он повесил свой щит на знаменитых Златых вратах.

До нас дошла легенда о том, что один кудесник предсказал Олегу смерть от его любимого коня, после чего Олег с конем расстался. Через пять лет, узнав, что конь околел, он решил попрощаться со своим боевым товарищем и посмеяться над невежеством и обманом кудесника. Но из черепа коня выползла змея и смертельно ужалила Олега в ногу. Так князь Олег был отомщен судьбой за смерть Дира и Аскольда.

В 1982 году в Бухаре среди средневековых астрономических книг нашлась рукопись на персидском языке, в которой содержится рассказ о Руси первой половины IX века, то есть о времени правления Олега и Игоря Старого, который княжил в 912 – 945 годах. Сообщается, что это – обширная страна, чрезвычайно богато одаренная природой всем необходимым, а ее жители непокорны, воинственны и держатся вызывающе… Говорится также, что часть русов составляет «рыцарство» и что большим уважением у них пользуются жрецы.

Игорь Старый в 941 году совершил новый, третий по счету, поход на Константинополь, но был побежден с помощью «греческого огня». После этого он опять собрал силы, но до боевых столкновений дело на этот раз не дошло: византийцы предпочли откупиться данью. Текст заключенного в 944 году договора сохранился в летописи. Сам же Игорь на обратном пути был убит древлянами, с которых он взял дань по пути в Византию.

В те времена войны нередко происходили ради захвата живого товара – пленников, которых превращали в рабов и продавали на невольничьих рынках. Состраданием и заботой о судьбе соотечественников, попавших в плен и томившихся на чужбине, было продиктовано заключение Киевской Русью с греками ряда специальных договоров. Так, в договоре 911 года, заключенном при великом князе Олеге, обе стороны брали на себя следующие обязательства: «… если пленник той или иной стороны насильно удерживается русскими или греками, будучи продан в их страну, и если, действительно, окажется русский или грек, то пусть выкупят и возвратят выкупленное лицо в его страну и возьмут цену его купившие… Также, если и на войне взят будет он теми греками, – все равно пусть возвратится он в свою страну и отдана будет за него обычная цена его…» Заботы об «искуплении пленных» были подтверждены впоследствии и договором 944 года, заключенным при великом князе Игоре: «Если окажутся русские в рабстве у греков, то, если они будут пленники, пусть выкупают их русские по 10 золотников; если же окажется, что они куплены греком, то следует ему поклясться на кресте и взять свою цену – сколько он дал за пленника».

После гибели Игоря государством правила его вдова, княгиня Ольга (945 – 964), которая поддерживала мирные отношения с Византией. В году 946 или 957 (этот вопрос спорен) она совершила дипломатический визит в Константинополь и приняла христианство. Ольга не могла до этого не знать о христианстве, так как немало христиан появилось в Киевской Руси после знаменательного события, когда русы, как сообщают византийские летописи, «отправили послов в Константинополь просить крещения». Считается вполне установленным фактом, что Аскольд и Дир и некоторое количество народа приняли крещение в Киеве от епископа, посланного константинопольским патриархом Фотием не без ведома императора Василия Македонянина (правил в 867 – 886 годах); тогда и случилось чудо: пламя пощадило ввергнутое в него Евангелие. Так Аскольд волей случая оказался первым христианским русским князем, отсюда и благоговение к его могиле и его памяти, а 867 год вошел в историю как год частичного крещения Руси Фотием.

Некоторые исследователи считают, что Ольга приехала в Царьград уже крещеной, со своим духовником Григорием, а крестилась она якобы еще в Киеве в 957 году. Во всяком случае, записи об акте крещения ее в Константинополе нет, хотя о пышном и теплом приеме императором Константином Багрянородным есть несколько упоминаний. Как сообщал Нестор, на приеме у Константина Багрянородного Ольга была так «красива лицом», что басилевс влюбился в нее, а ей, если запись в «Повести временных лет» верна, уже было тогда 62 года!

Похоже, что первой заботой Ольги, оставшейся в сущности своей язычницей, когда она вступила на престол, была языческая месть древлянам за смерть мужа Игоря, который, захваченный в плен, был привязан к двум деревьям и разорван на части. Летописец Нестор записал легенду о том, как княгиня Ольга отомстила древлянам за убийство своего мужа. Она предложила древлянам мир с условием: «… Дайте мне от каждого двора по три голубя да по три воробья. Я ведь не хочу возложить на вас тяжкой дани, как муж мой, поэтому‐то и прошу у вас мало». Древляне обрадовались, а Ольга, «раздав воинам – кому по голубю, кому по воробью, приказала привязывать каждому голубю и воробью трут, завертывая его в небольшие платочки и прикрепляя ниткой к каждому. И, когда стало смеркаться, приказала Ольга своим воинам пустить голубей и воробьев. Голуби же и воробьи полетели в свои гнезда: голуби в голубятни, а воробьи под стрехи, и так загорелись – где голубятни, где клети, где сараи и сеновалы, и не было двора, где бы не горело, и нельзя было гасить, так как сразу загорелись все дворы. И побежали люди из города, и приказала Ольга воинам своим хватать их. А как взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а прочих людей убила, а иных отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань».

Несмотря на свою жестокость, Ольга тяготела к христианству и пыталась уговорить вначале Игоря, а потом сына Святослава принять крещение. В народном эпосе воспевается красота и мудрость княгини и нигде не упоминается о ее старости. До самой своей кончины в 969 году, когда ей, судя по летописи, было 76 лет, Ольга вела себя очень деятельно, воспитывала внуков и управляла государством, так как сын Святослав предпочитал ходить в походы.

Впрочем, так или иначе, христианство Ольги осталось не замеченным на Руси, а основная масса дружинников питала к нему отвращение. Тем более что в дружину нередко приглашались норманны – варяги, славившиеся в те времена не только воинским искусством, но и агрессивным нравом. При княжичах в числе воспитателей, советников и воевод также были варяги – воспитателем Игоря был варяг Олег, у Святослава «кормильцем», то есть учителем, варяг Асмуд, а воеводой при нем служил отец Асмуда – Свенельд.

Л. Н. Гумилев отмечает, что в это время старшее поколение носит скандинавские, а младшее – славянские имена, то есть вся власть постепенно сосредоточилась в руках славян, либо ославяненных варягов или россов. Таким образом, на Руси были восстановлены традиции и тот путь, по которому она двигалась до варяжской узурпации5. Однако и здесь не все просто: ведь и сами славяне, утверждает тот же Л. Н. Гумилев, отнюдь не были аборигенами Восточной Европы, а проникли в нее лишь в VIII веке! «До славянского вторжения эту территорию населяли русы, или россы, – этнос отнюдь не славянский», – пишет он в книге «Древняя Русь и Великая степь».

Еще в X веке Лиутпранд Кременский писал: «Греки зовут Russos тот народ, который мы зовем Nordmannos – по месту жительства» – и помещал этот народ рядом с печенегами и хазарами на юге Руси6. Долгое время оставались различия между россами и славянами не только в языке, но и в том, что дольше сохраняется, – в бытовых навыках, или, как мы скажем, в бытовой культуре. Она различалась особенно в характерных мелочах: русы умывались перед обедом в общем тазу, а славяне – под струей. Русы брили голову, оставляя клок волос на темени, славяне стригли волосы в «кружок». Русы жили в военных поселках и «кормились» военной добычей. Заметим: авторы X века никогда не путали славян с русами7.

Впрочем, нельзя не отметить, что у Л. Н. Гумилева много оппонентов – современных историков, отмечающих, что археологические находки свидетельствуют о присутствии славян в Подунавье уже в I веке до н.э., а многочисленные письменные источники упоминают славян в Центральной Европе и на Балканах и во II, и в III веках н. э.

Немаловажно также отметить, что выдающийся русский ученый Дмитрий Иванович Иловайский (1832 – 1920) отвергает норманнскую теорию призвания варягов на Русь.

И тут необходимо сделать небольшое отступление, связанное с нашей историей и русами (россами). Не исключено, что со временем коренным образом поменяется сложившийся в мировой науке взгляд на нашу историю. Тут достаточно указать на обнаруженный на Южном Урале в Челябинской области древний город Аркаим8, которому более 4 тысяч лет. Дольмены Аркаима, загадочные мегалитические сооружения из огромных каменных плит, насчитывают более 3 000 лет до н.э. Подобные сооружения находят по всему миру вдоль или около тектонических разломов в земной коре.

В Аркаиме сохранились древние каменные укрепления, постройки, обсерватория, плавильные котлы, свидетельствующие о том, что было развито металлургическое и кузнечное дело, дороги, найдены пока еще загадочные огромные круги на земле и сооружения из камня, сходные с английским Стоунхенджем. Некоторые ученые утверждают: найдена родина наших предков. В любом случае Аркаим – это настоящий клубок загадок, которые еще предстоит разгадать.

Если предположить, что найдено место, откуда, по Л. Н. Гумилеву, пришли русы, то становятся понятными упоминания народа русов в Ветхом Завете в качестве легендарного, то есть одного из древнейших9. Об этом же свидетельствует и римское название русов или россов – анты, то есть «древние». Античные авторы, а вслед за ними и византийские историки также различали русов и славян. «Росоманами» наших предков называли готы, давние соседи и враги. «Манн» в германских языках означает «человек» или «люди», и получается, что речь идет о «людях Рос», или «народе Рос». На юге чаще говорили «россы» или «росоманы», на севере – «русы».

Интересно, что во времена А. С. Пушкина «россы» и «россияне» были обозначениями народа в возвышенно-поэтической речи, несколько устаревшей к началу XIX века. Для нас же важно, что «русы», а позднее «россияне» было обычным названием русского народа, а вернее, тесного конгломерата не только русских, но и различных народностей, населявших Россию…

Итак, воспитывавшийся варягом, то есть профессиональным воином в прошлом, Асмудом, Святослав, как мы знаем, в пятнадцать лет начал ходить в походы. Вот как об этом сообщается в летописи: «В год 6472 (964). Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых, и быстрым был, словно пардус (гепард), и много воевал».

Святослав всю свою жизнь провел в военных сражениях, разделяя со своими воинами все лишения и трудности. Княжеская дружина представляла собой вольное военное товарищество. Дружинники, свободные люди, и отношение их к князю определялись вольной службой и верностью. Святослав не возил с собой шатра, постели, котлов и посуды. Вместе с дружинниками князь спал под открытым небом, на земле, положив под голову седло, ел полусырое мясо, печенное на углях. Нестор хвалит прямоту Святослава и его честность. Предполагая воевать с кем‐нибудь, Святослав посылал им сказать: «Иду на вы», или «Иду на вас войной».

Святослав, княживший в 957 – 972 годах, имел трех жен, в том числе скандинавку-наложницу Малфред, от которой родился младший сын Владимир Красное Солнышко (годы княжения 980 – 1015). По другим источникам, Владимир был побочным сыном Святослава и ключницы Малуши, «робы» княгини Ольги, матери Святослава. Воспитателем стал при нем родной дядя Добрыня.

Святослав несколько раз одерживал победу над византийскими войсками и проник в глубь Византийской империи. В 971 году в городе Доростоле на Дунае войско Святослава было окружено стотысячной армией императора Иоанна Цимисхия. Воеводы Святослава считали сопротивление бесполезным и советовали ему сдаться. Но князь не последовал их советам и обратился к своим воинам с горячим призывом. «Не посрамим землю русскую, – сказал он, – но ляжем костьми. Мертвые срама не имут. Станем крепко, я впереди вас пойду!» – «Где твоя голова падет, там и мы свои головы сложим», – ответили воины, его сотоварищи.

Погибло почти все войско русов – они потеряли 15 тысяч убитыми, но воинское счастье оказалось все‐таки на стороне Святослава. Цимисхий сам запросил мира. В Византии против него зрел заговор, и он вынужден был спасать свой трон.

Лев Диакон, присутствовавший при заключении Доростольского мирного договора, описывает Святослава как человека среднего роста, но крепкого телосложения, с широкой грудью, толстой шеей, голубыми глазами, густыми бровями, плоским носом, длинными усами, короткой бородой, на бритой его голове была прядь волос как признак его благородного происхождения, в одном ухе висела золотая серьга, украшенная рубином и двумя жемчужинами.

В 972 году Святослав с небольшой дружиной возвращался из Дунайской Болгарии в Киев. У Днепровских порогов на него внезапно напали печенеги. В жестокой битве Святослав погиб. Печенежский хан сделал из черепа Святослава чашу, оковав его золотом. Из этой чаши он пил вино, полагая, что вместе с вином ему перейдет ум и мужество славного русского полководца.

При Святославе была предпринята первая на Руси попытка как‐то регламентировать быт – что делать и чего не делать в определенные дни. Позднее был создан «Изборник Святослава» (1076).

Неделя в Древней Руси называлась седмицей, а воскресенье – днем недельным (то есть днем, когда нет дел) или просто неделей. «Законным» днем отдыха этот день стал с принятием на Руси христианства, так как еще 20 марта 321 года римский император Константин Великий официально объявил воскресенье «днем покоя». У русских существовал обычай, где бы человек ни находился (это касалось даже воинов в походе), в конце недели обязательно устраивать баню.

Бани появились на нашей земле задолго до того, как она стала называться русской. Делали бани из дерева, обязательным их атрибутом были раскаленные камни. И уже тогда мыться ходили, вооружившись веником.

Летописец Нестор пишет, что целыми семьями раздевались догола, брали в руки «прутьё младое» и били себя им до полусмерти. Потом обливались «водою студеною», и так по нескольку раз. «И было им от этого не мучение, а одна радость».

С давних пор основным занятием славяно-русов было земледелие. В северных районах приходилось отвоевывать пахотные земли у лесов – сеяли овес, рожь, пшеницу, ячмень.

Работа в поле всегда была тяжелой, зависела от природных условий. Если проливные дожди или ранние заморозки губили урожай, начинался страшный голод, уносивший многие жизни.

В лесных районах наши предки охотились – ведь всякого зверя было в изобилии. Промышляли уток, зайцев, кабанов. Самые отважные ходили с примитивными рогатинами на медведя. В реках и озерах ловили рыбу. Собирали грибы, ягоды. Разводили пчел и заготавливали мед.

Зимой наступало более спокойное время. Мужчины чинили охотничьи и рыболовные снасти, вырезали поделки из дерева. Собственно, деревянным было все – начиная от мисок и ложек и кончая лодками, санями и многим другим. Женщины пряли пряжу и шили одежду.

Сам климат определял материал, из которого крестьяне строили себе жилища: на юге это были глиняные мазанки (из веток, обмазанных глиной), на севере строили из дерева. Чтобы легче было уберечь жилище от непогоды, сохранить тепло в зимнюю стужу, дом делали низким, наполовину врытым в землю. Центральное место в каждом доме занимала печь. Она давала тепло, в ней готовили пищу. На печи зимой спали, особенно старики, маленькие ребята и, конечно, кошки, почитавшиеся с языческих времен как мистические хранительницы дома от нечистой силы. Вот почему и в наши дни при переезде на новое место, на новоселье, а тем более в новый дом или квартиру вначале запускают кошку. Само собой разумеется, что кошки были во всех домах, ведь они еще и помогали сохранить зерно и продукты от грызунов. Раскопки и многочисленные рукописные свидетельства говорят о том, что наши предки очень любили и собак – верных помощников в охоте и охране домашнего скота от волков и других диких зверей, в изобилии водившихся в лесах.

Шкафов в крестьянской избе не было, все вещи лежали на широких полках под потолком, которые назывались полатями. Комнату в вечернее время освещала лучина или свеча.

Крестьянский уклад жизни, привычки, традиции были очень стойкими и мало подвержены изменениям.

Жизнь крестьян была крепко связана с землей, с природой. Отсюда и традиционные народные праздники. Они зародились в глубокой древности, в языческие времена.

Первый праздник в честь солнца начинался ранней весной – Красная горка. Молились о плодородии, жгли священные огни. Затем после окончания посевов праздновали так называемый Семúк, тогда хороводы водили вокруг украшенного дерева, что весьма напоминает праздник майского дерева у древних кельтов10. Летом главным праздником считался день Ивана Купáлы, или света, изображавшегося в виде человеческого чучела. На зиму приходился праздник Коляда, когда солнце поворачивало на весну и люди начинали готовиться к весенним посевным работам.

Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба Владимира, но перед очередным и, как потом окажется, трагическим походом 970 года Святослав решил посадить своих маленьких детей на княжение. Ярополку был оставлен Киев, а Олегу – Древлянская земля. В то же время новгородцы, недовольные, может быть, властью княжеских наместников, прислали сказать Святославу, чтобы он дал им сына своего в правители. Так юный «робичич» стал князем-наместником в Новгороде. Этот эпизод стал переломным в биографии Владимира и во многом определил его последующую судьбу государственного деятеля.

Через несколько лет после трагической гибели Святослава между братьями началась усобица, подогреваемая боярским окружением. В результате Олег Древлянский был убит, а Владимир, сбежав из Новгорода и три года пробыв за морем, привел с собой наемную варяжскую дружину и в 980 году двинулся на Киев. Не без предательства людей из собственного окружения Ярополк был убит двумя варягами при попытке помириться с братом. Таким образом, Владимир сел на киевский престол и стал единовластно княжить во всей Руси.

Как пишет Карамзин: «Владимир с помощью злодеяний и храбрых варягов овладел государством, но скоро доказал, что он родился быть Государем великим»11. Варяги считали себя завоевателями Киева и требовали в дань с каждого жителя по две гривны. Протянув время обещаниями, Владимир укрепил и умножил русскую дружину, после чего изгнал из Киева ненужных уже варягов-наемников.

К первым годам киевского княжения Владимира относятся его мероприятия по укреплению и украшению города – как в военном, фортификационном, так и в политическом и культурном отношениях. В отличие от своего отца Владимир всегда считал Киев центром и средоточием своей державы и всячески заботился о его процветании.

Еще большее значение для укрепления власти киевского князя имела религиозная реформа, превратившая Киев в главный культовый центр всей Русской земли. Как рассказывает летопись, вскоре после вокняжения князь установил на киевском холме, близ своего теремного двора, изображения шести языческих богов – языческий пантеон, своего рода храм под открытым небом. Главное божество в пантеоне Владимира – бог грозы и войны Перун с серебряной головой и золотыми усами.

Подобные идолы Перуна воздвигались не только в Киеве, но и в других городах Руси, где появлялись наместники Владимира.

Будучи ярым язычником, Владимир стал сильно теснить христиан, которых в Киеве к тому времени было уже достаточно много, причем еще со времен Игоря они имели свой соборный храм – Святого Ильи.

О языческих пристрастиях Владимира свидетельствуют не только водруженные им идолы, но и его ставшие знаменитыми пиры. Владимир, без сомнения, любил вкусно поесть и сладко попить. Кроме того, был непомерно сластолюбив. Язычник, он имел шесть законных, или, как говорили в Древней Руси, «водимых», жен. Одна из них, Рогнеда, была половецкой княжной; в порыве ревности она чуть не убила мужа; Юлия – византийская принцесса, вдова убитого Ярополка I; Анна – византийская царевна; Олова, по одним источникам, была «чехиней», по другим – скандинавкой; Малфрида и Аделья – неизвестно кто, но, судя по именам, скорее всего, не славянского происхождения. Сверх того Владимир имел еще и сотни наложниц в своих загородных резиденциях: «300 в Вышгороде, да 300 в Белгороде, да 200 на Берестовом, в сельце». Но и наложницы не могли удовлетворить необузданного в своих желаниях князя. «Ненасытен был в блуде, приводя к себе замужних жен и девиц растлевая», – так с осуждением писал о Владимире летописец XI века12.

Владимир имел 12 сыновей, дочерей же у него было без счета.

Став великим князем, Владимир значительно расширил и упрочил Русь как государство всех восточных славян. К его княжению относится окончательное подчинение русскому князю племен, живших на восток от великого водного пути. В 981 и 982 годах были предприняты им походы на вятичей, которые были побеждены и обложены данью. Та же участь постигла и радимичей в 986 году. В 987 году состоялся первый поход Владимира на болгар.

Ко времени княжения Владимира относятся первые столкновения Руси с западными славянскими государствами. В 981 году вследствие войны с Польшей к Руси были присоединены Перемышль, Червен и другие города Червонной Руси.

Довольно аморфное раннефеодальное государство – Киевскую Русь – правительство Владимира стремилось охватить новой административной системой, построенной, впрочем, на типичном для этой эпохи слиянии государственного начала с личным: на место прежних «светлых князей», стоявших во главе союза племен, Владимир сажает своих сыновей: в Новгороде – Ярослава, в Полоцке – Изяслава, в Турове – Святополка, в Ростове – Бориса, в Муроме – Глеба, в Древлянской земле – Святослава, в Волыни – Всеволода, в Тмутаракани – Мстислава. От Киева к этим отдаленным городам прокладываются «дороги прямоезженные».

Но по‐прежнему оставалась нерешенной главная задача внешней политики Руси – оборона от печенежских племен, наступавших на русские земли по всему лесостепному пограничью.

Летопись вкладывает в уста князя Владимира следующие слова: «И рече Володимер: “Се не добро, еже мало город около Киева”. И нача ставити городы по Десне и по Остру, и по Трубежу, и по Суле, и по Стугне. И нача нарубати (набирать) муже лучшие от словен, и от Кривич, и от чюди, и от вятич, и от сих насели грады. Бе бо рать от печенег и бе воюяся с ними и одаляя им».

Эти слова летописи содержат исключительно интересное сообщение об организации общегосударственной обороны. Владимир сумел сделать борьбу с печенегами делом всей Руси. Ведь гарнизоны для южных крепостей набирались в далеком Новгороде, в Эстонии (Чудь), в Смоленске и в бассейне Москвы-реки, в землях, куда ни один печенег не добирался. Заслуга Владимира в том и состоит, что он весь лесной север заставил служить интересам обороны южной границы. Постройка нескольких оборонительных рубежей с продуманной системой крепостей, валов, сигнальных вышек сделала невозможным внезапное вторжение печенегов и помогла Руси перейти в наступление. Тысячи русских сел и городов были избавлены от ужасов печенежских набегов. Князь Владимир, испытывая большую нужду в крупных военных силах, охотно брал в свою дружину выходцев из народа, прославившихся богатырскими делами. Он приглашал и изгоев, людей, вышедших поневоле из родовых общин и не всегда умевших завести самостоятельное хозяйство. Изгойство переставало быть страшной карой – изгой мог найти место в княжеской дружине.

Владимир взошел на престол язычником, противником христианства. Он много воевал, много занимался внутренними делами страны, он вершил суд, собирал дани, сажал по городам и землям своих наместников и посадников. Он достиг самых вершин власти.

Задачей своей он видел объединить земли русские в единое государство.

С этой же целью Владимир предпринимал попытки создать пантеон, в котором были бы представлены божества разных земель и народов, живших в пределах Древней Руси. И когда эта попытка не увенчалась успехом, он решил объединить их религией с единым, лишенным этнических признаков богом, религией, стирающей прежние родоплеменные отношения и традиции и утверждающей принцип единения исключительно по вероисповедальному признаку. При выборе религии князь мог ориентироваться на мусульманский Восток, иудейских хазар, католический Рим и православную Византию. В силу сложившихся экономических, военных и социально-политических отношений выбор был сделан в пользу византийского православия.

Предыстория христианства, а позднее и православия такова, что с момента своего появления христианство преследовалось в Европе вплоть до начала IV века, когда римским императором стал Константин. Несмотря на это, гонимые христиане рисовали везде знак рыбы как свидетельство неистребимости последователей Христа и самого христианства. Этот знак был выбран ими, потому что монограмма Ίχθύς (Ихтис), состоящая из начальных букв греческих слов Ἰησοὺς Χριστὸς Θεoὺ ῾Υιὸς Σωτήρ (Иисус Христос Божий Сын Спаситель), означает «рыба».

Существует предание о том, как Константин уверовал в христианство. Накануне важного сражения он и его свита увидели чудесный знак креста на небе, а ночью Константину было видение Спасителя, и он велел всем своим воинам сделать знак креста на шлемах и на щитах. Победив врага, Константин сам стал христианином. Он отменил все преследования христиан, построил христианский храм в Риме и созвал Первый Вселенский церковный собор в городе Никее в 325 году, положивший начало союза трона и алтаря, духовной и светской власти. Более 300 епископов съехались и сошлись на собор в Никее. Чтобы Константин мог присутствовать на этом соборе, императору был пожалован чин дьякона, так как миряне на собор не допускались, а обряд официального крещения Константин тогда еще не прошел.

Константин сделал своей столицей город Византию, впоследствии получивший имя Константинополь, а в 1453 году ставший турецким Стамбулом, или Истамбулом. Византия пробыла столицей Восточной Римской империи около тысячи лет, в то время как Рим оставался столицей западной части империи.

Византия стала центром православной культуры, искусства, богословия. Император Юстиниан построил в ней замечательный величественный храм Святой Софии Премудрости Божией, который стоит до сих пор и который посетили послы князя Владимира при выборе религии для Руси.

Вот как о выборе религии Владимиром рассказывает Нестор: с тем чтобы узнать, какая из религий самая лучшая, были отправлены послы к мусульманам, евреям, католикам и к православным. Владимиру не понравился ни ислам, запрещавший вино («Руси есть веселие пити, – заметил Владимир, – не можем без того быти»), ни иудейство, последователи которого изгнаны из своего отечества, ни католицизм своим аскетизмом.

Да и одевались католические священники очень скромно: в простые повседневные черные рясы и по особым дням – в белые. На голову под цвет рясы надевали маленькие шапочки. В Западной Европе символом «отречения от мирских интересов» считали прическу католического духовенства – тонзуру (выстриженный кружок на макушке). Католики выбривали тонзуру при посвящении в духовный сан; прикрывалась тонзура шапочкой под цвет рясы – пилеолумом. Все это производило на князя Владимира жалкое впечатление. Попутно заметим, что подобные шапочки – кипы – носят иудеи.

Факт изучения Владимиром религий подтверждает и свидетельство арабского «Сборника анекдотов» (XIII век), написанного Мухаммедом ал-Ауфи и содержащего рассказ о посольстве Буламира (Владимира) в Хорезм с целью «испытания» ислама на предмет обращения в мусульманскую веру13.

Что же касается православного христианства, то вернувшиеся из Константинополя послы были в полнейшем восхищении. Великолепие Софийского храма, блеск одежд служителей церкви, пышность церемоний с присутствием императора со всем своим двором (византийские императоры во время богослужения шествовали в золотых парчовых ризах), патриарха с многочисленным духовенством, фимиам, стройность песнопения – все это сильно подействовало на воображение русов. Последние сомнения Владимира рассеялись, когда бояре сказали ему: «А ще бы лих зaкон гречский, то не бы бaбa твоя приялa Ольгa, яже б мудрейши всех человек».

Не позднее конца IX – начала X века на Руси распространяются славянские азбуки, изобретенные Кириллом и Мефодием, – кириллица и глаголица. Эти азбуки были приспособлены к сложным звукам славянского языка. Первоначальное распространение они получили в западнославянском государстве – Великой Моравии, а затем проникли в Болгарию и на Русь. В видоизмененной форме кириллица является современной русской азбукой.

Кирилл и Мефодий перевели с греческого на славянский богослужебные книги, первая из которых – Евангелие. Впервые славяне, и русский народ в том числе, вместе с крещением смогли определить и осознать свое место в христианском мире, заплатив за это дорогой ценой – постепенной утратой своей собственной рунической письменности и литературы, о чем мы расскажем несколько позднее.

Итак, князь решился принять православие. При тогдашних богословско-юридических воззрениях византийцев принятие крещения из их рук означало переход новообращенного народа в вассальную зависимость от Византии. Но Владимир вторгся в византийские владения в Крыму, взял Корсунь (Херсонес) и отсюда уже диктовал свои условия императорам Василию и Константину. Он хотел породниться с императорским домом, жениться на царевне Анне и принять христианство. Ни о каком вассалитете при таких условиях не могло быть и речи. Императоры согласились выдать за Владимира свою сестру при условии, что он примет крещение, так как их сестра не может выйти замуж за язычника. «Я давно испытал и полюбил закон греческий», – ответил на это князь.

«Перед самым прибытием царевны Анны со священниками, которые должны были его крестить, а затем бракосочетать, с Владимиром произошло чудесное событие, в котором сокрыт глубокий духовный смысл. По особому попущению Божию он был поражен тяжелой глазной болезнью и совершенно ослеп. Владимир в этом состоянии познал свою духовную немощь, свое бессилие и ничтожество и с чувством уже глубокого смирения приготовлялся к принятию великого таинства. И над ним совершилось великое чудо, которое явилось символом его духовного прозрения и перерождения. Едва только корсуньский епископ, совершавший крещение, возложил руку на выходящего из купели Владимира, нареченного Василием, как он мгновенно прозрел и радостно воскликнул: “Вот теперь‐то впервые я узрел Бога истинного!” Многие из дружины его, пораженные чудом, тут же крестились, а затем совершено было бракосочетание князя с царевной Анной»14, – так излагает этот эпизод «Повести временных лет» архимандрит Аверкий.

Крещение Владимира и его брак с наследницей римских императоров были совершены в завоеванной им Корсуни. Взятые им в Киев священники стали его пленниками, церковные украшения, мощи, которыми он обогатил и освятил свою столицу, стали его добычею. Возвратившись в Киев в 988 году, Владимир повелел всем своим подданным принять христианство.

Вероятно, сначала Владимир открыто окрестил своих сыновей и других членов семьи, которые должны были подать пример остальным. Согласно позднему киевскому преданию, крещение двенадцати сыновей Владимира происходило в «единой кринице» – источнике, получившем с того времени название Крещатик. Тогда же приняли святое таинство и многие из знатных киевлян.

Как быстро сумел Владимир привести к крещению остальную часть города, мы не знаем. В «Истории Российской» В. Н. Татищева рассказывается о том, как киевский митрополит и священники долго уговаривали киевлян принять новую веру, но лишь отчасти добились успеха. И Владимиру пришлось проявить твердость, произнести свое веское княжеское слово. Он посылает по всему городу глашатаев объявить жителям так: «Если кто не придет завтра на реку – богат ли, или убог, или нищий, или раб – да будет противник мне». «И услышав это, пошли люди с радостью, радуясь и говоря: “Если бы не хорошо это было, не приняли бы сего князь и бояре”»15.

Конечно же, Нестор преувеличивал, рисуя идиллическую картину. И все же он верно изобразил всеобщий характер киевского крещения. Христианство утверждалось на Руси трудно, долго; старая вера неохотно уступала свое место в умах и душах людей, но главное – смена религий прошла в основном мирно, без гражданской войны и раскола общества. И это – еще одна великая историческая заслуга князя Владимира.

Обряд крещения киевлян совершали привезенные Владимиром из Корсуни византийские священники. Летописи рассказывают, как проходил обряд крещения. В 988 году по приказанию Владимира киевляне обоего пола, господа и рабы, старики и дети, входили в священные воды Днепра – теперь освященной древнеязыческой реки, а греческие священники, стоя с Владимиром на берегу, читали над ними молитвы крещения и давали имена крестившимся. Многие язычники не хотели расставаться со своими богами. Они плакали, отказывались креститься, бросались на священников, но их силой заставляли принимать новую религию.

Деревянную фигуру языческого бога Перуна, только еще недавно позолоченного, князь Владимир приказал стащить с горы и бросить в Днепр. Других идолов изрубить на куски и сжечь. Страшно было людям смотреть, как плывет по реке некогда грозный бог. И трудно было поверить, что деды и прадеды молились простому дереву, веками приносили ему жертвы… На холме, где стоял Перун, Владимир приказал возвести церковь в честь своего небесного покровителя Василия. На месте же гибели христиан-варягов закладывается церковь Пресвятой Богородицы. На содержание этого храма князь жертвует десятую часть своего дохода, отчего церковь стала называться Десятинной. Со временем Владимир переносит в нее нетленное тело своей бабки – равноапостольной княгини Ольги.

После крещения киевлян Владимир приказал ставить церкви во всех городах, селах, толковать христианское учение людям и приводить их к крещению. Были те, которые сразу и без сомнения приняли новую веру, но их было мало. Многие крестились, оттого что страшно было ослушаться приказа великого князя… Но от веры отцов и дедов отречься еще страшнее. И поэтому ставили в избах христианские иконы, а под крышами домов по‐прежнему красовалось резное деревянное солнышко. Молились Богородице, просили ее о помощи, да не забывали пошептать старые заговоры и заклинания от разных невзгод – вдруг помогут. День Перуна совпал с днем Пророка Ильи. Ходили в церковь, молились Илье-пророку, да не забывали и Перуну жертву принести. Невозможно было поверить, что грозный бог – лишь простая деревяшка, а не верить новому Богу еще страшнее.

В 989 году Владимир крестил и новгородцев в Волхове. Низвергнутый Перун будто бы вопил: «О горе! Ох мне! Достахася немилостивым сим рукам». Близкий к Новгороду Чернигов был крещен только в 992 году.

Крещение Руси, задуманное и проведенное как политический акт государственной власти, не замедлило дать политические плоды. Власть князя теперь была «дарована Богом». Открывались новые торговые перспективы – единоверцев на рынках Европы и Византии принимали совершенно иначе, чем «варваров» и «скифов». Благодаря крещению впервые русские смогли занять достойное место в христианском мире. То, что христианство осуждало рабство, привело к прекращению работорговли. Кстати, в английском, немецком и французском языках понятие «раб» обозначается словом, производным от «sclavinus» – «славянин», поскольку рабы-славяне очень ценились на невольничьих рынках.

Процесс христианизации протекал постепенно и занял приблизительно 100 лет (по некоторым оценкам – гораздо больше). С учетом размеров страны это очень малый срок: крестившимся почти одновременно с Русью Швеции и Норвегии потребовалось на это соответственно 250 и 150 лет. Государственная реформа Владимира как бы высвободила постепенно накапливавшийся в древнерусском обществе потенциал – началось бурное, стремительное развитие.

Христианство и язычество не просто уживались друг с другом, но проникали друг в друга. Старые языческие обряды постепенно наполнялись новым христианским содержанием; новое христианское мироощущение вытесняло старое языческое, хотя, естественно, и не до конца. При этом постепенно складывался особый тип русского православия, отличный от современного ему византийского.

Русь была крещена Владимиром. Но это был только толчок в правильном направлении – после этого в течение долгого времени она медленно шла к христианству и в конце концов вобрала его в себя. «Русь не просто приняла христианство, – она полюбила его сердцем, она расположилась к нему душой, она излегла к нему всем лучшим своим. Она приняла его к себе в названье жителей, в пословицы и приметы, в строй мышления, в обязательный угол избы, его символ взяла себе во всеобщую охрану, его поименными святцами заменила всякий другой счетный календарь, весь план своей трудовой жизни, его храмам отдала лучшие места своих окружий, его службам – свои предрассветья, его постам – свою выдержку, его праздникам – свой досуг, его странникам – свой кров и хлебушек»16. Так писал Александр Исаевич Солженицын.

Только с принятием христианства образовался на Руси ранее не существовавший слой людей, сознательно посвятивших себя задачам культурного строительства. Ведь в эпоху Средневековья именно церковь задавала тон в строительстве городов и крепостей, создавала архитектурный пейзаж, учила бережно относиться к окружающей среде, художественному созерцанию природы. Христианство несло с собой понятие истории, ибо воспитывало на предании, идущем из глубины веков, несло уважение к предметам старины и искусства.

Приняв христианство, киевский князь Владимир принял и византийскую культуру, которая скрестилась с языческими обычаями славяно-русов, но как более сильная на первых порах их заслонила. Однако процесс обрусения византийского стиля выявился рано и весьма энергично – это позволяет предполагать, что у восточных славян, а вернее – славяно-русов, уже раньше была своя достаточно развитая культура. Они имели довольно широкие торговые отношения – преимущественно с Азией. В одном из городищ были найдены восточные монеты, относящиеся к 699 году, то есть за два столетия до призвания варягов. А близ Новгорода был найден сосуд с монетами, которые свидетельствуют о том, что уже в VII веке славяно-русы обладали звонкой монетой.

Но главным образом на Руси все‐таки имели хождение восточные серебряные монеты, реже византийские. Серебро само лилось к нам рекой. В прямом и переносном смысле – Великий Волжский путь приносил на Русь с Востока огромное количество монет. Можно сказать, что в те годы (VIII – X века) резервной валютой древнерусской экономики был арабский дирхем. Чеканились дирхемы в Багдаде, Самарканде и Басре; представляли они собой тонкие кружки серебра диаметром 2 – 2,5 сантиметра. Дирхемы, полученные в обмен на соболей, бобров, мед и оружие, оседали у вольных славянских племен в неимоверном количестве. Арабский путешественник Ибн Фадлан так говорил о странном обычае русов: «Скопив 10 тысяч дирхемов, они дарят своей жене серебряное монисто». Каково же было удивление араба, когда он увидел русских женщин, носящих на шее 10, 20 и даже 30 рядов монист! Естественно, такое богатство не могло не привлекать киевских князей – они привели окружные славянские племена к покорности и стали контролировать денежные потоки сами, назначив своих администраторов. Собственно, это и было началом Древнерусского государства и началом того, что стало обычаем.

В Киевской Руси отважным богатырям-полководцам князья начали вручать золотые гривны – нашейные (на гриву) обручи. Одним из таких героев был Александр Попович (в сказаниях – Алеша Попович, то есть сын священника), чьи подвиги стали основой для древнерусских былин. Самое раннее из известных сегодня упоминаний о награждении гривной имеется в летописи за 1000 год (6508 год «от сотворения мира»).

Со временем в Древней Руси одним из показателей солидного положения человека в обществе стало наличие у него (или у нее) серебряного или – изредка – золотого шейного обруча – гривны. Разновидности гривен могли демонстрировать в одних случаях уровень богатства, а в других – храбрость владельца, ибо князья одаривали золотыми гривнами самых отважных воинов.

Вероятно, гривны были столь престижной частью гардероба, что их охотнее других предметов принимали в обмен или оплату за дорогой товар. Когда же при купле-продаже стали использовать простые слитки серебра, на них распространилось название «гривна».

Лишь в 1701 года гривна приобрела форму цельной монеты. Правда, в номинале чаще упоминалась не «гривна», а «гривенник». С 1797 года на монетах появляется новое обозначение номинала – «10 копеек», но народная молва до сих пор сохранила и прежнее название. Кстати, монету достоинством 20 копеек чаще именовали «двугривенным».

Стабильность, впрочем, длилась недолго. Первый финансовый кризис накрыл Русь к началу XI века, когда выяснилось, что восточные рудники истощены. Запас серебра, однако, на Руси был велик, недаром до сих пор на Оке и Волге находят клады дирхемов до ста килограммов весом.

И князь Владимир Святославич решил чеканить свою собственную золотую и серебряную монету. Деньги тех времен назывались кунами. Не потому, что представляли собой шкурку или лапу куницы, как это часто думают. Скорее всего, слово «куна» имеет общее происхождение с латинским cunes – кованый (сравним еще с английским coin – монета). Иногда куна называлась шелягом. Забавно, что стандартная дань того времени – «по шелягу с сохи» – почти в точности соответствует английскому налогу в 1 шиллинг. Половинки монет назывались резанами. Расчет был простой – 50 резан = 25 кун = гривна кун. Гривна кун была уже не монетой, а счетной единицей и предназначалась для весьма крупных и почти банковских операций.

Положение не изменилось и в так называемый «безмонетный период» – с конца XII по XIV век. Почему‐то прекращение хождения монет на Руси связывают с монгольским нашествием: дескать, торговля была подорвана и финансовая система рухнула в одночасье. В этом кроется лишь часть правды, ведь запасов серебра на Руси было достаточно и для ежегодной дани-выхода в Орду, и для чеканки собственной монеты. Но уже тогда русские безымянные финансовые умы решили вопрос с гениальной простотой – ввели такую систему, до которой Европе было еще далеко: кредитные деньги. Основной запас по‐прежнему составляли гривны, только теперь уже не «гривны кун», а «гривны серебра», стоившие в четыре-пять раз больше.

А вот для разменных и торговых операций использовали либо кожаные «ассигнации», либо шиферные пряслица (наконечники на веретено) с особым «знаменем» (печатью) князя.

В те времена наиболее развитыми и продвинутыми европейскими государствами были Византия и, как ни странно это нынче звучит, Испанский арабский халифат. Но даже видавшего виды испанского араба Абу Хамида ал-Гарнати (1080 или 1100 – 1169 или 1170), побывавшего во многих странах поразила финансовая система русских: «Между собой они производят операции на старые шкуры белок, на которых нет шерсти, в которых нет никакой другой пользы и которые ни на что решительно не годятся. Они их укрепляют в пачку и называют джукн. За каждую шкурку из этих шкур дают краюху отличного хлеба, которая достаточна для сильного человека на целый день. На них же покупается все, как то: рабыни, отроки, золото, серебро, бобры и другие товары. А если бы эти шкуры были в какой другой стране, то за тысячу их вьюков не купить бы одного зерна и не были бы они годны решительно ни на что». Из записок удивленного араба видно, что богатые русские уже тогда испытывали слабость к толстым пачкам денег.

Над нашими «деньгами» – собольими шкурками, пришедшими на смену беличьим, иностранцы посмеивались. Но на Руси соболья шкурка была самым удобным и ходовым денежным мерилом. На шитье мужской рубахи на меху – зимней одежды, прототипа мужского кафтана, шло сорок собольих шкурок. Отсюда устоявшееся измерение на Руси – сорок, и с этим связаны такие выражения, как «сорок сороков»: «в Москве на праздники звонят сорок сороков колоколов»; «на Самсонов день – дождь, все сорок дней будут лить дожди»; «с Поклонной горы все сорок сороков видны» и т. д. и т. п.

Не хочется о грустном, но из тех времен до наших дней дожил обычай поминать усопшего на сороковой день после кончины.

Но вернемся к шкуркам: если говорить о них как о деньгах, то надо сказать самое главное – что шкурки обеспечивались драгметаллами. То есть теми же гривнами-слитками. Если учесть тогдашнюю покупательную способность этого куска серебра, то на эту гривну можно было купить табун из пятнадцати – двадцати кобылиц либо стадо коров голов в сорок. Именно такие гривны весом в 197 граммов и составляли государственный валютный запас суверенной Новгородской боярской республики.

Московская гривна была полегче и ценилась пониже. С финансами на Москве тогда было туговато. Только полувековыми трудами Ивана Калиты и его сыновей Москва немного поправила свои дела.

Надо сказать, что собственных денег московские князья не чеканили по той причине, что выпускать свою монету имели право только полностью независимые государи. Наши же князья считались данниками Орды, и татары пресекали попытки введения собственной московской монеты очень жестко.

Только Дмитрий Донской, доказав относительную суверенность Москвы на Куликовом поле, уже имел полное право чеканить свою монету. Чем он и занялся в подражание соседним европейским государям. При этом система кредитных денег была забыта на долгие 400 лет. В те же годы забывается общеевропейское название «куна» и постепенно вводится тюркское «денга», в свою очередь заимствованное тюрками из языка фарси. Таким образом появляются собственно русские деньги.

И… фальшивомонетчики. Самый первый, известный нам из исторических хроник, Федор Жеребец, «ливец и весец» (то есть литейщик и весовщик), изготавливал гривны из разных сплавов и был пойман на этом в 1447 году.

При отце Ивана Грозного Василии III (княжил в 1505 – 1533 годах) число подобного рода безобразий значительно возросло. Как говорит летописец, «при державе великого князя Василия Ивановича начаша безумнии человецы, научением диавольским деньги резати и злой примес класти, того много лет творяху». Их не останавливали даже жесточайшие публичные казни. Известно, что пойманным фальшивомонетчикам во время Ивана Грозного (1533 – 1584 годы) заливали горло расплавленным металлом. Позднее, во времена Смуты, Москву наводнили фальшивки, выпущенные шведами за шесть лет оккупации Новгорода и прозванные «корелки худые». Они очень серьезно подрывали нашу экономику.

Наш первый царь из рода Романовых – Михаил Федорович (царствовал в 1613 – 1645 годах) отменил для фальшивомонетчиков смертную казнь, заменив ее публичной поркой кнутом, выжиганием на щеках слова «вор» и высылкой в отдаленные города «до государеву указу». Двадцатилетнее послабление привело к невиданному разгулу воровства. К относительному спокойствию от народных фальшивомонетчиков привел только указ 1637 года: «Впредь указал есмя: кто воровское дело заведет, маточники и чеканы резать, или кто деланные купит и учнет воровские деньги делать, тем ворам велим заливать горло по‐прежнему, без всякие пощады».

И вот тут, как это часто у нас бывает, место присмиревших фальшивомонетчиков из простых людей заняли бояре из царской администрации. Они развернули дело с таким масштабом, что не снился даже шведам. Царский тесть (отец Марии Ильиничны, первой жены царя Алексея Михайловича, правившего с 1645 по 1676 год,) глава Приказа Большой казны боярин Милославский, использовал реформу перехода страны к медным деньгам с невероятной наглостью: он привозил свою медь на Кремлевский монетный двор, заставлял чеканщиков делать из нее монеты, а потом увозил домой возами, наворовав таким образом до 300 тысяч рублей, и все это мелкими копеечками!..

Но вернемся к Древней Руси.

Мечи, выработанные у славяно-русов, пользовались славою даже у арабов. Нестор рассказывает, что хазары наложили на полян дань, состоявшую из мечей. Когда последние принесли это оружие своим победителям, то хазары пришли в ужас. «Наши мечи, – сказали они своим князьям, – имеют только одно острие, а эти обоюдоострые. Надобно опасаться, что этот народ некогда возьмет дань с нас и других народов». Полагают, что германцы заимствовали у славяно-русов плуг и что немецкое «Pflug» происходит от русского «плуг».

Археологические раскопки свидетельствуют о высоком уровне художественного ремесла и строительства у славяно-русов. Дохристианская Русь знала литье и чекан, керамику и вышивку, владела тонким мастерством эмалей. Она производила искусные ювелирные вещи – бронзовые амулеты и украшения, звездчатые подвески, пряжки, колты и гривны (древние серьги и ожерелья, осыпанные «зернью», увитые сканью). В узоры этих изделий вплетались птичьи, звериные и человеческие фигуры – славянский вариант поздневарварского «звериного стиля».

У славяно-русов, так же как и у всех других народов, было много богов: Сварог, или Сварожич, – бог неба и огня, Ярило, или Даждьбог, – бог солнца, богом солнца был и Хорс, Перун – бог грома и молнии, Стрибог – бог ветра и т. д. Перуна считали покровителем земледелия, поскольку он посылал на землю дожди, от него зависел урожай. Наши предки приносили своим богам жертвы, для чего существовали определенные места – святилища; они верили, что всюду есть могущественные правители – добрые и злые духи: в лесу – леший; в воде – водяной с русалками, в доме – домовой. Обычно он живет за печкой. Большую часть времени домовой остается невидимым, но иногда показывается людям в облике лохматого седобородого старичка. Домовой добродушен, но, если люди обижают его и не оставляют ему на ночь чего‐нибудь вкусненького, он принимается бить посуду и пугать домашних животных. По славянским поверьям, если домовой коснется кого‐нибудь из домочадцев мохнатой лапой, это сулит удачу и богатство всему дому. Переезжая в новый дом, семейство забирает домового с собой. С этой целью исполняется особый обряд.

В основании религии славяно-русов, как и других арийских народов, лежала природа с ее явлениями, то есть язычество было своего рода формой освоения человеком природы. Вообще же у них было две категории божеств – одни олицетворяли природу, а другие – души предков; одни были добрые, другие – ужасные и зловредные. Вначале последних называли русалками, а затем это название было вытеснено тюркским «убур», или «упырь».

У русского книжника XII века в «Слове об идолах» различаются три этапа языческой культуры: 1) славяне сначала «клали требы упырям и берегиням»; 2) под влиянием средиземноморских культов славяне «начали трапезу ставить Роду и рожаницам»; 3) начали поклоняться «проклятому Перуну и Хорсу и Мокоши и Вилам».

Упомянутый здесь Хорс, в частности, представлялся славянам белым конем, совершающим свой бег над землей с востока на запад. У славян конь считался священным животным. Деревянными конскими головами украшали навершия крыш домов. Конские головы втыкали на колья возле конюшен и хлевов. Славяне считали, что они отгоняют злых духов. В некоторых местах России до конца XIX века сохранялись каменные статуи коней. На острове Коневце в Ладожском озере славяне еще в XV веке приносили в жертву такому коню-камню живого коня.

В XIX веке в Тульской губернии во время падежа скота возле коня-камня опахивали землю. Считалось, что кони связывают небо и землю, богов и людей. Самым древним богом была и «наша мать – земля сыра».

Языческие символы проявлялись в славянском фольклоре. В некоторых древних песнях упоминаются Купало и Ярило – представители летнего солнца и Дид-Ладо – богиня плодородия. Дид (дед) Ладо – было также и названием божества солнца. Последнее название, означающее свет, красоту, мир, любовь, радость, – все это полнее всего относится к солнцу. Имя Ладо и Лады давалось также любовникам, любящим супругам, первообразом которых была небесная чета – Ладо и Лада (солнце и луна). В различного рода сказаниях, былинах встречаются райское дерево Вырий, береза, дуб, сосна, рябина как ось мира, вертикаль, обозначающая сакральный центр.

В эпических песнях прославляли Дуная, Дон Ивановича, Днепра Королевича – олицетворения рек. Былинный богатырь Илья Муромец, побеждавший двенадцатиглавых змеев, был своего рода солнечным божеством, низведенным в степень богатыря. Микула Селянинович – добрый земледелец, соха которого, ударяясь своим жезлом о камни в почве, слышится на расстоянии трех дней пути, был своего рода символом обожествления народа, любящего земледелие.

Едва ли не в каждой сказке, повествующей о препятствиях, которые приходится преодолевать их добрым, мужественным и смекалистым героям, встречаются Кащей Бессмертный и Баба-Яга, живущая на поляне дремучего леса в избушке на курьих ножках, поворачивающейся на ветру, олицетворяющие собой силы, враждебные человеку. Кстати сказать, в старину деревянные домики в топких сырых местах ставили на пеньки с обрубленными корнями. Отсюда и появилось: избушка на курьих ножках, в которой разве что и может жить только Баба Яга да самые бедные из бедняков. Морской царь, увлекающий пловцов в свои подводные дворцы, символизировал таинственные силы рек и морей, Мороз – жестокую зимнюю стужу.

Частый персонаж русского фольклора – кикимора; это маленькая женщина-невидимка с развевающимися волосами, астральное воплощение души умершего. Считается, что она преследует и всячески досаждает ленивым хозяйкам. Простой народ, особенно в сельской местности, до сих пор верит в то, что появление кикиморы в доме предвещает беду. О некрасивой, недоброй женщине мы до сих пор говорим – кикимора болотная.

Наши предки были очень суеверны. Чтобы «нечистая вражья сила», присущая «колдунам» и «ведьмам», не могла вредить другим после их смерти, в их могилы вбивали осиновые колы. Об этом обычае осталось только выражение «вбить осиновый кол», то есть покончить с чем‐нибудь раз и навсегда.

Языческие символы можно увидеть в мотивах северно- русской вышивки, где обычно помещаются всадники, звери или птицы, таинственные птицедевы Сирин и Алконост, свившие свое гнездо на древе жизни; в скульптуре – статуи языческих богов из дерева или камня; в зодчестве – на передней части двускатной кровли русских жилищ вытесывали изображение конской головы или птицы; в узелковой письменности древних славян.

И коли мы упомянули былинных героев, в том числе Илью Муромца, надо тут же отметить, что эти герои имели своих прототипов в жизни. Дело в том, что для защиты от вражеских набегов на Руси ставились на рубежах заставы, а вперед высылались дозоры. Они предупреждали русичей о приближении врагов. Службу на заставах несли самые сильные и умелые воины. Одну из застав, что зорко стерегла границы с юга, так и прозвали – богатырская. Воеводой на этой заставе был Илья Муромец. Первым помощником на заставе был Добрыня Никитич, второй по силе и удали русский богатырь. Третий русский богатырь, служивший на заставе, – Алеша Попович – сын Левонтия, священника из Ростова. Еще в мальчишестве проявилась его богатырская стать. Пробовали его звонарем, но от Алешиной силы бока у колоколов трескались, языки обрывались. А когда брали певчим в церковь, то от его голоса штукатурка в храме осыпалась. Богатырь Алеша Попович жил во времена Владимира Мономаха. В 1001 году он сразил насмерть самого могучего печенежского богатыря, пленил князя печенегов Родмана.

Еще один воин Александр Попович назван в рукописях среди погибших в битве с татарами на реке Калке в 1223 году. Но не только в древних рукописях остался след русских богатырей. Посланник римского императора Эрих Лассонто в XVI веке видал в Киеве гробницу Ильи Муромца. Этот Илья Муромец после многочисленных ранений на заставе стал монахом в Киево-Печерской лавре. А когда на лавру напали враги, Илья Муромец встал на ее защиту. В этом сражении он и был убит.

Илья Муромец – единственный герой русских сказок и былин, причисленный к лику святых. Православная церковь отмечает 19 декабря по старому стилю, а по новому 1 января «память преподобного нашего Ильи Муромца в двенадцатом веке бывшего».

Былины, в отличие от сказок, часто повествуют о том, что было на самом деле. Былины – память народа. А народ только тогда бессмертен, когда помнит и чтит свою историю.

После обряда крещения Владимир занялся преобразованиями, строением церквей, народным просвещением. Во всех своих деяниях он опирался на выборную власть.

Владимир основал школы, в которых мальчики учились грамоте, изучали Святое Писание, переведенное на славянский язык. Учиться мальчиков брали насильно, и родители, глубоко убежденные в том, что грамота есть опасный вид колдовства, проливали слезы отчаяния. «Послав пачи поимати у нарочитое чади дети, и даяти нача наученье книжное; матере же чад сих плакуся по них, еще бо тере же чад сих плакуся по них, еще бо не бяхуся утвердились верою, по акы по мертвеци плахуся»17.

Нестор в «Повести временных лет» воспевает деяния Владимира и перемены, происшедшие с ним после крещения. Князь избегает военных столкновений, отказывается от казни как меры наказания даже для разбойников. Теперь Владимир, имевший около 300 жен, живет и любит только одну свою греческую супругу, раздает милостыню и свои доходы церквам и убогим.

Первоначальное христианство на Руси было радостным, не отрицавшим земных страстей, чуждым монашескому аскетизму. Во времена Владимира Святославича на Руси не было своих монахов, не существовало монастырей. Из проповедуемых христианских добродетелей наиболее ценилась любовь к ближнему, проявлявшаяся, в частности, в практике пиров и подачи милостыни бедным. Владимир Красное Солнышко сохранил этот обычай, придав ему новое содержание.

Согласно былинам и летописям, в княжеских гридницах, больших светлых залах, где князь собирал на «почетные пиры» свою дружину, среди роскоши и всяческого дворцового великолепия с золотой посудой, златоковаными столами, турьими рогами в чеканной оправе, цветистыми коврами и курильницами, расточающими благовоние, царили веселье, богатырская удаль и молодечество. Представители дружинной и племенной знати обсуждали текущую политику, что служило сплочению нового класса феодалов. Сохранилось упоминание, что на одном из таких пиров в 996 году князь Владимир пользовался серебряной ложкой – по тем временам это было большой редкостью.

На широком княжеском дворе Владимир угощал по праздникам весь народ, а больным велел развозить по домам хлеб, мясо, мед и другое угощение. Трапезы для голодных стали устраиваться по его желанию не только в Киеве, но и в других городах и деревнях. Князю хотелось, чтобы на Руси не было больше нищих и голодных. Так что Владимир Красное Солнышко вошел в историю не только как Креститель Руси, но и как первый русский меценат.

Одним из видов милостыни, а по сути, издревле существовавшим обычаем оставался выкуп пленных с предоставлением им свободы.

Владимир – Креститель земли русской вместе с новой христианской верой и новой женой привез из Византии и многие элементы культуры, быстро прижившиеся у нас. И отношение к женщине, и понимание женской красоты с ее пышными формами, и даже некоторые развлечения, например игру «тавла», что в переводе означает доску, на которую выбрасывались кости. «Двигая тавлеи золоченые», играл при дворе Владимира Красное Солнышко еще Илья Муромец. Видимо, скорее всего, это была игра, похожая на известные нам нарды.

К XII веку «тавлеи золоченые» распространились и на Москве, куда их занесли переселенцы из южных областей. В XIV веке здесь также появились классические шахматы. В них, как это ни покажется сейчас нам чем‐то необычным, играли все слои московского населения – от князей до последних посадских. И даже московская беднота любила эту игру. Об этом свидетельствуют раскопки в Зарядье, где у рыбокоптильни археологи обнаружили самопальные две пешки и ладью.

Но постепенно эти игры стали вытесняться зернью, то есть игрой в кости. Играли, как и в «тавлеи» и шахматы, на деньги, что приносило горе и слезы в семью, но деньги в казну, ибо, несмотря на всяческого рода запреты со стороны церкви, закладные игры (то есть на деньги) были монополизированы государством и отдавались на откуп кабатчикам. Так, за право открыть у себя в кабаке майдан (что‐то вроде древнемосковского казино) с игрою в зернь кабатчик выкладывал гигантские суммы денег.

15 июня 1015 года Владимир внезапно скончался. Своему любимому сыну Борису он оставил командование ратью, а значит, и золотой стол киевский, а нелюбимому пасынку Святополку – тюрьму и, возможно, казнь. Но произошло все наоборот: Святополка освободило наемное войско Новгорода – варяги и посадили на престол. Так новгородцы отомстили Киеву за насильственную христианизацию и попрание языческих святынь. Войско же Бориса разбежалось, покинув своего вождя.

Тогда Святополк послал убийцу к Борису и его брату Глебу, а третий брат – Святослав, правивший древлянами, бежал, но был настигнут и тоже убит. И никто не вступился за несчастных юношей, «не повинных ни в каких преступлениях».

Однако рецидивы язычества не могли повернуть историю вспять. Язычество уходило «под спуд».

Скульптурные идолы богов после принятия христианства уничтожались, уцелели только немногие – грузные плосколицые «каменные бабы». Их примитивная глыбистая форма по‐своему внушительна. Но эти, собственно, культовые произведения славян далеко уступают их декоративно-прикладным изделиям. Искуснее всего языческая Русь была, по‐видимому, в обработке дерева. Деревянные постройки – избы и хоромы, ворота и мосты, крепостные стены, а также лодки, сани, телеги, всякая утварь, щедро украшаемая резьбой, определяли ее облик.

Большое каменное строительство началось на Руси только в Х веке. Это было строительство христианских церквей – естественно, по византийскому образцу. Однако с самого начала оно восприняло и некоторые черты самобытного деревянного зодчества. Храм Софии, воздвигнутый в Киеве, имел тринадцать куполов на столпах, а не дошедшая до нас Десятинная церковь, построенная Владимиром, о которой упоминалось ранее, – даже двадцать пять куполов. Эта многоглавость – своеобразная русская особенность, она часто встречалась в деревянных постройках. На Беломорском Севере вплоть до XIX века строились деревянные церкви, срубленные «без единого гвоздя», – среди них примечательна двадцатитрехглавая церковь в Кижах.

Продолжительное время духовная жизнь на Руси определялась явлением, которое принято обозначать как православно-языческий синкретизм, то есть нерасчлененность, слитность.

Возникшая на Руси уже в XI веке ситуация «двоеверия» – «двукультурья» сказывалась на всех уровнях средневекового общественного сознания. В результате, несмотря на все возрастающее влияние православия и постепенное изживание прежней мифологической системы взглядов, на Руси утверждался иной, чем в Византии, религиозно-мировоззренческий идеал, который далеко не во всех чертах повторял исходный прототип.

Постепенно славяно-русы привыкали к христианской религии, но старые языческие верования окончательно не исчезли. Многие из них сохранились и влились в христианство. Так, главнейшие христианские святые соотнеслись с основными языческими божествами. Илья-пророк – с богом грома Перуном, святой Николай – с богом скота Велесом. Любопытно, что иногда такое соотнесение возникало и на основе созвучия имен, например, христианский святой Власий со временем стал покровителем домашнего скота, приняв эту функцию от языческого Велеса.

Как и другие религии, русо-славянское язычество отражало стремление людей разобраться в окружающей их природе. Одухотворение земли, воды, огня, растений и животных составляло важнейшую часть языческого культа. Его следы сохранились до наших дней во множестве примет, обычаев и поверий. Они иногда называются предрассудками. Наиболее полно эти поверья реализованы в народном календаре, где древнейшие верования соединились с накопленным веками опытом крестьян-земледельцев. Этот календарь охватывал все стороны трудовой и бытовой жизни человека.

Год у славяно-русов делился на двенадцать месяцев, в основе же календаря лежал период изменения лунных фаз. Первоначально счет времени велся по сезонам. Позднее перешли к лунно-солнечному календарю, в котором семь раз в каждый девятнадцатилетний период вставлялся добавочный тринадцатый месяц.

Начиная с X века Новый год стали отмечать 1 марта, когда приступали к весенним сельскохозяйственным работам, а пять веков спустя, в 1492 году, в соответствии с церковной традицией начало года на Руси перенесли на 1 сентября, к началу уборки урожая. Месяцы имели чисто славянские названия, происхождение которых было тесно связано с явлениями природы: сентябрь – рюинь, ревень; октябрь – листопад; ноябрь – грудень; декабрь – студень, студный; январь – просинец; февраль – сечень, снежень; март – сухой, березозол; апрель – цветень; май – травный; июнь – изок; июль – червень, липец; август – зарев, серпень.

В свою очередь и христианство принесло с собой ежегодно повторявшийся круг праздников, богослужений и дней памяти святых. Календарные земледельческие праздники, образовавшие ежегодно повторявшуюся последовательность, достаточно четко соотнеслись с христианскими представлениями, в результате чего и появился тот феномен, который называют народным православием.

До крещения у славяно-русов был специальный праздник, в который вспоминали умерших. Так до нас дошел день Радоницы, или по‐церковному – Поминовения усопших. В народе этот день называли Радуницей. В древнейшие времена, когда еще не было ни украинцев, ни русских, ни белорусов, а были восточные славяне и русы, наши общие прародители и родственные им прибалты радуницей называли тризну по умершим, которую справляли на их могилах или на месте сжигания трупов.

Выдающийся историк XIX века С. Соловьев выводил слово «радуница» от старолитовского «rauda» (рауда), то есть погребальная песнь. Ею отпевали умерших, ею же и поминали их.

Ритуал поминовения умершего связан с представлением о том, что покойник испытывает те же самые потребности, что и живой человек, в том числе нуждается в пище. Поэтому древние славяно-русы включали в ритуал похорон обязательное угощение умершего. Для этого горячий блин или хлеб подносили к умершему так, чтобы до него дошел горячий пар, иногда блин просто клали на лавку в головах умершего. После погребения на поминках для умершего ставили отдельный прибор: стакан водки, накрытый хлебом. Обычно умершему посвящалась первая ложка еды и первый стакан воды.

После принятия христианства Радуница праздновалась во вторник второй недели после Пасхи. В этот день умерших поздравляли с Пасхой, принося на могилу яйца и освященные куличи. Там их съедали, а остатки закапывали в могильный холмик или клали поверх него.

К этому дню относится пословица: «На Радуницу утром пашут, днем плачут, а вечером скачут», означающая, что после Пасхи вплотную приступают к сельскохозяйственным работам в поле, что Радуница – это день, когда обязательно ходят на могилы (один из главных родительских дней), а к вечеру веселятся.

Кроме того, умерших обязательно поминают в субботу перед Масляной неделей и перед Дмитриевым днем (26 октября). Эти субботы так и называют – родительскими.

После принятия христианства появился обычай отмечать девятый день со дня смерти. Однако не менее распространен обычай устраивать поминки на сороковой день, поскольку считается, что именно через это время душа умершего прибывает на тот свет. В древности справляемые в сороковины поминки были направлены и на то, чтобы помешать умершему найти дорогу домой. Для этого устраивали угощение не дома, а на ближайшем перекрестке дорог или непосредственно на могиле. Сохранился по сей день обычай рассыпать на могилах зерно – он связан с древнейшим представлением о душе как о птице. Съедая это зерно, птицы как бы помогали душе подняться в небо.

Одни языческие обычаи практически не изменились под воздействием христианства, другие напрочь исчезли, а некоторые оставили о себе память только лишь в нашей речи – например, обряд так называемого вторичного захоронения. Спустя несколько лет после похорон умершего его кости выкапывались и перемывались для очищения его от грехов и снятия заклятия. Этот обряд сопровождался воспоминаниями о покойном, оценками его характера, поступков, дел и т. п.

Так что выражение «перемывать кости» имело самый прямой смысл и только со временем было образно переосмыслено. Как мы знаем, в наше время оборот «перемывать косточки» является синонимом глаголов «сплетничать», «злословить», «судачить».

А вот другой древний обряд, связанный с похоронами, – причитания дожил до наших дней. Возникший в гуще человеческих взаимоотношений, вначале он не имел прямого отношения к религии, но закрепленный религиозным способом мышления, смог сохраниться только благодаря христианству, православию, которое приурочивает плачи и причитания к различным моментам погребального обряда.

Основная причина оплакивания умершего заключается не только в том, чтобы дать родственникам возможность проститься с умершим и выразить свои чувства. Плачи и причитания имеют важное сакральное значение. Они основаны на представлении о том, что умерший может слышать все, что говорится вокруг него. Поэтому наряду с упреками в преждевременной кончине обязательным элементом плача является восхваление покойного (отсюда: «О покойном либо ничего, либо только хорошее»), а также просьба взять под свою защиту оставшихся живых родственников. Часто для причитания приглашали специальных женщин, плакальщиц. На Руси их называли вопленицами. Сменяя друг друга и причитая вместе, в один голос, они сопровождали весь погребальный ритуал.

С дохристианских времен происходит и любопытный обычай веселиться или петь и плясать, то есть так или иначе развлекаться после похорон. Вспомним пиры русских воинов, устраиваемые после кровопролитных сражений. Пир играл огромную роль в жизни язычников. Нередко эта тризна была одновременно празднеством в честь богов. Именно отсюда берет начало традиция изображать битву в виде пира. «Тут кровавого вина недостало, тут пир окончили храбрые русичи, сватов напоили, а сами полегли…» («Слово о полку Игореве»).

Цель пира – повеселить умерших и не допустить их обиды. Этот ритуал ярко описан Пушкиным в стихотворении «Песнь о вещем Олеге», где плач переходит в тризну, а затем в кулачные бои. От таких пиров-тризн языческих времен происходит современная традиция устраивать после похорон поминки. Таким образом, соединение древних обрядов и ритуалов христианской религии смогло, не противореча традиционному укладу, дойти до наших дней.

Вплоть до конца XIX века причитания были составной частью традиционного свадебного ритуала, проводов солдата на военную службу, исполнялись при болезнях или перед предстоящей разлукой.

Русские свадебные плачи передавали печаль невесты о конце веселой беспечной жизни в доме родного батюшки и ожидания нелюбви и жестокосердия свекрови. И сегодня считается, что если невеста поплачет перед свадьбой, даже в том случае, что ее, по общему мнению, ждет сплошное благополучие, то это поможет ее замужеству стать счастливым. Эти обычаи чтутся и в наше время и в деревнях, и в городах, с той лишь разницей, что профессиональные вопленицы сохранились разве что в глубинке России.

Горе, гибель людей в мирное время, глубокая скорбь утраты близких и в наши дни вызывают массовые плачи, выражающие накопившееся в душе страдание. Причитания психологически помогают разрядить эмоциональное напряжение, снимают напряженность и нервные стрессы.

Не мудрствуя лукаво, надо признать, что бабий плач – это неотъемлемый элемент русской культуры.

С приходом христианства все языческие обряды преследовались как греховные. Однако вытравить обычаи, вошедшие в плоть и кровь, оказалось невозможным. И тогда церковь как бы «окрестила» языческий обряд, включив его в пасхальный цикл. И превратилась Радуница в Радоницу, изменив корень, взяв за него «радость». Заглянем в словарь Даля: «раду (о) нец, раду (о) ница, радовница, радошница», как объясняет знаток русского языка и русских народных обычаев, – это радостная весть о воскресении Христовом, с которой приходят на кладбище родные и близкие покойников.

Синтез славяно-русской дохристианской культуры с тем культурным пластом, который поступил на Русь с принятием христианства из Византии и Болгарии, и приобщал страну к византийской и славянской христианской культурам, а через них – к культурам античной и ближневосточной, и создал феномен русской средневековой культуры.

Церковь играла позитивную роль в развитии русской государственности. Она обогатила социальным и политическим опытом древнерусское публичное право, повлияла на его эволюцию силой церковного суда, рассматривавшего кроме церковных правонарушений и неконфессиональные дела, а в сфере семейно-бытовых отношений закрепила моногамный брак.

Христианство не только осуждало полигамию, но и отвергало равенство детей, рожденных от слуг, с детьми законной супруги. Общество сопротивлялось этому новому принципу: сам Владимир, уже будучи христианином, разделил все поровну между всеми своими детьми, несмотря на то что некоторые из них были, по мнению церкви, незаконными. С течением времени этот новый принцип окончательно утвердился на Русской земле и русская семья, утратив азиатский характер, сделалась европейскою.

Сейчас часто обсуждают проблему брачного договора, якобы чуждого нашему менталитету и христианству. Но именно христианство, утвердив моногамный брак, по сути, утвердило и брачный договор (тогда его называли предсвадебным сговором), когда родители любого достатка на протяжении всей нашей истории, вплоть до 1917 года, договаривались о приданом и о судьбе молодоженов, о том, кто и чем из них будет владеть в случае смерти или брака того, кто стал вдовцом. Все это закрепляло моногамный брак, делало стабильными семейные отношения и положение детей, нажитых в браке.

Другое дело, что брачный договор непосредственно у молодых, вступающих в брак, как официальный документ появился у нас позднее. Он стал включать в себя не только материальные вопросы, касающиеся состояния или наследства, но и чисто нравственные аспекты семейного счастья. Но об этом речь будет далее.

Христианство оказало влияние и на другие стороны законодательства. Воровство, убийство, разбой перестали быть частными оскорблениями, которые преследовались потерпевшими лицами или вознаграждались вирой (денежным штрафом): они теперь рассматривались как преступления, которые наказывались человеческим правосудием во имя Божие.

Христианство оказало, влияние и на развитие деловых контактов – они развивались в городах в тесной связи с церковной жизнью. По выходным и в дни религиозных праздников в церкви и монастыри стекалось множество людей, среди которых было очень удобно рекламировать свой товар. На первых порах торговля проходила прямо в храмах. Позднее она была вынесена на обширные прицерковные площади. В день ее открытия перед храмом поднимался крест или флаг. Это означало, что торг охраняется церковью или княжеской властью.

Пользоваться собственными весами торговцам не разрешалось. Официальные меры длины (локоть и т. д.), а также коромысловые весы хранились в церквах под их надзором. Христианская религия ускорила развитие феодальных отношений в Киевской Руси, способствовала сближению ее с Византией и государствами Западной Европы. Благодаря христианству Киевская Русь быстро выдвинулась в ряд передовых стран средневекового мира.

Ярослав Мудрый, родившийся в 978 году, окончательно утвердился в Киеве в 1019 году и княжил до конца своих дней в 1054 году. Взяв престол, он принялся развивать внешнеполитические связи с Европой, для начала взяв себе в жены Ингигерду (1019 – 1050), дочь шведского короля Олафа Шетконунга. Олаф в качестве приданого дочери дал город Альдейгабург и всю Карелию. Северную красавицу Ингигерду окрестили Ириной. У них родилось 5 сыновей и 3 дочери.

Со стороны Ярослава это был важный и поистине мудрый выбор: ведь мать его будущих детей во многом определяла формирование их, мы бы сказали, европейского менталитета. Определенное значение в брачных союзах их детей имели и родственные, и дружественные связи великой княгини. Неудивительно поэтому, что всех трех своих дочерей Ярослав Мудрый выдал замуж в королевские дома Европы. Так все дочери Ярослава Мудрого стали королевами.

Елизавета стала женой норвежского короля Харальда (Гаральда) Грозного (1015 – 1066), который посвятил ей прекрасные, полные любви песни. Из нижеследующего отрывка в переводе поэта К. Н. Батюшкова понятно, что прозвище свое – Грозный – Гаральд носил не зря.

И так все пять куплетов. Видно, как сильно он любил Елизавету. Из скандинавских саг и баллад мы знаем об их роскошной свадьбе. А исторические факты говорят, что после гибели Гаральда молодая вдова недолго была одна и вскоре вышла замуж за короля Свейна, правителя соседней Дании.

Анастасия стала королевой Венгрии.

Самая знаменитая судьба ожидала младшую дочь Ярослава – красавицу Анну, выданную за французского короля Генриха I из династии Капетингов. Потомками Анны были одиннадцать королей Франции, правивших в течение 267 лет.

Ярослав Мудрый занял славное место в ряду современных ему государей. Матримониальные связи русской княжеской династии являются бесспорным свидетельством широты международных связей Руси. Ярослав выдал свою сестру Доброгневу замуж за польского короля Казимира. Он дал сестре большое приданое, а Казимир возвратил 800 пленных россиян. Любимый сын Ярослава Всеволод женился на дочери византийского императора Константина IX Мономаха (1032 – 1082). Их сын Владимир II увековечил имя деда по матери, присоединив к своему имени прозвание, а точнее, второе имя Мономах (Владимир II Мономах княжил с 1113 по 1125 год). Он был женат на Гите – дочери последнего англосаксонского короля Гарольда, погибшего в 1066 году в битве при Гастингсе. Женой Мстислава Владимировича была дочь шведского короля Христина. Сын Святослав женился на Оде – дочери графа Штаденского, близкого императору Священной Римской империи и германскому королю Генриху IV; Изяслав – на Гертруде, дочери маркграфа Саксонского.

Достойна упоминания родная сестра Владимира Мономаха – Евпраксия. Всеволод Ярославич выдал ее замуж за маркграфа Северной Саксонии Генриха Штаденского в 1086 году, но через год маркграф умер. На молодую вдову обратил внимание Генрих IV, надеясь браком с ней установить союз с Русью в борьбе против Папы Римского Урбана II. Летом 1089 года состоялись венчание и коронация новой императрицы. В течение семнадцати лет Евпраксия (после принятия католичества Адельгейда) была императрицей Германской Священной Римской империи и находилась в центре европейской политики.

Ярослав давал убежище изгнанным князьям Англии, Швеции и Норвегии, то есть Киевская Русь того времени – это в истинном смысле европейское государство.

Ярослав не случайно вошел в историю как Мудрый. Он совершил много славных дел за время своего княжения, в том числе способствовал распространению письменности среди народа. Как свидетельствуют дошедшие до нас берестяные записи, он собрал 300 детей для обучения их грамоте. Спустя десять лет после крещения на Руси учили грамоте уже на псалмах. Сохранились и навощенные дощечки, на которых учились писать.

Для распространения «слова евангельского» Ярослав, «собрав писце многи», поручил им перевод и переписку уже переведенных книг, составивших первую библиотеку на Руси при храме Св. Софии. При Ярославе книжная мудрость начинает приобретать и практический интерес, появляются различного рода практические поучения и т. п.

Но вернемся к любимой дочери Ярослава Мудрого – (1024 – не ранее 1075). Ее венчание состоялось в Реймсе 4 августа 1051 года. Генрих I (1008 – 1060; на троне с 1049 года) любил русскую красавицу и не принимал никаких решений без своей жены. На многих сохранившихся до наших дней документах Франции стоит подпись Анны-регины, то есть королевы, латинским шрифтом. Королева Анна ждала первенца, и муж дал ей слово, что, если у них родится сын, его назовут по ее желанию Филиппом, чуждым тогда для Франции именем. Филиппом звали варяга, когда‐то в юности любимого ею. В 1053 году, еще при жизни Ярослава Мудрого, у Анны родился сын. Вопреки всем негодованиям при дворе Генрих I свое слово сдержал. После Филиппа – сына Анны Ярославны – в истории Франции было еще семь королей Филиппов.

Здесь, в связи с богатейшей рунической библиотекой, привезенной Анной Ярославной из Киева, уместно отметить, что история письменности славяно-русов исчисляется почему‐то всего одним тысячелетием – со времени крещения Руси и обучения ее грамоте святыми Кириллом и Мефодием. Традиционно считается, что славяне, а вернее было бы – славяно-русы, обзавелись собственным письмом лишь во второй половине IX века, а до этого времени никакой письменности у них не было. Если кто‐то из ученых пытался оспаривать столь обидную точку зрения, им всегда предлагали, чтобы они показали хотя бы одну строчку оригинального докириллического письма.

Мы, конечно же, должны быть признательны Кириллу и Мефодию, изобретшим для нас славянскую письменность, через посредство которой мы смогли приобщиться к христианской славянской культуре, а через нее и к западной. Но нельзя забывать, что у нас, россов, или русичей, существовала своя письменность, богатая письменная культура, так называемая слоговая руница. Многочисленные раскопки уже нашего времени свидетельствуют о высоком уровне грамотности наших предков: шла интенсивная деловая и бытовая, чисто житейская переписка. Наконец, существовала богатая библиотека рунических книг. Вот образец этого письма, так называемой слоговой руницы18:

Но с христианизацией Руси в процессе борьбы с язычеством уничтожалась и языческая, а вместе с ней и христианская литература на руническом языке. Так постепенно мы утратили свою исконную письменность.

Однако известно, что рунические книги находились в библиотеке Анны Ярославны. Она привезла их во Французское королевство вместе со многими другими книгами и рукописями в качестве приданого. Известно, например, что на русском Евангелии, привезенном Анной Ярославной, присягали во время коронации все французские короли; некое Евангелие показывали Петру I, когда он был в Париже, как реликвию – свидетельство давних связей России и Франции. В Реймском соборе по сей день хранится Евангелие, якобы принадлежавшее Анне Ярославне, но в действительности оно было изготовлено в 1395 году.

Книги из библиотеки королевы Анны хранились почти восемьсот лет в основанном ею аббатстве Санлис. И лежали бы они там и по сию пору, если бы не разразилась Великая французская революция. Бумаги вместе с другими документами были перевезены в Бастилию. Но и Бастилия была захвачена народом; солдаты и обыватели разбили запечатанные ящики и выбросили их содержимое в окна.