Читать книгу Идеологема - Татьяна Хмельницкая - Страница 4

– Есть будешь?

Комната оказалась маленькой, три на четыре метра в бледно—голубых тонах. Спартанская обстановка: ничего лишнего, только три кресла, одно из которых развернуто и задвинуто в угол, два – возле интерактивного окна.

– Буду, но не здесь и не сейчас. Ты поговорить хотел. Выкладывай, и я отправлюсь восвояси.

– Присаживайся, – кинул мне Панин, направляясь к противоположной стене. – Система, два калорийных ужина и санитарную кабину.

Из стены выехала рама, напоминающая собой грани куба и заполнившая пространство комнаты на четверть. Но расстояние для прохода между противоположной стеной и кабиной осталось. Нижняя плоскость кабины исполняла роль пола, на котором стоял, будто металлический цветок, умывальник. Немного дальше – унитаз, и за ним – узкая душевая кабина. На боковую плоскость пристроена стенка—гармошка, чтобы при желании изолировать кабину от остального помещения.

Я подошла к интерактивной стене, где сейчас красовалось изображение распахнутого настежь окна, за которым виднелись горы с белесыми шапками снега, и прикоснулась к гладкой поверхности. Система отреагировала моментально, высветила над моей ладонью приветствие и вопрос: «Хотите сменить иллюстрацию?» Я нажала на подтверждение и отняла руку от прохладного экрана. Библиотека фотографий оказалась богатой на виды планеты. Выбрала пейзаж пустыни.

– Ты не изменяешь себе, – произнес Панин, и до моих ушей донесся звук текущей воды.

– Почему бы и нет? Руки мой, тут очередь.

– Ага, – хмыкнул парень. – Не даешь получить удовольствие от элементарного действия. Вредина.

Я расположилась в кресле, полностью развернувшись к стене лицом. Санитарная кабина была сразу за спиной, но я не поворачивала головы.

«Вредность, – как говорил мне раньше Панин, – твое второе имя». А я и не спорю, находит на меня иногда, ничего поделать не могу. К тому же день оказался крайне трудным, голова стала тяжелой, хотелось покоя, а не пикировок с бывшим любовником.

Максим Соловьев – неожиданно возникшая проблема. М—да, светловолосая, голубоглазая, я так думаю, что голубоглазая, и весьма симпатичная, но проблема. Нужно остаться одной и подумать о новом знакомом.

Сейчас, придя в себя после терапевтических пикировок с Вадимом, я понимала, что в короткой встрече с Максимом Соловьевым меня что—то напрягало. Моя реакция на его появление выглядела, мягко говоря, необычной. Без всякого сомнения. Тут даже не требовалось глубокого самоанализа. Я испугалась больше, чем удивилась схожести парня с умершим возлюбленным. Радостью там даже не пахло. Страх сковал – Панину пришлось меня в чувство приводить.

Проще всего списать мою реакцию на неподготовленность к подобного рода сюрпризам, но я—то себя знаю и понимаю, что душу резануло нечто другое – предчувствие. Игнорировать его не могу. Я все эти годы жила, работала на этом необъяснимом ощущении и на интуиции. Восемьдесят процентов успешных рейдов сделано на непостижимых и никем из ученых официально не подтвержденных эмоциях.

В случайности я вообще верила с большим трудом из—за склонности к сведению всего и вся к математическим или поведенческим моделям. Мне было проще объяснить появление предчувствия аналитикой, чем принять ужас от встречи с любимым человеком. С другой стороны, все складывалось в логичную, стройную поведенческую модель. Призраки прошлого вдруг атаковали в тот самый момент, когда живой и непробиваемый, будто скала, Панин пытался поговорить со мной. Если еще учесть, что Вадима принуждали раскрыть план предстоящей операции, то его нежелание это делать меня весьма озаботило. И вот на фоне из ряда вон выходящего промедления Панина и общей секретности начинаешь понимать, что все происходящее выглядит стройно, продумано, но переставлено местами, будто кто—то перепутал сцены во время репетиции спектакля.

Не хило? То—то и оно. Призраки в такие моменты и влезают. Ощущение, что кто—то вывел артиста на сцену раньше положенного времени. Такой вот туз в рукаве, которого выбросили из колоды раньше положенного времени.

Парень как две капли воды похож на Кирилла: тот же рост, движения, взгляд, лицо. Он шире в плечах, но и Кирилл мог таким стать к двадцати пяти годам, если бы…

Ну хватит! Если бы да кабы… Кирилла нет, и точка!

Его нет. Точка.

Есть Максим. Максим Соловьев.

Точка может быть поставлена в личном деле, но не в судьбе. Потому и его мама не так часто навещала кладбищенскую стену, на которой красовалось имя ее сына. Ну не верю я в существование двойников, хоть убей!

Фу—у—ух.

И чем я сейчас занимаюсь? Чушью собачей! Придут старшие товарищи, дадут инструкции, скажут, когда начинать и с кем работать. С призраком? Да и он не помеха. Знакомство с агентом состоялось по ускоренной схеме – половина дела сделана. Другой вопрос: почему встреча прошла так нелепо?

Обычно если кто—то из агентов на Земле сотрудничает с группой из военного корпуса, то встреча проходит в другой обстановке.

Итак: я спускалась на первый этаж зала ожидания. Думала об игре, развернулась и случайно…

Нет. Все не так.

Я развернулась случайно и вдруг: та—ба—дам! Прошу любить и жаловать, я – Максим Соловьев. Правильно, но смешно: они случайно встретились и случайно…

Стоп!

Не случайно. Мой разворот в нужном направлении выглядит тоже постановочно.

Включилась воздухоподача. Она встроена в боковую панель умывальника. Панин сушил руки. Сейчас закончит, я займусь гигиеной.

Я сбилась с мысли. На чем остановилась? Ага… Так—так…

Не могу объяснить, но из ста случаев сто раз я бы среагировала на рекламу предстоящих игр. Я полностью поглощена назначением, мне интересно, что ждет впереди, заинтригована новыми правилами, которые анонсировали Панин и Марков. Да, я бы обернулась в силу своего характера и просто из любопытства. Но я задержалась, любуясь кольцами Абсолюта, и встречи могло не произойти, но она произошла. Это не вписывается в логическую цепочку. Неужели и правда знакомство с Максимом Соловьевым не что иное, как случайность?

Снова: стоп! Я пристрастна и пытаюсь подвести все произошедшее под логическую модель. Так нельзя. Может, и впрямь момент судьбоносный, и я встретила парня, который живет на Земле, да еще так похож на моего возлюбленного? Бац! И судьба подарила мне эту встречу.

Ага, держи карман шире!

Надо все проверить.

– Система. Расписание всех шаттлов за сегодняшний день, стыкующихся с платформой «F».

– Тебе тоже не дает покоя тот блондинчик с милыми кудряшками?

– Отвяжись, Панин.

– Вот—вот. И я все о нем думаю.

Из стены выехал стол с дымящимися на нем блюдами. Вовремя, живот от голода давно уже крутит.

Подойдя к умывальнику, протянула руки, и фотоэлемент, среагировав на тень, подал воду через низко расположенный кран.

Эх, поживешь с мое на кольце военного корпуса, научишься получать удовольствие от возможности долго плескаться, даже моя руки. Но уж очень есть хотелось, потому обсушила ладони под струей воздуха и устремилась за небольшой, метр на метр, стол. Села так, чтобы можно было смотреть на столбики дат, направлений маршрутов, подобранных Системой.

– Координатора из тебя не вытравить, – посетовал Панин. – Ты снова в рейде, просчитываешь возможные опасности.

– Чем недоволен? – запихивая большой кусок мяса себе в рот, отмахнулась я.

– Хорошо, поясню… Ты отправилась в рейд за Кудряшкой. Для тебя он подозрительная личность. Координатора из тебя не выжечь каленым железом, и заметь: одного из лучших координаторов. Ты что—то учуяла и нос держишь по ветру. Я – командир десятки и привык доверять чутью координатора, твоему чутью, девочка. Значит, буду делать свою часть работы. Поиграем.

Я нахмурилась:

– Слишком много сиропа в словах. Продолжай, я не в претензии. На самом деле доля вероятности или случайности всегда присутствует.

– Ну—ну…

Четыреста одиннадцатый скинул куртку и бросил ее на спинку кресла. У него на руке оказалось самозаписывающее устройство. Когда он успел его натянуть, мне не ведомо, но сейчас на корпусе светилась красная точка – прибор в работе. На мой вопросительный взгляд Панин пожал плечами и сказал:

– Надел в зоне отчуждения, пока ты пейзажем любовалась. Сам не знаю, почему так сделал. Из меня тоже не выкорчевать военное училище – все мы буйно помешанные. Везде мерещится чушь, которую следует проверить по миллиону раз.

Я перестала жевать, тяжело проглотила кусок и, отпив сока из стакана, сложила руки перед собой, уставившись на коллегу. Мне недостаточно такого рода объяснений, пускай я верила в них и тоже причисляла себя к сумасшедшим, которым за каждым углом мерещилась опасность. Я относилась с подозрением к любому прохожему, включая людей из военного корпуса. Особенно из корпуса. Кто знает, в какие игры решат сыграть ребята и какие идеи подхватят их командиры? Силовики могут многое, если не все.

Нас учили жить и работать на кольце, никому не доверять. Даже тесты на старших курсах обучения проводили на предмет недоверия ребятам из других учебных пятерок и фаланг. Исключение – твоя команда. Именно она становилась семьей, единым с тобой организмом, защитой и опорой, смыслом жизни. Уже на службе десятки не приступали к работе, пока солдаты не научатся полагаться друг на друга. Половину из своей десятки я знала по курсу и успешно работала с ними еще в учебной пятерке. В своей десятке я доверяла каждому поименно и всем ребятам скопом, а они – мне.

– Ну чего ты?! – возмутился Панин. – Сама виновата: не успела прилететь, тут же кинулась выслеживать кудрявых парней. Мало того, еще и чуть ли не в обморок падать при этом, будто с тебя заживо скальп снимают. Вот я и перенервничал, записал его притязания к тебе в положении задом кверху на перилах. Надо признать, ракурс он выбрал не из лучших. Ну что ты так на меня смотришь? Говорю же: надел по привычке, а включил, когда ты вдруг сама не своя стала.

– Хватит зубы заговаривать! Устройство надел не просто так. Но это твоя задача. Если бы перенервничал, то с тебя бы сталось: задержание бы оформил. Пистолет под брючиной? Я угадала?

В ответ на мой вопрос Панин наклонился и, подняв полу брючины, извлек оружие.

– Ствол на стол! – приказала я вполне миролюбивым тоном. – Не люблю на отдыхе ребят с пушками.

Раздался тяжелый звук, и на столешнице остался лежать Glock последней модели.

– И второй тоже. – Мои брови изогнулись в желании продемонстрировать Панину свою решительность и понимание. – Знаю я тебя, дружочек.

– «Дружочек». Ласкает слух. – Улыбка расползлась на лице бывшего. – Доесть можем и позже, сейчас кроватный блок вызову…

– Нравится сидеть рядом с девушкой, по горло увешанным пукалками? Продолжай в том же духе. Проехали. Ждешь вооруженного нападения? Тогда эта штука пусть лежит рядом со мной. Мне же тоже отстреливаться чем—то надо. Что ты там наснимал, показывай. Давай идентифицируем личность. Чем дышит тот парень?

– Только один вопрос: чем он тебя зацепил?

– Схожестью с Кириллом. Одно лицо. Мне, признаюсь, не по себе стало.

– Кир… – Панин проглотил половину имени моего покойного возлюбленного, немного замешкался, а потом рявкнул: – Система, глушители! Изоляция блока от внешних вторжений. Автономное пользование данными.

Свет моргнул и погас, погрузив помещение в кромешную тьму. Затем включилось резервное питание, а вместе с ним и освещение. На интерактивной стене поползли программные строчки перезагрузки. Я ловила каждую и с каждой осознавала: программа совершенно независимая. Выходит, Панин периодически пополнял данные в ручном режиме, иначе вся информация будет устаревшей и бесполезной. Откуда он производил пополнение?

На экране мелькнула архивная папка, которая без дополнительных шифров распаковалась самостоятельно, и все файлы, что хранились в ней, стали загружаться в программу. Кто—то шлет Панину данные и делает это регулярно. Он сам? Исключено, нет доступа к хранилищу диспетчерской ни у кого, кроме Особого отдела. Каждый рейд, особенности, личности, обстоятельства, поступки членов звена, и еще бог знает что записываются в архив автоматически, отсылаются в хранилище. При желании или по особому распоряжению делается запрос в архив на конкретный эпизод или личность.

Я прислушалась к себе и не почувствовала удивления. Давно привыкла к тузам в рукаве, которыми порой обменивались ребята в погонах на разных уровнях военного корпуса. Если файлы поступают напрямую Панину, значит, кому—нибудь это нужно и происходит с чьего—то разрешения.

На экране распаковывались очередные папки, а я принялась за остывающую еду, чем заслужила ехидный смешок от коллеги.

Я успела съесть половину порции, когда система начала загрузку передаваемой информации с наручного устройства Панина. Откинувшись на спинку кресла, пила сок и наблюдала за происходящим на экране. Программа обработала запись, стала прокручивать ее в замедленном режиме, накладывая на лица и руки людей, попавших на видео подобие сетки—маски для распознавания личности. С правой стороны экрана отображались данные на пассажиров и абсолютовцев.

Пришлось ждать, пока программа распознает мою личность. Ничего нового и сверхинтересного: данные на текущий момент, соответствующие легенде. Неплохой тест на выявление сбоев в общей системе.

Наконец программа набросила «маску» на фигуру Максима, и Панин крикнул: «Стоп». Изображение замерло, а парень прочитал вслух:

– Максим Соловьев. Двадцать шесть лет. Европеец. Место проживания – Тринадцатый квадрат. Место рождения – неизвестно. Согласно проведенному следствию, место рождения и пункт отправки в Тринадцатый квадрат – поселение в Карантинном квартале. Прибыл в Тринадцатый квадрат в соответствии с запросом родственника. На момент… И так далее…

Согласна с Паниным: содержащаяся в деле информация на землянина – стандарт. По типу «не был», «не привлекался», «не состоял». Познавательно, но бесполезно именно потому, что есть пресловутое «не».

Вот если бы…

Если бы да кабы, да во рту росли грибы. Ну нет особых преступных заслуг у товарища Соловьева. Тут радоваться надо, а я расстроилась. Зацепки нет, личностной червоточины – тоже. Неестественно как—то…

С ума сойти! Как же глубоко деформировал меня мир военного корпуса, что вижу в человеке, живущем по законам, нечто противоестественное. Хм. С другой стороны, за три года участия в рейдах такого насмотрелась – с души воротит. К тому же доходят слухи о нарушениях бойцов из других десяток, сделанных ими в рейдах на Землю. Ну как люди не понимают, что все, что происходит во время задания, записывается, отслеживается, протоколируется? И если допущена ошибка – одно, а если ты возмущаешься и критикуешь правила колец – другое. А ведь есть и такие, кто осмеливается. И что потом? Никто не скажет, ибо сказать просто некому.

– Запрос по родственнику, – продолжил Вадим, набирая символы приказа на самозаписывающем устройстве.

Он вводил буквы вручную, значит, блок с записанной программой дистанционный. Может, резервное хранилище? Похоже на правду. А кто у нас мог такой историей заморочиться? То—то и оно, что только разведывательные войска и особисты. Последние так вообще во все вмешиваются, и все им надо. Особое отношение ко всем – особое пристрастие к каждому.

М—да, говорят ведь, бывших разведчиков не бывает, Панин – не исключение. Но тут всплывает другой ряд вопросов. Например, что не нравится такому секретному ведомству в нашем, рейдовом департаменте? В чем мы заподозрены, и сколько еще нераскрытых секретных агентов в военном корпусе? Сидят где—то, доклады строчат.

Противно мне, но весело… Почти весело. Все под колпаком Абсолюта. Все под колпаком разведки. Все!

– Родственник скончался на следующий день, как к нему прибыл Соловьев. Видишь даты? – отозвался Панин, хоть я и сама успела прочитать сообщение. – Очень интересно…

– Чем интересно? Хотя по логике вещей может быть интересным.

– Тем, что он из Карантинного квартала. Совпадение? Хм…

– Ага, – кивнула я. – Колись. Почему тебе не нравится совпадение?

Для меня стало очевидным, что так и было – случайность. Я не знаю, кто нашептывал мне такую уверенность, но я не сомневалась.

– Всенепременно. Переходим к разъяснению задания. Без этого никак.

– Ого! – Одним махом я влила в горло остатки сока и уселась удобнее, вытянув ноги вперед. – Столько тайн в ерундовом деле: Карантинный квартал, Тринадцатый квадрат, умерший родственник, не переживший радости от встречи с Кудряшкой, и перехлест с предстоящим отбором. Да, ты интриган, батенька. Прямо триллер завернул.

– Красиво излагаешь, Танечка. Зришь в корень. Итак, тайна начинается, прочищай ушки, буду вещать.

– Не тяни, Образина!

– Значит, он Кудряшка, а я – Образина? Так не честно. Ты обзываешься.

Я сделала вид, что удивилась:

– Ты забыл свой ник в военном училище? Я всего лишь оживляю нашу беседу, пытаюсь склонить тебя к разговору с целью получить секретную информацию. Все, как нас учили. Я так стараюсь, что из кожи вон едва ли не лезу, обращаю нас к нашему общему прошлому с его трепетными моментами, а ты все не идешь на контакт.

– Выкрутилась. Ага! Тот финт с полотенцем – обращение к нашему общему прошлому? Признаю, было виртуозно. Снимаю шапку и падаю ниц.

– Далось тебе полотенце! Начинай уже, или я пойду восвояси. Тут полно мест, где можно с чувством и толком провести время.

– Тань, мы вляпались.

Сказанное, будто удар в грудь, сбило мое дыхание. Откашлявшись, я уставилась на Панина, ища в его лице малейший намек на шутку или игру. Нет, Вадим открыт, ни тени жульничества, подтасовки. Ему важно поговорить со мной. У него не стояла задача склонить меня на свою сторону, подставить. Он пытался предупредить. Именно за этим позвал в блок и включил защиту. Странный парень, похожий на Кирилла – предлог. Все гораздо глубже и, увы, прозаичнее.

– Меня посадят, если ты сдашь меня, – продолжил Панин и напряженно улыбнулся. – Но в нашем мирке ты единственный человек, с кем могу обсудить дело. Оно не простое, Татьяна. С кучей подводных камней, и нас в него втянули. Знаешь почему? Мы лучшие: ты и я. Отбор – военная операция. Нет людей, кто посвящен в нее целиком. Нас шестеро, тех, кто хоть что—то знает, но заметь – не все. Собрать мозаику трудно, большие пробелы, но… Мне удалось. Есть у меня… Друзья. Кое на что намекнули. Остальное сопоставил, додумал.

– Информация, которую я получу на электронную почту. Начни с нее. Любопытно же, какова официальная версия.

Мои мышцы напряжены, я только сейчас это почувствовала, когда поставила пустой стакан на стол и заметила, что дрожит рука. Но я верила Панину безоговорочно. Интуиция вопила, чтобы слушала его и внимала каждому слову. Я ненавидела его за прошлое, но четыреста одиннадцатый действительно лучший, и он пришел ко мне, чтобы не пропасть. Я снова равняюсь по нему, его чутью, осторожности. И я знаю: поступаю правильно.

– Логично. – Парень кивнул. – Правила поменялись. Теперь пятнадцать абсолютовцев и двенадцать землян выступят в роли наблюдателей на отборе. Задача – выявить двадцать четыре человека самых лучших, кто перейдет во второй этап.

– Подожди, я не поняла. Ожидали модуль, девять координаторов, включая меня, и двое – командиров групп, включая тебя. Потом прибыл Грибоедов, и командиров стало трое. Откуда пятнадцать? Прибудут позже или…

– Уже на Земле, – прервал меня Вадим. – Дослушай. Все вопросы позже. Второй этап адаптационный, и конкурсантов поделят на дюжины. Группы должны выполнить поставленную задачу – рейд в интерактивном поле. Оцениваться будут слаженность и работоспособность. Отбор превратят в шоу, за которым в круглосуточном режиме сможет наблюдать население обоих миров. Каждое движение бойца не уйдет от любопытных глаз публики.

Абсолют подстраховался, сделав отбор круглосуточным шоу, ведь так можно наблюдать за бойцами и не страшны сюрпризы от землян.

– По итогам интерактивного боя сформируется команда из десяти человек и командира. Они отправятся в настоящий рейд. И тут начинается самое интересное…

– Подожди с интересным, сейчас расскажешь. Я не понимаю: пятнадцать наших и двенадцать – землян. Землян – двенадцать. Конкурсантов – двадцать четыре. Но у меня не сходится математика, когда думаю о количестве. По прошлым играм голосующих было столько же, сколько и конкурсантов. Почему сейчас на три больше? Сделано для выявления преимущества?

– Не—а. Все дело в координаторах, Танечка. Их двенадцать, одиннадцать принимают участие в этапе отбора. Командиры подключатся в третьем этапе, как и еще один координатор. И тут, как я уже сказал, начинается самое интересное. Про этих четверых никто не знает.

– Ого! – не удержалась я от возгласа. – Ничего себе перспектива!

– Легенда такая для всех землян и абсолютовцев: на территории Карантинного квартала обнаружены нежелательные элементы. Будут проверять незарегистрированных людей, ведущих непонятный образ жизни. По данным разведки они там действительно есть.

– А почему тогда не проводятся рейды? – нахмурилась я. – Разведывательные группы не работают?

– Все сложнее в нашем политическом мире. Абсолют не получил санкций на проверку того района, но удалось выбить разрешение на проведение этапа отбора с принуждением неизвестных к регистрации. Это более гуманно, чем рейд. Ведь Абсолют предложил Парламенту Земли нечто беспрецедентное – собственные рейдовые отряды. Возрождается контора, которую раньше называли полицией.

Мой голос дрогнул:

– Полиция?

– Да. Говорю же: политика – дело тонкое. Так в большинстве случаев сами земляне станут разбираться в своем мирке и подчищать за собой дерьмо.

Возникла пауза. Я водила пальцем по гладкой столешнице, пытаясь уложить сказанное коллегой в голове. Мысли путались, но четкое представление все же сформировалось. «Политика – дело тонкое», – прав, Вадим, прав. Пока мы выполняем работу полиции, у Парламента Земли есть возможность указывать Совету на недоработки и писать петиции о недовольстве людей. Совет решил часть забот переложить на плечи Парламента, тем самым вроде оставшись в стороне.

Уловка. Правильно расставленные сети, в которые угодили земляне. Они решили, что отвоевали часть свобод для себя? Ну—ну. Погрязнут в собственных разборках с недовольными гражданами. Перелопачивая грязь, земляне лишатся и остальных допущений, даже не заметив этого. Зависимость от колец станет сильнее. Парламент захлебнется в собственном бессилии. И тут…

За такие мысли меня мало разжаловать, нужно прилюдно сжечь на костре, как в средние века. Потому никто и не доверяет не то что партнеру, а другу в военном корпусе. Видимо, мыслишки путаются в головушках, куда без них, и боятся ребятушки за свои жизни, не болтают лишнего.

– Танечка, – голос у четыреста одиннадцатого надтреснутый, глухой, – дальше паршиво. Начинается та самая задача, что не для всех. Под предлогом ревизии заброшенного исследовательского института, расположенного неподалеку от поселения Карантинного квартала, трое наших, из военного корпуса, будут прочесывать институт. Такова легенда. На самом деле они займутся поисками секретного пакета. Три координатора поведут каждого из тройки, четвертый координатор – главный, аккумулирует данные по происходящему в «поле» и управляет другими координаторами. Задумано заранее: готовили троих бойцов для этого задания. Просто провести рейд Совет Абсолюта посчитал слишком неправильным. Карантинная зона находится под юрисдикцией Земли, и обострять отношения никто не решился. В праве колец только рейды во время правонарушений. Вот и выдумали такую легенду – отбор.