Читать книгу Распыление 4. Британский гамбит, или Дело Тёмного Лорда - Татьяна и Дмитрий Зимины - Страница 4

Поспать нам так и не удалось. Едва дверь закрылась за леди Чейз, заявились слуги: кухарка и горничная. Я с ними не разговаривал, но слышал, как их строго отчитывали Его превосходительство.

Орёл долго пенял женщинам за то, что те оставили боевой пост, но потом смилостивился и отпустил – наказав впредь исполнять обязанности, как подобает.

Лумумба, со своей стороны, с обеими познакомился – элегантно поцеловал ручки и расшаркался, включив обаяние на тысячу пятьсот вольт.

– Ликом чёрен и прекрасен… – восхищенно поделилась кухарка с горничной, когда обе проходили мимо меня по коридору.

Я увязался за ними – от кухарки вкусно пахло холодцом и свежим хлебом. Ах да… Во избежание коллизий меня опять превратили в пса. О каких таких "коллизиях" шла речь, наставник не упомянул, только бросил вскользь, что так со мной проще общаться.

Да я не в обиде. Во-первых: на кухне меня тут же накормили, и не чем-нибудь, а первоклассным борщом с обрезками мяса и размоченными в нём кусками хлеба. Во-вторых – слуги меня совсем не стеснялись, что позволяло незримо присутствовать при разговорах.

Так я выяснил, что покойного Барсукова в доме любили, потому что был он свой, русский – не то, что эти чопорные англичашки. Приходил посидеть по вечерам в людскую – когда дела позволяли – любил немножко выпить в своей компании, и сыграть по маленькой в дурачка. А еще с огородом помогал: под его хозяйским взглядом морковка из земли так и пёрла, так и пёрла.

Что леди Чейз – звали её, как выяснилось, Амалия, – бывала в особняке запросто, и очень интересовалась магией. В чём Барсуков ей в меру способностей помогал…

Что Вилликинз – тот ещё сморчок: ходит в таких же слугах, как и они, а нос дерёт, как благородный. Вот и накануне смерти Игнат Степаныча с самого утра куда-то запропастился, и ключи от сейфа в кабинете уволок – все с ног сбились, разыскивая, но ни ключей ни дворецкого так и не нашли…

И самое главное: под утро, после того, как покойного доставили в особняк и его освидетельствовал доктор, они, служанки, честно пытались остаться – негоже покойника одного бросать; но вдруг навалилась такая беспросветная тоска, да еще с головной болью, с ломотьём во всех косточках, что обе от греха ушли по домам. Отлёживались целый день, и только сейчас, к вечеру, почувствовали силы вернуться на работу.

Последнее полностью подтверждало мою теорию о произведенном в особняке ритуале Аш'к-Энте, который требует большого количества жизненной силы.

Отсюда вопрос: как мог быть произведен ритуал, если слуги в это время были в доме?

Ответ: колдун воспользовался кровью, которая осталась на кинжале. Имея кровь жертвы, вовсе не обязательно присутствовать на месте лично…

Еще вопрос: где кинжал?

– Спишь, падаван?

Я так и подскочил. И вовсе я не спал… Так только, обед переваривал.

– Идём. До встречи с королевой нужно кое-что уладить в городе.

– ?..

– Нет, превращать в человека не буду, не обессудь. Ты мне и так нравишься.

Надо бы потренироваться в магии метаморфоз. Сразу, как выпадет свободная минутка…

Когда мы вышли на улицу, почти стемнело. По улице вновь полз туман – желтый, как топлёное молоко. Деревья выступали из него подобно постовым, которым предстояло вечно охранять один и тот же дом…

По живой изгороди за спиной зашуршало, я инстинктивно зарычал. Но тут же успокоился: запах варенья, жевательной резинки и слегка поношенных шерстяных носков с головой выдавал Петьку. Опять шпионить намылился… Теперь уже за нами.

Я вопросительно посмотрел на бвану. Тот кивнул, и неторопливо натягивая перчатки, тихонько скомандовал:

– Петр Петрович, предстань пред светлы очи.

Шуршание стихло. Затем раздалось громче, и на дорожку рядом с нами вылез мальчишка, в тёмной курточке, джинсах и ботинках на толстой подошве. На голове его опять была кепка, козырьком назад. Спереди на лоб свешивался клок соломенных волос.

– Вы что, на тайную встречу инкогнито собрались? – вместо приветствия спросил ребенок.

– С чего ты взял? – Лумумбе явно не понравилось, что пацан так быстро его раскусил.

– А по собаке. Уж больно масть приметная… Совсем, как кудри у вашего помощника. А зачем превращать человека в пса, если не для тайного мероприятия?

Лумумба хрюкнул.

– Я сразу догадался, что вы маг, – удовлетворённо кивнул мальчик. – Только не такой, как дядя Игнат… Тот мог апельсин – вот такой – из зёрнышка вырастить, а вы, значит, людей в собак… А меня превратите?

– Много будешь болтать – обязательно, – с чувством пообещал Лумумба. – Только не в большого красивого пса, а в такую… знаешь, на тонких лапках…

– Ага. У леди Амалии есть, – ничуть не испугался ребенок. – Черчиллем кличут. Ух и зловредный этот Черчилль! Чуть что, за пятку – хвать!

– Во-во, – похлопал его по голове наставник. – Так что подумай…

– А чего тут думать? – пожал плечами Петька. – Я вам помочь хочу. Мне дядю Игната знаете, как жалко?

– А отца не жалко?

– Папаня пили уж очень. И дрались. Без него даже лучше, честное слово. А вот дядь Игнат…

– Ладно, скажи-ка друг любезный, ты Лондон хорошо знаешь?

– Еще бы! Хайгейт, Хэмпстэд, Марлебон, Ислингтон, Паддингтон…

– И где там можно купить Пыльцу?

– Пыльцу-у-у?.. – мальчишка почесал под кепкой. – А у вас разрешение есть?

– Ну разумеется, – не моргнув глазом соврал Лумумба.

– Это хорошо, – кивнул пацан. – Идите тогда на Портобелло, это рынок такой. Там – магические лавки. Они и торгуют Пыльцой.

– А если на минутку представить, – бвана присел рядом с Петькой на корточки. – Что разрешения у меня всё-таки нет. Потерял. Тогда что?

– Тогда – в юго-западный боро, – шмыгнул носом мальчишка. – В Ньюхэм или на Собачий остров… Только это опасно.

– Ничего, мы справимся.

– И с Дементорами?

– С кем с кем?

– Такие охранники. Их Белый Совет Магов призвал… Появляются там, где твориться что-нибудь незаконно-магическое, и выпивают душу.

– Белый Совет, говоришь? – усмехнулся Лумумба. – Ну-ну…

Петьку он уговорил остаться. Поручил следить за домом: кто приходит, кто уходит, кто мимо шастает слишком часто… Его превосходительство, мол, изнутри дом охраняет, но на улицу ему хода нет: как хранитель, он к месту привязан. А нам до зарезу нужно знать, что в округе твориться.

Первые пару кварталов я еще прислушивался: не идёт ли пацан следом, но потом успокоился. Видать, в бедные районы мальчишке и самому не больно-то хотелось соваться.

Шли неспешно. Бвана решил, что небесполезно будет прогуляться, взглянуть на Лондон изнутри. Я не возражал. В собачьем теле бегать – одно удовольствие.

Пока мы шли, одежда наставника претерпевала изменения. Из Харрингтон-хауса вышел солидный господин в цилиндре, крылатке и с тросточкой, по Кенсингтону шел обычный прохожий в приличном твидовом пальто, а к Ньюхэму подходил бродяга, закутанный в драный клетчатый плед, в цилиндре с оторванным верхом и с тележкой из супермаркета, в которой громоздилась куча всяческого тряпья.

– Лондон подобен огромной сточной канаве, которая влечет преступников, перекупщиков и бродяг, – пояснил бвана, отвечая на мой немой вопрос.

Себя я со стороны не видел, но количество репьёв в хвосте и тусклая, свалявшаяся шерсть говорили о том, что из холёного русского мастифа я превратился в дикого ирландского волкодава.

Впрочем, внешность наша менялась сообразно городу: тенистые сады за изящными коваными решетками сменились на высокие каменные заборы, затем – на прилепленные друг к другу домишки, которым задний дворик заменяла бетонная площадка с мусорными бачками.

Потом пошли и вовсе трущобы: десятиэтажки с сплошь заколоченными первыми этажами, с выбитыми стёклами, с граффити везде, где можно и где нельзя…

Здесь надо пояснить, что на самом деле Лондон огромен. Пересечь его в какие-то полчаса просто нереально – если ты не маг уровня Лумумбы. Бвана применил тот же метод, что и в Африке: с каждым шагом он "протыкал" пространство таким образом, чтобы оказаться в намеченной точке кратчайшим путём.

Собаки видят в чёрно-белом диапазоне. Так считали учёные до Распыления – мне об этом Машка рассказывала. Только они, эти учёные, забыли про нюх… А запахи могут быть совершенно любого цвета. Даже того, которого нет в природе.

Трущобы пахли коричнево, с зелёными крапинками – как старая бумага, на которую недавно наблевали. И наделали еще чего похуже. Но собаки к запахам относятся несколько по-другому, чем люди, поэтому мне тут даже нравилось.

Давно просроченные консервы, застойная вода, гнилые листья. Тусклый, как потемневшее серебро, запах старости. Забористый, как штопор, дух немытых тел, засорившейся канализации и вываленных прямо на улицу отходов и горький душноватый запах каменного угля… А уж над всем этим витал тонкий, всепроникающий запах корицы… Пыльца.

Трущобы, или как их называл Петька, боро – были просто пропитаны Пыльцой. Она сочилась из канализации, из трещин в асфальте, из щелей в заколоченных окнах… Она источалась из людей – неопрятных, закутанных в тряпьё фигур с такими же, как у бваны, тележками, а еще от неприглядных куч прямо на асфальте, под стенами домов, в тёмных узких переулках…

Бездомные, – понял я. Они спали прямо на земле, в лучшем случае подстелив под себя тонкие листы пластика или ветхого, серого от старости картона.

Многие, завидев Лумумбу, заинтересованно шевелились – новичок вызывал законное желание поживиться; но завидев меня – я каждый раз подпускал слюны на язык и скалил клыки – отворачивались, всем видом показывая, что до новоприбывшего им нет никакого дела.

– А вот и наши знакомые с раскрытой ладонью, – негромко заметил Лумумба после получасового блуждания в катакомбах разрушенных домов, кивая на ларёк, притулившийся у подножия шлакоблочной десятиэтажки.

Окна дома почти все были заколочены фанерой, но из многих высовывались трубы самодельных печек, нещадно дымивших.

Ларёк же являл собой образец творческого подхода к архитектуре. Он был слеплен, сколочен и связан из разнокалиберных листов мутного от старости пластика, тряпок, рубероида и клеёнки. На единственном, засиженном мухами до полной непрозрачности окошке зиял отпечаток ладони, выполненный зловещей красной жидкостью, с потёками и характерным запахом.

– Томатный сок? – спросил Лумумба, держась от ларька на почтительном расстоянии.

Я пошевелил бровями и оскалился.

– Мне нравится их чувство юмора, – кивнул наставник, и смело шагнув к ларьку, постучал в окошко.

В дверь стучать не представлялось возможным: вместо неё колыхалась такая занавеска из длинных листов полиэтилена. Как в морге.

После стука бваны эта занавеска чуть шевельнулась, выпуская на улицу клуб едкого, но в чём-то очень приятного дыма… Каннабис. Запах знаю, но пробовать не приходилось.

– Входи, бро. И да прибудет с тобой Джа.

Голос был праздным и досужим. Он никуда не спешил. И ничего не боялся. В его бархатном малиновом тембре угадывалось обещание вечности: все, мол, там будем. Но зачем торопиться? А еще предупреждение: если поведёшь себя неправильно, можно немного и поспешить…

Лумумба шагнул внутрь. Я просунулся за ним.

На топчане возлежал чувак с бородой, похожей на сильно запущенный, совершенно дикий лес, в желтом шелковом халате и с громадным ятаганом на поясе. Сквозь клубы каннабиса пробивался запах цыплёнка карри и немытых ног.

– Добро пожаловать в Бобо Ашанти, – сказал чувак. Борода его шевельнулась, как живое существо, и внутри неё что-то завозилось. Я непроизвольно зарычал.

– Четвероногий брат почуял мою зверушку, – ласково сказал незнакомец, полез под бороду – Лумумба напрягся – и извлёк на свет крошечное пуховое существо, одновременно похожее на цыплёнка и на кошку. Существо поморгало большими удивлёнными глазками, потянулось, а затем вспорхнуло и приземлилось мне на голову. Я застыл.

– Дух Тафари принял тебя, бро. Ты хороший человек.

Бородатый спустил босые ноги с топчана, пинком отбросил груду тряпья, которая громоздилась на полу, и открыл люк. Я заглянул. Ржавая лестница уходила куда-то в глубину, и освещалась через равные промежутки электрическими лампочками.

Однако. Настоящее электричество! Богато живут господа растафари…

– Идём, бро. Покинем Вавилон и вкусим дух свободы.

И он начал спускаться. Пуховое существо сорвалось с моей головы и устремилось за хозяином. И только сейчас до меня дошло, что это – непомерно раскормленная летучая мышь…

Лумумба – который, кстати сказать, не промолвил ещё и слова – двинул за ними. Я тоненько заскулил.

Наставник воззрился на меня с недоумением. Я поскрёб лапой край колодца.

– Ах да, – бвана легкомысленно махнул рукой, и я превратился в себя.

Голого и босого. А на улице, между прочим, почти ноль градусов…

– Прикройся чем-нибудь, – сердито бросил бвана, скрываясь в трубе.

Вот те раз! Себе, значит, личины, как перчатки меняет, а мне и плохонького костюмчика соорудить ленится?

Пришлось подобрать с пола то, что валялось в куче: клетчатую, пропотевшую под мышками рубаху с оборванными пуговицами и широкие брезентовые штаны.

Брезгливостью я с детства не страдал, так что облачился спокойно – вещи ещё и по размеру подошли. Будто меня ждали.

Обуви, правда, не нашлось, ну да мы люди не гордые. Из колодца веяло теплом, нагретой землей и терпким духом скошенной травы…

Плантация. Другое слово не подходило. Теплица – слишком мелко. Огороды, вроде как, на открытом воздухе разводят… Вот и вышло, что попали мы с бваной на громадную, расположенную в сети бывшей подземки, плантацию конопли.

Лампы под потолком давали яркий свет, где-то в отдалении тарахтел генератор – производители самого распространённого в мире наркотика спокойно могли себе позволить тратить просто ТОННЫ бензина.

По бокам туннеля, в громадных чёрных мешках из-под мусора, высились здоровенные, как кукуруза, побеги, с крепкими, сочными листьями. Из мешков в разные стороны лезли корни и ссыпалась рыхлая чёрная почва…

– Связь чуешь? – спросил бвана негромко, когда наш проводник скрылся за очередным кустом.

– Барсуков был травяным магом, – так же шепотом ответил я.

– То-то и оно, – скорбно покивал бвана.

Я вполне его понимаю: версия, что посланника убили Растафари, сыпалась на глазах. Им это просто невыгодно…

– Дело даже не в версии, – угадал мои мысли Лумумба. – А в том, зачем нас на неё навели?

– А не могли эти поклонники травки сами оставить знак? – спросил я.

– Могли, – кивнул бвана. – Но не стали бы.

– Почему?

– Это не в их духе. Расты верят, что миром правит дух Джа. Он сводит нужных людей, позволяет совершаться нужным событиям… Но как-бы без вмешательства людей.

– Поэтому наш проводник не удивился, когда увидел нас на пороге?

– Именно. Для него это прямая связь: Барсуков умирает – мы появляемся. Знак.

Шли мы довольно долго – у меня даже ноги заболели. Непривычные к босому передвижению ступни натёрло, я отбил большой палец о старые рельсы и страшно замёрз: тепло от преющей почвы поднималось вверх, а по ногам дуло, как в ледяной трубе.

Плантации конопли сменились палатками и кибитками, цветными шатрами и целыми вагонами – их сняли с колёс и поместили у стены, чтобы оставался проход с одной стороны.

В вагонах и кибитках жили люди. Белые, чёрные, жёлтые, шоколадные – всех цветов и размеров. Объединяло их одно: спокойные, чуть подёрнутые пьяной мутью глаза.

Дух каннабиса здесь был особенно силён. Клубы дыма окутывали золотистой аурой всё, что было в подземелье.

– Бобо Ашанти – одна из самых больших в мире обителей Растафари, – негромко сказал бвана. А я в очередной раз подивился обширности и широте его познаний.

– Добро пожаловать в Сион, бро, – услышав наставника, широко улыбнулся наш проводник.

Моё превращение из собаки в человека не произвело на него никакого впечатления.

– Зачем мы здесь? – спросил Лумумба как можно вежливее.

– С вами хочет говорить патриарх.

– Он не знает, кто мы такие.

– Поверь, бро. Он – знает.

Летучая мышь на плече у бородатого широко открыла клювик и издала неслышный писк – только в ушах запузырилось.

Наконец нас подвели к вагону, поставленному на кирпичи в отдалении от других. Рядом с ним было организовано большое кострище, тоже выложенное тёмными кирпичами – вынутыми, очевидно, из стен туннеля.

– Входи, бро. И да прибудет с тобой Джа.

Проводник уселся в раскладное кресло рядом с вагоном и достал из-за уха громадных размеров самокрутку. На нас он больше не смотрел.

Как только бвана шагнул к дверям вагона, те разъехались в разные стороны и я понял, что это сработал какой-то механизм.

Мы вошли.

Дым внутри стоял так плотно, что я закашлялся. Закружилась голова… Я пошатнулся, и чтобы удержаться на ногах, схватился за какой-то тёмный предмет, на ощупь похожий на сушеный кокос. Как назло, именно в этот момент дым поредел, и я с ужасом увидел, что это вовсе не кокос, а мёртвая голова.

Пергаментная кожа, дырки на месте глаз и носа, сухой пучок волос на макушке, провалившийся рот с остатками зубов… Голова крепилась к такой же высохшей шее, которая переходила в… В общем, это была как бы мумия. Или очень усохший зомби.

Первой моей реакцией было отдёрнуть руку, но тогда голова, которая держалась на позвонках с помощью проволоки и такой-то матери, непременно отвалилась бы, а я привык относиться к мертвецам с уважением. А еще я их страшно боялся.

Так что руку я разжал осторо-о-ожненько, убедившись, что ничем не успел навредить.

– Извини, брат, – тихо сказал я.

Нет, конечно, я мог бы пробудить его к жизни. Влить толику своей силы, наполнить влагой кожу и мышцы. Но, честно говоря, я считал это… Не совсем этичным, что-ли. Одно дело – пробудить спавшего миллион лет тираннозавра. Всё равно, что позвать поиграть заскучавшего щенка… Человеки – другое дело. Не разобравшись, отчего они умерли, какие чувства испытывали перед смертью, да и хотят ли воскресать вообще – лично я поднимать людей отказываюсь.

Смерть – дело сугубо индивидуальное, и вмешиваться в процесс – всё равно, что впереться в чужую спальню во время полового акта. И ближнему кайф обломал, и самому стыдно…

При беглом осмотре помещения оказалось, что таких вот пересушенных мумий здесь десятка два. Все они были одеты в разнообразные костюмы – от ветхих, почти истлевших лохмотьев до вполне современных нарядов. Все сидели, стояли и лежали в очень человеческих позах. Как в музее восковых фигур, где изображаются различные сценки из жизни общества. Только наоборот.

Впрочем я сразу сообразил, что одна из мумий – живая… Знаете, это наверное профессиональное. Вот обычный человек почти всегда, в большинстве случаев, может отличить мужчину от женщины. А я могу отличить живую мумию от мёртвой…

Собственно, это была не вполне мумия. Просто очень, очень старая дама. Такая сухая и морщинистая, что практически не отличалась от интерьера.

Разумеется, она курила трубку. Дым из этой трубки и заполнял вагон, словно слон – спичечный коробок.

Лумумба сдержанно поклонился. Он тоже увидел старую даму. И намного раньше, чем я.

– Добрый день, леди, – мило поздоровался он.

– Здрасьте, – поклонился я.

– И вам не хворать, люди добрые, – сказала старуха очень молодым, веселым голосом. – Я Кебра. Кебра Негаст.

– Я слышал о вас, – намного более уважительно, чем раньше, поклонился бвана. – Полагаю, нам представляться не обязательно?

– Я тоже слышала о тебе, Папа Легба, – Кебра выпустила густой, как комок желтой ваты, клуб дыма. – Наш братан от другой маман, – она хихикнула, обнажив вполне себе крепкие, хотя и коричневые зубы. – Чем мы можем помочь тебе, бро?

– А почему вы решили, что мне нужна помощь?

– Ведь ты же пришел к нам, верно?

Один-ноль в пользу старушки.

– Буду с вами откровенен, леди, – повинился бвана. – Я пока не знаю, что ищу. И поэтому не знаю, что мне нужно.

– Игенатте был нашим другом, – вновь пыхнула трубкой старуха. – Он помогал растить дух Джа.

– Я ни в коем случае не обвиняю в его смерти вас.

– Мы знаем, – как болванчик, закивала старуха. Я затаил дыхание: – думал, у неё отвалиться голова.

Но нет. Обошлось.

– Духи предков сказали нам, что ты должен искать в большом доме на воде.

Духи предков? – я удивился только в первое мгновение. А затем… Нет, Завесу я открывать не стал – отлично помнил, что по этому поводу думает местное правительство, но я и так мог почувствовать…

Связь этих мумий с их ушедшими за Завесу душами была очень сильна. Они буквально СТОЯЛИ на грани Того света и Этого.

Здесь какая-то магия, – догадался я. – Странная, незнакомая, но… очень близкая. Они научились обходить запрет.

Завесу они не открывают. За них это делают духи… Протягивают, так сказать, руку помощи. А так же ногу, голову и печень… Хитро.

– Дом на воде, – повторил Лумумба.

– Большой дом на воде, – поправила Кебра. – Очень большой.

– Спасибо, буду иметь в виду, – поклонился бвана.

– Но ты должен отыскать… своего духа, – добавила старуха. – И для этого тебе нужна…

– Пыльца.

– Мы называем это Вавилонским грехом, – вновь кивнула старая ведьма. Поверьте, я её так назвал исключительно из уважения и огромного пиетета.

– Но тем не менее, культивируете.

– Дух Джа не запрещает зарабатывать, если очень хочется, – пожала плечами Кебра. – Тебя снабдят всем необходимым.

– Спасибо, – в очередной раз поклонился наставник. – Но… что взамен? – старуха подняла вылезшие брови. Выглядело это, я вам скажу, устрашающе. Будто всё её лицо, сместившись на черепе, поползло вверх… – Я хочу сказать, что никто не помогает просто так, верно? В чём ваша выгода?

Кебра мелко захихикала. Будто уронили горсть бисера.

– Дух Джа сказал нам дружить с тобой, чёрный брат. А он дурного не посоветует. На этом свете, или на том… Сочтёмся.

Поклонившись, Лумумба шагнул к выходу. Двери открылись и он вышел.

– Для тебя, друг мёртвых, у Джа тоже есть послание, – сказала старуха мне в спину. Я обернулся. – Когда увидишь дух Тафари, послушай его.

Старуха выпустила такой клуб дыма, что я вновь закашлялся, и поскорее выкатился из вагона, чтобы глотнуть относительно свежего воздуха.

Наверх нас вывел тот же бородатый чувак. Летучей мыши при нём уже не было, зато был солидный такой чемоданчик, который он передал Лумумбе, со словами: – подарок от Кебры, бро.

А на поверхности нас уже ждали…