Читать книгу Там точно есть любовь - Татьяна Ивашкина - Страница 15

Девчонку Анна прогоняет не сразу. Какое-то время с порога наблюдает, как Наташа обучает мелкую азам дрессировки. Похоже, ее Принцесса еще столь наивна, что любит возиться с детьми.

Пока никто не видит.

Позволим себе. Просто смотреть…

…Нежность.

Анна с любовью разглядывает подругу. От общения с ребенком Наташино лицо расплавилось, смягчилось, в глазах пляшут озорные чертики – девушка упоенно подшучивает над соседкой. И вдруг подхватывает девочку за талию, отрывает от земли, кружит вокруг себя. Восторженный визг – и вот уже обе повалились на землю. «Отдышиваются», отбиваясь от взволнованной собаки.

Так вот какой она может быть, ее робкая Наташа?

Чертов мир.

Чего еще не хватает любимой девочке?

И почему так испугалась ты, о бесстрашная Анна?

Ты так давно не видела детей. Малолюдное Лисичкино надежно обеспечивает душевную безопасность. Вернее, обеспечивало. До приезда этой семейки. Теперь же – вот. Терпи, любуйся.

Впрочем, в навязчивой девчонке все же есть толк. Ни капли не боится строгую Жозефину. Быстро сориентировалась, что с борзой закреплять успех надо не лакомством, а льстивыми восторгами. Лишнего не болтает, Наташкины просьбы по ходу занятия исполняет четко, старательно. А главное, никаких сю-сю-сю. Анна совершенно не переваривает, когда во время тренировок с собаками начинают ворковать умилительными голосами. Напрочь сбивая при этом псов с идеи работы.

Мелкая многому могла бы научиться у них.

Да и не такая уж она и маленькая. Подросток скорее, чем ребенок. Лет одиннадцать-двенадцать, да?

Принцесса была бы доволь…

В эту секунду чужая девочка закидывает голову назад и смеется над какой-то шуткой Наташи.

Звонко, заливисто, безудержно.

Он разрывает сердце Анны – смех.

Смех хрупкого детеныша, наивно уверенного, что с ним никогда не произойдет никакой беды.

Идиотка малолетняя.

Смертная малолетняя идиотка.

– Уверена, твой участок находится ЗА забором! Будь добра, не лезь к нашим собакам. Я не готова огребать истерики твоей мамаши!

– Аня, да ты что? Это я Женю позвала! Зачем ты ее пугаешь? Она мне очень сегодня помогает.

– Наташа, не тупи! Не хватало нам еще обвинений в несоблюдении техники безопасности! Какие дети в питомнике? О чем ты? Давно говна на форуме не хлебала? Я вот – по горло!

Наташа быстро уходит в дом. Анна успевает заметить, как внезапно заострились ее скулы. Психует. Ясное дело.

Девчонка же сбежала к себе еще при первом звуке Анниного голоса.

Жозефина смотрит на хозяйку.

– Место.

…Сколько ей было лет тогда? На дискотеке в баре ЗЕД? Четырнадцать, наверное. Может, меньше. Разноцветные огни сливались с запахами тел. Музыка выколачивала мысли. Высвобождала инстинкт. Анна впервые оказалась в таком насыщенном месте. За возможность спасибо Дане, студенту-первокурснику с десятого этажа. Его приличные очки и вечный словарь под мышкой – надежное алиби для побега профессорской дочки во взрослую жизнь. Аннины родители обожали инфантильного и застенчивого соседа-книгочея. Хорошее будущее для их грубоватой дочки-пацанки.

Стараясь не задохнуться, Анна покачивалась в такт толпе. И да, она бесконечно наслаждалась терпким ароматом разгоряченной людской плоти.

Даня протянул кружку пива. Она отхлебнула.

Грубо сколоченная сцена ЗЕД неуклюже возвышалась над танцующими. Шест был заляпан и почему-то испачкан снизу зеленой краской. Высокая женщина в наброшенной на голое тело черной рубашке вдруг прижалась к шесту лобком, змеиным движением изогнулась назад, отбросила влажные волосы. Ненужная рубашка соскользнула на доски.

Стриптизерша подмигнула окостеневшей Анне.

И развела ноги.

Воспитанный Даня нервно хрюкнул, беспомощно обернулся к юной подруге.

– Анют, прости! Тебе, наверное, тут совсем не интересно. Я не знал. Должен был быть концерт…

Анна смотрела на женщину. Та вспотела: бисер влаги собрался в выемке ее шеи.

А между бедер?

Давило солнечное сплетение – Анна не вдыхала слишком долго. Танцовщица медленно провела по соскам кончиком указательного пальца. Тягостная боль прорезала низ Аниного живота. Обосновалась там надолго, по-хозяйски.

Они ушли с дискотеки. До самого дома бедный Даня не услышал ответа ни на один свой сбивчивый вопрос.

От следующего свидания Анна отказалась.

Она взрослела. Играла с парнями в футбол и баскетбол, избегала общества одноклассниц. Ночами касалась живота, вспоминая выемки и тени тела женщины у шеста. Пыталась умиротворить ноющую сладкую боль.

Как-то приловчилась жить, не истязая себя вопросами.

Но и пряталась, конечно. То ли ото всех, то ли – от себя.

А потом, в конце десятого класса, к ним привели новенькую.

Сашеньку Кирову.

Именно Сашеньку – никто и не думал обращаться к девочке без уменьшительно-ласкательного суффикса. Видимо, не только Анне хотелось приласкать белокурого ангела. Сашенька улыбалась доверчиво, неизменно пробуждая доверие в ответ. Нежный румянец часто вспыхивал на щеках Кировой, окрашивал ее лицо в непередаваемо-прекрасный оттенок Анниного счастья.

Новенькой плохо давалась геометрия. Выпускные экзамены приближались, и Анна не смогла удержаться, вызвалась помочь однокласснице. После уроков девушки оставались в классе; зашторивали окна, дисциплинированно пряча от себя теплый апрель; зубрили формулы. В рюкзаке Сашеньки всегда было припасено спелое яблоко. Они съедали его на двоих: по очереди откусывали сладко-кислую мякоть.

Сок блестел на Сашенькиных губах. Она застенчиво смотрела на Анну, готовая в любую секунду улыбнуться подруге.

Господи, на что ты тогда надеялась, тупая идиотка? Скажи, на что?

Когда Анна поцеловала Сашеньку, та откинулась назад с таким омерзением на хорошеньком лице, что…

Неважно.

Анна что-то еще лепетала про любовь, про счастье просто быть рядом, потом извинялась, потом плакала. Просила лишь дружбы.

Потом просила забыть.

На следующее утро Кирова всем в классе рассказала, что Анна лесбиянка. В красках описала, как эта извращенка домогалась ее, как стонала, хрюкала, как хватала ее своими грязными ручищами.

Анну вызвали к директору. В кабинете уже сидели ее оторопевшие родители. Мама комкала салфетку, папа смотрел в пол.

Анну отвели к психологу. С третьего сеанса она сбежала: слишком уж смаковал детали лысый пыхтящий мужик за столом напротив.

На Анну накричали. Дома. Ей показали валерьянку на маминой тумбочке, рассказали о подскочившем давлении отца.

Скажите, что она могла ответить?

Ну а в школе. Там просто был ад. И Сашенька Кирова.

Кстати, школу Анна так и не закончила: не доучилась три недели. Администрация охотно закрыла глаза на такой пустяк – отдали диплом, не скрывая облегчения.

Однажды в июне, прослушав весь вечер молчание родителей, Анна лихорадочно натянула на себя давно заброшенное обтягивающее платье, густо намазала кирпичным губы и – боясь передумать – побежала на десятый этаж. За три года Даня вполне возмужал, но, открыв соседке дверь, привычно смутился, занервничал.