Читать книгу Проклятый берег - Татьяна Кадулина - Страница 10
10.
ОглавлениеНа нем царило необычное для поминок оживление. Молодежь расходилась парами, пока раскрасневшиеся родители теряли бдительность. В хохочущей за амбаром девушке Илья узнал Зину, дочь кучера Городецких, ту самую, что встретил с барчуком на берегу Шоши. Она сидела рядом с двумя мальчишками лет шестнадцати, широко расставив ноги под натянутым коленками сарафаном. От спора на улице становилось громче, в какой-то момент один из мужиков даже сорвал с себя шапку и бросил под ноги. Дрожжин стоял у дороги, и из-за его широкой спины почти не было видно худенькую фигурку Вари. Они разговаривали. Илья поспешил к ним, но толпа вокруг стала смыкаться: то тут, то там его пытались отвлечь, спросить что-то, рассказать, поприветствовать. Добравшись наконец до Дрожжина, Вари он не застал.
– Чего это ты, Спиридон? – раздосадовано кивнул Богомолов куда-то в сторону.
– Ай?
– Зачем тебе, Ковалева?
– А тебе-то что? – Ответил Дрожжин подняв брови, а потом добавил уже мягче, будто извиняясь. – Ох, ехал бы ты обратно в город, Илюша. Изведут они тебя. Ох, изведут.
– Изведут? Кто?
Дрожжин не ответил, только посмотрел, в сторону реки.
– Я просил Варю за вандами присмотреть.
Илья оправил рукав, и нахмурился:
– Ты же, Спиридон, на тот берег за рыбой не ходишь?
– Как же не ходить, хожу. Просто порядок знать надо.
– Какой порядок?
– А такой. Варя меня научила. Приходить надобно только с рассветом, сначала шуметь немножечко на берегу и только потом идти. А как ванды ставить, у воды надлежит на рыбу разрешение попросить: «Синь – вода, дай мне рыбки деткам на пироги». И кинуть в реку гостинец какой, женский. Я тут зеркальце у старьевщика купил, а на той неделе шелковый платочек был. Клев сам идет, только успевай снимать.
– Да ты, Спиридон, шутишь. – Богомолов ждал, что тот наконец рассмеётся, хлопнет по плечу и в обычной манере кивнет в сторону дома, мол, пошли уже. И идти всю дорогу молча. Рыбы у воды просить, ну-ну. Дрожжин, однако, стоял, не шелохнувшись, и в сказанном ни минуты не сомневался.
Домой шли порознь. Добравшись уже в сумерках, Илья нерешительно постоял у избы прежде, чем войти. Уже у двери за плечом ему почудилось шевеление. Обернулся – никого. Он снова постоял в нерешительности, держась за ручку и вглядываясь в сероватое небо, раскрашенное полосками янтаря: последние птицы спешили укрыться от темноты. Из приоткрытой двери тянуло сыростью и теплом подгнивающей у земли соломы. Возвращаться в комнату с заколоченными окнами не хотелось.
– Илья… – Тихо позвал женский голос.
У дороги в ярко-красном кокошнике, сороке, как его здесь называли, похожем на полумесяц, обращенным вниз концами, и унизанным жемчугом, стояла девушка. Вместо скромного наряда с поминок теперь на ней была белая рубаха с обшитой воротушкой у шеи, в рукавах которой отливали шелковые полосы. Синий сарафан украшен тесьмой -вьюнчиком красно – оранжевого ситца, широкий пояс обхватывал тоненькую талию. От нарядной Вари Илья не мог отвезти глаз.
– Илья, подойди.
Рядом с ней пахло медом, как будто тебя отправили собирать липу за родительским домом. Богомолов почти не видел её – так путались мысли.
– …уходи, пожалуйста. Я прошу, уезжай.
– Что случилось?
– Ничего. Жизнь тут такая, Илья Иванович, опасно тут, я вас прошу – уходите.
– Варя, я помогу! Только скажи, кто их убивает. Я найду его, будем судить и вам больше бояться нечего! – Где-то в груди под рубахой непривычно разрывалось сердце, а рядом, с другой стороны, к ней же прикасались маленькие ладони. От них шел огонь, которому Илья сопротивляться был не в силах. Он прижал к себе Варю не всю сразу: сначала запястья, потом локти, плечи.
– Кого ты боишься? – Спросил он, когда в ладонях было её лицо.
– Его. – И дальше торопливо, сбиваясь, скроговоркой, – Не ходи больше к реке, не ищи никого, здесь все по-прежнему останется, несмотря ни на что. Такой порядок. Слышишь, неясыть кричит? Она за тобой наблюдает и всё-всё Ему докладывает. Ты шагу не ступишь – он всё знает. Найдет и убьет тебя. Уезжай!
Она закончила, отнялась от груди:
– Закрой глаза, Илья. Это твоя защита.
Послушался. А через мгновение, (мгновение ли?) в его руки лег расшитый тяжелым жемчугом и красной бумагой пояс. И как только это случилось, исчезла будто то был сон: и красивая Варя в нарядной кике, и её большие испуганные глаза. Испарилась, словно липов цвет.
А на другом конце деревни медленно и почти бесшумно в сторону реки шел старик в мокрых коверзнях. У него на плече пела неясыть.