Читать книгу Кордон «Ромашкино» - Татьяна Корниенко - Страница 6

Часть первая
Катя Калинина и Ко
Глава 5
Бакалейно-авиационная

Оглавление

Прошла неделя. Было бы опрометчиво утверждать, что Катя всю неделю трудилась. Не остались без должного внимания ни купания в речке, ни вылазки по грибы-ягоды в одиночестве и с друзьями, ни болтовня на завалинке.

Соловей за это время пошел на поправку.

На самом деле никуда он не ходил. Лежал целыми днями в комнате или в гамаке и попивал молочко.

Горыныча же не переставали мучить зубные боли, к которым очень скоро добавились муки голода.

Попробуйте прокормить молоком гигантского динозавра с крыльями – и мигом все поймете!

В один из дней Катю окликнул Соловей.

– Иди сюда. Поговорить надо. По-моему, наш змей не в себе.

– Да? А в ком?

– В мыслях. Пагубных.

– Откуда такие выводы?

– Мне его поэзия перестала нравиться. Категорически! Дрянь какую-то строчит. Сплошная бакалея с гастрономией. Лучше бы о любви писал.

– Так он о ней и клепает свои опусы, – усмехнулась Катя. – Любовь многогранна!

– И какая грань из него выперла?

– Горыныч зубы еще не долечил. Ему есть охота. Смотри, как похудел!

Вообще-то змею хотелось не просто есть, а жрать. Смысл один, эмоциональная окраска разная. Но это слово писать в культурной книжке некультурно, вот и пришлось найти синоним.

– Ничего, меньше будет над замком пилотировать. Летчик-ас выискался! Пойдем к коровнику, послушаешь эти опусы.

Горыныч не спал. Он творил. Даже в нескольких шагах от коровника слышалось одухотворенное бормотание с вкраплениями членораздельной речи:

– О, булка! Твои пышные бока

Лишают сна и будоражат мысли.

Приди ко мне, родимая, пока

Как тесто эти мысли не прокисли.

Приди ко мне, банан, приди, грейпфрут!

Я тут, скорее же, друзья, я тут!

Глаза мои не врут, а рот открыт.

Я голодом уже по горло сыт!

Тарелка супа, даже корка хлеба,

Как жить без вас?

Гляжу с тоской на небо.

Там клецки – облака. Луна – головка сыра.

И все не мило. Да, друзья, не мило!


В образовавшуюся паузу тут же вклинилась деятельная и возмущенная муза Соловья. Довольно подло вклинилась:

– И поделом. Летать не надо было!

Царевич же тебя предупреждал,

Но над дворцом ты все равно летал.

И долетался. Булка – твоя муза.

Балдею я от данного союза!


– А?! Что?! – подскочил от неожиданности Горыныч. – Соловей, ты, что ли?

– Дух отца Гамлета. Гамбургер принес.

– Давай! – Из змея вытек ручеек слюны и исчез в соломе, застилавшей коровник.

– Я пошутил.

– Плохие у тебя шутки, друг Соловей, – обиделся Горыныч.

– Какие стихи, такие и шутки, – огрызнулся Разбойник. – К тебе талант пожаловал, а ты – про клецки? Между прочим, настоящий поэт должен быть голодным. Представь переевшего, икающего Александра Сергеевича, пишущего за Татьяну письмо к Онегину! Так что тебе повезло, брат-поэт, ты голоден. Только везение это нужно использовать в правильном направлении.

Пока шла перепалка, Катя пыталась вставить хоть слово, но ничего не получалось.

– Каком таком «правильном»?

– Не понимаешь, да? Ладно, начинаем с азов. Представь что-нибудь возвышенное. Готово?

– Вроде бы.

– Говори! Сразу. Стихами. Поехал!

– Я вас любил…

– Хорошо. Хоть и не оригинально.

– Любовь еще, быть может…

В душе моей угасла не совсем…


– Пусть хоть так. Дальше, мастер, дальше!

– Там суп кипит, там молоко творожит.

А я все это ем, и ем, и ем…

Взахлеб. До одури!

           До оскуденья речи…


– Совсем с ума сошел!

Аминь. Тушите свечи!


Соловей безнадежно махнул рукой, а затем обернулся к Кате.

– Убедилась? Я не врал. По-моему, эту мышь, загнанную в мышеловку голода, следует напоить киселем. Молока не давай. Поэзию жалко.

– Это какую мышь ты сейчас упомянул? – очнулся от поэтического экстаза несчастный змей и неожиданно хищно сглотнул.

– Неважно. Мышь несъедобная, и тебя она интересовать не должна.

Кордон «Ромашкино»

Подняться наверх