Читать книгу Любовь без страховки - Татьяна Краснова - Страница 8

Ливень хлынул во время обеда. Было так приятно сидеть в кафе, смотреть через окно на водяные потоки, надеяться, что ненужная жара теперь спадет, и уже не завидовать другой, обедающей во дворе, группе. Но пришло время возвращаться в автобус, а ливень не утихал, зонты же у всех, как обычно бывает, остались в автобусе.

Услышав, что до храма Покрова на Нерли надо идти минут пятнадцать по исторической дорожке среди луга, которую принципиально не разрешается ни замостить, ни заасфальтировать, Ирина приуныла. Дожди обещали местами и к вечеру, а день – ясный, и она надела легкие сабо, в которых на раскисшей дорожке, конечно, сразу увязнет. Ливень перешел в противный сеющий дождик – так моросить он может хоть всю жизнь. Но неужели из-за такой нелепости она не сможет пойти к чудесной белой церкви, которую видела только на фотографиях?!

До самого Боголюбова Ирина еще на что-то надеялась. А Ромочка не удержался от мягкого, но нудного попрека всё на ту же тему:

– Вот видишь, а ехали бы своим ходом – достали бы сейчас кроссовки из багажника, и всё.

Но он прав, конечно, – переться по мокрому лугу, а потом заболеть было бы еще глупее. Хотя сам Роман, к Ириному недоумению, оставаться в автобусе не собирался – наоборот, воодушевленно доставал их огромный зонт, переговариваясь с мальчишкой. Он и не собирался составить ей компанию!

– Ничего, вот Лена тоже не угадала с обувью и тоже остается.

Но Ирина не обрадовалась, что у нее есть товарищ по несчастью, и промолчала. Земляки снова начали ее раздражать. Вчера, когда они вдруг оказались такими приятными, тактичными людьми, она радовалась этому, словно сюрпризу, а еще больше – тому, что Ромочка стал на редкость приветливым и общительным – настоящим. Исчезла ироничная закрытость, за которую он всегда прячется, – словно маска свалилась с живого лица. Вопреки собственным прогнозам, он был явно доволен поездкой.

Но сегодня – нет, Берестовы вели себя всё так же дружелюбно и тактично – но Рома! Рома ее удивил, неожиданно сделавшись еще общительнее, – и постепенно довел до точки кипения. Она оторопело наблюдала, как в броуновском движении экскурсионной толпы, перемещаясь от экспоната к экспонату, ее муж и мальчик Берестов постоянно сталкиваются, переглядываются, обмениваются репликами – причем к обоюдному удовольствию.

Вот они опять хохочут в автобусе, заметив вывеску «Лучший кофе на дороге», мальчишка продолжает: «Отхлебнешь – протянешь ноги», а Ромка поворачивается к ней, предлагая использовать их творческий потенциал для сочинения рекламных слоганов. Вот снова хохочут, как дураки, стоя у знаменитых Золотых ворот, в которых когда-то застряла Екатерина Великая: вереница свадебных машин трижды объезжает памятник старины и трижды начинает бешено гудеть, стоит только их гиду открыть рот. Очень смешно, ничего не скажешь! Вот вместе считают ступеньки, поднимаясь в надвратную церковь…

С книжкой еще устроили клоунаду. Сначала оставили вчерашнюю энциклопедию мудрости на скамейке в парке, у Соборной площади. Тут же за ними погнались две туристки, старушки-подружки, размахивая томиком, и сотворили добро – вернули забытую вещь. Потом в Дмитриевском соборе, пока все глядели, как зачарованные, на дивную каменную резьбу, эти двое втихаря «забыли» свои афоризмы внутри, на витрине с экспонатами – и уже чужой экскурсовод, надрываясь, гнался за ними.

– И как они догадываются? – искренне удивлялся Роман. – Что эта книжка наша?

– Да по вашим преступным физиономиям, – шипела Ирина, стараясь сохранить нейтральное выражение лица. Она сердилась, что Елена не делает замечания своему мальчишке, одновременно понимая, что останавливать надо того, кто старше, – а значит, виновата она. – Прекрати сейчас же. Нашел развлечение.

– Так мы и хотим прекратить и избавиться от этой книженции. Мы же не виноваты, что она бегает за нами, как собачонка, – разводил руками Роман.

Мы?!

А теперь с кучкой других отважных путешественников собираются пуститься вплавь по грязище и мокрой траве. Ее обществу он предпочел компанию чужого мальчишки! И ради этого она ехала так далеко?!

А Лена Берестова и на это не реагирует. Хороша мамаша – отпускает сына под дождь. Заодно Ирина раздраженно отметила, что Николай в той же майке, что и вчера, – маменька, со всех сторон внимательная, не позаботилась сменить. Ладно еще, затихла и не лезет с разговорами. Другие попутчики, тоже решившие остаться в автобусе, прикорнули в мягких креслах. Но Ирина никак не могла успокоиться.

Ну, Ромка! Нашел товарища! Что за причуды?

Неужели опять то же самое? Неужели пробуждаются так называемые отцовские чувства?

Последнее время друзья и родные словно сговорились прозрачно намекать, что им пора обзавестись потомством. При любом подходящем и неподходящем случае. Как будто они сами не способны определить, что именно им нужно, когда и в какой последовательности. Конечно, что за семья без детей. Но не спешить же с этим, как на пожар!

Ира Голубева шокировала знакомых, говоря, что как все смиряются с неизбежностью смерти, потому что надеются – она придет не скоро, а когда-нибудь потом, так и она смирится с необходимостью кого-нибудь родить – и умереть для собственной, настоящей жизни и начать жить маленькой домашней жизнью для детей. Но тоже потом, попозже. Эти слова все воспринимали как ее обычное оригинальничанье.

Но она в самом деле боится и всегда боялась детей! Этот долг нависает над ней, как грозовая туча, как сизифов камень, неподъемный, давящий. Но есть ведь и другой долг – ее начатое дело, которое только-только наладилось.

После бессмысленной траты времени в музыкалке Ирина настойчиво пыталась куда-то приспособить себя и свои способности. Не из-за денег, с голоду она не умирала, муж легко мог ее прокормить. Но она вышла за него не для прокорма! Обставить дом, организовать быт – так, чтобы его было как можно меньше видно, – это, конечно, занятие приятное, но жизнь этим не заполнишь.

Какие есть варианты для неглупой молодой женщины с высшим образованием? Идти в помощницы руководителя к кому-нибудь из Роминых знакомых? В один из отделов местной администрации, как предлагали родители, – носить наряды, болтать с такими же барышнями? Числиться для стажа в чьей-нибудь фирме, появляясь там время от времени? Но так хотелось найти что-то не для галочки.

Ирине нужно было Свое Дело. Настоящее, в которое не жаль вложить душу. И обязательно свое, чтобы хорошие идеи не уродовались непониманием какого-нибудь руководства. Она постаралась отключиться от эмоций и подойти к выбору рассудительно, взвешенно. Какую нишу можно занять? Чего не хватает в Белогорске? Магазинов полно, салоны красоты – на каждом углу, даже интернет-кафе уже несколько, ателье – она неплохо разбирается в модах – не особенно процветают, больше работают на поток для московских магазинов.

Подсказала сама жизнь, когда им надо было ненадолго уехать, а пристроить эрдельтерьера Джерри оказалось некуда: родители тоже были в отъезде, а у друзей болели дети. И эта проблема вставала не только перед Голубевыми, особенно летом, во время отпусков. В Белогорске не было собачье-кошачьей гостиницы! Отличная идея, вот только воплощение уперлось в бесконечные бюрократические барьеры, в запреты санэпидемнадзора, сложности с арендой и некорректность клиентов – находились такие, кто использовал ее «Ковчег», чтобы избавиться от надоевших питомцев.

Удивительно, но провал собачьей гостиницы нисколько не обескуражил Ирину и не поколебал ее уверенность в себе. Любовь к четвероногим – это еще не вся она! Ее так много! Она столько умеет и знает! И ее музыкальное образование не должно лежать мертвым грузом.

Интеллигентное население города, как правило, не пропускало ни одного концерта или спектакля, если приезжали артисты с гастролями. Но культурная жизнь в Белогорске была все-таки вялой, к тому же в провинцию везли попсу, цирк или смехачей, так что спрос явно превышал предложение. Зимой податься и вовсе было некуда, и за культурой привычно отправлялись в Москву – те, кто мог себе это позволить. У них с Ромой это называлось «поехать на свежий воздух». В который раз посетовав на это в разговоре с бывшими коллегами, Ирина воспламенилась новой идеей: городу нужна своя филармония. Да-да, и это вполне реально.

Среди ее знакомых столько сильных музыкантов: вокалисты, пианисты, скрипачи, даже композиторы. Окончили престижные музыкальные вузы – Гнесинку, консерваторию, академию Шнитке, а теперь или перебиваются случайными заработками в столице, или преподают всё в той же музыкалке, или ведут за гроши самодеятельные коллективы в ДК. Все они были бы просто счастливы участвовать в концертах. И есть еще студенты, приезжающие из Москвы на выходные.

Ира с друзьями просчитали всё тщательно: аудитория – отдыхающие местных санаториев и пансионатов, которых пруд пруди, городская публика, школы, институт. Они даже набросали несколько просветительских программ для детишек. Всё было продумано!

Но первые концерты показали несостоятельность замысла. Городские меломаны оказались не готовы платить за билеты даже самую скромную цену – обнищавшие интеллигенты готовно шли во Дворец культуры на бесплатные концерты – Рождественский, Пасхальный, ко Дню музыки и Дню Победы, – а вот на платные… Учащиеся тоже не бросались покупать абонементы, как ни агитировали их учителя – да и учителя намекали, что с них-то за эти мероприятия негоже деньги брать. И в санаториях оказались либо пенсионеры-льготники, приехавшие по путевкам соцзащиты, либо новые богатые, которых классика не интересовала. Белогорская филармония не просуществовала и месяца.

Конечно, никто из друзей не смеялся, никто из родных не упрекал, что она тратит время и деньги впустую. И саму Ирину новая неудача не свалила, словно она была неуязвимым ванькой-встанькой.

Вот только в третий раз она не имела права промахнуться.

И не промахнулась. В третий раз она попала в десятку. Белогорск был работящим городом, активным, деловым – рекламы набиралось достаточно, хотя часть ее привычно уходила в районную газету. Главный редактор новоявленных «Белогорских вестей» поначалу объехала руководителей всех стоящих предприятий, фирмочек и фирм – и те, видя перед собой безукоризненную бизнес-леди с таким твердым, взыскательным взглядом, волей-неволей переходили на разговор в серьезных тонах, хотя многие и знали, что это та самая штучка – жена Ромы Голубева. Ирина не заискивала, не старалась понравиться, не обещала «всё, что хотите, за ваши три копейки», но скоро рекламодатели уже сами ехали к ней.

Тиражи росли, бесплатная городская газета набирала популярность. Белогорцы, привыкшие, что в районке о них пишут мало и коротко, с удовольствием читали о своих новостях и проблемах подробно. Начала расти команда – теперь она состояла уже не только из Ирины и бухгалтера, к ним добавились журналист и фотокор, верстальщик, рекламный агент. Она была ответственна за то самое настоящее дело, о котором так мечтала, за своих работников и благополучие их семей.

И вот теперь взять и всех огорошить: всё, поделали газетку – и баста, я иду продолжать свой род, а вы тут сами, как хотите. Оригиналке Ирочке опять приелся ее имидж – из жгучей брюнетки становится миленькой блондинкой, меняет английский пиджак на что-то розовое и в оборочку – наигралась в газету и собирается играть в дочки-матери. После двух провалов взять – и еще раз всё провалить и продемонстрировать свою никчемность и безответственность – стоило тогда начинать? Или взять и всех удивить – погнаться за двумя зайцами…

Да нет, Ромка никогда не будет требовать от нее чего-то вопреки здравому смыслу, он же всё понимает.

Или нет?

Неужели ей не почудилось – и ее Ромочка, погруженный по уши в свою науку и далекий от всего бытового еще больше, чем она, созрел до отцовства?

Это было смешно, но Ирина вспомнила, как в начале лета они ходили в гости к Игорьку, двоюродному брату Романа, поздравлять с новорожденным. У Игоряши был такой же самодовольноглупый вид, как у всех молодых отцов, – словно он лично сделал что-то выдающееся. Женечка, его жена, казалась чуть живой после кесарева – до визитеров ли им было? Над слабеньким, страшненьким, не совсем допеченным младенцем кудахтали бабушки. Ирина всегда панически боялась грудничков, которые ни с того ни с сего начинают орать – и непонятно, что с этим делать. В ее родительской семье малышей не было, она никогда не видела, как с ними возятся. А Игоревич как раз как заорет! Конечно, она поторопилась откланяться, едва вручив подарок.

А ведь Рома был, очевидно, опечален, когда она сбежала от писклявого младенца и сюсюкающих теток! Неужели огорчился отсутствию в ней инстинкта наседки? Ирина расстроилась еще больше. Правда, тогда она подумала, что он просто недоволен тем, что не соблюдены приличия: надо было тоже немного посюсюкать и тогда уж уходить – Ромочка ведь такой правильный.

А может, ни до чего он не созрел, а только хочет, чтобы всё было как у людей? У брата появился наследник – и ему надо? И ведь никогда не скажет прямо, будет ждать, изводить своим печальным взором – догадайся, мол, сама. А она возьмет – и не догадается.

Или все-таки показалось? Расстроилась из-за нелепой дружбы с мальчишкой и напридумывала на пустом месте…

Лучше бы не было этой паузы в сонном салоне автобуса! Лучше ходить и ходить, сбиваясь с ног, слушая одного экскурсовода за другим.

Когда закончится этот ужасный дождь?! Когда вернутся эти экстремалы?! И как это некоторые умудряются так сладко дремать?!

Лена Берестова дремала, удобно устроившись в кресле. Наконец-то можно отдыхать по-настоящему. Ребенок весь день ведет себя образцово, что на его языке переводится как извинение. Кому нужны формальные вымученные монологи? Если сам всё понимает, нравоучения ни к чему. Видимо, вчерашняя вспышка – это все-таки возраст и гормоны, тут лучше не пережимать.

То, что сын уже час бродит под дождем по мокрому лугу, ее не очень тревожило. Николай мог заболеть скорее в ограниченном пространстве, на воле же его бодрость и энергия возобновлялись сами собой. Еще маленький, он мог долго идти, не уставая и не жалуясь, к чему-нибудь новому и интересному, всегда быстро осваивался в незнакомых местах, никогда не терялся, а уж родной город изучил во всех подробностях еще в начальной школе – или раньше?

И если то, что каждый ребенок в чем-то талантлив, – не общее место, а явление живое и бесспорное, – у Ника был талант первопроходца. Лена, осознав это, опечалилась: ведь мало иметь способности, надо еще, чтобы они пришлись вовремя. Имеющий дар отличать съедобные растения от несъедобных и ядовитые травы от лекарственных вряд ли разовьет его и приспособит в наше время и, скорее всего, будет считаться посредственностью – так же как человек с задатками великого физика не был бы востребован, родись он в каменном веке.

Что же делать с архаичным дарованием сына, когда все земли уже открыты, поделены и переделены и нанесены на карты? Кстати, он и карты прекрасно рисует… Куда легче разобраться с талантом, универсальным для всех времен, музыкальным или изобразительным.

И всё же, не зная, как направить способности сына в мирных целях, Лена в глубине души ими гордилась. Та же искра божья озаряла открывателей русских земель – Дежнёва, Хабарова, братьев Лаптевых, Лазарева, плывущего в Антарктиду. Национальный тип в Ленином представлении делился на два былинно-сказочных образа: Илью Муромца, лежащего на печи и грозно встающего с нее в минуту опасности, и неугомонного Ивана-царевича, которого всё несет и несет за приключениями в тридевятые царства на самых неожиданных видах транспорта. Ничего, ее неуемный Николай сам прекрасно найдет, куда себя приспособить. В крайнем случае, в каком-нибудь экзотическом виде спорта, как Рома Голубев…

То, что сын подружился со взрослым мужчиной и весь день наступает Роману на пятки, Лену совершенно не беспокоило – Ник всегда заводил необычные дружбы. Одно время возился с шестилетним малышом, подолгу о чем-то разговаривал, плавать учил на озере. А недавно привязался к одинокому старичку, помогал ему, как настоящий тимуровец, – как это ни странно для современного мальчишки. И ничего ей не рассказывал, как о своих детских походах на рынок. Лена не вмешивалась: конечно, ему не хватает дедушки, ее отца, они ведь так дружили.

Логичнее было бы предположить, что ему не хватает собственного отца, но подобные мысли просто исключены. У них эта тема не поднималась: родного Ник не помнит, Лена рассталась с ним много лет назад, а привести заместителя никогда не думала.

Ее отец, академик Николай Берестов, был человеком известным и далеко за пределами Белогорска. А в самом Белогорске он посадил тот самый легендарный парк, который, кажется теперь, был здесь вечно – огромный, с растениями и деревьями почти со всех широт. В советские времена в НИИ часто приезжали иностранные научные делегации, и сложилась традиция – сажать деревья той страны, откуда прибыли гости. На Аллее Дружбы росли японская сакура, индийская сирень, ливанские кедры.

Дед постоянно водил внука в берестовский парк, показывал разные растения – и рассказы о них заменяли маленькому Николаю обычные сказки. Постепенно он привык считать парк продолжением дома и во втором, кажется, классе, в сочинении на тему «Моя семья», написал: «У нас есть парк. В нем живут большие деревья…» – и дальше о каждом важном дереве, как о члене семьи, изложение дедовых сказок.

В доме Берестовых всегда было много народу. Коллеги, ученики, бесконечные родственники, просто посетители – Николай Иванович был еще и бессменным депутатом. Сколько Лена себя помнила, он постоянно кому-то помогал, куда-то звонил и за кого-то просил – устраивал на работу, хлопотал о жилье, о пенсии, о продвижении кандидатской, о приеме в аспирантуру, о публикации статьи в научном журнале. И всё это казалось естественным, хотя с ней он почти совсем не общался – не успевал, – даже когда Лена выросла и выбрала биофак, и им было о чем поговорить.

Нет, она никогда не ревновала отца к его Делу – это было святое, ее саму учеба, а потом работа захватывали точно так же. Но Лена терпеть не могла его пришельцев – так она называла почти всех, кто к академику Берестову приходил и вокруг него вертелся, – за несколькими исключениями. Лена ясно видела, что одни бесцеремонно решают свои дела, другим просто хочется погреться в лучах светила, иные ненавидят большого человека за его величину, но даже себе в этом не признаются, демонстративно нося маску преданности, – и не понимала, как остальные могут этого не видеть – особенно сам отец. Она ненавидела тех, кто отщипывал от него по кусочку, и ничего не могла сделать, а Берестов посмеивался над дочкиной холодностью к его окружению, принимая ее за нелюдимость.

Но ее интуиция оказалась сильнее его доверчивости – в этом Лена убедилась, когда отец, больной и состарившийся, оказался совсем один. Пришли новые времена, безжалостные и безразличные к старым и слабым. Сбережения обесценились, пенсия стала призрачной, одна операция следовала за другой, а те, без кого раньше не проходили ни праздники, ни будни, просто растворились. Немногие настоящие друзья, такие же старые и больные, мало чем могли помочь. А пришельцы – что ж, здесь им больше нечем поживиться, и они приспосабливались к жизни по новым правилам.

И Лена, привыкшая ощущать отца незыблемой опорой, причем не только для себя, вдруг обнаружила, что единственная опора – это, кажется, она сама. Для всей семьи Берестовых.

Включая маленького Ника – ее собственный брак к тому времени уже распался. Надо было заканчивать учебу, сводить концы с концами, ухаживать за больными родителями – о какой личной жизни могла тогда идти речь!

Особенно после двух похорон. Только тогда Лене стало по-настоящему страшно. Она поняла, что даже больной отец все-таки продолжал быть опорой – она была не одна.

Но она и теперь не одна – их двое, мать и сын. Малыш растет, открывает мир, который никак не должен оказаться жестоким или убогим, бесцветным – его детство останется с ним на всю жизнь, оно должно будет укреплять его и поддерживать, и запаса счастья должно хватить на долгие годы. Ребенка не должно касаться то, что мама не может найти приличную работу или что ей неоткуда взять денег на новые игрушки и вкусности, которые едят другие дети.

Она уже не папина дочка, а взрослый человек. И не должна позволять себе погрузиться в уныние и безысходность, постепенно распродавая ценные вещи и бесценную библиотеку. Вариант ДДД – доживаем, доедаем, донашиваем – с ходу был отметен. Ленино решение было более радикальным: она продала их загородный дом. Тот, любимый, наполненный воспоминаниями, с теплыми вечерами на крылечке и ее детским смехом, с кошачьими историями и незабываемыми дружбами, с «секретиками» в саду и осиным гнездом в беседке. Они жили там больше, чем в городской квартире – Лена даже в школу ходила в Сосновом Бору.

Но за «дачу академика» давали больше, чем за квартиру в «зефире», доме пусть тоже престижном, и выбор был сделан, а деньги вложены в дело – в питомник декоративных культур. Сейчас об этом вспоминалось не без внутренней дрожи: как она тогда могла решиться – девчонка, вчерашняя студентка, совершенно без всякого опыта, жизненного и профессионального! Но не было ни колебаний, ни сомнений – Берестовский питомник должен обеспечить их семье твердый достаток, чтобы призрак голода больше никогда не посмел замаячить. И само его название должно говорить о том, что их фамилия жива.

Желающих капитально и продуманно обустроить пространство вокруг своих особняков становилось всё больше. Клиенты заказывали дизайн и «как у соседа – чтобы и бассейн, и водопад, и альпийская горка», и эксклюзив – «чтоб такое только у меня» – как тут пригодилась Ленина фантазия! А потом началось поголовное увлечение фэн-шуй.

Разнообразие заказов ее увлекало, даже капризы, способные поставить в тупик, только подзадоривали. Регулярный французский парк? Что ж, двадцать четыре сотки – не Версаль, но попытаться сделать маленький версаль – задача интересная. Заказчик хочет, чтобы деревья сразу были большими? Ничего невозможного нет – зимой ему посадят крупномеры, а летом он уже будет гулять в густой тени. Ах, вы желаете английский сад на русский манер, и несколько фирм уже отказались? Наша не откажется. А вам приглянулся экологический проект? Мне это тоже по душе…

Питомник встал на ноги и скоро смог принять под свое крыло Берестовский парк, оказавшийся заброшенным и запущенным – пока одни кинулись делать деньги, а другие пытались выживать, всем было не до красоты.

Так какая там личная жизнь, без выходных и отпусков?

Конечно, красивую молодую женщину замечали многие, а многие замечали успешную владелицу прибыльного дела, но ей они казались или забавными, или никчемными, или и то и другое вместе – вроде господина Чупа-ненко. К тому же было очевидно, что даже идеальный мужчина встанет между ней и сыном. Это умозрительно, теоретически, а практически им ведь никто и не нужен. А срывы и неприятности бывают и в полных семьях – куда от них денешься.

И как вовремя эта остановка в пути, хотя и безумно жаль в то же время, просто нелепо: быть в Боголюбово – и не побывать в Покрова на Нерли. Зато удалось замечательно отоспаться. А вот и свои возвращаются, мокрые и счастливые.