Читать книгу Запертые - Татьяна Купор - Страница 3

Добро пожаловать домой

«Как?! Это невозможно! Вы должны были умереть, а у вас даже шрамов не осталось! Просто фантастика!»

Слова лечащего врача врезались в память, как осколки стекла:

– С такими травмами не живут. В лучшем случае остаются инвалидами.

Но почему-то, вопреки всем законам природы, Лана не просто выжила, но еще и быстро восстановилась – буквально за четыре месяца. Переломы срослись, раны затянулись. И уже с трудом верилось, что еще совсем недавно жена крупного антиквара находилась между жизнью и смертью, лежала в коме со множеством переломов, а врачи не давали никаких шансов…

Лана и сама в это не верила. В то время как другие заново учились говорить и проходили курсы реабилитации, она уже носила туфли на высоких каблуках и совершенно не чувствовала боли. И только посмеивалась, натыкаясь на статьи с броскими заголовками: «Уникальный случай! Женщина умерла, но воскресла», «Попавшая в аварию женщина воскресла после смерти мозга». Журналисты писали о ней разные глупости, выдумывали бог весть что, даже окрестили инопланетянкой. Никто не верил, что это возможно.

Действительно, фантастика!

И вот она сидит в машине и смотрит на лес, объятый туманной дымкой. На безупречном теле, практически, без единого шрама – элегантное вишневое платье, на ногах – модные туфли. И да, один шрам все-таки остался. Маленький, едва заметный, зигзагообразный рубец на левом запястье. А еще у нее нет прошлого. После автокатастрофы Лана потеряла память. Все, что можно было назвать воспоминаниями, уместилось в эти четыре месяца – ровно столько, сколько она находится в сознании после комы. Жизнь разделилась на два периода: «до» и «после».

То, что было до аварии, нельзя назвать прошлым. Лана не помнила ни детство, ни юность – совершенно никаких отголосков. А период «после» начался с того момента, когда она открыла глаза и увидела симпатичного мужчину. Заметила в уголках его глаз улыбку и испуганно спросила:

– Кто Вы?

– Господи, какое счастье! – воскликнул тот и горячо обнял ее. – Ты пришла в себя. Это же я – Жора, твой муж! Ланочка, солнышко мое, ты не представляешь, как же я счастлив!

Так она узнала, что замужем, что живет в большом доме и ей двадцать семь лет. Тринадцатое мая стало днем ее второго рождения…

Лана нервно прикусила губу и снова посмотрела в окно.

Туман, казалось, был повсюду: клубился во дворах седыми клочьями, стелился вдоль высоких заборов небольшого коттеджного поселка, где, по словам супруга, находится их дом. Она все вглядывалась и вглядывалась вдаль, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь, но из серебристого марева выплывали лишь угрюмые деревья, напоминающие призраков, и острые пики заборов.

Машина плавно повернула и спустя минуту остановилась. Седовласый водитель, одетый в форменный костюм, заглушил мотор. Но Лана, завороженная видами, не торопилась выходить. Сидящий рядом Георгий прикоснулся к ее руке:

– Приехали.

Вздохнув, она открыла дверцу, и туман завернул ее в прохладную пелену. Пальцы сжали кожаный клатч, каблучки гулко застучали по асфальтированной дорожке. Прежде чем уехать, шофер посигналил, и Лана вздрогнула, услышав гудок. В памяти тут же вспыхнул свет фар, пронзающий тьму, а в ушах зазвенел визг шин… Какие-то смутные, обрывочные образы, которые с натяжкой можно назвать воспоминаниями об аварии.

Спокойно. Все прошло. Вдох-выдох.

Держа мужа под руку, Лана вошла во двор. С трудом разглядела ступени и дверь, с замиранием сердца переступила порог и, оказавшись в просторном коридоре, зажмурилась. Надеялась, что, когда откроет глаза и увидит знакомую обстановку, все вспомнит.

Однако ничего не случилось. Она смотрела на все так, будто никогда не видела. Когда заглядывала в комнаты, в душе шевелилось лишь любопытство, не воспоминания. И это удручало.

Интерьер дома был оформлен довольно интересно, в стиле авангард. Все настолько яркое, броское, оригинальное, что захватывало дух. Каждая стена была выкрашена в свой цвет, особенно выделялись окна и дверные проемы, округлые, сделанные в форме арок. Потолок дополняли ярусы и ниши. Повсюду были цветы в красивых кадках и картины в стиле абстракционизма. Завороженно глядя по сторонам, Лана остановилась посреди гостиной. Ее взгляд замер на портрете, в котором угадывались знакомые черты. Кажется, она знает эту девушку с длинными светлыми волосами и серо-голубыми глазами, слегка вздернутым носом и дугообразными бровями… На картине она в элегантном платье, а в ушах сверкают маленькие бриллианты.

«Это я, – мысленно усмехнулась Лана. – Только та, прошлая…»

– Ну что, есть какие-то проблески в памяти? – Жора погладил ее по руке. – Это ведь ты делала дизайн-проект дома, каждую деталь прорабатывала… Не помнишь?

Она расстроено помотала головой.

– Ну ничего, со временем все вспомнишь. Дома и стены лечат, – он ободряюще похлопал ее по плечу, но Лана не была в этом так уверена. Все вокруг казалось незнакомым и чужим. Даже девушка на портрете.

– Ладно, сначала поднимемся в спальню, а потом пойдем пить чай, – небрежно бросил Георгий и поставил чемоданы в угол – как будто они вернулись из дальнего путешествия, а не из клиники.

Здесь не было специфического больничного запаха, снующих туда-сюда медсестер, зато было много пространства и света, приятная цветовая гамма, которая, по замыслу, должна вызывать положительные эмоции. Однако Лана почему-то чувствовала лишь дикую усталость. Избавившись от верхней одежды, она села в кресло и потерла виски.

– Заглянем к тебе?

– Ко мне? – удивилась она. – У нас что, разные комнаты?

– Можно и так сказать. Я прихожу поздно, когда ты уже спишь, часто уезжаю в командировки. Поэтому спальня считается твоей.

Лана кивнула. Поднимаясь по стеклянной лестнице, она смотрела вокруг и все больше укреплялась в мысли, что домашняя обстановка не поможет восстановить память. Какую вещь ни возьми – все незнакомое! С трудом верилось, что это она продумывала интерьер, подбирала каждый штрих, каждую мелочь. Ни одного проблеска! Будто речь о другом человеке, а не о ней. От грустных мыслей глаза защипало.

– Осторожно! – Георгий удержал ее за талию, Лана чуть не налетела на большую вазу. – Это ты решила поставить ее прямо возле двери! – а потом, уже мягче, добавил: – И с первого дня постоянно на нее натыкаешься. Вспомнила?

Весь второй этаж находился под стеклянным куполом, лишь в спальне отгородиться от внешнего мира помогали тканевые жалюзи. Здесь тоже все было минималистично и ярко: подиум с большим ортопедическим матрасом вместо кровати, тумбочки по бокам, встроенный в стену шкаф-купе. Гармонично подобранные теплые цвета. Только радость казалась какой-то искусственной, ненастоящей. Не было мира в душе, отчего и все остальное вызывало уныние, а бесконечные вопросы Георгия и вовсе раздражали.

– Ты так долго работала над дизайном спальни, – подмигнул он, облокотившись о стену. – Помнишь, как врывалась в мой кабинет с зарисовками и схемами, как ночью просыпалась от новой идеи и будила меня, чтобы поделиться?

– Не помню.

– И как хотела развесить на стенах собственные картины, а потом передумала…

– Не помню. Ничего не помню! – возможно, она сказала это слишком резко, но нужно было как-то остановить этот бессмысленный поток слов, от которого голова кружилась все сильнее.

Муж замолчал. Положив руку на ее плечо, начал успокаивать:

– Солнышко, не расстраивайся! Ты обязательно все вспомнишь.

Однако мягкий голос с нотками сострадания только разозлил.

– Когда?

– В свое время.

– И когда оно наступит?

– Может, завтра, может, через неделю. Главное, верить, Лана. Верить и не отчаиваться!

Все они так говорят: «Еще немного», «ты вспомнишь», «наберись терпения»! Но прошла уже не одна неделя, а в сознании по-прежнему пробел! Лишь обрывки каких-то фраз, чьи-то лица, мигание ламп… Лана внимательно посмотрела на мужа.

Он остановился у аквариума с рыбками и о чем-то задумался. Такой обычный с виду – кареглазый брюнет крепкого телосложения – а к тридцати шести годам уже успел открыть свой бизнес и заработать хороший капитал. Лана глядела на него с теплотой. Чувство, наполняющее ее сердце, нельзя было назвать любовью, скорее, благодарностью. И все-таки она верила, что сможет его полюбить. Заново.

Чтобы нарушить затянувшееся молчание, она осторожно поинтересовалась:

– Мы давно здесь живем?

– Три с половиной года. Ровно столько, сколько женаты. – Георгий обернулся: – Скажи хотя бы, тебе нравится?

– Конечно, нравится!

Она подошла к мужу и обняла его за плечи.

– Есть желание пойти в мастерскую?

Лана пожала плечами:

– Давай.

Кажется, он говорил, что она художница. Вернее, была ею до аварии. Может, хоть в мастерской появится какой-то проблеск в памяти?

Пока шли, Лана смотрела на безмолвный лес за стеклом. Медленно наползающая туча нависала так низко, что почти касалась пестрых верхушек деревьев; вот-вот начнется дождь. Капли будут ударяться о стекла и сплетаться в причудливые узоры. Невероятное зрелище, особенно если наблюдать его отсюда, сидя в удобном кресле…

Наконец они оказались в мастерской, заваленной мольбертами, красками, картинами. Какое странное чувство: все это принадлежало ей, Лане. Образы, запечатленные на холстах, рождались в ее воображении. Она бросила взгляд на одну из картин: синева небес завораживала красотой, однако в памяти всплывало лишь одно небо – черное, с прорезями молний, колючее и низкое, готовое обрушится прямо на голову… К горлу подобралось отчаяние, грозясь превратиться в рыдания. Лана безжалостно впилась ногтями в кожу ладоней, пытаясь сдержать эмоции.

– Все в порядке? – забеспокоился Георгий.

– Д-да.

– Может, попробуешь что-нибудь нарисовать? Вдруг это поможет?

Лана с сомнением взглянула на протянутую кисточку, потом перевела взгляд на стоящий в центре мольберт. Белоснежное полотно было похоже на ее память: ни единого штриха – бери кисть и рисуй. Только Лана не чувствовала ни вдохновения, ни творческого порыва. Наоборот, ее сердце сдавила тоска, и такая беспросветная, что захотелось завыть.

Но, чтобы не расстраивать мужа, она все же сжала кисть дрожащими пальцами. Испачкала ее в краске и неуверенно провела на холсте синюю полосу. Потом красную, желтую, черную. Возможно, раньше это и приносило ей удовольствие, но сейчас лишь вызывало досаду. Швырнув кисть прямо на пол, Лана отступила к двери, закрыла лицо руками и выкрикнула:

– Не могу! Не хочу! Ничего не хочу!

Едкий запах краски ворвался в ноздри. Даже не верилось, что она часами сидела здесь за мольбертом. Если ее жизнь до аварии была такой, то она ее люто ненавидит!

– Успокойся, – Георгий приблизился и мягко сжал ее руку. – Ты хочешь все и сразу, но так не бывает. Наберись терпения. Отдохни, расслабься. Завтра придут твои подруги…

– Я не хочу никого видеть! – отрезала Лана. Опять получилось резко, но эмоции не поддавались контролю. Она нервно очертила пальцем узор, расшитый бисером на платье, – это не успокоило.

– Глупости! Тебе сейчас как никогда нужно общение.

– Сомневаюсь, что оно поможет.

– Ты слишком строга к себе. Пойдем, я заварю тебе чай, а потом ты отдохнешь. Силы еще понадобятся.

Лана не стала сопротивляться. Георгий окружил ее теплом и заботой, и вскоре настроение действительно улучшилось. Они вернулись в спальню, когда на небе уже появились первые звезды, а мелкий дождь тихонько стучал по стеклу. Глаза закрывались. Отыскав в шкафу ночную рубашку, Лана забралась в постель и блаженно закрыла глаза. И все-таки дома хорошо! Может, и вправду стены лечат? Лане хотелось верить в лучшее, однако внутренний скептик не давал расслабиться. Из головы не уходила мысль, что после комы так быстро не восстанавливаются, а травмы так легко не исчезают. Происходит что-то странное, но что именно, она не могла объяснить. Устроившись поудобней, Лана постаралась уснуть.