Читать книгу Путь пешки 7. Петля - Татьяна Лемеш - Страница 9

Я родился уже во время катастрофы и потому остальное знаю, как очевидец. Сначала все было тихо и мирно. Первородные жили на верхнем ярусе, он тогда был весь в деревьях и цветах, там не было стен вообще… Во время кризиса катастрофы мы все использовали только воздух, который нам давали растения. Первородные взяли на себя заботу о воздухе и растительной пище для всего купола – они прогревали собой растения, общались с ними и те благодарили их изо всех своих сил. Первородные же придумали и разработали круговорот воды в нашем куполе, ведь бассейн наверху – не только ради удовольствия. Мы охотно помогали им с технической частью. Затея была такова – вода не должна застаиваться – наверху она естественным путем вбирала в себя энергию солнца и воздуха от деревьев, а потом расходилась по всему куполу для разных нужд. Пройдя под землей многократное очищение механическим путем, она опять поднималась к первородным – и они возрождали воду, влияя на ее структуру. Вы же, я надеюсь, знаете, что кристаллическая решетка воды изменяется даже от того, какое слово вы произнесете над сосудом. И даже молча можно послать положительный или отрицательный импульс… Так вот, первородные возрождали воду своей энергией, возрождали ее для всех нас. Также нами, горняками, была разработана система сбора образующегося на стекле конденсата – от нас и от растений…

Я так хорошо все это знаю, потому что у меня был …друг среди первородных. Мы были почти одного возраста, и мне было с ним очень интересно… Он с удовольствием устраивал мне экскурсии по их ярусу… Да, ты верно понял, остроухий, он был мне не просто другом…»

И знаешь, Тань, стоит он, этот старый гном и чуть не плачет… И так мне его жалко стало, и сразу все понятно, даже без всех этих Апрелевых способностей… Так вот, что он нам дальше рассказал:

«Внизу мы сделали лаборатории, металлургический цех, производство стекла, ткани из древесного волокна – нам ее нужен был минимум, так что сырья хватало… И многое, многое другое. Также на нижнем ярусе купола находились очистные сооружения для воды, в том числе и для ее заморозки… А позже все это оборудование использовалось для совсем других целей – ты уже знаешь об этом, бледноглазый? А остальные материалы и сырье мы добывали здесь, в этих древних пещерах… Ведь место для купола было выбрано не случайно. Соты вообще-то предназначались для компактного хранения всяческих инструментов и нужного инвентаря… Мы никогда бы и не подумали, что там будет кто-то жить… И вообще, подземный ярус не планировался как жилье для кого бы то ни было – там ведь даже инсоляции не предусмотрено…

А жили и мы и люди на наземном ярусе… Немного тесновато, но учитывая катастрофу снаружи, можно и потерпеть. Мой народ занимался техническим обслуживанием купола, его совершенствованием. Мы все с душой относились к этому, ведь это было наше Убежище. Мы постоянно горели обсуждением новых идей, согласовывали их с первородными, а они выдвигали встречные решения – все вместе мы пытались как-то улучшить нашу жизнь…

С людьми мы тоже пытались контактировать, но они отвечали вяло. Ведь сейчас, в куполе, они остались не у дел и на их долю выпала только неинтересная, рутинная работа – уборка, пошив одежды, приготовление пищи и… много-много вынужденного безделья. Нет, ну если кто-то хотел сменить занятие – то мы не возражали, но они почему-то почти не проявляли инициативы… Это так похоже на людей – ничего не предпринимать самим и при этом обвинять кого-то другого в том, что все плохо.

Шли годы, понемногу мы притирались друг к другу, но иногда конфликтовали с людьми, ведь живя бок о бок – всегда находилась пища для раздоров. Пару раз возникали серьезные …ссоры, даже с кровопролитием – и тогда первородные спускались и успокаивали нас всех… Они просто стояли группой с закрытыми глазами, нахмурив лбы, и молчали. А агрессия вокруг них сменялась расслабленностью.

Люди всегда были чем-то недовольны. То тем, что едят годами одни растения – но конструктивных вариантов не предлагали… То с обидой кричали – почему, мол, первородные живут в садах, а они здесь, в тесноте? Им внятно и доходчиво объясняли, что, во-первых – они не смогли бы так ухаживать за растениями и получать такой урожай, а во-вторых – их просто-напросто слишком много и жилось бы им там некомфортно…

Как же все относительно, знали бы они, как будут жить их, а тем более наши потомки…

Первородных же всегда было мало – очень немногие добрались именно до нашего купола, да и вообще при своей такой долгой жизни они очень вяло размножались – то ли не могли, то ли не считали нужным… О геометрической прогрессии не было и речи, об арифметической – и то с трудом. Их женщин у нас вообще были единицы, видимо, немногие успели уйти с мест затопления… Они не хотели общаться с нами и людьми и я лишь изредка, когда бывал в гостях у Лориэля, замечал среди лиан и деревьев силуэты этих прекрасных созданий. Чтобы было понятнее – скажу, что общая численность населения верхнего яруса тогда составляла около тридцати человек, с учетом детей и женщин. Точнее я не знаю.

Мы тоже не спешили размножаться, учитывая стесненные обстоятельства нашей жизни. А вот людей это не останавливало. Я рос среди них, я играл вместе с их детьми – и я слышал и видел многое… Видел, как наши горняки уступили свое помещение женщине с пятью детьми, потому что понимали, как им трудно в такой тесноте… Видел, как стекольщик с радостью и энтузиазмом набирал учеников как среди нас, так и среди человеческих мальчиков, несмотря на то, что они …менее сообразительные… Как горняки-мальчишки отдавали свой паек фруктов человеческим детям – при одном и том же возрасте они были настолько слабее и мельче…

Видел, как первородный, спустившись к нам, пригласил всех детей к ним наверх… Он стоял среди толпы людей и горняков – такой благожелательный, такой прекрасный, с длинными пепельными волосами и сияющими яркими глазами и старался ответить на все их вопросы, невзирая на желчность некоторых… Он ведь чувствовал их отношение, их постоянную зависть и недовольство… Но пытался отвечать добром на зло, пытался погасить их гнев. И у него это получалось, хотя даже я видел, как он бледнеет, отдавая нам свою энергию, как устало смотрели под конец беседы его глаза.

Этот день я помню до сих пор, ведь тогда я впервые побывал у них, в волшебном саду. У меня не было ни отца, ни братьев и сестер, а только мать. У большинства из нас тогда были разрозненные семьи – кто-то смог спастись от катастрофы, а кто-то и нет. Но я был любознательным ребенком, и тогда, в двенадцать лет, бегал за всеми мастерами по очереди, все пытаясь найти себя.

И вот я стою и с восхищением смотрю на это …волшебное существо. А он уже так устал от постоянных претензий и жалоб, которыми засыпали его люди. И видно, почувствовал мой взгляд, удивленно так оборачивается и лично мне искренне улыбается. Я и замер в восторге. А он мне руку протягивает и говорит: «Пойдем с нами, я покажу тебе нашу жизнь.» Так за руку и завел в лифт меня и еще десяток детей разных возрастов – и наших, и людей… Кстати, человеческие родители не любили такие экскурсии – ведь между собой они все ругали первородных и не хотели, чтобы их дети увидели правду. Мы поднялись, а Лариэн – так звали этого первородного – прямо вздохнул с облечением, ступив под сень деревьев и улыбаясь им, как старым друзьям. Потом присел передо мной, имя спросил, о родителях, а потом и говорит: «Твоя душа чиста и открыта, маленький горняк. Если хочешь – ты можешь приходить к нам в гости. Мой брат все вам покажет.» Потом так глаза закрыл, немного помолчал и опять открыл и улыбается. А из-за деревьев выходит мальчик, почти как я, чуть старше и спрашивает у него: «Ты звал меня, брат?» Тот отвечает: «Лориэль, покажи все этим детям, и угости фруктами. А это Креон. Ты видишь?» Мальчик на меня так удивленно смотрит, ресницами машет и прямо расплывается в улыбке. А потом за руку меня схватил и повел все показывать…»

В этом месте, ребят, Креон совсем расклеился – так горько рыдал, прямо сердце разрывалось от жалости. Сайян на него растерянно смотрит, а я Апреля прошу: «Ну сделай же что-нибудь, ты же можешь!» А Апрель от всех этих историй просто в шоке сидит с круглыми глазами. На Креона поглядел, ладонь на голову ему положил и тот стал успокаиваться. А потом гном Апрелеву руку с головы берет, ко лбу своему прижал и сидит, уже молча плачет – слезы градом… Ну, мы сидим и ждем. Поплакал он, пошмыгал, а потом и продолжает:

«Долгие годы длилась наша …дружба. Я почти каждый день виделся с Лориэлем, он рассказывал мне о воде и о растениях потрясающие сознание вещи, да и о другом тоже – о планете, о звездах, вселенной… И он всегда был мне искренне рад– когда я приходил и видел его сияющую улыбку, мне как-то и жить больше хотелось. Я, в свою очередь, пригласил его к нам. Эти пещеры были тогда более …обитаемы, в них работали и горняки и некоторые люди… Он бегал по мостикам и тоннелям и светился от радости. Чуть позже он рассказал о способностях своего народа. Сам я не расспрашивал, я вообще вел себя очень скромно – мне все казалось, что я недостаточно красив для них, в их присутствии я чувствовал себя таким неуклюжим… Но, глядя на них всех и на моего друга в частности, меня распирало такое неземное счастье, что только ради этого я не мог отказаться от визитов к ним. Хотя у нас, на нашем ярусе, на меня поглядывали предосудительно и люди и горняки. Даже моя мать высказывала мне свое недовольство, но все же я регулярно поднимался наверх. Там ко мне уже привыкли, они видели и чувствовали мой постоянный восторг, улыбались и угощали фруктами.

Так вот, когда Лориэль рассказал мне о своих способностях, я не очень-то и удивился – они и так были для меня сказочными существами, так что от них я примерно такого и ожидал – как они могут звать друг друга на расстоянии, как делают перчатку – вот как вы сегодня, как могут влиять на сознание других и многое, многое другое…

Мы росли, но неравномерно – я, например, к двадцати годам был уже взрослым горняком, мы же рано созреваем… А Лориэль в свои двадцать четыре все еще был мальчишкой – вот они-то взрослеют медленно, хотя при их долгой жизни это не так критично. Так что с ним я продлил свою юность – мы играли в перчатку, купались в бассейне перед очисткой, с риском для жизни глубоко спускались в древние тоннели… Это были самые счастливые годы моей жизни…