Читать книгу Скоро сказка сказывается… Последняя стрела. Фантастика, повесть - Татьяна Левченко - Страница 9
Путь неведомый. Первые тропы
– –
ОглавлениеОчень удивлён я был несходством найденной вещицы с натуральным колчаном. Всё в нём было странно, как изготовлен: и форма, и ремешок полупрозрачный из материала неведомого. Теперь-то я могу сравнить его с мягким полупрозрачным пластиком. А тогда?! Вдобавок, не в пример с настоящим колчаном, и вовсе не в прок – был он закрывающимся на хитрые защёлки-замочки.
Спустившись со своей находкой наземь, ещё дрожа от перенапряжения и руками, и ногами, я долго пыхтел, сопел, ломал голову и ногти, пока сообразил, в чём секрет, на деле – для знающего – очень легко открывающихся замочков.
На всякий случай, прежде чем развернуть и положить туда стрелу, я несколько раз, на пробу, закрыл и открыл их. И только после того, с предосторожностями преогромными, стал распутывать нитку суровую на обмотке стрелы. И, едва отвернул один край тряпицы, показался кончик стрелы, отваром густым чаговым ничуть не запятнанный, вдруг раздался от колчана звук этот, звенящий, да ещё огоньки какие-то внутри забегали-заиграли…
И Перун, и Сварог, и Ярила с Даждьбогом и Стрибогом вкупе – все помянуты мною были в мгновенья те необычные и пугающие. Как хватило выдержки – стрелу не выронить, не рвануть через чащу, через болота, поляны-ручьи-овраги не куда глаза даже глядят – куда ноги вынесут!
Удержался. Лишь крепко вцепился в стрелу, глаза зажмурил, зубы, враз задробившие заячьим стукотком, стиснул до скрежета. Переждал, размотал, уложил стрелу – и звон умолк, и огоньки, ещё раз-другой пробежав в глазка́х чуть заметных, угасли…
Застегнул я замочки, колчан в котомку вложил, котомку накрепко завязал. И лишь после этого дал волю себе – и зубами постучать, и поорать на всю глухую округу, птицу и зверя пугая – пережитый страх из себя изгоняя.
А когда угомонился, отдышался и наново к колодцу сходил – и горшик на кипяток наполнить, и баклажку – в путь новый, куда теперь судьба направит; и огонь в костерке из угольков теплящихся, веток сухих добавив, вздул. Остатки подорожников матушкиных, ранее из котомки вынутые, подъел до останней крошечки: вот и прощание с былой жизнью, Лучарушка, не едать тебе боле матушкина хлеба-соли, не ступать тебе на порог родимой избы… А там… как богам угодно будет.
И, дожидаясь кипятка, вынул колчан из котомки, стал и так вертеть, и эдак рассматривать: что же дальше мне делать, решать-разгадывать.
Ну, оказалось, как теперь бы сказал, для младенцев делано. Явно поверх имеющегося узора чем-то вплавлены-вдавлены у некоторых огоньков-кнопочек крохотные изображения собаки охотничьей (как охотнику вещь дарилась). У одной кнопки-огонька – собака спящая, в клубок свернувшись. У другой – в стойке, мол, добычу учуяла, в третьем месте – собака, бегущая по следу. И сейчас светился огонёк у собаки спящей. То есть, понял я, всё спокойно, других стрел нигде нет рядом. А как и где их искать?
Я погладил бегущую собаку, придавил огонёк-кнопочку рядом с нею, и она загорелась светом тихим, зелёным, и собачка бегущая вдруг чуток повернулась в своём вдавлении туда-сюда и замерла, носом направленная совсем в другую сторону, чем до этого было. Я повертел колчан: и к восходу его направил, и к заходу, на полуночь, ан собачка в гнезде своём вертелась не так, всё оставаясь носом направлена на полдневный восход. Снова нажал кнопочку – свет погас, собачка боле не вертелась. Включил – сызнова зелёный огонёк, и гончая быстренько носом всё в ту же сторону повернулась.
Так и понял я, что идти мне теперь – куда гончая указывает, надобно. Как поведал гусляр, по сказаниям древним: кто первую стрелу положит в колчан, тот и узнает, как дальше быть. Вот и я узнал.
И пошёл, куда указывал собачкин нос. А пришлось обходить место топкое, – отвернул далеко, – собачка же и указала, куда после болота повернуть.