Читать книгу Айсберг в джакузи - Татьяна Луганцева - Страница 6

– Поистине людская наглость не имеет границ, – сказала Аня, задумчиво рассматривая себя в зеркало. Она осталась в той же комнате, куда ее поместили сразу. Ариадну отнесли в ее покои, а Анну навестил Марат, которому, по идее, ей на глаза не следовало показываться.

– Да ладно, не злись! – заявил он ей. – Подумаешь, маленький обман!

– Ничего себе маленький, – возмутилась Аня.

– Я тебя вез на службу переводчицей? А тут ты поработаешь невестой! Какая разница? Все в той же Австрии, я же не доставил тебя в Эфиопию?

– Спасибо! – буркнула Аня.

– Вот именно! Сыграешь роль невесты с месяцок… бабушка откинет копыта, и ты будешь свободна!

– Ты – жуткий тип, Марат! – возмутилась Анна, едва сдерживая смех.

– А Эрвин меня все равно любит, – самодовольно заявил тот.

– Он не знает, что ты говоришь о его бабушке.

– Я шучу!

– Знаешь, я ведь не актриса, чтобы играть! – возразила ему Анна.

– А тебе и играть не надо, – подмигнул ей Марат, – между вами, ребята, точно что-то происходит. Между вами даже стоять опасно, просто-таки чувствуешь электрические разряды, но ты не переживай! Эрвин никогда не был одинок, да и сейчас у него недостатка в женском внимании нет, бросаться на твои кости он не станет! Эрвин – очень порядочный человек, и за свою честь ты можешь быть спокойна, это я тебе гарантирую!

– За свою честь я сама постоять могу, – заверила его Анна.

– Ну, тогда пошли!

– Куда? – испугалась девушка.

– Завтракать! Вся семья в сборе, ждут только невесту, – засмеялся Марат.

– Ну ты и подлец! – кинула в него подушкой Анна.

– Только не падай в обморок при виде Инги, – предупредил ее Марат.

Просторная столовая в сельском стиле «шале» располагалась на первом этаже дома Ламаров. Еще спускаясь по лестнице, Аня отметила, что планировка этого в целом не очень большого дома сделана с большим умом. А хозяева его относятся к своему жилищу с любовью. Старинные расписные комоды создавали уют даже в коридорах. Там же висели семейные фотографии, стояли кресла со столиком, на котором валялась пачка журналов и газет. На полу лежали домотканые полосатые дорожки, и кругом благоухали букеты живых цветов в больших керамических вазах.

Марат сбежал по деревянной лестнице на первый этаж, а Аня невольно задержалась у фотографий в обычных деревянных рамках. Некоторые из них были очень старинные, черно-белые, с улыбающимися людьми. Было понятно, что люди эти богаты, сыты и довольны. Очень часто встречались фотографии людей в австрийских национальных костюмах, которые местное население хранит в каждом доме. Люди надевают их на праздники, собираются вместе и фотографируются. На снимках были запечатлены и убеленные сединами старцы, и дети. Наверное, неприлично вот так вот стоять и рассматривать совершенно незнакомые лица, но и оторваться Аня не могла.

– Интересно? – раздался за ее спиной голос.

Аня обернулась и в изумлении увидела госпожу Ламар в ярко-розовом платье с большими перламутровыми пуговицами. На ее ногах были колготки телесного цвета и черные лаковые туфли на высоких каблуках. В руках она держала черную лакированную сумочку с пряжкой, украшенной кристаллами Сваровски. Ее голова с великолепной укладкой была гордо поднята. Теперь Аня поняла, что утром под старомодным чепцом у этой дамы скрывались бигуди. Ариадна сейчас вообще мало напоминала ту обессиленную старушку, упавшую в обморок в комнате Анны. Эта женщина скорее походила на Маргарет Тэтчер в ее лучшие годы. Даже на лице был макияж, а в ушах и на пальцах золотые украшения. Похоже, что Ариадне понравилась реакция, которую она произвела на Аню.

– Здравствуйте, – зачем-то поздоровалась с ней Аня.

– Здравствуй, здравствуй! – улыбнулась Ариадна, блеснув белыми зубами, явно ненатуральными.

– Вы всегда так… наряжаетесь на завтрак? – спросила Аня, несколько смутившись из-за своего весьма затрапезного вида.

– Всегда! Знаешь, я люблю выглядеть на все сто! Я же женщина, хоть и старая, – прошептала Ариадна, оборачиваясь, словно их кто-то мог подслушать.

– Как вы себя чувствуете?

– Лучше! Значительно лучше!

– Просто не верится…

– Дорогая Анна, я знаю, что у меня рак и жить мне осталось не так уж много, но я хочу последние дни провести не в постели, а в полноценном по возможности состоянии.

Аня даже не знала, что сказать этой мужественной женщине, не забывавшей о внешнем виде даже в болезни.

– Что тебя здесь задержало? – спросила она.

– Даже не знаю… эти фотографии, улыбающиеся лица…

– Конечно! Они же не россияне, на их лицах не отразилось то, что пережили русские. Думаю, что в альбомах русских людей того периода времени много меньше таких вот безмятежных взглядов и счастливых лиц. – Ариадна взяла ее под руку. – Ты остановилась из-за того, что здесь все не по-русски. Для нас фотографии – что-то интимное, личное, что мы можем позволить себе рассматривать долгими зимними вечерами в минуты ностальгии. Австрийцы совсем другие, они выставляют свое счастье всем на обозрение, – сказала Ариадна и рассмеялась. – Только не подумай, что я их не люблю. Я всю жизнь провела вне родины, среди австрийцев множество прекрасных людей. За границей я встретила свою любовь, родила ребенка, затем появился внук… – Взгляд пожилой женщины задумчиво скользил по стене с фотографиями. – Прости, Анна… это момент дежавю, элемент ностальгии. Моя беда в том, что я так и не смогла забыть Россию…

– Разве ж это беда? – осторожно поинтересовалась Анна.

– Когда жизнь прошла вне Родины? – пожала плечами Ариадна.

– Почему вы не внесли ни одного элемента русской культуры в ваш быт? – спросила Аня, и ей это действительно было интересно.

– Это не мой дом, а мужа. Ему ведь тоже пришлось несладко, когда он женился на русской, я не могла ничего менять в его уже сложившейся жизни. А после его смерти… я оставила все как есть… как дань моему спасению, нашей любви.

– Значит, вы, прожив здесь столько лет, не можете назвать этот дом своим? – сказала Анна.

– А ты бы что-то изменила?

– Я бы – да! Причем еще при муже, – честно ответила Аня.

– Мне нравится твоя прямота, – улыбнулась хозяйка, – вот, смотри… это мой сын. – Она показала на фотографию с изображением субтильного юноши со светло-русыми волосами и грустными глазами.

– Отец Эрвина?

– Он, – подтвердила Ариадна, теребя нитку дорогого розового жемчуга на морщинистой шее. – Моя боль и главное разочарование в жизни. Что там Россия?! Для каждой женщины весь мир сосредотачивается в ее ребенке. Я виновата в его судьбе. Мой сын был бесхарактерен, слаб здоровьем и очень раним, и он чувствовал мой излом. Уйдя в мир наркотиков, он оттуда не вернулся…

– Ужас…

– Верно, в какой-то момент срабатывает инстинкт самосохранения, и ты понимаешь: или ты умираешь, или живешь, перенеся смерть сына. Видит бог, это была для меня колоссальная потеря… Знаешь, Анна, я ни на секунду не пожалела, что в свое время не родила еще одного ребенка. Мол, один непутевый погиб, остался бы другой, ради кого можно было бы жить. Нет, я никого не хотела. Мне было бы просто не пережить еще один удар, если бы что-то случилось с моим вторым ребенком.

– Пожалуй, я вас понимаю…

– У тебя нет детей? – спросила Ариадна.

– Нет.

– Хотела?

– До последнего времени нет… а недавно задумалась, что одинока и ребенок – это то чудо, которого я лишена…

– Успеешь родить, ты еще молода.

– Но я рожу двоих, – твердо заявила Аня, – я выдержу… если что.

Ариадна улыбнулась и с озорством посмотрела на Анюту.

– Наверное, думаешь, что же надо от меня этой сумасшедшей старухе? Хочет влить русскую струю в австрийский дом с помощью невесты своего внука?

Анна ухмыльнулась, поняв, что, несмотря на возраст, этой женщине не грозит старческий маразм.

– Эрвин – то, ради чего я жила на этом свете, – пояснила Ариадна абсолютно серьезно. – Только я не сразу это поняла. После смерти сына, не оправдавшего моих ожиданий, я очерствела. Я взяла его ребенка из приюта, но делала все, чтобы к нему не привязаться и не полюбить его. Я защищала себя и думала только о себе. Я не хотела больше никого терять. Что я только не делала с этим ребенком! Я словно проверяла его на прочность, сколько еще Эрвин может выдержать. И что поразительно, он выдержал! Ребенок, лишенный отца, матери, любви, детства, вырос полный любви к окружающим людям. Он у меня умничка. Эрвин ни разу не предъявил мне ни одной претензии, хотя очень даже мог. Представляешь, Аня, он понял меня, простил и любил все то время, когда я была куском льда! Вообще Эрвин – удивительный человек. Он и внешне и внутренне не похож на моего сына, больше взял от своей матери-итальянки, сгинувшей в наркотическом угаре вместе с моим мальчиком. А вообще, смешение кровей – австрийской, немецкой, русской, итальянской – сделало его незаурядным. А почему я хочу, чтобы он женился на русской женщине, так ответ прост. Внешность итальянца, выдержка австрийца, но характер у него чисто русский, вот так вот! Он будет счастлив только с русской женщиной. Я много сделала Эрвину плохого и хорошего, но это будет последним, что я сделаю, – заявила Ариадна таким тоном, что Анна ей поверила без оговорок. – Он жил вне семьи, это я привила Эрвину такую модель существования, и я попытаюсь это исправить, – добавила Ариадна.

– И долго вас ждать, дамы? – раздался голос Марата откуда-то снизу.

– Идем! – спохватилась старая дама и, опираясь на руку Анны, пошла к лестнице.

– Представляю вам, дамы и господа, Анну – знакомую моего внука из России, – громким голосом произнесла Ариадна, – простите за задержку, мы пудрили носики.

Аня выдавила из себя подобие улыбки и замерла. Прямо на нее смотрела девушка, словно сошедшая с полотна Рафаэля «Рождение Венеры». Стройная, с чистой, нежной кожей, словно из дорогого фарфора. Огромные прозрачные глаза цвета родниковой воды, светлые вьющиеся волосы, мягко струящиеся по ее плечам и достигавшие тонкой талии. Прелестное лицо с губами самой зовущей формы, стройные ноги с тонкими лодыжками и изящные кисти рук.

– Инга, – представилась девушка с легким акцентом, тоже весьма внимательно рассматривая Аню.

Анна только кивнула в ответ, так как, слегка ошалев, забыла, как ее зовут. Спасибо Ариадне Львовне – она ее представила. Рядом с Ингой, внешность которой била все рекорды, сидели Эрвин, затем Марат, потом молодая женщина с пышными формами и девушка с двумя маленькими хвостиками ярко-рыжих волос, чем-то напоминавшая чертика из табакерки.

– Сильвия, – представилась полная женщина с сильным акцентом, от чего сразу стало понятно, что она не русская.

– Моя медсестра, – пояснила Ариадна, – что бы я без нее делала? – задала она риторический вопрос. – Уже долгое время она мне и сиделка, и друг, и член семьи. А вот эта рыженькая бестия – мой биограф. Человечек весьма профессиональный, журналистка, которая помогает мне писать книгу о судьбе эмигрантов и заодно терпит все мои капризы и чудачества. Зовут эту героическую девушку, которая даже выучила русский язык, Остерия.

Рыжая журналистка рассмеялась.

– Я брала уроки у Ариадны и счастлива этим. Русский язык как труден, так и замечателен. Ваша страна огромна.

– Да, это так… – каким-то пластмассовым голосом ответила Анна.

В столовой интерьер был очень лаконичным и удобным. Пол выложен плиткой под старинный камень желто-бирюзового цвета, стены покрашены в светлый тон, а вот над потолком рабочие, вернее настоящие художники, изрядно попотели. Он был расписан мелкими трудоемкими фресками, как в Ватикане. Огромная круглая люстра из черной стали с белыми выпуклыми плафонами под старину как нельзя лучше подходила к этой столовой. Эрвин встал и, проявляя чудеса галантности, помог сесть на стул своей бабушке, а затем и Анне. Его лицо при этом было абсолютно бесстрастным. Точнее, оно оставалось бесстрастным, пока он не смотрел на Ингу, а при взгляде на нее в его глазах появлялась безграничная нежность, забота и, как показалось Анне, любовь. У нее даже все поплыло перед глазами.

«За кого он меня принимает? Зачем он привез меня сюда? Играть роль глупой русской непорочной девы, пока он сохнет от страсти к этой красотке? Аня, возьми себя в руки! Что это со мной?! Неужели я ревную?! Какая глупость! Такие низменные чувства не для меня! Этого не может быть! Вернее, только этого мне и не хватало! Я его знать не знаю, как я могу испытывать такую ревность?» Эти мысли со скоростью света проносились в голове Анны.

– Вы что будете? – Громкий вопрос вырвал Анну из омута ее дум. Как оказалось, этот вопрос обращали к ней уже не раз, пока вывели ее из забытья.

– Я? Да я с утра мало ем…. Только кофе… – растерянно ответила Анюта и, встретившись взглядом с самыми красивыми глазами на свете, потеряла дар речи.

– Нет, здесь так не принято, у нас принято завтракать на убой, а вот ужин отдать врагу, – возразила Ариадна Львовна.

Аня с большим трудом оторвала взгляд от лица Эрвина и посмотрела на стол. Такое изобилие еды она видела только в лучших ресторанах на свадьбах богатых друзей. Яйца присутствовали во всех своих ипостасях: сваренные вкрутую, дымящиеся и скворчащие на чугунных мини-сковородочках в виде яичницы-глазуньи и омлета. Мюсли нескольких видов, розетки с разным вареньем и джемами, медом и сметаной. Целая гора булочек и пирожков, «пизанская башня» из тонких блинчиков, румяные оладушки. Мясная нарезка поражала воображение своим ассортиментом: от вареной и копченой колбасы с включениями – оливками, грибами до ветчины с кусочками сыра. Сыры различного цвета и конфигурации лежали на больших желтых тарелках с россыпью винограда и орехов. Две хрустальные вазы ломились от фруктов всем известных и экзотических, которые Аня увидела впервые. Краем глаза она заметила еще десертный столик с тортами и пирожными. Ей стало дурно.

«А еще говорят о русском застолье и обжорстве, – подумала она, – да если бы москвичи так завтракали, то метро бы встало. У нас все девчонки утром хорошо если успеют чашечку кофе глотнуть, а тут… Конечно, какой потом ужин? Прийти бы в себя до следующего утра! Или в реанимации вечером окажешься с заворотом кишок!»

– Ты не стесняйся, Аня, бери все, что хочешь, – предложила Ариадна.

– Я не обманывал, очень хлебосольный дом! – заявил Марат с набитым ртом.

– Молчи, балабол! Эрвин, обслужи гостью, – попросила бабушка.

Эрвин наконец оторвался от созерцания отсутствия изъянов на лице Инги и, подойдя к Анне, склонился над ней.

– Что будем кушать?

– Цианиду бы… – сквозь зубы прошипела она, улыбаясь Ариадне и сразу же поймав на себе настороженный взгляд Инги. А было от чего насторожиться! Аня ощутила, как его волосы касаются ее щеки.

– Ни цианида, ни мышьяка нет, – ответил он, улыбаясь одними глазами.

– Тогда кофе и…

– И?

– И… какое-нибудь пирожное, – взмолилась Аня, совершенно не привыкшая есть такими порциями с утра.

Эрвин не сдержался и положил на ее тарелку еще черешни, персик и малину. А творожный йогурт Анна составила с тарелки в сторону, так как не ела творог.

– Может быть, Аня не ест, потому что бережет талию? – вслух предположила Инга, у которой талия была совершенна.

Это была первая фраза, которую Инга адресовала Анне, тем самым обозначив, что ничего хорошего от нее ждать не приходится.

– Да, я на диете, – согласилась Анна, чтобы от нее отстали.

– Отстаньте, господа, от девушки! – подала голос биограф Ариадны, за что Анна была очень ей признательна.

– А как вы познакомились с Эрвином? – спросила журналистка, за что Аня тут же потеряла расположение к ней.

– В Москве… – туманно ответила Аня, пытаясь найти поддержку в темных глазах Эрвина.

– Понятно, а как? Это так интересно! – не сдавалась журналистка.

– Мы познакомились очень романтично, – пришел Ане на помощь Эрвин, – на улице…

– Да, я попала под его машину, – добавила Аня, постепенно сатанея.

– Ой! – воскликнули Ариадна и Сильвия.

– Ничего страшного! Я отделалась парой царапин. Зато Эрвин показал свою джентльменскую натуру. Он выбежал из машины, поднял меня на руки, тут-то нас и закрутило… Помнишь, Эрик?

– Эрик? – сглотнула Ариадна.