Читать книгу Забытый плен, или Роман с тенью - Татьяна Лунина - Страница 4

Весна, 2005 год

– Здравия желаю, Андрей Ильич! Надолго к нам?

– Как получится.

– А моя с утра все уши прожужжала, что день сегодня будет особенный. Ей, видите ли, голубь белый приснился, ну не дуры эти бабы? – тараторил водитель, и было видно, что он гордится своей пророчицей-женой и радуется встрече. – Вы простите меня, товарищ Лебедев, знаемся всего ничего, а вспоминал вас частенько, думал, не свидимся больше. Спасибо хочу сказать, что дали тогда время на «волжанку» мою. У нас тут одно только знают: Кузьмич, гони сюда, Кузьмич, смотай туда. А на ходу моя старушка или на яме – об этом у начальства голова не болит, оно бабки крутит. Ох, простите, заболтался, – спохватился шофер, поняв, что с откровенностью хватил лишку. – Как говорится, пустая мельница и без ветру мелет, правда, старуха? – похлопал он по блестящему черному боку свою боевую подругу.

– Как жизнь?

– Нормально, без новостей.

– Иногда самая лучшая новость – отсутствие новостей, – заметил Лебедев и уселся впереди, с наслаждением вытянув длинные ноги. Андрей Ильич ненавидел самолеты за долгое вынужденное сидение, от которого затекали мышцы.

– В гостиницу? Васька выбил для вас люкс в центре, деловой, чертяка! – восхитился Кузьмич неведомым Васькой. – Начальство его за беса держит: в любую щель проскользнет, любого обведет вокруг пальца, всех видит насквозь и ничего не боится – не мужик – сатана! Тогда, извиняюсь, с вами промашка вышла, – споткнулся говорун о лебедевскую усмешку. – Василий мать хоронил, а без него наша контора – что дом без крыши, любая капля может большую неприятность сделать. И снегопад, как на грех, случился… Да что теперь говорить, – досадливо поморщился он, – облажались.

– Иван Кузьмич, притормози на минутку. – «Волга» плавно подкатила к обочине и застыла, довольная передышке. – Разомнусь немного, ноги после самолета как костыли, не чувствую ничего. А ты перекури пока.

– Есть! – сообразительный Кузьмич догадался, что москвич хочет вдохнуть целебной сосны. «Кумовья тоже, как, бывало, приезжали, так надышаться не могли первое время. Наташка все ахала, какая тут красота. А что ахать? Думать надо было, когда их после Германии в Союз переводили. Татьяна, например, и не пикнула, только все улыбалась да твердила: „Я, Ваня, к тебе судьбою пристроена, куда ты, туда и я, как нитка за иголкой, мне без разницы, по какой канве вышивать“. Хоть и питерская, между прочим.

А Наталья Сашкина все около комполка крутилась, московской родне письма строчила да в главный штаб сервизы возила, чтоб рядом пристроиться. Хотела поближе к столице, в немецких тряпках среди культурных людей форсить. Дофорсилась, теперь в своих занюханных Люберцах почту разносит. Саня поддает вовсю, потому что не может никуда после дембеля приткнуться. Живут – как небо коптят. А для жизни лучше гуртом, недаром говорится: когда друзья вместе, так и душа на месте. Если б не Наташкины выкрутасы да не Сашкина бесхребетность, гуртовались бы все здесь, была такая возможность. Бабу надо в строгости держать, баба – она как кобыла: ласкай да плетку не забывай, иначе так лягнет по судьбе – забудешь, и где родился. Эх, да что теперь говорить!»

Лебедев дышал полной грудью, прочищая сосновым духом забитые дрянью легкие, а мозг беспрерывно задавал все те же вопросы: куда, зачем, во имя чего? Допустим, первый вопрос получил ответ сразу – сюда, чтобы разобраться на месте, что случилось и с дедом, и с внучкой. А вот другие два ставили в тупик. Без лукавства следует признать, что в Майск он ринулся, конечно, не ради Куницына. Не по рангу президенту солидного холдинга тратить свое драгоценное время на разбирательство внезапной кончины одного из многих, даже если партнерство с ним обещает хорошую прибыль. На это есть целый штат юристов и экономистов, должных наводить порядок в подобных делах. Аполлинарию он не увидит как дважды два. Сделка между ними исключала всякую возможность общения с исполнителем после истечения договорного срока, а срок истек пару дней назад, когда потерявший голову заказчик орал в гудящую телефонную трубку. Так какого рожна он приперся в эту глухомань – воздухом насладиться? Потрепаться с простодушным водилой о доблестях неизвестного Васьки? Или убедиться, что легко был обманут, потому что сам хотел обмануться? Но не за этот ли немудреный обман он и выложил тогда немалые деньги? Чтобы обмирать, как наивный юнец, трепыхаться на крючке, злиться, радоваться и ждать, строить безумные планы, надеяться, забивать башку восторженной чушью – проклятие! Когда он влезал в авантюру, попахивающую чертовщиной, разве мог представить себе, что дело кончится подобной неразберихой? Без покоя, без ясности, без уверенности в будущем – нервотрепка и головная боль. Нет, эту «продавщицу» надо разыскать во что бы то ни стало! Тряхануть как следует, чтобы ответила на единственный вопрос: правда ли то, в чем признавалась по телефону? А потом пусть отправляется на все четыре стороны, никто и бровью не поведет. Только он тоже должен сказать свое слово, и оно, без сомнений, будет последним…

Вот ради этого стоило примчаться сюда, бросив остальные дела. Лебедев втоптал второй окурок в землю и пошагал к машине, полный решимости немедленно действовать.

* * *

Куницын сгорел в собственной бане. Пожар случился в одночасье. Над чем колдовал ночью Егор Дмитриевич среди шаек, полков и березовых веников, теперь не узнает никто. Обгоревшее до неузнаваемости тело опознала внучка по отсутствию мизинца на левой ноге и зубному мосту на нижней челюсти справа. Бедняжка была каменной от горя да все шептала сквозь слезы, что полгода назад давала дедуле деньги на дорогую металлокерамику.

– Когда помирают, всегда жалко, сколько б человек ни прожил, – вздыхал Кузьмич, сплетничая о кончине старика и сокрушенно обозревая пепелище. – А тут дед, самая что ни на есть родня. Говорят, правда, что здесь ее редко видели.

– А что еще говорят?

– Я краем уха слыхал, что старик не наш, не местный. Построился здесь недавно, где-то с год назад, может, два, с тех пор и жил тут. Нелюдимый он был, ни с кем не общался.

– А внучка?

– Что внучка?

– Внучка давно в этих краях?

– А кто ж его знает? Вам бы, Андрей Ильич, с Василием потолковать, он наверняка уже все пронюхал, – предложил водитель и почесал макушку. – Ему бы дивизией командовать: башковитый, гад!

– Давай-ка, Иван Кузьмич, заглянем еще в одно место. Надеюсь, там ничего не сгорело.

– Так точно, – поддакнул Кузьмич, априори разделяя лебедевский оптимизм.

Звонить в знакомую дверь пришлось долго. Когда надоело тыкаться в бесполезную кнопку и Лебедев развернулся, собираясь уйти, дверь распахнулась. На пороге стояла приятная женщина лет сорока. Джинсы, мужская, в черно-белую крупную клетку рубашка навыпуск с засученными рукавами, волосы спрятаны под серой однотонной косынкой, концы которой забавно торчат на затылке, в руках мокрая тряпка.

– Вам кого? – Красивый грудной голос звучал доброжелательно, но не допускал панибратства. Эта женщина явно была из тех, к кому запросто не подойти.

– Добрый день, – вежливо поздоровался непрошеный гость, – мне бы хотелось поговорить с Аполлинарией. Она дома?

– Вполне возможно, только мне об этом ничего не известно.

– Простите?

– Вам ведь Нежина нужна?

– Да.

– Она больше здесь не живет. Опережая ваш следующий вопрос, скажу, что не знаю ее нынешний адрес, а значит, мне не известно о ее присутствии там. Я понятно излагаю? – Улыбка разбудила морщинки вокруг глаз, отчего лицо неожиданно стало еще более привлекательным.

– Излагаете вы, может быть, и понятно, но я ничего не понимаю.

– Не хотите пройти в дом? – отступила на шаг женщина. – Вы, вероятно, Андрей Ильич Лебедев из Москвы?

– Да.

– Проходите, – и повернулась спиной, уверенная, что сбитый с толку москвич двинется следом.

Здесь ничего не изменилось, только все загромождали огромные картонные коробки, чемоданы, полиэтиленовые мешки с одеждой и узлы, где угадывались подушки. В кухне был порядок, правда, на столе, за которым Лебедев чаевничал когда-то с хозяйкой, выстроилась шеренга ярко расписных глиняных фигурок, тут же валялась упаковочная бумага.

– Чай, кофе? На беспорядок не обращайте внимания, чтобы его ликвидировать, хватит и минуты.

– Воды, если можно. У меня, к сожалению, мало времени.

Она молча достала из холодильника «Боржоми», ловко откупорила бутылку, подала шипящий стакан. – Я перебралась сюда вчера, а два дня назад этот дом купила. Со всей утварью, даже с инструментами в мастерской, знаете, как на Западе. Там ведь именно так продаются дома, что, кстати, очень удобно. Искала давно, а тут позвонил знакомый риэлтер и предложил посмотреть. Цена оказалась приемлемой, даже сверх ожиданий. Сделку оформили быстро, подождите минутку. – Вышла из кухни, через пару минут вернулась с чем-то плоским, прямоугольным, завернутым в плотную белую бумагу. – Поленька предполагала, что вы можете зайти, и оставила для вас это. – Она протянула обклеенный прозрачным скотчем презент.

– Спасибо. С новосельем вас…

– Ирина, – подсказала новоиспеченная хозяйка.

– С новосельем вас, Ирина. А больше ничего не просила передать?

– Нет, только это.

В машине Лебедев положил сверток на заднее сиденье и уставился в лобовое стекло.

– Послушай, Иван Кузьмич, ты не в курсе, у вас много дизайнерских фирм?

– Чего?

– Я спрашиваю, много ли в Майске фирм, которые консультируют, как обустроить дом.

– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – ухмыльнулся Кузьмич. – Мой лет десять как обустроен – мной да женой. Теперь только б сохранить, бомжами-то не рождаются, – потом задумался и решительно добавил: – Вам бы все-таки с Василием потолковать, я ж говорю, он любую информацию нароет, большой по этой части спец. Кстати, – оживился водитель, – знаете, кто вам дверь открывал?