Читать книгу Радио «Морок» - Татьяна Мастрюкова - Страница 5

Дорога в Сырые Дороги ничем не отличалась от пути, который мы проехали раньше, – деревья, кусты, поле. Запах сырости, запах свежей листвы, запах навоза. Новая зеленеющая трава в прошлогодней бурой растительности, из-за чего пейзаж иногда напоминал осенний.

Вот опять пугало вдалеке. Только теперь над ним кружилась стая ворон – то ли боялись приземлиться, то ли хотели наброситься на предполагаемого противника, то ли собирались заклевать какого-нибудь неудачливого зверька, искавшего спасения у пугала. Каркали вороны как-то промозгло, неприятно. От вороньих криков всегда ощущение холода, вы замечали?

Машину качало, как корабль на волнах, и потряхивало, будто поезд на рельсах. Леся предусмотрительно одной рукой держала пакет у носа, а другой намертво вцепилась в ручку подлокотника. Ни корабль, ни поезд не относились к ее любимым видам транспорта.

Сырые Дороги вынырнули так внезапно, что я вздрогнула. Только что был скучный, неприветливый лес с буреломом, и вдруг практически без перехода пошли заборы и торчащие из-за них покатые крыши домов, влажно поблескивающие на солнце. Видимо, здесь недавно прошел дождь.

Похоже, на въезде в Сырые Дороги даже указателя не было. Или я его прозевала? Жаль, было бы прикольно сфотографироваться рядом с таким странным названием.

Сама деревня вообще ничего интересного из себя не представляла. Заборы – глухие, высокие, ничего за ними не разглядишь, кроме однотипных, потемневших от времени деревянных крыш. Очевидно, местные жители не особо любили общение. Ну, для нас это только плюс. Я вовсе не собиралась заводить здесь знакомства, а уж Леся – тем более.

Мама, тоже не увидевшая указатель, уточнила у дяденьки, та ли это деревня, тут же набрала номер хозяйки дачи и бодро предупредила:

– Клавдия Матвеевна, подъезжаем!

Дяденька прибавил ходу, и машину заштормило еще больше. Видно, дороги здесь были разъезжены в хлам. Не улица, а сплошные борозды и ямы, полные воды. Нам с Лесей пришлось каждой со своей стороны вцепиться в ручку подлокотника и одновременно за потолочную ручку над окном, чтобы хоть как-то удержаться на месте.

У метрового глухого забора прямо на дороге стояла женщина средних лет в стеганом пуховике неопределенного цвета и калошах на толстый носок, прямо как на картинке из старой книжки какого-нибудь Чуковского про Федорино горе. На голове ее красовался пушистый, вязаный малиновый берет, чем-то неуловимо похожий на лепешку. Женщина внимательно рассматривала свои руки, будто видела их впервые в жизни, или, может, что-то держала.

По правде сказать, я ожидала, что Клавдия Матвеевна – женщина гораздо более старшего возраста, какая-нибудь бабушка, судя по ее имени-отчеству.

Наша хозяйка наконец оторвала взгляд от своих рук, с приветливой улыбкой подняла голову, но настрой ее мгновенно сменился, едва она увидела автомобиль.

Дяденька лихо притормозил прямо перед встречающей нас женщиной. Так лихо, что мы с Лесей чуть не ткнулись лбами в передние сиденья и первый раз за поездку пожалели, что не пристегнуты ремнями безопасности.

Мама быстро выскочила навстречу Клавдии Матвеевне, даже куртку не застегнула. Судя по стремительности, резкое торможение для нее тоже даром не прошло, и все же мама улыбалась – чего не скажешь о тетке в калошах. От приветливости не осталось и следа, только кислая мина. Будто не постояльцев, приносящих прибыль, встречала, а каких-то нежеланных нежданных гостей.

– Это ваша машина? – без предисловий спросила Клавдия Матвеевна у мамы, и я немедленно расхотела даже мысленно называть тетку по имени. Слишком много чести.

– Здравствуйте. Нет, нас подвезли. Наша машина сломалась, застряла тут в грязи по дороге к вам.

Словно не замечая теткиной грубости, мама жестом велела нам вылезать.

– Вас что, трое? – опять брезгливо уточнила мерзкая тетка, не двигаясь с места, игнорируя мамино приветствие и даже не пытаясь изобразить дружелюбие.

Мама будто первый раз взглянула на нее, перестала улыбаться, а голос ее стал на тон холоднее:

– Пока да. Муж подъедет позже. Сломалась машина.

Дяденька тоже вылез из своего жигуленка и повис на дверце, с искренним восторгом наблюдая развернувшуюся сцену. Развлечение себе нашел.

Мы с Лесей нацепили рюкзаки, аккуратно выбрались из машины, стараясь не ступать в размокшую глину, и встали рядом с мамой.

Тетка даже не взглянула на нас, хотя сразу заметила, потому что вякнула неприятным тоном:

– Вас трое. Был уговор на четырех человек, один из которых – мужчина. Я вас не могу пустить.

– Какое это имеет значение? – Как всегда, когда мама начинала раздражаться, голос ее становился тише. Дяденька вытянул шею, чтобы лучше слышать. – Мы приехали, как и договаривались. С оплатой не будет никаких проблем. Просто дайте нам ключи.

– Вот будет вас четверо, с мужчиной, тогда и пущу, – отрезала мерзкая тетка.

– Какое это вообще имеет отношение к съему дачи? И почему вы сразу не предупредили об условиях, когда мы с вами разговаривали по телефону?

Мама побледнела, но на скулах проступили неровные розовые пятна. Она очень разозлилась, но старалась держать себя в руках, только нервно поправляла очки.

– Был договор на четверых, с мужчиной. С чего это мне вас троих пускать? Я вас знать не знаю. Тоже мне. Вы вообще, смотрю, неадекватная какая-то. Орете на меня.

И тетка победно глянула на опешившую маму: мол, выкусила? И что ты мне сделаешь?

«Чего? Простите, что? Ты совсем умом тронулась, женщина?» – так и подмывало меня закричать, но я, конечно, молчала.

– Во стерва! – с восхищением квакнул дядька, сплюнул, но поймал мой взгляд и смущенно замолк.

Мама повернулась к нему, явно ища поддержки, поэтому дяденька счел нужным доложить мерзкой тетке:

– В Никоноровке он, ихний-то.

– На вычитке, что ль? – Теткин тон стал еще более неприязненным, чем раньше (хотя куда уж больше). Она даже не повернула головы, продолжая смотреть прямо на маму, загораживая проход. И вопрос был задан будто бы тоже маме.

Дяденька неопределенно передернул плечами и ретировался в свой жигуленок.

– Что такое вычитка? – шепотом поинтересовалась Леся.

Я пожала плечами, а мама вообще не обратила внимания на вопрос. Они с теткой стояли друг против друга и словно играли в гляделки: кто первый сломается и уступит. Но было очевидно, что, к сожалению, нам не остаться победителями.

– Садитесь, что ли, – робко предложил дяденька маме, высунувшись из окна машины.

Мы с Лесей, не сговариваясь, быстренько заняли свои места на заднем сиденье. Стоять с надетыми рюкзаками было не очень-то комфортно. Мама минуту поколебалась, а потом тоже села в машину, громко хлопнув дверцей, – возможно, она так хотела показать всю силу своего гнева. Папа обязательно сделал бы замечание, что она совершенно не бережет машину, но для «жигулей» это был единственный способ с первого раза плотно закрыть дверцу, так что дяденька даже ухом не повел.

Тетка в своем идиотском берете продолжала стоять с торжествующим и немного брезгливым выражением лица. Мне очень хотелось как-нибудь наказать ее, чтобы она хотя бы не чувствовала себя победительницей, но в голову абсолютно ничего не приходило, и это бессилие только еще больше раздражало и огорчало.

Маму трясло. Она бешено набирала сообщение папе, чтобы не выдать голосом свой бессильный гнев. Мы с Лесей молча переглядывались. Первый раз мы столкнулись с таким неприятным человеком, и первый раз нашу маму при нас так унизили, а мы никак не могли ей помочь.

«Жигули», каким-то чудом развернувшись на отвратительной дороге, уже медленно ехали в обратном направлении, вон из Сырых Дорог. Дяденька не вмешивался, молчал.

Папа быстро перезвонил. Говорил громко, и мы все расслышали, что Клавдия Матвеевна нас ждала, но так и не дождалась, но все договоренности в силе, дом за нами. То есть тетка утверждала, что мы не приезжали. Что она все еще ждет нас. Приезжайте, как только почините машину, сказала.

– «Как только почините», – передразнила мама. – А без машины не приезжайте, так? Без машины она нас знать не знает?

– Какое-то недопонимание у вас. Хочешь, я на трубке повишу, пока вы будете с ней разговаривать? Хотя мне совсем неудобно сейчас. Я же не ожидал, что ты такой простой вопрос не можешь решить.

Дяденька, судя по всему, был готов опять повернуть обратно в Сырые Дороги, но мама, продолжая говорить тихим голосом, означающим крайнюю степень бешенства, наотрез отказалась:

– Я больше туда не вернусь. Надо же быть такой дрянью! Ждала она нас и не дождалась, надо же!

– Может, ты дом перепутала?

– И что, в одно и то же время в этих Сырых Дорогах сдается дом еще кому-то, и именно сейчас кто-то как раз приехал заселяться вчетвером? – Мама повысила было голос, но взглянула на якобы не подслушивающего дяденьку и вообще замолчала.

Папа начал предлагать варианты, злиться, потому что не мог издалека ничего сделать, тем более что одна из сторон утверждала, что вообще не в курсе конфликта. И вообще уже подъехал трактор вытаскивать нашу машину, и папе совсем не с руки было решать еще и нашу проблему. И не обманывается ли мама, делая из мухи слона? Может, она просто хозяйку дачи неправильно поняла?

– Пап, все так и было, как мама говорит! – просунувшись между передними сиденьями, громко крикнула я, чтобы папа расслышал.

К сожалению, так получилось, что гаркнула прямо в ухо дяденьке. Тот аж вздрогнул и чуть не зарулил в кювет.

– Простите, – пристыженно прошептала я и быстренько ретировалась на свое место.

Леся укоризненно покачала головой.

«Нарушаешь все правила безопасности!» – всем своим видом говорила она. Ну да, все верно.

Мама знакомым движением слегка терла правый висок. Заметив мой взгляд, она ласково улыбнулась. Видимо, сама еще не поняла, что начинается головная боль, или не хотела акцентировать на этом внимание. Бедная мама, это было очень не вовремя, если вообще мигрень бывает когда-нибудь вовремя.

Чтобы не поругаться еще и с папой, мама свернула спор на этапе, который обычно предшествовал скандалу, и начала оправдываться, как будто виновата была она, а не та мерзкая тетка.

Даже мне стало ужасно неловко из-за всех этих препирательств, которые родители устроили при посторонних.

Вместо бесполезного спора по телефону мама спросила дяденьку, может ли он отвезти нас к папе. Тот ответил далеко не сразу, даже могло показаться, что не расслышал вопроса, просто продолжал рулить. Мне было видно, как укоризненно покачивается его кепка над водительским сиденьем. Потом дяденька со вздохом сообщил, будто сожалея, но достаточно твердо:

– В Никоноровку далече мне.

– Вы не волнуйтесь, мы все компенсируем. Я вам на карточку переведу или на телефон, – торопливо предложила мама.

– Да нету у нас ничего такого…

– Тогда муж оплатит. У меня просто совсем наличных нет.

Дядька на маму внимательно так посмотрел, но быстро отвел взгляд. Наверное, решил, что она врет про отсутствие наличных. На самом деле мама реально старалась с собой денег не брать, то ли чтобы не потерять, то ли чтобы лишнего не потратить. Рублей сто мелочью еще могла наскрести, а так пользовалась только карточками. Бзик такой у нее. Но вообще, думаю, она так нарочно сказала, из предосторожности.

А я, если честно, сразу забеспокоилась о папе. Как он там без нас? Конечно, с проблемами он справляется гораздо лучше мамы, но мы вместе, компанией, а он – совсем один.

– Может быть, кто-то из местных тогда нас отвезет?

Дяденька покачал головой:

– Тут я не помощник.

Мама изменилась в лице, представив, как ходит по Сырым Дорогам и стучится в калитки чужих домов, спрашивая, не подвезет ли нас кто.

Ну прекрасно: в Никоноровку он нас отвезти не хочет, тогда куда везет? Обратно на поворот, где мы застряли, и откуда уже папу, должно быть, трактор увез?

Дяденька между тем помялся, передернул плечами, а потом предложил, будто через силу:

– Ну вы можете покамест перекантоваться у нас в Жабалакне. Деревня наша. Недалече тут. А там и ваш папка вернется. Жабалакня, слыхали?

Ага, слыхали, конечно. Я едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. Леся посмотрела на меня и тоже насмешливо скривилась.

Видя, что мама колеблется и молчит, дяденька продолжил почему-то уже более уверенно:

– Мы-то вдвоем с хозяйкой моей. Изосимиха, хозяйка моя. Да вы, девушки, нас не обремените, чай. Но у нас не город. Не усадьба. Деревня.

– Как вам оплатить? – сразу приступила к делу мама. – Может, на карточку, на телефон скинуть? А, вы говорили, что у вас нет… Но, может, на телефон вашей супруги?

Дяденька добродушно скривился и махнул рукой:

– Ай, милая. Потом, потом. Разберемся мы с твоей оплатой.

И улыбнулся так, что лицо собралось от морщин в гармошку. Никогда бы не подумала, что такая обыкновенная гримаса может до неузнаваемости менять лицо, а вроде бы гладкая и не особенно морщинистая кожа сминаться, будто ткань.

Мне даже стыдно стало, что я так таращусь, и я быстренько отвела взгляд от зеркала заднего вида, в котором рассматривала дяденькино лицо. Он, правда, вообще ни разу в зеркало не взглянул, но все равно как-то неловко… В общем, лучше бы дяденька не улыбался, честное слово.

И только тут мама спохватилась:

– Извините, пожалуйста, мы даже не представились, а уже почти поселились у вас!

Почему-то дяденька решил, что это не наша оплошность, а ему укор, поэтому тут же торопливо сообщил, перебив маму:

– Митрий Афанасьич я. Вообще дядей Митяем кличут. А так Митрий Афанасьич.

– Очень приятно, Дмитрий Афанасьевич!

Я видела, как мама только-только сделала вдох, чтобы, как обычно скороговоркой, выпалить наши имена, но и тут дядя Митяй ее перебил:

– А девочки твои кто ж? Вот эта вот, да? Он мотнул головой в сторону Леси: – Алеся? Александра, стало быть. И песню про себя, небось, знаешь? Про кудесницу леса Алесю, да? Мама-то ваша наверняка ж знает, да?

Мама вежливым кивком подтвердила, но мы никакую песню, разумеется, не знали. Зато Леся мигом переменилась в лице. Она ненавидит, когда коверкают ее имя, хотя очень редко представляется полным именем, а не домашним, и практически никогда не поправляет, если новые знакомые ошибаются, называя ее на свой лад. Только молча злится. Вот и сейчас она не предприняла никаких попыток сообщить, что на самом деле она Ольга. Не Александра, не Алеся, не Алиса, не Елена и не Людмила. Вторая Ольга в семье. Леся – это папина придумка, чтобы по именам отличать жену и младшую дочь.

А меня с самого рождения все зовут Инкой уже с маминой подачи, потому что такое сокращение от Катерины моей родительнице больше всего по душе. Хотя, вроде бы, тут все понятно, я тоже очень часто становлюсь Ниной или Ингой. И кстати, тоже предпочитаю собеседника не поправлять, если только это не критично.

Не знаю уж, что меня дернуло на этот раз, может быть, то, что Леся стала Александрой, но я, не дожидаясь вопросов, поспешила бодро представиться:

– Инна.

Мама незаметно усмехнулась, но промолчала. Такие невинные выходки всегда сходили нам с рук, потому что мама как-то призналась, что ее иногда сильно бесят люди, строящие дурацкие предположения, вместо того чтобы просто прямо спросить. А то тебе и имя придумают, и фамилию исковеркают.

А мне на самом деле пофиг, хотя вообще-то нравится наша привычная скороговорка: «Оля, Оля, Катерина».

Очень многие придумывают себе ники вместо настоящих имен и просят называть их даже при развиртуализации именно так. Одна моя подружка даже хочет поменять свое имя на то, которое выбрала самостоятельно, потому что данное при рождении ей совсем не нравится. И большинство знакомых даже не подозревают, что ее зовут не так, как она представляется. Так что пусть для дяденьки Митяя мы будем Ольгой, Алесей и Инной. Надо было и маме что-нибудь придумать для себя новенькое. Впрочем, папа наверняка проговорился при дяденьке, и теперь поздняк метаться.

Тут мама посмотрела в свой телефон, и все ничего на самом деле не значащие заморочки перестали ее интересовать:

– Кстати, может быть, у вас в Жабалакне кто-нибудь согласится отвезти нас в Никоноровку? Если вам неудобно…

Дяденька издал неопределенный звук – не то соглашался, не то возражал, – и так же неопределенно ответил:

– Посмотрим, посмотрим…

Странный. Вроде и помогает, но в последний момент идет на попятную.

«Копейку» в очередной раз тряхнуло, и Леся издала жалобный мышиный писк. Видимо, прикусила язык.

Явно чтобы перевести разговор в более удобное для себя русло, дяденька хмыкнул пару раз и начал без перехода:

– Летний домик у нас такой, без печи. Но позади байна, байна, знаете, а? Мы байну давеча топили, вам тёпло будет. Удобства у нас во дворе, уж не серчайте. Туалет на улице, говорю.

– Подскажите, пожалуйста, есть ли у вас животные в хозяйстве? – светским тоном спросила мама, удивив нас с Лесей.

Дяденьку, кстати, тоже. По маминому виду вообще невозможно даже близко предположить, что ее интересуют какие-нибудь там коровы или свиньи. Зачем они ей? Инспекцию проводить? Или просто поглазеть, как в зоопарке? Тоже, к слову, было бы странно, потому что она очень прохладно относилась к цирковым номерам с участием животных, а в зоопарк ходила по принуждению, только ради нас. Если Леся честно говорила, что животные воняют, и поэтому она их терпеть не может, то мама выражалась обтекаемо: «Я не любитель, спасибо, но нет».

– Э-э-э, а кто вам надобен? – уточнил дяденька, явно предполагая какой-то подвох в мамином вопросе.

Мы с Лесей тоже навострили уши.

– Имею в виду кошек, собак… – Мама сделала неопределенный жест, будто бы прямо перед машиной уже бегали и кошки, и собаки. – Дело в том, что у меня на них аллергия. Ну просто чтобы заранее знать.

Мы вместе с дяденькой сразу расслабились.

Аллергия действительно была, только не у мамы, а у Леси, и из-за этого мы не заводили домашних животных. Какое-то время мне было очень обидно, и я даже немного злилась на Лесю, но потом смирилась.

Леся терпеть не могла, когда посторонним говорили о ее недостатках, к которым она причисляла и аллергию. Поэтому мама ради спокойствия дочери предпочла наговорить на себя.

– Собака-то у меня была. Собака-то. Пес. Хороший пес, даже жалко… Сейчас нет. Ничего такого не держим теперь. Деткам небось веселее было бы, но что ж… развлекухи-то у нас особой нет. Зато радио можно послушать, радио у нас завсегда есть. Небось дети-то и не знают, что это такое, а? – Дяденька опять издал квакающее хмыканье. – Прошлый век, а?

– Мы знаем, – скупо ответила я, хотя могла бы и промолчать.

Бесполезно спорить со взрослыми людьми, если они уверены в своей правоте, а ты – ребенок.

Мама протянула мне между сиденьями руку, слегка пожала и, полуобернувшись, подбадривающе улыбнулась. Вот уж кто-кто, а она вообще старалась в споры не вступать даже по принципиальным, на мой взгляд, вещам. Это иногда немножечко подбешивало, честное слово, но на то были причины.

– У вас тут интересные названия деревень: Сырые Дороги, Жабалакня… – Мама это сказала вовсе не для поддержания разговора, ей действительно было интересно. Странно, что мы с Лесей не задали такой вопрос. – Сырые Дороги – понятно. А Жабалакня в честь чего?

Дядя Митяй опять квакающе хмыкнул, но я не поняла: он просто сам по себе такие звуки издает или нарочно обыграл название своей деревни.

– Сырые Погосты так потому, что мать сыра земля, девушки. Да. – Дяденька хлопнул ладонью по рулю.

– Почему Погосты? Дороги же, – поправила Леся.

– А это раскатали их. Старые были, никто уж и не жил. Раскатали. И понастроили, значит, поселок. Деревню.

– Что, прямо на месте кладбища?

Мы с Лесей переглянулись, ее от удивления даже тошнить перестало. Ну и хорошо, что мы туда без папы не попали. Знаем мы, что бывает с теми, кто на месте могил живет. Читали, смотрели.

– На самом деле довольно частое явление, – подала голос мама, обернувшись ко мне. – В городах в новых районах, например.

– И что, никого это не волнует? – поразилась я.

Дяденька даже перестал улыбаться, нахмурился, будто я ляпнула какую-то глупость:

– Не все понимают, что они уже умерли. Так и ходют, мешаются, какие-то делишки свои проворачивать пытаются. Не получается, вот они и злятся. Или ж недоумевают.

Мы примолкли, тоже недоумевая.

Потом дяденька молча протянул руку к приборной панели, что-то там подкрутил, и салон наполнило потрескивание радио. Я ожидала какую-нибудь музыку типа шансона или «Авторадио», однако это, похоже, была та же волна, которую мы уже слушали. Вероятно, какая-то местная для местных же.

ИЗ РАДИОПРИЕМНИКА

СОВСЕМ ПАРЕНЬ ОТ РУК ОТБИЛСЯ, КАК ПАПАШУ ЕГО НА ТРАССЕ НАШЛИ. МАШИНА ВСМЯТКУ В КЮВЕТЕ. ГОВОРЯТ, В ЛОБОВОЕ КТО-ТО КАМЕНЬ ЗАШВЫРНУЛ, ДА ПРЯМО В ГОЛОВУ БЕДНЯГЕ ПОПАЛ. А КТО, НЕИЗВЕСТНО. ТАМ ЛЕС КРУГОМ ПО ОБЕИМ СТОРОНАМ ШОССЕ. ЖАЛКО, КОНЕЧНО. И ГЛАВНОЕ, КАК РАЗ С МАТЕРЬЮ ЕГО, ПАРНЯ ЭТОГО, РАЗВОДИЛСЯ, СУДЫ ШЛИ. МНОГО ЧЕГО ПРО ЖЕНУ НАГОВОРИЛ НЕСПРАВЕДЛИВОГО, МОЛ, ВСЕ ОНА ВИНОВАТА. ЗАТО ПАРНЯ СВОЕГО ОХ КАК ЛЮБИЛ.

И ВОТ ПАЦАН ЕЩЕ В ТАКОМ ВОЗРАСТЕ, КОГДА ЛЕГКО С КАТУШЕК СЛЕТЕТЬ. МАТЬ-ТО ЕГО ВСЕГДА ОТМАЗЫВАЛА, А САМА КРАЙНЯЯ, САМАЯ ВИНОВАТАЯ И ОКАЗАЛАСЬ. ЛЕШАКАЛСЯ И МАТЮКАЛСЯ ВСЕ ВРЕМЯ. ГОВОРЯТ, ДАЖЕ РУКУ НА МАТЬ ПОДНИМАЛ. НО ОНА МОЛЧАЛА, ТАК ЧТО, МОЖЕТ, И СЛУХИ. НО НЕ НА ПУСТОМ МЕСТЕ. НИЧЕГО НА ПУСТОМ МЕСТЕ НЕ БЫВАЕТ.

И СВЯЗАЛСЯ С ТАКИМИ ЖЕ БЕЗБАШЕННЫМИ, ЧУТЬ ДО КРИМИНАЛА ДЕЛО НЕ ДОШЛО.

В ОБЩЕМ, МАТЬ ДОГОВОРИЛАСЬ С ДЕДОМ ОДНИМ – НЕ ИХ ДЕД, ЗНАКОМЫЙ ПРОСТО, – ЧТОБЫ ЭТОТ САМЫЙ ДЕД, ЗНАЧИТ, ПАРНЯ НА ПАРУ МЕСЯЦЕВ К СЕБЕ НА ХУТОР ЗАБРАЛ, НАГРУЗИЛ ФИЗИЧЕСКОЙ РАБОТОЙ, ТАК СКАЗАТЬ, ДУРЬ ВЫБИЛ ТРУДОМ. ПАРЕНЬ, ЗНАМО ДЕЛО, НОВОСТЬ В ШТЫКИ, ДА ТОЛЬКО ВЫБИРАТЬ ОСОБО НЕ ИЗ ЧЕГО: ЛИБО КОЛОНИЯ ДЛЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ, ЛИБО ГЛУХОЙ ХУТОР.

А ЗНАЕТЕ, КАК У ТОГО ДЕДА ФАМИЛИЯ БЫЛА? БЕСПЯТЫЙ. ПЯТОК НЕТ. СЛЫХАЛИ, У КОГО ИХ НЕТ? А ВОТ, У НЕЧИСТИКОВ. НЕПРОСТОЙ ДЕД БЫЛ.

ПАРЕНЬ КРЕПКО С МАТЕРЬЮ ПОЛАЯЛСЯ ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ. ОРАЛ, ЧТО ЭТО ОНА И ЕГО, И ОТЦА СГУБИЛА. БЕДНАЯ ЖЕНЩИНА! МОЛЧАЛА, ТЕРПЕЛА. ТАК ЭТОТ ЩЕНОК ЕЩЕ И ПЛЮНУЛ ЕЙ В ЛИЦО, НА ПРОЩАНИЕ, ТАК СКАЗАТЬ. НИЧЕГО, ОПЯТЬ ПРОМОЛЧАЛА. УТЕРЛАСЬ И ПРОМОЛЧАЛА.

А У БЕСПЯТОГО НЕ ЗАБАЛУЕШЬ. ГЛАВНОЕ, ЛЕС КРУГОМ, ПЕШКОДРАЛОМ НЕ ДОБЕРЕШЬСЯ ДО ТРАССЫ. ТОЛЬКО МАШИНА ИЗ ДЕРЕВНИ ПРИЕДЕТ, ПРОДУКТЫ ПРИВЕЗЕТ, И ЖДИ ЕЕ ЕЩЕ НЕДЕЛЮ, КУКУЙ.

ТАК ВОТ ДЕД, КАК ЭТОТ НАХАЛЕНОК ЛЕШАКАТЬСЯ СТАЛ, СРАЗУ ЕМУ ЗАТРЕЩИНУ. А НЕ СМОТРИ, ЧТО СТАРЫЙ, РУЧИЩА ТЯЖЕЛАЯ, КРЕПКАЯ. И СЛЕДИЛ ВСЕГДА ЗОРКО, НЕ УБЕЖИШЬ. ПАРЕНЬ СНАЧАЛА ОБАЛДЕЛ ОТ ТАКОГО ПРИЕМА, ВРОДЕ ПРИСМИРЕЛ. ДАЖЕ ТРУДИЛСЯ УСЕРДНО, БУДТО БЫ ПРИВЫК.

А ПОТОМ ОПЯТЬ ИЗ НЕГО ПОЛЕЗЛО. С НЕПРИВЫЧКИ УХАЙДАКИВАЛСЯ НА ОГОРОДЕ ПАХАТЬ. У МАМКИ-ТО КАК КОРОЛЕВИЧ ЖИЛ, А ТУТ НИКАКИХ ПОБЛАЖЕК: С УТРА ВСТАЛ, РАБОТАЙ ДО САМОГО ВЕЧЕРА, ПОКА РУКИ НЕ ЗАДРОЖАТ. И ЕДА ТАК СЕБЕ, СПЛОШНОЙ ПОСТ.

ПАРУ РАЗ ОГРЫЗНУЛСЯ, ПОЛУЧИЛ ПО ЗАСЛУГАМ, И НАДУМАЛ БЕЖАТЬ.

ДЕД-ТО, БЕСПЯТЫЙ, КАК СМЕРКАТЬСЯ НАЧИНАЛО, СРАЗУ – В ИЗБУШКУ, ДВЕРЬ НА ЗАСОВ И ДО РАССВЕТА НА УЛИЦУ НОСА НЕ КАЗАЛ. ПРИСПИЧИТ НОЧЬЮ – ТВОЯ ПРОБЛЕМА. ТЕРПИ ДО УТРА, КАК ХОЧЕШЬ, А ВЫХОДИТЬ НЕЛЬЗЯ, НЕ ПОЛОЖЕНО. ДЕД ЕМУ ЕЩЕ ГОВОРИЛ:

– ВЫЙДЕШЬ В ТЕМНОТУ, Я ТЕБЯ ИСКАТЬ НЕ ПОЙДУ, ХОТЬ ОРИ, ХОТЬ НЕ ОРИ. КАК ХОЧЕШЬ ВОЗВРАЩАЙСЯ. ТВОЙ ВЫБОР. КАЖДЫЙ САМ РЕШАЕТ: ЗДЕСЬ ЕМУ БЫТЬ ИЛИ ТАМ. НАЗАД ДОРОГИ НЕТ.

ПАРНЯ, ПОНЯТНОЕ ДЕЛО, ЭТО СНАЧАЛА ПУГАЛО, НО ПОТОМ, КОГДА ПООБЖИЛСЯ, ОПЯТЬ РАЗОПСЕЛ. И ВОТ НАОБОРОТ РЕШИЛ ПОПЕРЕК ДЕДОВОМУ ПРИКАЗУ СБЕЖАТЬ. ВЫБРАЛ ВЕЧЕР, КОГДА ЕЩЕ ДОСТАТОЧНО СВЕТЛО, НО БЕСПЯТЫЙ УЖЕ НАЧАЛ ИНСТРУМЕНТ УБИРАТЬ, ЧЕРЕЗ ОГРАДКУ СИГАНУЛ И ПО ЕДВА ЗАМЕТНОЙ ДОРОЖКЕ ПОМЧАЛ. КАК ЕМУ КАЗАЛОСЬ, ПО ТОЙ САМОЙ, ПО КОТОРОЙ МАШИНА ПРИЕЗЖАЛА ИЗ ДЕРЕВНИ.

ТРОПА УХОДИЛА ПОД ОГРОМНЫЙ ВЫВОРОТЕНЬ. БОЛЬШУЩИЕ ДВЕ ЕЛИ, БЕРЕЗА И ЯСЕНЬ КОРНЯМИ, КАК ПАУТИНОЙ, ОБХВАТИЛИ ЗЕМЛЮ, А УДЕРЖАТЬСЯ НЕ СМОГЛИ. УДИВИТЕЛЬНО, ЧТО ЖЕ ЗА СИЛА ТАКАЯ СМОГЛА ИХ ВЫРВАТЬ ДА ПОВАЛИТЬ? ЕМУ Б ПОДУМАТЬ, А ОН ПЕРЕЛЕЗ, ЛЕШАКАЯСЬ ПО ГАДКОЙ ПРИВЫЧКЕ. НИЧЕГО НЕ ОСТАНОВИТ!

ВОПРЕКИ ОБЕЩАНИЮ БЕСПЯТЫЙ ЕГО ВСЕ ЖЕ КРИЧАЛ. ВОТ ПАРЕНЬ УХАХАТЫВАЛСЯ: «НУ, СТАРЫЙ ПЕНЬ, ПОПРОБУЙ ДОГОНИ, ТРУС! И НИЧЕГО-ТО СО МНОЙ НЕ ПРИКЛЮЧИТСЯ. ВСЕМ ПОКАЖУ, И ТЕБЕ, И МАМАШЕ. ОСОБЕННО С МАМАШЕЙ РАЗБЕРУСЬ ПЕРВЫМ ДЕЛОМ».

И ВОТ ОН В ТАКОЙ ЗЛОБЕ ЧУТЬ ЛИ НЕ ПОБЕЖАЛ, ДА СПОТКНУЛСЯ О КАКОЙ-ТО КОРЕНЬ И ПЛАШМЯ РУХНУЛ. ОТ БОЛИ АЖ ИСКРЫ ИЗ ГЛАЗ ПОСЫПАЛИСЬ. НОГУ ТРЕТ И СКВОЗЬ ЗУБЫ СТОНЕТ. И ТУТ ИЗ КУСТОВ ЕГО БУДТО КТО ПЕРЕДРАЗНИВАЕТ:

– М-М-М, М-М-М!

РАЗОЗЛИВШИСЬ НА ГЛУМЛИВОЕ, КАК ЕМУ ПОКАЗАЛОСЬ, МЫЧАНИЕ, ПАРЕНЬ ПОДСКОЧИЛ, СХВАТИЛ ПОПАВШИЙСЯ ПОД РУКУ КАМЕНЬ И ШВЫРНУЛ ПРЯМО В СТОРОНУ ЗВУКА, В ГУЩУ ТЕМНОЙ ЛИСТВЫ. И ТУТ ЖЕ ПОЛУЧИЛ ОТВЕТОЧКУ: УВЕСИСТЫЙ ПОЧТИ ЧТО БУЛЫЖНИК ТАК САДАНУЛ ЕМУ ПО ВИСКУ, ЧТО В ГЛАЗАХ ПОТЕМНЕЛО.

– ТВАРЬ ВОНЮЧАЯ! – ТОЛЬКО УСПЕЛ ПРОШИПЕТЬ, КАК СРАЗУ СО ВСЕХ СТОРОН ГРАД МЕЛКИХ КАМЕШКОВ ПОСЫПАЛСЯ, БОЛЬНО УДАРЯЯ ПО ЩЕКАМ, ЦАРАПАЯ РУКИ, КОТОРЫМИ ОН ПРИКРЫВАЛ ЛИЦО, ВПИВАЯСЬ В ТЕЛО СКВОЗЬ ТОНКУЮ ФУТБОЛКУ.

И ПОНЯЛ СЕЙЧАС, ЧТО НАЗАД ДОРОГИ НЕТ. БЕСПЯТЫЙ НЕ ВРАЛ, СПАСАТЬ НЕ БУДЕТ. И НИКОМУ-ТО ОН ТАКОЙ НЕ НУЖЕН. НИКОМУ, КРОМЕ МАТЕРИ.

– МАМА, ПРОСТИ!

А РОТ СЛОВНО НАБИТ НИТКАМИ. ОН ПОПЫТАЛСЯ ПОРВАТЬ ИХ, ВЫТОЛКНУТЬ ЯЗЫКОМ, НО НИТКИ ТОЛЬКО СИЛЬНЕЕ ЗАПУТЫВАЛИСЬ, СТЯГИВАЛИ ЩЕКИ, СШИВАЛИ ГУБЫ.

ЗАМЫЧАЛ: «М-М-М, М-М-М», ЗАДЕРГАЛСЯ, И СВОИМИ ВНЕЗАПНО ДЛИННЫМИ, СЛИШКОМ ДЛИННЫМИ, ТОНКИМИ, СЛИШКОМ ТОНКИМИ НОГАМИ, ЗАДЕВАЯ ВЕРХУШКИ КУСТОВ, ПОБЕЖАЛ ПРОЧЬ, В ГЛУБИНУ ЛЕСА. ЖЕРДЯЙ.

МАТЬ-ТО ЕЩЕ ЖДЕТ, НАДЕЕТСЯ. ДА ТОЛЬКО ЧТО, КАКОЙ ОН ЖИВОЙ СПУСТЯ ТАКОЕ ВРЕМЯ. ЛЕЖИТ ГДЕ-НИБУДЬ В ТРАВЕ, ВО МХЕ. ЧЕРВЯКИ ЕГО ТОЧАТ, ПАУКИ КУСАЮТ.

– Мне это напоминает историю про мертвых младенцев. Очень жуткую, – задумчиво, будто и не нам, сказала мама, глядя перед собой на дорогу.

Дяденька энергично кивнул, словно знал, о чем речь. Мне, разумеется, немедленно захотелось услышать эту жуткую историю про младенцев, тем более что радио, как специально, замолчало, давая нам возможность поговорить. Но Леся сделала несчастное лицо и заканючила:

– Ну не надо сейчас жуткую! Не надо, потом. Мамочка, не рассказывай! Инка, молчи!

Мама рассеянно кивнула и продолжать не стала. Мне оставалось только рассерженно зашипеть на эту трусиху, мою сестру, а дяденька обернулся и внимательно так на Лесю посмотрел.