Читать книгу Дилетантские детективы с животными - Татьяна Мефодьевна Постникова - Страница 2

Мы живём в доме, который в округе называют «Ментовским». Когда-то родители моей жены получили эту квартиру как работники МВД. Тесть всю жизнь проработал следователем, а тёща – инспектором детской комнаты. Мы с женой никакого отношения к милиции или полиции не имеем. Я – художник-иллюстратор, а Вера до самой пенсии работала психотерапевтом. В эту квартиру мы въехали шесть лет назад после смерти тёщи, оставив более просторную жилплощадь дочери с семьёй.

У моей супруги удивительная способность сходиться с самыми разными людьми. Я, по натуре, настоящий бука и предпочитаю ограничиваться узким кругом самых близких людей, но благодаря Верочкиной общительности, мы стали своими в этом доме.

Надо сказать, что это не банально, потому как большинство обитателей «Ментовского дома», связанные общей работой и определённым менталитетом, живут, буквально одной семьёй. В нашем доме принято хранить у соседей ключи, обмениваться книгами и кулинарными рецептами, подкидывать друг другу на пару-тройку часов детей или кошек на время отпуска.

Жители нашего дома, не дожидаясь милостей от городских и районных властей, своими руками оборудовали автостоянку и детскую площадку. А также, проявив завидное единодушие, выступили единым фронтом против мутноватого магазинчика, торгующего дешёвой водкой, и добились его закрытия.

Я рассказываю вам всё это, чтобы было понятно, почему мы повели себя именно так, когда в нашем доме случилась беда. Мы просто не делим беды на свои и чужие.

Но начну по-порядку. И прежде всего, представлю одного из главных героев моего повествования.

Три года назад, в честь выхода Веры на пенсию, дочь подарила ей смешного псёнка породы померанский шпиц. В детстве это существо напоминало детскую меховую рукавичку, а потом доросло аж до муфты. Звали цуцика Бони, но не от имени Бонифаций, что означает «счастливчик», а от Бонапарта. Я когда увидел это пышное имя в «щенячке», то в шутку предупредил жену, что от собаки с таким именем нас ждут сплошные неприятности. Ведь всем известно: «Как вы лодку назовёте, так она и поплывёт».

Надо признать, что Бонапарт и впрямь обладает замашками своего легендарного тёзки. Он искренне считает себя альфа-лидером и готов отстаивать свои права на любом уровне. Размер противника не имеет значения.

Честно говоря, я раньше полагал, что мелкие собачонки от природы все глупые. Сами посудите, где могут помещаться мозги у существа, у которого вся голова размером с детский кулачок. Однако, общение с Бони, заставило меня пересмотреть взгляды на мелких собачек. Наш пушистый мужичок оказался очень сообразительным, да ещё и обладающим удивительной памятью. Он знает всех наших соседей и их питомцев и не тявкает на них попусту, а вот чужаков вычисляет сразу. К тому же, несмотря на мимишную внешность, Бони крайне злопамятен. Он был совсем маленьким, когда на него бросился ротвейлер из соседнего дома. Наш шпиц запомнил это на всю жизнь. Теперь при виде любого представителя этой породы, он просто звереет. И его, обычно умильная лисья мордочка приобретает такое выражение, что даже нам становится не по себе. У нас во дворе живут два ротвейлера, и мы стараемся не встречаться с ними на прогулках.

В тот вечер вторника, когда всё это началось, я увлёкся чтением и едва не пропустил «наше» время вечерней прогулки. Хорошо, что жена, вернувшись из поликлиники, напомнила мне.

– Саша, пойди, погуляй с Бони, а то скоро Арно выведут.

Я поёжился. Судя по тому, какая замёрзшая и заснеженная вернулась с улицы Вера, погодка оставляла желать. Ужасно не хотелось откладывать книгу, вылезать из уютного кресла и выходить в метель. Но Бони, услышав кодовое слово, уже заюлил перед дверью. Да и то сказать, всё равно выходить надо, и лучше это сделать сейчас, чтобы потом не продираться по кустам, не допуская, чтобы Арно и Бони заметили друг друга.

Я отправился в прихожую одеваться, а Бони выпустил на лестничную площадку.

– Иди, вызывай лифт, – как всегда сказал я пёсику в шутку.

Я ещё не успел зашнуровать первый ботинок, когда услышал отчаянный визг Бони.

Напомню, что Бонапарт, несмотря на свой малый размер и вес в два килограмма, считает себя крутой собакой, и обычно не унижается до трусливого визга.

Я понял, что произошло что-то экстраординарное, и выскочил на площадку прямо в одном ботинке.

Бони задом отползал от лифта. Причем уши его были прижаты к голове, а хвост, обычно лохматым колечком, возвышающийся над спиной, прятался между ног. Я схватил пёсика на руки и начал осматривать на предмет повреждений. Ран на Бони не было, но его трясло, с высунутого языка капала слюна, а глаза выпучились самым невероятным образом.

– Да что там такое?

Взяв собаку на руки, я вышел на лестничную площадку. Неужели кто-то обидел Боньку? Уши оборву!

Дверцы ближайшего к нам лифта, были распахнуты, а в нём, утонув в пышной и длинной песцовой шубе, полулежала женщина. Подол шубы набух тёмной кровью. Кровь растекалась и по полу кабины.

Я узнал женщину. Это внучка полковника Сазонова. Кажется, её зовут Кристина. Она год назад вышла замуж и ожидала ребёнка. По-видимому, у неё начались роды.

Как большинство мужчин, я ужасно боюсь этого дела и полностью теряю самообладание. Поэтому я отскочил от лифта, и завопил не хуже Бони.

Вера выглянула из квартиры.

– Саша, что случилось?

– Она… У неё… Соседка с седьмого этажа, кажется, рожает! Что-то надо сделать, – бормотал я в ужасе, пятясь от страшного лифта.

– Что сделать? Вызвать «Скорую», – сказала жена спокойно.

Она вышла к лифту и уверенно набрала нужный номер.

– Примите вызов. Патологические роды в лифте. Преждевременные. Зайцева Кристина, двадцать девять лет. Адрес… Лифт стоит на двенадцатом этаже.

– Сейчас приедут врачи, и всё будет нормально. Идите-ка вы с Бони домой, а то на вас смотреть страшно.

– От-ткуда ты знаешь п-про п-преждевременные роды? – Спросил я, заикаясь от ужаса, но, не имея силы оторвать взгляд, от всё прибывающей крови.

– Мне Лиля говорила, что у Кристи срок в середине марта, а сейчас ещё январь не кончился.

Лиля, точнее Лилия Альбертовна, это жена полковника Сазонова. Вера рассказывала, что дочь Сазоновых, Дина умерла от онкологии, когда Кристине было всего шесть лет и дед с бабкой сами поднимали внучку. Насколько я знаю, опять же по рассказам супруги, девочка благополучно заончила медицинский институт и работает медэкспертом в полиции. Замуж она вышла за своего коллегу, не нарушая традиций «Ментовского дома».

«Скорая» приехала на удивление быстро. Врач – высокая статная блондинка попросила нас уйти и не мешать. Сама она склонилась над роженицей. Мы ещё не успели войти в квартиру, как докторица, по-девчоночьи взвизгнув, скакнула из кабины.

– Нина, звони диспетчеру! Пусть срочно вызывают травматологов или реаниматологов. Не знаю. Женщина ранена! И в полицию пусть позвонят.

Сама она привалилась к стене и пробормотала жалобно:

– Никогда такого ужаса не видела.

Первая мысль, возникшая у меня, была о том, что человек, ранивший Кристину, может быть где-то рядом. Он просто не мог далеко уйти. Я вспомнил, что я мужик, и, загнав всех женщин в квартиру, остался у лифта. Бони припал к полу от ужаса, но меня не бросил.

Минуты казались часами. На лифт я даже не смотрел, сосредоточив внимание на лестнице. Кристина едва слышно стонала. А моё сердце билось о рёбра с громким стуком, заглушая все остальные звуки дома. Поэтому, я даже не сразу понял, что вторая бригада врачей уже приехала.

Врач огромный плечистый и волосатый, больше напоминающий разбойника с большой дороги, чем представителя самой гуманной профессии, рявкнул у меня над ухом:

– Где Олонецкая?

– А? Кто?

– У вас другая бригада была? Они что, уехали?

Наверно, он принял меня за идиота, потому, как я не сразу сообразил, что ответить.

– Простите, они в нашей квартире.

– Что они там делают? Там ещё кому-то плохо?

Я, наконец, стряхнул с себя отупение.

– Нет, просто я отправил всех женщин туда, опасаясь, что убийца где-то рядом.

– Но, но, мужик, пока никто не говорит про убийство, – прорычал врач, и потом спросил совсем другим тоном, – ну, что там, Степан Гаврилович?

Похожий на мокрого скворчонка второй доктор, присевший на корточки перед Кристиной, сердито пробурчал в ответ:

– Плохо. Какая-то сволочь бедняге чуть голову не отрезала. Ножевых ран не один десяток. Мразь! Здесь работать невозможно. Выносим девушку на простор.

В это время с топотом прибежали по лестнице полицейские. Они были запыхавшиеся и злые.

– Что с лифтами? – Сурово поинтересовался майор.

– А у нас в одном пострадавшая, а в другом реанимационное оборудование, – огрызнулся «разбойник с большой дороги», Пытающийся приподнять Кристину, и добавил, обращаясь ко мне, – слышь, мужик, забирай служивых к себе, а сюда присылай Олонецкую с девчонками. У нас сейчас каждая пара рук лишней не будет.

– Что хоть случилось-то? – Спросил майор осторожно.

– Женщина молодая беременная. Какая-то скотина буквально истыкала её ножом. Доктор говорит, что там не один десяток ран.

– Твою мать! Эй, лейтенант, как только девушку вынесут, заблокируй лифт. А то сейчас ведь вызовет кто-нибудь. Как, как?! Да хоть пистолет воткни между дверями, а я в диспетчерскую позвоню, чтобы отключили лифты к такой-то матери.

– Ребята, шли бы вы, правда, отсюда, мешаетесь, – сказал третий врач, вынося из лифта два больших металлических чемодана.

Я пригласил полицейских к себе. Мы осторожно, пробрались мимо носилок, перегородивших всю лестничную площадку.

Первым делом майор позвонил в диспетчерскую

– Диспетчерская? Майор Корнеев. Немедленно отключите оба лифта в доме №… по улице… Значит надо. Ты мне ещё поговори! Я тебя к ответственности привлеку за невыполнение требований полиции в экстремальной ситуации.

Вскоре в квартиру застенчиво пробрался лейтенант.

– Лифты отключили? – Спросил майор.

Лейтенант кивнул. Губы у него дрожали.

– Ладно. А то, понимаешь, эта курица диспетчерская быковать начала: «Да что? Да по какому праву?» Идиотка!

Обращаясь к нам, он вздохнул:

– Извините. Сколько не работай, а к такому не привыкнешь. Давайте знакомиться. Я – майор Корнеев, Антон Николаевич.

Вера молча протянула наши паспорта. Говорить она не могла. Её била крупная дрожь.

Майор мельком взглянул на них и передал старлею, чтобы тот записал наши данные. Потом он обратился ко мне:

– Александр Владимирович, расскажите, что произошло. Это ведь вы вызвали «Скорую»?

– Нет, жена. Но первым обнаружил Кристину я. Только мне показалось, что она рожает. Кровь была снизу, а головы и шеи я почти не видел. Она как-то осела в шубе, наклонив голову. Я и узнал-то её по шубе в основном.

Тут Вера нашла в себе силы и начала говорить:

– Понимаете, всё произошло очень быстро. Я пришла домой минут за десять до того, как мы вызвали врачей. Я поднималась на соседнем лифте, но не заметить Кристину я не могла. Мне же надо было пройти мимо того лифта, где она лежала.

– Да, – подхватил я, – Вера напомнила, что пора гулять с собакой, я почти сразу выпустил Бони на лестничную площадку, чтобы он не мешал одеваться. Прихожая-то у нас, сами видите, тесная. Потом Бони завизжал, и я выскочил за ним.

Тут я вспомнил, что так и не успел обуть второй ботинок.

Взглянув на мои ноги, Корнеев понимающе кивнул. Я почувствовал, что краснею, и торопливо начал оправдываться:

– Понимаете, за собаку испугался. Бони так заверещал. Я подумал, что его лифтом прищемило, или он упал. Конечно, такого кошмара, я и предположить не мог.

– Ясно, и во сколько это было?

– Обычно я выхожу с Бони в семь, но сегодня минут на пятнадцать припозднился. Зачитался. Хорошо жена напомнила.

– Вы девушку хорошо знаете?

– Да как вам сказать? Здороваемся. Иногда перекинемся парой-тройкой слов о погоде, ну ещё о какой-нибудь ерунде. Знаю, что зовут её Кристиной, что она внучка полковника Сазонова. Живёт на седьмом этаже в нашем доме, но номера квартиры не знаю. Год назад она замуж вышла. Свадьбу чуть не всем домом праздновали. А ещё знаю, что она работает в органах.

– В каких?

– В ваших. Она медэксперт. Но где точно, не скажу.

– Это мы сами найдём.

Он опять схватился за телефон.

– Пешкин, это Корнеев. Человечка мне пробей одного. Зайцева Кристина, двадцать восемь лет. Живёт в доме № … по улице… Квартиру там посмотри, родственников, место работы… Ну, в общем, не мне тебя учить. Сам взрослый мальчик. Да это не она, это с ней сделали. Ранили её тяжело. Да ничего толком не знаю. Сейчас там врачи колдуют. Прогнали. Пока им все карты в руки. Вот увезут беднягу в больницу, тогда и начнём работать. Пальчики снимем, кинологов пригласим.

Больше мы почти не разговаривали, прислушиваясь к происходящему на лестничной площадке. Дверь в квартиру была распахнута настежь, и в прихожей стоял лейтенант, чтобы отслеживать ситуацию и предупредить начальство, когда им можно будет приступать к своей работе.

Мне показалось, что прошла целая вечность. Потом в квартиру заглянул «разбойник».

– Всё, алес!

– Увозите в больницу? – С надеждой спросил Корнеев.

– Да, какое там… Не вытащили.

Он со злостью ударил кулаком по дверному косяку.

– Блин! Молодая, красивая! Какой гниде понадобилось такое сделать?

И обращаясь к Корнееву, сказал:

– Слышь, майор, найдёте гада, будь другом, звякни, вот мой телефон. Я его своими руками урою.

Полицейские колдовали над местом преступления до глубокой ночи. Мы с женой сидели на диване, прижавшись друг к другу. Бони умудрился протиснуться между нами. Вдруг Вера прошептала:

– Ещё к кому-то «Скорая» в наш подъезд приезжала. Что же за вечер-то такой?!

– Может, это за телом. Ну, перевозка специальная, – пробормотал я.

– Да нет, с сиреной и маячком. Это к тяжёлому больному или раненному.

– А ты полагаешь…

– Не знаю.

Утром в нашу дверь кто-то осторожно постучал. На пороге стояла соседка из квартиры напротив, Надежда Петровна.

– Доброе утро, Саша. Тьфу, какое доброе. В общем, здравствуйте. Верочка не спит?

– Нет.

– Позовите её, пожалуйста. Её помощь нужна.

Жена уже вышла в прихожую, зябко кутаясь в шаль.

– Надюша, привет. Что там? Да ты проходи, не через порог же говорить.

– Верочка, попробуй с Васькой поговорить. Он сейчас у нас. Его Женька скрутил. Васька руки на себя наложить пытался. Ночью ведь у Лили инфаркт случился. До больницы не довезли.

До меня не сразу дошло, что «Васька» это полковник Сазонов. Да, его же зовут Василий Иванович. Как-то я отупел.

– Да что же это… Прямо одно к одному, – всхлипнула жена, но тут же постаралась взять себя в руки.

– Сейчас приведу себя в порядок, а вы пока тащите Василия сюда. Усаживайте на диван. Саша, сядешь с одной стороны, а Женя с другой. И держите его покрепче. Не справимся – придется спецмашину вызывать. А не хотелось бы.

Я прошёл следом за Надеждой в её квартиру, и мы вдвоём с Евгением привели полковника Сазонова к нам. Вид у мужика был безумный. Впрочем, неудивительно.

Вскоре из ванной появилась Вера, собранная и свежая, блин, как утренняя роза.

Она взяла стул и села напротив дивана.

– Ну, что, поговорим? Для начала предлагаю всем перейти на «ты» и называть друг друга просто по имени. Никто не против?

Василий попытался рвануться, и мы с Евгением буквально повисли на нём. Сдавшись превосходящим силам, полковник мрачно спросил:

– Ну что? Уговаривать меня будешь, как маленького? Утешать?

– Не собираюсь. Что я тебе скажу? Что всё хорошо? Что все живы и здоровы? Мы же с тобой взрослые люди, и знаем, что это не так.

– А что же ты хочешь?

– А ты?

– Сдохнуть.

– Мне тебя пожалеть? Или сесть рядом с тобой и похныкать? Не дождёшься. Ты мужик. Настоящий. С большой буквы. Да, всё очень плохо. Но ты выдержишь.

– Зачем?

– Хотя бы для того, чтобы поймать эту сволочь, которая где-то ползает по миру и коптит небо своим поганым дыханием.

– Как я его поймаю? Смеёшься? Никаких зацепок! Эксперты с кнопок лифта сняли такую мешанину, что лучше не упоминать. Полицейская собака след не взяла. И, конечно же, никто ничего не видел и не слышал.

– Можешь мне не верить, но сейчас в этой комнате находится существо, которое точно знает убийцу, и никогда его не забудет.

Это в стиле моей супруги. Она умеет высказать какой-то парадокс, и пока его перевариваешь…

Это было много лет назад.

У меня был брат-близнец Лёша. Мы были очень близки, но при этом были очень разными. Я был очень тихим и спокойным: учёба, рисование, книги. А Лёшка постоянно оправдывал своё школьное прозвище – Флибустьер. Его как магнитом притягивали опасные приключения. Дрейф на льдине по Москве-реке в семь лет, Бог весть где, найденная боевая граната, брошенная в костёр – в десять лет, единоборство с озверелым алкоголиком, попытавшимся поднять руку на Леночку, первую Лёшину любовь – в четырнадцать. Он получал травмы, но не сворачивал с опасного пути. Окончив лётное училище, брат стал лётчиком-испытателем.

Это произошло прямо у меня на глазах на авиашоу. Маленький серебристо-алый самолётик Лёши вошёл в пике и не вышел из него, на полкорпуса ввинтившись в землю.

Я смотрел на это и тупо глотал воздух, не имея возможности вдохнуть. Я просто забыл, как надо дышать.

Мы тогда с Верочкой только поженились. И вот она, в ту пору ещё студентка, вдруг сказала мне что-то совершенно неожиданное. Пока я озадаченно пытался понять сказанное женой, способность дышать как-то сама вернулась ко мне. Нет, горе не стало менее острым, но организм как-то перещёлкнулся и приспособился жить с этим горем.

Вот и сейчас Вера заявила, что среди нас находится тот, кто знает убийцу. Мы все, включая полковника, огорошено уставились на неё.

Потом Сазонов неуверенно спросил:

– Ты это серьёзно? Среди нас есть кто-то, кто знает эту мразь?

– Да. Видишь ли, сильные эмоции не просто так возникают у человека. Насколько мне известно, Кристине нанесли множество ран.

– Двадцать три, – глухо пробормотал полковник.

Он уже не пытался вырваться, а подавшись чуть вперёд, буквально впитывал слова Веры.

– Сам подумай, для того, чтобы нанести молодой красивой беременной женщине двадцать три удара ножом надо дойти до крайней степени озверелости. А это значит, что в организме убийцы произошёл запредельный выброс норадреналина. К сожалению, нам этот запах недоступен, а вот Бони, запомнил убийцу на всю жизнь.

– Это как? – Спросил Василий.

Мышцы него расслабились, и теперь он просто слушал, а Вера продолжала плести словесные кружева:

– Для животных запах норадреналина – это запах опасности, и собственный запах носителя этой опасности впечатывается в мозг.

– Но ведь ищейка след не взяла, – неуверенно возразил Сазонов.

– Я точно не знаю, но, кажется, реаниматологи применяют какие-то адреналиновые препараты. К тому же на месте преступления потопталось много людей, весьма взволнованных. От перепуганной насмерть акушерки, до реаниматолога, который нам чуть дверь не вышиб от злости на убийцу. Запахи их эмоций забили запах убийцы.

– Но как я найду убийцу? Ведь Бони не сможет мне ничего сказать.

– Не сможет. Он, возможно, смог бы опознать его при встрече, но я даже не представляю, как они могли бы встретиться. Но если Бонапарт смог унюхать мерзавца, значит, ещё кто-то мог заметить и запомнить эту дрянь. Пусть бессознательно. У животных на жизнеобеспечение работает восемьдесят процентов мозга, у нас значительно меньше. Но агрессора и человек может почувствовать. Пусть и не по запаху. Понимаешь, норадреналин, хоть и быстро распадается, но не за минуту из организма выводится. К тому же за ним следует резкий выброс адреналина. А это значит, что кто-то мог заметить человека с резкими беспорядочными движениями, расширенными зрачками, вспотевшего на морозе, в конце концов! Убийца не воспользовался вторым лифтом. Он не мог дожидаться его рядом с умирающей женщиной. А это значит, он спускался по лестнице! С двенадцатого этажа! Кто-то мог его увидеть, услышать. Мы будем искать этого «кого-то». В доме, во дворе.

Мы с Верой женаты уже очень давно, но я до сих пор не могу понять, КАК она это делает. Ведь никаких уколов, таблеток, гипноза. Да и слова-то говорила самые обыкновенные. Даже не посочувствовала мужику разом потерявшему всю семью. А с Сазоновым реально что-то произошло. Он несколько минут просидел молча, глубоко дыша, потом сказал:

– Ну, вот, что, мужики, не будем девочек больше напрягать. Пошли ко мне, перетрём.

– Уверен? – Спросил Евгений насторожено.

– Да.

Мы спустились в квартиру Сазоновых. Здесь царил полнейший бедлам: разрытая постель, какие-то клочки ваты, шприцы и распахнутая, несмотря на мороз, балконная дверь.

Евгений бросился к этой двери, быстро закрыл её и встал перед ней.

Василий горько усмехнулся:

– Женька, не боись! Больше прыгать не буду.

Он предложил нам сесть у стола, прикрыл дверь в спальню с неприбранной постелью и следами отчаянных попыток врачей спасти Лилию Альбертовну. Потом сходил на кухню и принёс бутылку коньяка и три стопки. Плеснул в каждую понемногу и сказал:

– Ребята, по граммульке – и всё. Головы нам нужны ясные. Будем думать, как найти эту сволочь.

Мы выпили. Немного помолчали. Потом я, неожиданно для самого себя сказал:

– Ребята, он был в тёмном. Точнее, в чёрном и матовом.

– Почему? – Строго спросил Василий.

Я почувствовал себя неловко, сжался, но потом заговорил быстро и сбивчиво:

– Семь часов вечера. Народ массово возвращается с работы. Люди забирают детей с продлёнки, из детского сада, заходят в магазины. Я знаю. Мы с Бонькой всегда в это время гуляем. Народу, как на демонстрации. Двор освещён неплохо. Ещё снег свежий выпал. Белый. Яркий. Человека в окровавленной одежде не могли не заметить, а ваши коллеги, я уверен…

– Прошерстили, как следует, – буркнул Евгений.

– Человека в окровавленной одежде заметили бы! Но если она матово-чёрная, то при таком освещении, да ещё в метель с двух-трёх метров не разглядишь. Конечно, если специально присматриваться…

– Да кто же к нему присматривался! Действительно, вечер, люди спешат по своим делам, да и погодка не располагает, – вздохнул Василий.

– Хочу дополнить портрет нашего фигуранта, – сказал Евгений, – у него руки, наверняка в крови были по локоть.

– Значит, он прятал их в карманы! – Крикнул я.

– А ещё глубокий капюшон! – Подхватил Евгений. – Он артерию перерубил, кровь ему на морду наверняка попала.

– Так… Кое что вырисовывается. Остаётся самая малость – найти окровавленную куртку чёрного цвета с капюшоном. Только где? – Василий обхватил голову руками.

Что-то меня сегодня понесло. Может, коньяк виноват?

– Убийца живёт недалеко, – предположил я.

– Почему?

Глаза Василия буквально буравили меня.

– На улице в рассеянном свете фонарей, в такую погоду, да с расстояния два-три, а то и пять-десять метров, он мог остаться незамеченным, но в транспорте в час-пик…

– Эх, так широко ребята не охватывали, – вздохнул Евгений.

– Я позвоню в управление транспортной полиции. Пусть хоть навскидку проверят, – сказал Василий.

– А я попрошу ребят дать информацию по телевидению, – добавил Евгений.

– А ещё я с Мансуром переговорю. Возможно, убийца сбросил нож где-то неподалёку, – задумчиво произнёс Василий.

Тут я опять немного отвлекусь и расскажу о Мансуре. Это наш дворник. Человек удивительный! Он сумел, буквально стать заботливым хозяином нашего дома и двора. К нему бегут ребятишки, потерявшие ключ, к нему обращаются бабульки с просьбой донести сумки. Когда нас с Верой свалил с ног тяжёлый грипп, а дочь с семьёй отдыхала в Египте, Мансур неделю гулял с Бонапартом, носил нам продукты из магазина и лекарства. Мансур – благородный и надёжный человек, и, разумеется, не откажется помочь.

Но я, честно говоря, не был уверен, что разговор с ним даст какие-то результаты. Наверняка, полицейские уже расспросили дворника. Но мы не в праве были упускать хоть какой-либо шанс.

– С Мансуром поговорим обязательно, – сказал Евгений, – теперь давай подумаем, кто мог напасть на Кристину. Я почти уверен, что никто из наших не мог.

– Однозначно, – согласился Василий.

Я неуверенно пожал плечами. Я не очень хорошо знаю соседей, хотя представить кого-то из них, как там Вера сказала: «в крайней степени озверелости», я, пожалуй, никого не смогу.

– Но если это чужак, как он попал в подъезд? – Спросил я. – У нас же домофон.

– Не домофон, а кодовый замок, – поправил меня Евгений.

– А какая разница?

– Домофоном можно открыть дверь гостям из квартиры, а у нас замок открывается только кодом или ключом.

– А, кстати, – пробормотал Василий, – никогда не задумывался, как попадают в подъезд посторонние. Та же «Скорая».

– Наверно, у них, как у полиции, пожарников, аварийщиков есть какие-то универсальные ключи. Ведь ситуации бывают разными, – пожал плечами Евгений, – а вот как попадают рекламщики – не знаю. Доставщикам пиццы или товаров из Интернет-магазинов при заказе надо сообщать код. А эти как пролезают?

– Кстати о «доставщиках». Вот вам и утечка информации. Скольким посторонним каждый из нас сообщал код замка. Вот так и теряется смысл в запирании подъездов, – хмыкнул Василий, – а мы деньги за «безопасность» платим.

– Моя Верочка всегда говорит, что запирать надо не честных людей, а преступников, – невпопад ляпнул я.

– Ага, запри их всех, – вздохнул Василий, – ладно, ребята, мы отвлеклись. Значит, принимаем за рабочую версию, что убийца – чужак. Кем он может быть?

– Может кто-то влюблённый в Кристину, – несмело предположил я, – увидел её в таком положении, и в нём ревность взыграла.

– Романтик, – хмыкнул Евгений.

– Не, Женька, не скажи. Конечно, художники все не от мира сего (Сашок, не обижайся!), но убийство из ревности вполне возможно. Помнишь того идиота, который жене руки отрубил? А сколько мы с тобой менее громких, но не менее диких случаев знаем. А уж любовь там, или оскорблённые чувства собственника… Кстати, почему влюблённый в Кристину? Удары могла нанести и баба.

– Ладно, примем версию, как возможную. Хотя мне она не очень нравится. А если случайный грабитель. У Кристи что-нибудь украли?

– Ну, да. Цепочка у неё была золотая тоненькая с маленьким крестиком. Не Бог весть, какая ценность. Ещё сумку утащили. Там немного денег, мобильник, косметичка со всякой женской ерундой, обменная карта беременной.

– Зачем вору карта беременной? – Возмутился я.