Читать книгу Тайна оберега - Татьяна Милях - Страница 6

Стоило только сражению откатиться от стен Москвы, как монастырские сёстры тут же поспешили на поиски раненых. Пелагея с Таяной одними из первых оказались на ратном поле. Ужасающее зрелище предстало их глазам: вытоптанная, залитая кровью и усеянная трупами земля буквально стонала от боли, взывая о помощи голосами порубленных воинов.

– Это сколько же горя люди друг другу несут? – хрипло прошептала Таяна. Знахарка настороженно посмотрела на побледневшую девочку.

– Может, вернёшься в шатёр? Там тоже руки нужны…

– Нет, тётка Пелагея, я с тобой останусь, – упрямо тряхнула головой Таяна.

Женщины взялись за дело. Оказав первую помощь, они помогали раненым добраться до телег, на которых ополченцев отвозили в монастырские богадельни, а кто мог, шёл сам. Несколько мужиков с подводами собирали на поле мёртвых, умело сортируя своих и чужих.

Перевязав очередного раненного, Таяна спросила:

– Ну что, дядечка, встать сможешь?

Здоровенный мужик попытался подняться, но сил ему явно не хватало.

– Давай помогу, – предложила девочка.

– Такую муху раздавлю ещё, – усмехнулся воин. – Вон лучше обломок копья подай, – указал он, и Таяна шустро выполнила просьбу ополченца. Он поднялся, но, сделав шаг, зашатался. Подскочив, девочка поддержала раненого, и, с досадой покачав головой, служивый покорно сдался. – Ну что ж, веди уж, – пробубнил он, стараясь больше опираться на древко, а не на худенькое плечо ребёнка.

Проводив раненого до телеги, Таяна уже собралась вернуться на поле, как, услышав собачий лай, повернулась и к своему изумлению в скачущей огромной псине узнала Грома. Двое мужиков тащили окровавленное тело к повозке с мертвецами, а пес, прыгая рядом, мешал им идти.

– Пошёл вон окаянный! – огрызнулся один из могильщиков и фыркнул: – Всю дорогу не отстаёт. А морда-то какая! Жуть!

– Слушай, Прокоп, а доспехи-то на парне непростые, – кивнул второй на бездыханного воина. – Видать, сын боярский. Надо бы разузнать, кто таков? Да родичам тело отправить.

– И кто его повезёт? Наверняка не здешний он. Да и родственников где искать? Раз дружинники его с поля не вынесли, значит, некому забирать. Вон только пёс и сидел рядом.

– Так гридни боярские могли и не заметить своего воеводу. Сколько на нём польских мертвяков навалено было… Может, подождём хоронить-то? Глядишь, объявится кто из близких?

– Чего ждать-то? Пока смердить начнёт? Доспехи сымем, да Пожарскому снесём. Ежели родичи парня объявятся, могилку покажем, глядишь, за заботу денежку нам подадут. Грузи, говорю! – прикрикнул Прокоп, и мужики уложили тело на подводу.

Взглянув на воина, Таяна обмерла.

– Стойте! – взвизгнув, бросилась она к могильщикам. Признав девочку, пёс радостно заскулил и, моментально подлетев, лизнул её в нос. – Громушка, куда они твоего хозяина собрались везти? – забеспокоилась Таяна и осторожно коснулась бледной щеки воина. – Евсей…

– Знакомый что ли? – озадаченно нахмурился Прокоп.

– Это княжич Левашов. Грузите вот на ту телегу, – вдруг потребовала она.

– Ты чего это, девка, ополоумела что ли? Там раненых в больничку везут, – кивнул он в сторону соседней телеги. – А этот мёртвый.

– Нет живой! – запротестовала девочка. – Несите скорее! – приказала она, и пёс поддержал маленькую знахарку заливистым лаем.

– Чего выдумываешь? Мёртвый он! – не слушали мужики и уже собрались трогаться.

Таяна коршуном вцепилась в упряжь, а Гром, перегородив лошади дорогу, угрожающе зарычал.

– Говорю, живой! Тётка Пелагея! – истошно закричала она. Услышав зов, женщина повернулась. – Они хотят Евсея живьём похоронить!

Оставив уже перевязанного ополченца, Пелагея направилась к телегам. Таяна с мольбой посмотрела на знахарку, и пёс, высунув язык, устремил на неё не менее подобострастный взгляд. Настороженно покосившись на собаку и на девчонку, Пелагея перевела глаза на окровавленного княжича и вздохнула. «Вот ведь душа горемычная… – с сожалением подумала она о Таяне. – Только привязалась к человеку, а он погиб. Как ей объяснить?» – растерялась знахарка, но всё же подошла к бездыханному телу ближе.

– Тётка Пелагея, он живой! Он не холодный! И не закостенел вовсе! Мертвяки такими не бывают! – горячилась девчушка.

– Так он под другим трупом лежал и не успел остыть, – объяснил Прокоп. – Да и времени не так много прошло.

Женщина нахмурилась и, прикоснувшись к шее воина, внимательно вслушалась, нет ли движения крови.

– Грузите к раненым! – неожиданно приказала Пелагея. – Девчонка права: жив княжич!

– Во дела! – вылупили глаза мужики. – Действительно, могли живого в могилу положить, – и тут же под радостный лай Грома перенесли Евсея на соседнюю телегу.

– Тётка Пелагея, ты же его спасёшь? – волновалась Таяна.

– Постараюсь, – вздохнула ведунья. – Поехали! Вези в Никитский монастырь, – приказала она вознице, и телега тронулась.

Не отпуская руку Левашова, девочка шагала рядом и шептала:

– Евсей, миленький, только не умирай! Слышишь! Прошу тебя, держись!

Вскоре подвода остановилась у ворот обители. Княжича понесли в палату, а собаку дальше двора не пустили.

– Громушка, жди здесь! – приказала девочка. – Я позабочусь о Евсее, – пообещала она, и псина послушно уселась у дверей.

Избавив воина от бехтереца и одежды, знахарка осмотрела раненного:

– Повезло твоему Евсею. Хорошо, что придавило его, кровь не смогла вытечь, – пояснила Пелагея, обмывая раны настоем. Наложив мазь, знахарка забинтовала княжича и обратилась к настороженно ожидающей Таяне: – Я сейчас принесу снадобье, и ты, девонька, будешь его по каплям поить.

– Ну что, тётка Пелагея, он выживет? – обрадовалась Таяна.

– Будем надеяться, – хмурилась Пелагея. – Парень он крепкий. Думаю, выкарабкается.

Знахарка ушла помогать другим раненым, а Таяна осталась ухаживать за Левашовым. Всю ночь девочка смачивала снадобьем пересохшие губы Евсея, обтирала лоб и шею, правда и другим воинам успевала помогать: кому воды подать, кому помочь подняться, а кому раны перебинтовать, но ни на минуту она не упускала из вида княжича. Не забыла Таяна и о Громе. Улучив минутку, девочка выбежала на улицу проведать пса и немного его подкормить.

– Громушка, не переживай. Выздоровеет хозяин. Я молюсь за него, – успокаивая собаку, уговаривала саму себя Таяна. Гром, желая, чтобы его погладили, боднул девочку косматой головой, и она потрепала пса за ухом. – Эх ты, дружище… Ну ладно, не скучай! – и вновь Таяна скрылась за стенами обители.

Вздохнув почти по-человечьи, Гром проводил глазами маленькую подружку и, устроившись поудобнее, положил огромною морду на лапы, показывая всем видом, что готов ждать сколько понадобится.

Почти всю ночь Таяна не сомкнула глаз, а ближе к утру в палату вернулась уставшая знахарка. Пелагея так же трудилась без отдыха.

– Ох, с ног валюсь, – призналась она и обратилась к воспитаннице: – Пойдём спать, родимая.

– Нет, я останусь, – воспротивилась Таяна. – Вдруг Евсею чего понадобится?

Вид девочки был настолько непреклонен, что Пелагея только покачала головой.

– Если жар начнется, обтирай его этим, – подала она кувшин, надеясь, что ребёнок только хорохорится и чуть позже пойдёт спать следом за ней.

Женщина ушла, а Таяна присела рядом с княжичем. Разглядывая его, девочка сжимала большую мужскую ладонь.

– Евсей, миленький, теперь всё будет хорошо. Я не позволю тебе умереть, – шептала она.

Таяна всё вздыхала и хрупкой ручонкой гладила Евсея по голове, так она и уснула, уткнувшись щекой в тюфяк.

Проснулась девочка, услышав стон. Солнце, пробираясь сквозь узкие окошки обители, освещало каменную палату, торжествующе заявляя о начале нового дня. Прикоснувшись ко лбу княжича, маленькая сиделка поняла: у него действительно поднялся жар. Помня наказ Пелагеи, она смочила тряпицу в отваре и начала протирать тело раненного, а затем влила в рот несколько капель снадобья, оставленного знахаркой. До обеда Евсей метался в бреду, а когда явилась Пелагея, он неожиданно затих. Ведунья снова обработала раны, поменяла повязки и, заметив утомлённый вид своей помощницы, приказала:

– Иди, передохни, я сама с ним посижу, – строго посмотрела она, но Таяна, насторожено взглянув на женщину, не двинулась с места. – Иди, говорю! Лучше ему, – успокоила девчонку Пелагея.

– Я вот здесь в уголке прилягу, – проговорила Таяна и развернула соломенный тюфяк, но только девочка коснулась головой жёсткой подушки, как моментально уснула. Проспала правда она недолго, а открыв глаза, снова подсела к Евсею. Пелагея как раз сменила парню повязку.

– Почему он не шевелится? – испугано взглянула девочка.

– Успокойся, спит он. Можешь и сама ещё поспать, – посоветовала знахарка и отправилась помогать другим больным, но Таяна отдыхать так и не ушла.

День прошёл в обычных заботах, но вечером девчонка, несмотря на усталость, опять наотрез отказалась уходить ночевать в келью, а устроилась на своём тюфяке неподалёку от княжича. Всякий раз, когда он начинал стонать или бредить, заботливая сиделка просыпалась и смачивала губы раненого отваром, а убедившись, что он затих, возвращалась на свою солому.

На следующий день на пороге монастырской палаты появился Прохор Долматов. Хотя у боярина у самого была перебинтована голова и правая рука, держался он вполне уверенно, а увидев княжича, страшно обрадовался.

– Евсей! Господи, а я всё поле брани облазил! – поспешил Прохор к лежаку. – Уж и не надеялся живым сыскать! Ладно мужики подсказали, куда отвезли тебя.

Таяна, строго взглянув на мужчину, проговорила:

– Не слышит он, плох ещё.

Долматов нахмурился:

– Так что ж он здесь лежит, словно холоп безродный? Никто не заботится о княжиче, не присматривает.

– Как это не заботится? Я за ним хожу! – надула губки девочка.

– Тоже мне сиделка, – презрительно фыркнул Прохор. – Я его забираю. В Одинцово к сродственнику доставлю. Там и уход достойный ему будет.

– Тогда и меня бери! Не отпущу одного!

– Ну и зачем мне лишняя обуза? – удивлённо вскинув брови, хмыкнул Долматов. Тебе ещё сопли подтирать…

– Зря боярин напраслину наговариваешь, – вдруг вступился здоровяк, которому Таяна помогала добраться до телеги. – Да если бы не эта Муха, уж похоронили бы твоего княжича. Она ночей не спала, всё его выхаживала. Спасибо должен девчонке сказать, а не ругаться, – пристыдил воин Прохора.

– Всё равно лучше ему в доме боярском лечиться, – не сдавался Прохор, но вдруг услышал за спиной голос.

– Нельзя его тревожить.

Боярин обернулся и замер:

– Пелагея?! – напряжённо уставившись на женщину, выдохнул он. – И откуда ты здесь?

Знахарка, на некоторое время оцепенев, тоже, не отрываясь, смотрела в лицо боярина, но вскоре, придя в себя, усмехнулась:

– А ты похоронить меня успел, Прохор Алексеевич? – прищурилась Пелагея, но тут же строго поджала губы. – Нельзя пока княжича трогать. Вот придёт в себя, тогда и заберёшь. А лучше Таяны за твоим племянничком никто смотреть не станет, – с вызовом проговорила ведунья, и девочка, с благодарностью взглянув на неё, облегчённо выдохнула.

– И девку колдовству обучила? – зло зашипел Долматов.

– Дурень ты, Прохор, – покачала головой Пелагея. – Смотрю, как был дурнем, так им и остался, – и, неожиданно гордо вскинув подбородок, прикрикнула: – А ну, давай, ступай отсюда! Нечего заразу разносить! Как очнётся княжич, пришлю за тобой, – пообещала она. – Небось, у двоюродного брата остановился?

– У него, – буркнул боярин.

– Вот и иди! – кивнула на дверь Пелагея.

Одарив женщину настороженным взглядом, Долматов нехотя направился к выходу. Проводив незваного гостя, знахарка с досадой поморщилась и присела возле Евсея.

– Тётка Пелагея, а откуда ты Прохора Алексича знаешь? – захлопала глазищами Таяна.

– Да так… Давнее дело, – ничего не объясняя, вздохнула ведунья и, явно не желая говорить, взялась осматривать раненых.

Время летело быстро, и на пятый день Пелагея, сняв повязку с княжича, улыбнулась:

– Ну вот, рана чистая… не гноится больше. Сбегай-ка, Таянушка, в нашу келью, принеси корзинку. Там у меня другое средство припасено, – попросила она, и девочка тут же умчалась исполнять просьбу.

Пока женщина обмывала раны, Левашов вдруг глубоко вздохнул и открыл глаза. Растерянно осматривая незнакомое место, парень встретился взглядом со знахаркой.

– Странно, а мне птаха снилась… Будто она от меня огонь отгоняла, – прошептал он.

– Какая птаха? – не поняла Пелагея.

– Да, девчонка… найдёныш… Таяна… Снилось, будто иду я к свету яркому, а она меня за руку схватила… Глазищами сверкнула и сказала, что не пустит туда… и повела обратно. Вокруг огонь полыхает, тени мечутся. А она идёт, не боится… И огонь утих, и тени исчезли. Чудной такой сон…

– Ничего не чудной, – хмыкнула Пелагея. – Так оно и было. Тебя уж с мертвецами уложили, хоронить собрались. А Таяна сгубить тебя не дала. Она, сердешная, и выходила. Ночей не спала. А как совсем умается, вон там, на соломке, словно котёнок, свернётся клубочком и дремлет.

– Так где же она?

– Да сейчас прибежит, за снадобьями послала, – пояснила Пелагея.

Вскоре на пороге показалась Таяна:

– Евсей очнулся! – обрадовалась девчушка и, кинувшись к княжичу, схватила его за руку. – Я знала, что ты выздоровеешь! А они не верили!

– Оказывается, это ты, Птаха, спасла меня, – погладив маленькую ладошку, улыбнулся Левашов.

– Да что я? – смутилась Таяна. – Без Пелагееных травок я бы ничего не смогла … Только молилась всё время за тебя. Это ты меня тогда в лесу спас, – напомнила она.

– Выходит, не нашёл бы тебя мой пёс, и я бы сейчас света белого не увидел. Кстати, а где Гром?

– Да тут он, – благодушно фыркнула Пелагея. – У монастырских ворот вертится, людей пугает, страхолюдина такая. Всё норовит внутрь проскочить, – и вдруг вскинула брови. – Ах, разбойник! Видать, почуял, что ты очнулся. Смотри-ка! – кивнула она в сторону двери. Евсей перевёл глаза. На пороге, виновато поглядывая на знахарку, в нерешительности застыл пёс.

– Гром! – обрадовался Евсей, и собака, уже не обращая на Пелагею внимания, кинулась к хозяину и взялась вылизывать его лицо. Княжич пошевелился и тут же поморщился. Рана не давала о себе забыть.

– Ну, хватит, хватит, – заворчал Левашов, не в силах увернуться от выражения любви лохматого друга.

– А ну, повидался – и давай проваливай, – строго приказал Пелагея, и Гром, осуждающе взглянув на женщину, послушно посеменил к выходу, но на пороге обернулся и тявкнул. Знахарка улыбнулась. – Ишь, прощается…. – и тут же сурово сдвинула брови. – Иди, иди!

– Евсей, а я тебе сейчас покушать принесу, – подскочила девочка и побежала на монастырскую кухню.

– Ты пса там сильно не балуй! – крикнула ей вслед Пелагея и, взглянув на княжича, пояснила: – Всё норовит и ему лакомый кусочек урвать, – покачала она головой и вдруг вздохнула. – Ты береги её, Евсей Фёдорович. Уж больно она к тебе привязалась. Прямо бредит тобой.

Княжич с благодарностью улыбнулся.

Быстро слетав на кухню, Таяна вернулась с бульоном и взялась кормить больного. Пелагея поднялась:

– Надо гонца послать, сообщить, что ты очнулся. А то дядька твой покоя не даёт. Каждый божий день тут топчется, всё переживает, как бы мы тебя не околдовали, – усмехнулась она, но не успела женщина дойти до дверей, как на пороге появился сам Прохор. – Вот ведь… Лёгок на помине, – зло зыркнув на боярина, скривилась знахарка и вышла.

– Евсей Фёдорович, наконец-то! – обрадовался пробуждению племянника Долматов. – Я за тобой. Хотел уже без разрешения этой ведьмы увезти, пока не сгубила, чертовка проклятая. Вон и сродственника с собой прихватил, – кивнул он на дверь.

В палаты зашёл мужчина примерено одного с Прохором возраста. Богатый кафтан, туго обтягивающий дородную фигуру, говорил, что человек явно не бедствовал. Окладистая борода боярина отливала медью, но его голова успела облысеть и сияла проплешиной, а глубоко посаженные светло-карие глазки мужчины с хитрецой поглядывали вокруг. Завидев гостей, Евсей улыбнулся:

– Здравствуй, Фрол Акимович, – проговорил Левашов и, осуждающе взглянув на дядьку, добавил: – Прохор Алексеевич, чего ж ты мою спасительницу так называешь?

– Знаю я ведьму эту, – насупился Прохор, покосившись на дверь, за которой скрылась Пелагея. – Да чёрт с нею… Фрол, иди за людьми, пусть носилки несут. Забираю я княжича.

– Как забираешь? – подскочила Таяна. – Он слаб ещё, ему уход нужен.

– Вот там за ним и поухаживают, – проворчал Долматов.

Взглянув в расстроенные глаза своей сиделки, Евсей, обращаясь к дядьке, проговорил:

– И девчонку с собой заберёшь. Что, Птаха, поедешь со мной? Раз уж взялась лечить, так лечи до конца, пока на ноги не поставишь.

Лицо Таяны тут же посветлело:

– Я только Пелагее скажу, – воскликнула она и выскочила из палаты.

– На что она тебе? – поморщился Прохор. – Вот нашёл в лесу и нянькаешься теперь словно с родной. Девчонку возьмёшь, и ведьма эта за ней в дом явится.

– Ну, во-первых, это она со мной нянькалась, – возразил Евсей, – а во-вторых, твоя ведьма меня с того света вернула, а ты на неё ругаешься…. Что с тобой, Прохор Алексеевич? – не понимал Левашов. – Девчонка сирота, кто ж ей поможет?

– Как скажешь, княже, – не стал спорить дядька, хотя явно остался недоволен решением племянника.

– Лучше расскажи, чем сражение закончилось, – заметив смурное настроение боярина, попросил Евсей.

– Да всё в порядке, – всё ещё хмурился Долматов. – Хорошо мы поляков потрепали, – уже растягиваясь в улыбке, хмыкнул он. – Ходкевич пообещал осажденному в Кремле гарнизону вернуться с новыми запасами. Только чует моё сердце, не сдержит слово гетман. А поляки так и сидят запертые в Кремле, родимые. Ничего, скоро сами сдадутся. Помощи им теперь ждать неоткуда.

Вскоре на пороге появилась Пелагея и, подтолкнув вперёд выскочившую из-за её спины Таяну, взглянула на Евсея:

– Говорит, что хочешь с собой её забрать? – спросила знахарка, и княжич подтвердил. – Ну что ж, хорошо… Девчонка уже многому обучена, справится, – согласилась она и, не обращая внимания на кислую физиономию Прохора, добавила: – Я ей с собой снадобья дам, а как здесь не нужна стану, в Одинцово к боярину Григорьеву за Таяной и приеду.

Долматов всем своим видом показывая: «Я же говорил!», зло хмыкнул, но промолчал. Тут в сопровождении двух воинов в палату зашёл Фрол Друцкий:

– Вот, Евсей Фёдорович, сейчас доставим тебя до Григорьевских хором, – залебезил боярин и начал рассказывать: – Уж как убивалась матушка твоя! Боялась, как бы не погиб наследничек. Вот и настояла, чтобы батюшка твой, Фёдор Петрович, послал меня узнать, как ты. И, похоже, не зря.

– Да, здесь он прав, Евсей Фёдорович, – вздохнул дядька. – Как увидел я, что коня твоего подбили, и ты на землю повалился, хотел было на помощь подоспеть, но тут литовцы с немцами навалились и меня самого ранили. Ладно, в седле удержаться сумел, Буян мой меня и вынес. Это только потом мне рассказали, сколько ты поляков посёк, и как тебя самого порубили и трупами завалили. А ещё псарь винился, что Грома твоего не сберёг. Пёс, шельмец такой, с цепи сорвался и утёк. Думали, потеряли. А тут смотрю, здесь он, при монастыре трётся. Звал с собой – не идёт. Тебя дожидается.

За разговором княжича погрузили на носилки и вынесли во двор. Подхватив свой нехитрый скарб, Таяна, не отставая, засеменила следом за Евсеем. Раненого переложили на подводу, девочка пристроилась рядом, попрощалась с Пелагеей, и лошади тронулись. Телега с Левашовым, неспешно катилась по дороге, а Гром, довольно размахивая хвостом, бежал следом за хозяином. Таяна, поглядывая то на собаку, то на княжича, счастливо улыбалась: Евсей жив, а скоро будет совершенно здоров, и её душа пела от счастья.