Читать книгу Колючая сказка - Татьяна Милях - Страница 4

Остаток дня для Феликса прошёл в обычном режиме и согласно ранее составленному плану. Ровно в 15.00. он встретился с Леночкой, и девушка поволокла его по бесконечным залам галереи. Честно говоря, Вяземский подозревал, что он ничего не смыслит в искусстве, но старался никому об этом не говорить, чтобы не терять лицо истинного ценителя прекрасного. Но Феликс никогда не понимал, почему вот эта картина с закорючкой известного мастера стоит безумных денег, а вот эта – её точная копия, причём настолько, что не каждый специалист может отличить – не стоит ничего? Но Леночка как-то дала очень простое объяснение: – «Эта „закорючка“ – продвинутый бренд». И всё сразу стало на свои места, поскольку слово «бренд» обладало магической силой в среде новоиспечённой аристократии. Эти пять букв, словно ракета взметали на околоземную орбиту стоимость самой обычной вещи. Но если ещё полотна художников прошлых веков тонко передающих облик людей и обстановку минувших эпох, заставляли Вяземского задержаться и действительно полюбоваться мастерством живописцев, то произведения художников начала прошлого столетия вводили мужчину в мыслительный ступор. И совсем плохо обстояло дело с современными мастерами.

Наблюдая за тем как разодетая публика, взирая на картину модного общепризнанного гения, восторженно ахает, он начинал ощущать себя недочеловеком, поскольку никак не мог понять, почему обычная отрыжка на холст вызывает у изысканной интеллигенции такой экстаз? И постепенно Вяземский пришёл к выводу, что с чувством прекрасного у него всё в порядке, а вот устроители подобных выставок довольно изобретательные аферисты. Самым великим мошенником всех времён и народов Феликс провозгласил Малевича и искренне восхищался им самим, а особенно теми деятелями от культуры, которые его продвигали. Выдать за великое произведение искусства мазню, которую любой маляр с помощью валика и малярного скотча накатает за пару минут, да ещё умудриться втюхать «ЭТО!» самодовольному лоху за сумасшедшие бабки, конечно, у него, как у бизнесмена вызывало огромное уважение. А уж сколько легенд насочиняли вокруг этого «шедевра»? Надо же было как-то объяснить в чём же неповторимость более чем посредственного полотна.

Но сейчас вальяжно перемещаясь от картины к картине с нагромождением разноцветных фигур и всевозможных клякс, Феликс чувствовал себя не в своей тарелке. Люди вокруг с придыханием перешёптывались и восторженно ахали, и ему приходилось делать вид, что подобное зрелище захватывает и его. Вскоре к ним подлетел служитель Миневры2 и лихорадочно сверкая алчными глазами поволок Леночку по галерее. Увидев «страшно улётную» картину, заинтересовавшую подружку, Вяземский почувствовал, что мозги у него действительно отлетают, а его собираются просто «надуть». Но специалист от искусства начал уверять, что это самый, что ни на есть подлинный и ранний «Хренович».

– Вы посмотрите, какая экспрессия! Какое чувство цвета! Какое глубинное понимание мироздания заложено в полотне! Вот как вы думаете, что этим хотел сказать художник?

Неожиданный вопрос, застал Леночку врасплох и девушка, в слабой надежде проникнуть в подсознание великого мастера, многозначительно хмурила бровки, старательно пытаясь изобразить мыслительный процесс.

Взглянув на «винегрет», изображённый на холсте Вяземский предположил, что художник, перепив, пролил тарелку борща на скатерть, а потом, уткнувшись мордой во всё это, уснул. Но Феликс тут же сообразил, что поскольку на полотне отпечаталась щека с прилипшей к ней капустой самого раннего (!) «Хреновича», цена подобного шедевра возрастает троекратно и несколько приуныл. А специалист между тем, не заставляя клиентку напрягаться, сам изложил возвышенные идеи упившегося гения. Леночка, соглашаясь, качала головой, словно пациент на приёме у гипнотизёра, а Феликс, слушая всё это неожиданно понял, кого напоминает ему этот галерист – ушлого мошенника из сказки Андерсена:

– Вы посмотрите, какая восхитительная ткань! Какой великолепный узор, заполняет её! Ах, а какая изысканная вышивка! А насколько тонкие кружева! – показывая на пустые ткацкие станки, уверял обманщик, но Вяземский хотя и осознавал всё это, не был глупым ребенком, что бы во всеуслышание заорать:

– Люди! Опомнитесь! Король то голый! – он прекрасно понимал, что его тут же объявят недалёким мужланом и начнут смотреть в его сторону с сочувствием, как на душевнобольного. Насколько оказывается актуальна старая детская сказка…

Кто же позволит разрушить давно и хорошо отстроенный бизнес вокруг, которого крутятся такие шальные бабки? Разве можно просто так оторвать от лакомой кормушки кучу «просвещённых» бездельников? Ведь только Они понимают, что такое прекрасное и имеют право судить об этом. А если ты вдруг решишь подвергнуть сомнению их авторитетное мнение, тебя придадут духовной анафеме, заклеймят дремучим ретроградом и зажарят на культурном костре инквизиции бесконечными насмешками, как посягающего на святое святых – на их вселенскую исключительность, а главное на доход.

А потому Феликс промолчал, безнадёжно прикидывая, во сколько ему обойдётся очередное «платье голого короля». Услышав сумму, мужчина попытался воспротивиться, но увидев требовательный взгляд Леночки, вздохнув, вынужден был раскошелиться. Расплатившись Вяземский поспешил на выход, с досадой осознавая, что его всё-таки «развели», причём совершенно открыто, как это делают цыгане на улице, когда ты вроде в здравом уме и твёрдой памяти сам выкладываешь деньги, поддавшись пустой болтовне.

Получив вожделенный «шедевр» подружка, сверкая счастливыми глазами, принялась его вертеть в руках, похоже, забыв, где верх, а где низ у этого нетленного произведения искусства. Феликс, заметив с обратной стороны полотна веревочку, на которой это «нечто» до покупки болталось на стене, объяснил своей утончённой пассии правильное положение рассмотрения картины, чем заслужил с её стороны нескрываемое восхищение своим глубоким познаниям в живописи. Уже на выходе подружка восторженно заявила, что этот холст определённо подходит под её экзотический половичок, привезённый ею из турне по Южной Америке, купленный за копейки у туземного мастера. И Феликс, пытаясь успокоить себя, подумал: – ну покупал же он ей машину, под цвет её любимых туфель, почему бы не купить картину под коврик? Хотя подобное утешение, честно говоря, было крайне слабоватеньким…

Расставшись с Леночкой и приличной суммой с банковской карты, Вяземский вернулся в офис, а вечером подобрав у салона красоты Верочку, отправился к бывшему дому культуры, а ныне популярному клубу. Перестроенное старое здание, теперь роскошное и снаружи, и изнутри, как магнит притягивало состоятельных людей и различных звезд, зачастую сомнительного качества и величины. Устроившись за столиками, зрители в непринуждённой обстановке слушали шутки ведущих порой острые, порой не очень, а чаще примитивно пошлые, а то и с применением мата. Но зрители охотного окликались дружным ржанием на всё подряд, а приколы «ниже пояса» и вовсе приводили собравшуюся публику в щенячий восторг. Вероятно, новые господа полагали, что таким образом они приобщаются к чему-то «запретному», а возможно интеллект состоятельных граждан, претендующих на роль современной элиты просто оставался на уровне сливного бачка унитаза, не поспевая за стремительным ростом социального статуса своих хозяев. Хотя любой работяга на московской стройке мог бы сложить композицию из матерных слов ничуть не хуже некоторых выступающих, и при этом совершенно бесплатно, но услышать подобные выражения из уст очередного телевизионного «мессии» считалось особым шиком, а потому предприятие, слизанное с западного шоу, процветало и на рейтинги никогда не жаловалось.

Наблюдая за участниками сомнительной «веселухи», Феликс смеялся вместе со всеми. В этот момент двое парней на сцене уже по традиции начали задирать ведущую другого известного проекта. Сам Вяземский это бредовое «реалити» не смотрел и не понимал: – чего там находит Верочка и Леночка, а главное миллионы россиян, которые уже не один год, прильнув к экранам телевизоров, словно в замочную скважину увлечённо подсматривают за непристойно склочным сборищем лоботрясов и тунеядцев. При всей своей легкомысленности в отношениях с женщинами, Феликс поражался оголтелому цинизму вульгарных персонажей популярного шоу. Его буквально коробило, когда, открыто меняясь партнерами, эти водевильные «герои» бесстыдно заявляли, что оказывается, таким образом, они строят «любовь». Правда предпринимательское нутро Вяземского отдавало должное и ведущей и участникам этого бедлама, сумевшим, так хорошо устроится и ещё более хорошо заработать на поистине патологической тяге недалёких людей смаковать чужие скандалы и ковыряться в грязном белье.

Как раз в этот момент мужики с подмостков потешались над Лёлечкой, а смазливая девица с наивно хлопающими глазами, словно, не замечая откровенного хамства по отношении к себе, глупо хихикала. Подружка Вяземского, Верочка, раскраснелась и хохотала до слёз. Девушка, старательно прикладывая платочек к уголкам глаз, беспокоилась лишь тем, как бы не потекла тушь с её нарощенных ресниц, а сам Феликс снисходительно улыбаясь, следил за сценой и бурной реакцией публики. Он не раз задавался вопросом: – Лёлечка на самом деле полная дура, что не понимает издевательских насмешек? Или наоборот исключительно умна и расчётлива настолько, что готова держать любой удар, лишь бы постоянно быть на слуху и поддерживать ажиотажный интерес к своей сомнительной персоне? И наблюдая за участниками шоу, Вяземский вновь так и не пришёл ни к какому выводу.

По окончании представления, Феликс с подружкой направились в находящейся здесь же ресторан, где шефа уже ждал Генка с новой пассией, в которой Вяземский, к своему неудовольствию, признал утренею соискательницу вакансии – Викторию Боголюбскую. Правда теперь её чёрное платье целомудренно прикрывало колени, но зато оказалась призывно обнажена аппетитная грудь, а яркий цвет помады буквально кричал о порочности. Настороженно взглянув на помощника, Феликс поймал его виноватый взгляд. «Надеюсь ты не собираешься брать эту девицу себе в замы», – хотел выговорить бос, но отложил этот разговор «на потом» и любезно улыбнулся девушке. Похоже, Вика, эту улыбку поняла по-своему и весь вечер не спускала восторженных глаз с Феликса и, откровенно, заигрывала с ним, чем злила, как Генку, так и Верочку. Компания вела ничего не значащую беседу, и разговор неожиданно перешёл на обсуждение предстоящего Нового года, который был уже совсем не за горами. Вяземский проговорился, что мечтает отметить его в Майями, чем привёл в бурный восторг обоих дам:

– Что может быть прекраснее, чем насладиться океаном и солнцем, когда у нас в Москве холод и слякоть! – воскликнула Вика, а Верочка, презрительно сложив губки, готова была пронзить обнаглевшую девицу взглядом.

Феликс пожалел об опрометчивом заявлении, поскольку до конца не решил с кем из подружек отправиться в путешествие, а тут ещё Вика нарисовалась…

– Милый, и когда ты планируешь покупать билеты? – начала ластится к мужчине Верочка, всем видом показывая неожиданно возникшей конкурентке: – «на чужой каравай рот не разевай».

– Пока не знаю… – расплывчато ответил Вяземский и пояснил. – Я собираюсь туда с деловой поездкой, и ещё не понятно, насколько там задержусь. Чуть позже будет видно…

Заиграла живая музыка и пары, поднялись, желая поразмяться и потанцевать, а затем снова присели перекусить и выпить. Стрелки часов успели перевалить за одиннадцать, когда Феликс неожиданно ощутил, что его начало мутить. «Надо же, вроде заведение более чем приличное, неужели и здесь мешают чего-то в коньяк? – с раздражением подумал мужчина, извинился и направился в сортир. Феликс еле успел добраться до унитаза, как его желудок завёл активный разговор с белоснежным горшком, словно пытаясь посоревноваться, чья пасть шире. Спустив в канализацию с десяток-другой тысяч съеденных рублей, он выпрямился и совершенно опустошённый последовал к раковине. Умывшись, Вяземский почувствовал, что до конца в себя не пришёл, и решил выйти на улицу: – глотнуть свежего воздуха. Прихватив в гардеробе куртку, он поспешил на выход. «Надо будет разобраться, каким дерьмом они меня напоили!» – зло подумал Вяземский и, вздохнув всей грудью, почувствовал некоторое облегчение. Заметив в скверике неподалёку скамейку, мужчина направился туда, надеясь немного развеяться. Нетвёрдым шагом Феликс добрёл до скамейки, и как только опустился на неё, неожиданно для себя окончательно вырубился.

Между тем компания в ресторане вскоре озаботилась долгим отсутствием Вяземского, и Геннадий направился за ним. Но, не обнаружив боса в известном заведении, помощник поинтересовался у обслуги, не видели они его и, получив ответ, что господин ушёл, Генка чертыхнулся: – «Вот гад! Никогда бы не подумал, что Вяземский может вот так взять и слинять. Жмот!» – подумал помощник и вернулся к дамам. Расплатившись, Геннадий тоже засобирался, и Вика, разочарованная исчезновением Вяземского, тут же вернула своё внимание его заместителю, чем смягчила раздражение Генки из-за излишне опустошённого кошелька. Верочка же в который раз пыталась дозвониться Феликсу, но тот на её требовательные призывы не отвечал и девица, недоумевая, куда он мог запропаститься, вызвала такси, и всю дорогу кипя от злости, придумывала возмездие для неожиданно исчезнувшего любовника.

В это самое время, находясь в отключке, Феликс никак, не реагировал на бесконечные звонки подружки, продолжая крепко спать. Но громкая мелодия, которая не могла разбудить подвыпившего господина, привлекла внимание двух проходивших мимо парней:

– Толян, глянь, как набухался, – хихикнул белобрысый и остановился.

Парни переглянулись и подошли ближе:

– Эй мужик! Тебе звонят!

Феликс не шелохнулся, и прохвосты осмелели. Белобрысый начал осматривать его карманы, а рыжий опасливо огляделся:

– Макс, ну что там?

– Похоже, у него полный комплект, – азартно проговорил белобрысый и продемонстрировав телефон, тут же сунул его к себе в карман.

Убедившись, что вокруг никого нет, рыжий решил присоединиться к чистке подвыпившего дурня. Толян снял с руки Вяземского часы и целое состояние перекочевало в карман проходимца. Выпотрошив выпивоху, парни похоже вошли в раж:

– Смотри, Толян, у него и костюм видно не хилый!

Второго уговаривать не пришлось, и они начали раздевать бедолагу.

– Куртяха, что надо, – хмыкнул Толян. – И размер мой! – натянул вор на себя почти невесомый пуховик Вяземского, и вскоре носитель громкой фамилии остался лежать на скамейке в одних трусах и носках. Неожиданно в ворах проснулось что-то похожее на чувство сострадания, а возможно это было простое благоразумие:

– Так замерзнет ведь? – проговорил Макс.

– Да, если мужик окочурится, родственнички такого перца всех ментов на уши поднимут, – согласился Толян и укрыл Феликса своей курткой. Хохотнув на прощанье, гопники растворились в темноте, а Вяземский, приняв позу эмбриона, свернулся под курткой и продолжал крепко спать. В Москве пробило полночь…