Читать книгу Привет privet, народ narod! Собрание маленьких сочинений - Татьяна Москвина - Страница 6

Некоторые тут вздыхают и говорят, что всё бесполезно. А ведь это ложь и клевета на действительность. Всё не бесполезно, точнее говоря – бесполезно, но не всё. Хорошо помню, как примерно в середине девяностых – начале двухтысячных годов стал обваливаться и напрочь исчезать бытовой Ленинград – ателье ремонта и клетушки чистильщиков обуви, телефонные будки и автоматы газировки, рюмочные, пирожковые, пышечные… И народ восстал. То есть мысленно. Люди хотели пышек. Своих родных пышек с их мягкими и притом хрустящими боками, с их облачной, но такой приятно осязаемой плотью, с лёгким инеем сахарной пудры и нереально низкой стоимостью. Люди хотели также и рюмочных, но это другой вопрос, осложнённый сопутствующими грехами, – страсть же к пышкам была ангельски чиста. Ещё никто не выбирался из пышечных на четвереньках. Пышки не приводят к деградации личности. Пышка совершенна и невинна!

И вот к мысленному восстанию жителей присоединилась группа писателей и журналистов. Владеющие словом скорбели об утрате пышки, да и в принципе видели в бытовом Ленинграде немало ценного. Взволнованное слово ушло, как говорится, в ноосферу – и… оглянитесь! Сегодня в центре города вы встретите десятки пышечных, где вас поджидает мягкая хрустящая подруга ценой в десять – пятнадцать рублей. Рядом с пустынными бутиками, где уныло висят платьица для эльфов. По соседству с коварными ювелирными лавками и надменными спорттоварами. Пышка, родная! Мы тебя отстояли, мы тебя выстрадали, мы за тебя животом проголосовали и зубами вырвали тебя за поджаристый бочок у небытия. В Москве пышечных нет – а у нас есть. И в какое время ни зайдешь – у любого прилавка стоит маленькая, но очередь. И пусть с лихорадочным блеском в глазах поедают пышки те, кому вообще-то уже давно пора прекратить есть (я сама из их числа), – зато мы обладаем в душе настоящим Веществом Желания. Это мы хотели пышек – и мы своего добились.

Надо заметить, и пирожковые возродились со временем. И рюмочные подняли свою зелёно-змеиную голову. И даже клетушку чистильщика обуви я повстречала недавно – и клянусь, там сидел тот же скорбный восточный мудрец в изгнании, что и сорок лет тому назад. Столовые – те вообще на каждом шагу. Ах, если бы так же просто и естественно вернулся, вместо самодовольного новодела, тот милый ленинградский Летний сад…

Но вот вопрос: почему с пышками получилось, а с такими рудиментами Ленинграда, как газеты, нет? Ведь газеты наши исчезли почти что начисто. И вроде бы за них боролись, и какие-то слова уходили в ноосферу – однако лик судьбы оставался равнодушен, и ленинградские газеты сгинули бесславно. Вяло боролись? Не те слова пустили в ноосферу? Вообще-то боролись вяловато, но не в том дело.

Не возбуждали наши газеты подлинного Вещества Желания в горожанах. Их хотели как-то отвлечённо и умозрительно. Не всем нутром, не своим животом. Вот и не получилось, как с пышками. Которые ведь балансировали на грани гибели, но вернулись к нам, и не обновлёнными, а полностью возрождёнными, такими, какими и были!

А потому что хотеть надо по-настоящему. И – настоящего.