Читать книгу Классные записки - Татьяна Николаева - Страница 2

В прошлой жизни я работала в школе. Почти 20 лет. Учитель начальных классов, позже – учитель русского языка и литературы. Но еще и заместитель директора по науке и даже заместитель директора по административно-хозяйственной части (попросту – завхоз). Работа в школе оставила много ярких воспоминаний прежде всего потому, что именно на эту пору пришлась моя молодость.

Но и мое собственное школьное детство помнится во всех его красках. Крупными яркими мазками оно написано в памяти. Поэтому я собрала в этой главе и Таню-школьницу, и Татьяну Витальевну-учительницу и Татьяну-маму. И все, что имеет какое-то отношение к образованию и воспитанию. Мой опыт, мои мысли, мою радость и боль.

***

…Я уже почти влетела в магазин, как вдруг меня перехватил на пороге молодой мужчина со словами:

– Нет уж, давайте-ка обнимемся!

– Очки сними, не узнаю.

Хотя, конечно, узнала. Мы обнялись, с удовольствием потискав друг друга по сырым спинам: жара же несусветная!

– Ну, как ты? Где ты?

– Как ваши дела?

Минуты две мы задавали друг другу подобные бестолковые вопросы, и я поняла, что мой ученик Антон Бобырь им же и остался, хоть отец двоих детей и вообще мужчина солидный. Работа в банке, собственный бизнес – да, нам было, о чем поговорить.

…Антошка сидел за второй партой первого ряда с очень красивой девочкой – Олей Сычуговой. Их как будто специально посадила рядом Светлана Владимировна – классный руководитель. Чтобы глаза слепило, видимо. Добрая великодушная Ольга, отличница, соседу по парте помогала разбираться с русским языком на добровольных началах. А мне и без ее помощи невозможно было устоять перед его обаянием, и там, где надо было, так-то, поставить железное «три», я выводила слабенькую, но «четыре». У меня много таких учеников, по которым было сразу видно: судьбу ломать отметками не стоит, они и без тебя пойдут в жизнь легко и уверенно. Не можешь научить, так хоть не мешай. «Не навреди», – в этом лозунге мы сошлись со всеми классными руководителями в параллели. И мы старались. Но и ребята не подводили.

Антон рос в хорошей, крепкой семье. Мама, конечно же, его баловала – второй ребенок неминуемо попадает в разряд баловней. Но уважать его было за что – с начальной школы Антон занимался бальными танцами. Это та еще армия. Дисциплина, дисциплина, дисциплина. И вот стоим мы на улице Ленина как хорошие добрые друзья. Стоим полчаса, час, полтора… Говорим о ситуации в Крыму (о, это очень важная тема!), о бюджетных деньгах, зарытых в дороги, о финансовом кризисе, конечно. О детях. Мимо проходят мои знакомые, его знакомые. Здороваемся, веселимся и сплетничаем. Мне кажется, я уже рухну с каблуков на асфальт – черт, угораздило обуться. Но добровольно покинуть Антона не могу. Да и он, похоже, не все еще рассказал: надо же еще поговорить обязательно об автомобилях, а как же! И мне интересно, как он приобрел новое авто, на каких условиях.

Что там Хайям сказал про «невозможно оторваться»? Смотреть, как горит огонь, как течет вода и как другие работают? Так вот: невозможно оторваться от беседы с учеником, который сохранил к тебе тепло и благодарность. А энергия нашей встречи дала жизнь, по сути, этой книге.

***

…Шел стопицот первый урок по Пушкину. Или стопицот второй. Все уже было выучено, законспектировано, разобрано по косточкам – конечно, в рамках того, что требовала программа. И напоследок: «Выучите любое стихотворение наизусть. Чего душа пожелает».

Начался урок. Одно стихотворение, второе…

– Минаков, пожалуйста, послушаем вас.

– Ой, Татьяна Витальевна, чё сразу Минаков?

– Ну, не сразу, если вы заметили. Уже полкласса, так-то, отчиталось.

И вот Сашка Минаков, белобрысый звонкоголосый мальчишка-девятиклассник, которого плохо видно из-за последней парты, «выгружается» к доске.

– Перочинный ножик.

– Что?

– Стихотворение так называется. «Перочинный ножик».

– А-а. Ну, слушаем.

Никакого такого стиха у Пушкина я не читала. Но, может, Пушкин и писал своему другу Пущину в лицее какие-нибудь пылкие стихи про ножик. Перочинный, конечно же. Стараясь не обнаружить невежества, изображаю из себя полное внимание. Минаков продолжает с завыванием:

– Перочинный ножик! Ножик перочинный!

Ножик перочинный. Ножик перочинный.

Ножик перочинный! Перочинный ножик?

Перочинный ножик? Перочинный ножик!

На третьей минуте оды о каком-то дурацком ноже класс стонал и лежал на партах. Минаков сиял, как медный таз. Я плакала – ржать мне не позволял статус. Собрав волю в два кулака, я дотерпела, пока фонтан иссякнет, и сообщила громогласно:

– Спасибо, Минаков. «Два»!

– Татьяна Витальевна, чё сразу «два» -то? Ну я же выучил, хотите, расскажу?

– Нет, спасибо. Нечего тут было кривляться. Урок, по сути, сорван.

Тут звенит звонок, Саша подбегает к роялю, служившему еще и учительским столом, и начинает ныть: вообще-то дома ему не поздоровится за «двойку». Минаков балансирует между отличником и хорошистом, мама процесс контролирует, чтобы закончить девятилетку с «пятерками». И тут – на тебе! Но так хотелось повеселиться!

Он бегает за мной вокруг рояля и пытается всучить мне батончик «Сникерса». Подкуп должностного лица при исполнении! В это время заходит в кабинет сын-третьеклассник. Отучился. И Минаков ему: «Денис, держи шоколадку!» Я не успела даже подумать: «Какой же ты, Саша, безобразник. Меня подставил, урок сорвал. Шоколадка маленькая. Мог и две купить», – как Денис уже разворачивал «Сникерс». Пришлось всю перемену слушать настоящее произведение Пушкина, не помню, какое. И ставить «пять».

***

…Пашка Чухланцев спросил:

– А можно я принесу селедку малосоленую на выпускной? У нас много…

Все легли на парты. Ржать. Кто-то, конечно же, брякнул:

– Лучше пива, Паш.

Селедка, между прочим, для нас с родителями оказалась как нельзя кстати. Торты остались, а селедка – нет. А ночью 9Б провожал меня на госэкзамены в славный город Глазов – заканчивала пединститут. И я, как была, торжественно-неотразимая, с цветами и шарами, так и брякнулась на вторую полку в плацкарте поезда Ижевск-Балезино. И что же: поезд… сломался. Я вообще мастер попадать во всякие истории. Всю ночь с ноля часов до шести утра пришлось маяться в шифоновом платье в пыльном вагоне. Зато выпускной запомнился.

…Однажды я устроила проверочную работу. Хотя почему – однажды? Проверочные работы-блиц сыпались на моих несчастных детей с периодичностью наступления ночи – каждый день. Учебники убрали, на партах чисто, ладошками передо мной потрясли – на всякий случай. Приступим. И вот чувствую: что-то не то. Никто не пишет, все переглядываются, хихикают. Где-то кроется подвох. Пока не понимаю где. Так и быть – я включилась в игру. Иду по рядам, заглядываю под парты. Все с удовольствием показывают – чисто, мадам! Напряжение достигает апогея, народ уже не может держать в себе эмоции и начинает покатываться со смеху. Я так и не разгадала загадку. Мне показали. Показали учебник, приклеенный скотчем в верхний угол окна. В принципе, человек двенадцать могут списывать, не напрягаясь. Веселились страшно. Неважно, что шоу закончилось «двойками». Идея-то как хороша! Я оценила, мне понравилось.

***

…Ромку Шуртухина толкнули, и он упал затылком на штырь вентиля батареи. Эти торчащие краны в принципе особо жить не мешали, но Ромку толкнули. Из затылка текла кровь, он лежал на полу, а мне было 19 лет. Когда приехала «скорая», не могли понять, кто главный умирающий. Но, как ни крути, везти все равно надо было обоих. И мы поехали – с Молодежки на СХВ.

Пока Роме зашивали голову, я маялась в коридоре и боялась: что скажу родителям мальчишки? Куда смотрела?

Где-то благополучно к «Спокойной ночи, малыши» городским транспортом мы вернулись домой. Была зима, но Рома не взял шапку, до шапки ли. Я укутала его шарфом, который не спас, – мы все равно оба очень замерзли. Поднялись в класс – ждать Ромкину маму. Время было детское: подумаешь, десятый час. Мы тогда учились в третью смену, и третьеклассники на законных основаниях приходили домой не раньше 20 часов.

Мама, наконец, появилась. Обычная красивая молодая мама мальчишки. Она не упала в обморок и не вцепилась мне в волосы. Деловито осмотрела сына, спросила, что случилось, вздохнула, попрощалась со мной и вышла. А Ромка у порога оглянулся и сказал: «Татьяна Витальевна, да не расстраивайтесь вы. Я в эту больницу уже шесть раз ездил. Я привык. Мне не больно».

…А на другой день мы морили тараканов. Я подсыпала им порошок в начале уроков – откуда я знала, как это надо делать! Прошел урок, второй. И вдруг отовсюду полезли эти обнаркоманенные сволочи. Они ползли по стенам, а потом со звуком семечек падали на парты. Я визжала. Наверное, громче всех. Нет, не так. Я вскочила на стул, раскинула руки и начала орать от омерзения. И тогда Шуртухин, как красный командир, с перевязанной головой, и кровь – нет, не на рукаве, на голове, схватил веник и начал гнать от меня тараканов.

***

…Ваня блестяще справился с заданием, но экзекуция не закончилась: обязательно прилагался вопрос по теории.

– Так, ну кто нам задаст вопрос? – обратилась я к классу.

Серега Зыкин, хитро улыбаясь в предвкушении бесплатного аттракциона, поднял руку:

– А пусть расскажет правило на странице 172, которое внизу.

Вот, получи, фашист, гранату. Друг называется.

Майшев закатил глаза на потолок – как известно, обычно именно на потолке размещаются все шпаргалки мира, – секунд пять шарил по люминесцентным лампам и начал:

– Сложноподчиненными называются предложения…

Класс с радостным облегчением выдохнул: молодец, оправдал надежды. Зыкин тоже светился от счастья: и сам отличился, и другу помог стать ходячей легендой…

Да, мы заучивали теорию. Да, на родительских собраниях нет-нет да и звенел вопрос:

– Татьяна Витальевна, для чего вы задаете правила наизусть? Дети должны понять, это же главное…

О да, понять. Конечно. И простить.

– Скажите, а как можно понять ЖИ-ШИ? – бескультурно отвечала я вопросом на вопрос. – Хотя, конечно же, можно залезть в дебри русского языка. Чтобы прям понять. Но проще – выучить.

При этом почему-то не возникает подобного вопроса, когда нужно заучивать таблицу умножения. Или вот стихи Лермонтова, например. Достаточно понять же. И пересказать, как понял. Стою на своем: выученная орфограмма, пусть даже пылящаяся на полках памяти до поры до времени, однажды отблагодарит озарением. А если не выучил, не понял, то и озарять нечему.

У нас был чудесный учебник-трилогия под редакцией В. В. Бабайцевой, где все правила, включая примеры, были собраны в одной книжке. 250 страниц на 5 лет. Не выучить? Мы учили.

Моя школьная учительница английского языка Галина Георгиевна 25 минут урока обычно рассказывала о дочке Оле, а 20 примерно минут посвящала новому материалу и проверке. Она проверяла и наши руки, и коленки, списать было нереально. Зубрили поэтому со страшной силой. Не скажу, что я обожала Галину Георгиевну, скажу больше: она меня бесила вместе со своей Олей, но именно ее методика оказалась самой крепкой.

После школы в моей жизни были колледж, университет, институт, где на английском я всегда была немного впереди остальных. Вот вам и зубрежка. Правда, в магистратуре, куда я поступила в 50 лет, мне сказали: ну, ничего страшного, подтянетесь. Главное – понять. Блин! Блин, блин! Чего понять? Учить надо. Наизусть! Лексический запас пополнять! Что тут понимать, если ты не знаешь, как сказать по-английски: «Мой кот – наглый и высокомерный»? У тебя нет в голове слов «наглый и высокомерный». Бегом к словарю! И учим, запоминаем, проверяем себя.

Мой совет мамам и папам, кто наивно полагает, что надо чего-то там понять. Где-то, соглашусь, достаточно. Но языки надо учить. Хотя бы русский. Только так что-то может получиться.

***

…На День учителя было принято устраивать день самоуправления. В каждый класс назначался «учитель» из числа учеников, а из учителей создавали 12А и 12Б. И уроки там вели тоже ребята.

Но в тот раз мне не повезло – мой класс был дежурным по школе, и даже День учителя не спас. Поэтому я не влилась ни в 12А, ни в 12Б. А дурачиться-то тоже хотелось. Лида из 11-го дала «поносить» мне свою одежду. Я была хороша в форменном платьице, едва прикрывавшем попу, и белом фартучке. Но! Еще у меня был парик. От того, что свои волосы меня не то чтобы не радуют – огорчают, я частенько ношу чужие. Парики, накладные хвосты – обычное, прямо скажем, дело.

…За 3 минуты до звонка я встала перед дверьми кабинета, откуда должен был вывалиться мой ненаглядный 9Б. Не поймаешь – будешь дежурить одна. Но что-то сбилось в расписании, и в этом кабинете сидел 12А – учителя, о чем я не подозревала.

Итак, в школьной форме, рыжеволосая бестия – волосы по всей спине, я, сворачивая шею, чтобы налюбоваться собой в зеркале, стою перед кабинетом. Все, что произошло дальше, случилось в одну минуту.

Звенит звонок. Открывается дверь. Выходят мужчины-трудовики. Я стою. Мимо меня проходит ученица. Поднимает руку – поправить свою прическу. Краем рукава, где пришита пуговичка, задевает мою голову. Пуговичка цепляется за парик. Парик повисает на ее рукаве. Я стою – лысая, с кучей невидимок на голове. Мужики плачут от смеха, а за ними уже и полшколы сбежавшихся всяких людей.

Позже парик стоял на трехлитровой банке в комнате школьного актива. Долго еще веселились по этому поводу, и каждый норовил примерить рыжий паричок…

***

…Перемена. Я стою в конце кабинета у шкафа, листаю учебник. Шестиклассник Антон занят в десяти метрах от меня – поливает цветы, в его руках стакан с водой. Между нами Костя, который бросает в сторону Антона какую-то обидную фразу. Типа, негоже царям ухаживать за комнатными растениями. Секунда – и граненый стакан летит в Костю.

Костя не дремлет: знает, с кем имеет дело, и отскакивает в сторону. Я, увлеченная чтением, именно в ту самую секунду, когда стакан должен был размозжить мне голову, наклоняюсь поставить книгу на место. Стакан, наполовину полный, с размаху влетает в стену и разлетается на сотни кусочков. На стене остается лишь мокрое место. В классе тихо, как будто не перемена, а контрольная…

Я не испугалась – я просто не поняла, что случилось. А потом, конечно, были разборки с приглашением понятых и свидетелей…

Эта история не об ученике с сорванной башней. Эта история о ребенке, которого не любили. Ни дома, ни в школе. И он привлекал к себе внимание любыми способами и срывался при малейшей провокации. Так вот случилось со мной, что любимчиков не было, а нелюбимчики иногда появлялись.

Размышляю о том, кому мы отдаем детей в школу. Нет никакой гарантии, что учитель полюбит вашего ребенка. И ладно бы, но может яростно невзлюбить. Родители могут не узнать, не почувствовать, а детеныш не расскажет. И вот вам – тюремный срок в школе.

Поэтому всегда всем своим молодым подругам говорю: не ищите школу, ищите учителя!

В тот раз я не стала особо разбираться, кто виноват, потому что Антон бесил меня вместе со своей мамой. Конечно, виноват он. Он виноват уж тем, что хочется мне кушать. К чести мамы, она быстро меня просканировала и перевела сына в другую школу. Откуда его выпустили на волю вполне себе человеком. А я что говорю!

***

Очень хотелось жить отдельно от всех. Своей семьей. И, когда мне предложили стать завхозом на полставки, а за это – отдельное жилье (вернее, отдельную теплицу), я согласилась, почти не раздумывая.