Читать книгу Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева - Страница 2

Алабама

Графство Эйр

Округ Гатрингс

Джексонвилл

Особняк Роберта Кропстона

Джонатан не спеша собрал карты и улыбнулся.

– Ну как, Бобби?

Роберт Кропстон кивнул.

– Уже уезжаешь?

– Да. У лендлорда отдых непродолжительный.

Бобби взял колоду и стал её тасовать.

– Рад, что у тебя так удачно получилось с бычками. Русские сильно мешают хозяйствовать?

– Если не нарываться, – усмехнулся Джонатан, – то не сильно.

– Нарываться никогда не стоит, – кивнул Бобби. – Когда опять завернёшь?

– Как выпадет свободная минута.

Бобби ласково смотрел на него.

– Приезжай на Рождество, повеселимся.

– На Рождество обязательно, – кивнул Джонатан. – А что, веселье гарантировано?

– Да. Прошлое Рождество нам испортили, думаю на этот раз…

– Мы кое-кому испортим, – закончил за него Пит и гулко захохотал.

Бобби еле заметно поморщился.

– Рождество – святой праздник, Пит. Зачем его портить? Просто повеселимся. И твой Фредди душу отведёт, а то ты, Джонни, совсем его… засушил.

– Спасибо за приглашение, – Джонатан собрал и заложил в карман выигрыш. – Но, может, я и до Рождества заверну.

– Конечно. Но главное веселье – на Рождество.

В комнату вошёл Фредди и молча кивнул Джонатану.

– Ну вот, грузовик готов. До встречи. Удачи, Бобби.

– До встречи, Джонни.

– До встречи. И тебе удачи, Пит.

Пит расплылся в благодарной улыбке и взглядом проводил Джонатана и Фредди. Когда за ними закрылась дверь, немного выждал и посмотрел на Бобби.

– Ты веришь, что Нэтти не дошёл до него?

– У тебя есть другие варианты?

– Нэтти, Крыса… Старина Фредди не утратил квалификацию. Чисто сделано, Бобби. Слишком чисто, чтобы это был кто-то другой.

– Ты хочешь, чтобы Фредди проверил свою квалификацию на тебе?

– Упаси Господь, Бобби.

– Тогда, Пит, есть ещё вариант. Я слышал, там копают русские, можешь изложить свои соображения им. Помочь со встречей?

– Ты с ума сошёл! Это же… это финиш! Русские – полные придурки, они же не смотрят на расу.

– Ты прав, Пит, – Бобби закончил тасовать колоду, сбросил её в ящик стола, достал другую и стал раскладывать пасьянс. – Иди отдохни. Деньги у тебя кончились, а под будущую добычу я не играю.

Пит, заметно присмиревший после упоминания о русских, кивнул, отвесил церемонный, очень искренний поклон и ушёл.

Кропстон остался один. Теперь можно спокойно подумать, равнодушно выкладывая карты и не следя за лицом. Итак…

Джонни всерьёз влез в игру с имением. Что ж, имение без рабов нерентабельно. Значит, на Джонни можно будет рассчитывать. Если не торопиться и с умом… Да, правильно, Джонни увяз и рабы ему нужны. Поворот его устроит. Пообещать ему право первого выбора. И наверняка он захочет забрать тех двоих, что нанимал отсюда. Пит говорил: красивый индеец и белый мальчишка. Приметная парочка, слышал о них. Если они вернулись… да, о них говорили, что обоих к ликвидации. Особенно белого, чтобы не нарушал картину. Но если они нужны Джонни… Да, пусть выкупает, деньги у него есть. Пит, конечно, дурак и много болтает, но пока это не так уж и плохо, на версию с Рождеством клюнули все. А на Нэтти можно поставить крест. Его не нашли русские, не нашла полиция, не нашёл Джонни-Счастливчик. А у него с Нэтти старые счёты. Из-за камней. И Левине.

Кропстон снова прокрутил в памяти разговор.

…– Горячее было лето, друзья.

– Так много сгорело, Пит?

– Да, русские оказались действительно… мастерами по выжиганию.

– Да, Бобби, оказалось, что так, – в голосе Пита искреннее удивление. – Я от них такой прыти никак не ожидал. Ведь вошли тихо-мирно, в заваруху не вмешивались, а тут… Команда Нэтти сгорела полностью.

– Вот как? – искреннее любопытство, не более. И небрежно: – А он сам?

– Он побежал к тебе, Джонни.

– Ко мне?!

Ах, какое изумление! Но вполне объяснимое.

– Когда припечёт, из двух… гм, друзей выбирают того, чьи объятия послабее.

– Чтоб не задушил… в объятиях! – гогочет Пит.

– Ты думаешь, русские объятия крепче моих? – в голосе Джонни намечается холодок. – Ну-ну. Ладно, добежит – проверим.

И блеснувшие глаза Фредди. Да, приказ уже был. Нэтти ждёт горячая встреча. Но разговор не кончен.

– Он отправился к тебе ещё летом.

– И не пустым, Джонни.

– Надеется откупиться? Я думал, он умнее.

– Наверное надеется, что ты его возьмёшь в долю.

– Надежды никому не возбраняются. Но мог бы уже и дойти, – и короткая недобрая усмешка. – Или нашёл другой вариант.

– Ты думаешь, Джонни, он пустился в самостоятельное плавание?

– От этой сволочи всего можно ждать!

Ого, Счастливчик сорвался. Что ж, раз так, поможем Пауку.

– В одиночку не поплывёшь, сразу утонешь.

– Или утопят, – жизнерадостно ржёт Пит.

Попробуем прямой цитатой. Паук сказал чётко, не грех и повторить.

– Нэтти дурак. Он исполнитель, а возомнил себя… Не жалко.

Джонни задумчиво кивает…

…Кропстон усмехнулся, разглядывая сошедшийся пасьянс. Ну что ж, если Нэтти и доберётся до Бредли – интересно, конечно, а какая фамилия у Джонни-Счастливчика настоящая? Никто ведь не знает. Для всех и всегда только Бредли – так если Нэтти доберётся, там его путь и закончится. То, что на нём… ну, об этой мелочёвке не стоит и думать. Вряд ли у Нэтти было что ценное. Он слишком боялся Паука, чтобы рискнуть что-то утаить. На такое могла решиться только Изабелла, но с ней Паук управился сам. По-семейному. А ведь сдаёт семейка позиции. Старший уже на небесах, и всё его ведомство либо там же, либо дрожит по норам, либо болтает у русских. А наша Система напрямую с Пауком не работала. Но если у Паука на хвосте русские, то он их приведёт к нам. И сдаст нас русским так же, как сдал ведомство своего первенца. И Паук не так уж теперь неуязвим. Но… да, Белая Смерть. Если бы не она… Больше Пауку не на кого рассчитывать. А это очень серьёзная сила. И самое плохое, что о ней ничего не знаешь, кроме того, что она есть. Паук не мог не послать сюда кого-то оттуда, но кого? Паук…

…– Я доверяю тебе, Бобби. Я рассчитываю на тебя, на твоё благоразумие и осмотрительность. Мы не можем спешить. Но промедление смертельно. К Рождеству надо закончить. Я не дам этим скотам отпраздновать годовщину. На Рождество мы повеселимся. И сортировка, и чистка – всё на Рождество…

…Кропстон задумчиво покачал головой, собрал карты и, сменив колоду, начал другой пасьянс. Доверие Паука имеет большую цену. Цену жизни. Неизвестно, кому он доверяет, но ему верят. И предавать верящих он умеет давно. Так что не будем спешить с выводами. И с поступками. Пит, конечно, дурак, если бы Нэтти дошёл до Бредли, Джонни вёл бы себя иначе. Всё-таки он ещё слишком молод для таких игр. Его заинтересованность во встрече и этот срыв… Нет, с Нэтти ни он, ни Фредди ещё не пересеклись. Тут всё впереди. Если только Нэтти не попал к русским. Но об этом должен был позаботиться Паук. Ему такой вариант слишком невыгоден и даже опасен. Нэтти пока оставим, отложим. Теперь Крыса… Старина Ротбус получил своё, но только такому дураку как Пит придёт в голову связывать Фредди со смертью Ротбуса. Не будет такой стрелок мараться о проволоку и рисковать прямым контактом, это – во-первых. А во-вторых и главных… все, кто побывал на Крысином курорте, боятся Крысу до потери сознания, до рабского столбняка. Ненавидят, но ещё больше боятся. Что и как там в Уорринге с ними делали, никто не знает, но ни один из выкупленных не смог бы. Чистильщики, не чета Фредди, от одной мысли поднять руку на Крысу слетали с катушек. Никогда ни один из них не убил бы Крысу, никаким способом, даже приказать бы не смог. И Фредди – не исключение. Духу бы у него не хватило. Да… чего там, самому себе можно не врать, и сам бы не смог.

Кропстон невольно улыбнулся, вспомнив, как неделю назад ему привезли фотографию, добытую невероятно головоломным путём. Мёртвый Ротбус с проволокой на шее. И как Джимми Найф, способный обыкновенным ножом нарезать человека на ломтики, невзирая на пол и возраст жертвы, рыдал над ней:

– Господи, верую, что ты есть, господи, сподобил увидеть…

И чуть ли не целовал этот снимок, и предлагал всё, что есть, всё с себя, будущую добычу, лишь бы ему отдали. А потом попробовал с претензиями лезть. Но как напомнили о его карте и что, по слухам, русские нашли у Крысы карты чистильщиков, сразу притих. И напился так, что и остановиться не может. А снимок пришлось отправить по назначению, Пауку. Дурак Пит, но, если русские доберутся и насядут, нужно будет скинуть им Пита. Их его домыслы о Бредли и Фредди заинтересуют. Как же из-под носа у них и Нэтти, и Крысу вынули. Этого никто не любит. А Фредди с Бредли… да, этой парочки русским надолго хватит, там есть что копать. Особенно по карте Фредди.

Кропстон удовлетворённо оглядел сошедшийся сложный пасьянс и окончательно собрал карты. Всё, день закончен, всё обдумано и решено, можно отдыхать.

На дороге

– Ну и гнида, – Фредди выплюнул в окно окурок и, придерживая руль одной рукой, закурил следующую сигарету.

– Ты это только сейчас обнаружил? – Джонатан просматривал выигранные деньги: не подсунули бы фальшивок, с них станется. – И потом, почему гнида? Их же двое было.

– Пит до гниды не дорос, – усмехнулся Фредди. – Зачем Бобби этот болтливый дурак?

– Для развлечения, наверное. Или чтобы откупиться им от русских, когда припечёт. Знает он много, но ещё больше сам выдумывает. Говорить будет, но толку русским от его болтовни…

– Может и так, – согласился Фредди. – Но это смотря о чём будут спрашивать и как слушать. Сейчас в Бифпит?

– Да, – Джонатан спрятал деньги и откинулся на спинку сиденья. – Вторая серия и обговорить с русским кое-какие моменты.

– Ещё дело с парнями. Ну, наши инвестиции…

– Это и хочу обговорить. И о находках. Болтали, что у русских здесь есть отличия, а я очень не хочу попасть под конфискацию.

– О чём речь, Джонни. Но… риск.

– Да, – кивнул Джонатан. – Конечно, риск. Но другого варианта нет. Не твою же русскую об этом спрашивать.

– Можно и её.

– Попробуй, – пожал плечами Джонатан. – Тоже риск, кстати.

Какое-то время ехали молча.

– Самое поганое, – вдруг сказал Фредди, – что Пит видел парней.

– Заткнуть ему глотку не проблема.

– Поздно, Джонни. Он этой гниде о парнях уже рассказал. А теперь и покажет.

– Может и не показывать, они и так приметные.

– Так что нам не к Рождеству, Джонни, а пораньше надо.

– Да. Думаю, дня за три.

Фредди кивнул.

– Как думаешь, Джонни, они поверили?

– Насчёт Нэтти и Крысы? Пит не поверил.

– Значит, Бобби поверит, – усмехнулся Фредди. – Он выслушает Пита и подумает наоборот.

– Тоже неплохо, – рассмеялся Джонатан. – Подменить тебя?

– После ленча. Поспи пока.

На дороге

– Поспите, капитан. До Бифпита часа четыре, не меньше.

– Хорошо. Спасибо, сержант.

– Да не за что, капитан.

Старцев закрыл глаза, но спать не стал. Не мог. Слишком сумасшедшими были эти сутки.

Он уже возвращался от Аристова, когда на подъезде к Бифпиту его перехватил Новиков и повёз к Спинозе. Хорошо, что хоть к себе не пересадил, и удалось выспаться в своей машине, предчувствуя бурную насыщенную ночь. А ночка выдалась… под стать компании.

Старцев полулежал на заднем сидении, закрыв глаза и покачиваясь вместе с машиной. Будто спал…

…Комната – обычное временное жильё. Кровати, тумбочки, чемоданы под кроватями. Два электрочайника на подоконнике. Стол, заставленный стаканами с чаем и тарелками с бутербродами. И вокруг стола команда. Лучшие умы, тузы, зубры, чистильщики, волкодавы, звёзды розыска… и он, непонятно, как и зачем затесавшийся в эту… стаю, пожалуй, если не свору. Вольность обращения, имена и прозвища, никаких чинов, шутки и намёки, понятные только присутствующим. И он никак не мог отнестись к этому серьёзно, не мог поверить в реальность происходящего. Потому что не понимал причины собрания и своего участия. И мешало увиденное, и услышанное у Аристова. И как всегда мешала не столько недостаточность, сколько необработанность информации.

– Не робей, капитан, – Гольцев дружески хлопает его по плечу. – Звание не главное.

– Бешеный, умерь натиск, – улыбается миловидная блондинка с майорскими погонами. Шурочка Милютина. Как о ней отозвался один из её поклонников? Очаровательная кобра? Похоже. – Садитесь, Старцев. А как вас по имени? Геннадий? Ну и отлично. Спиноза, подвинь тарелку. Геннадий, тут каждый сам за собой ухаживает. И кто не успел, тот опоздал.

– Шурочка, не обижай Костю. Он ревнивый.

– Ну и язва ты, Золотарёв. Как твои дела?

– Неделю назад ушёл последний транспорт.

– Неужели все уехали?

– Костя, из резерваций все, из городов практически все. Остались единицы, и то… метисы, полунегры.

– А интегрированные?

– Кто захотел, Спиноза, тот уехал.

– Коля, я тебя о деле спросила, про прикрытие ты кому другому расскажи. Многих выявил?

– Кое-что, Шурочка. Ты можешь язвить, сколько угодно, но…

– Но взял ты мелочь. И все они как один только стояли в наружных оцеплениях и ничего не видели.

– По их словам, Костя. И про себя врут, но охотно рассказывают правду о других. На перекрёстных элементарно ловятся. А тебе, кстати, единственную крупную добычу поднесли на блюдечке с каёмочкой. Уже разделанного и под соусом. Кушайте. И опять же, кстати, кем он был? Ковбоем! Так что я был прав. И за это, Шурочка, мне бутербродик из твоих ручек.

– Это ты про «вышеупомянутую сволочь Седрика»? – рассмеялся Спиноза. – Но тоже, кстати, Коля, он ведь не охранник, а кадровик. Канцелярская крыса, руки исключительно в чернилах.

– Однако расстрел ему обеспечен.

– Разумеется. Отдающий преступные приказы и исполняющий их равно ответственны.

– Ох, Спиноза, не повторяй прописных истин. А Седрика Петерсена, вот наглец, даже фамилию не сменил, нам преподнёс тот же Трейси.

– Спасибо, Шурочка, что напомнила, а то бы забыли, зачем собрались.

– Бредли и его команда, – усмехается Золотарёв. – Кстати, всё началось именно у Бредли.

– Это где ты стрельбой за переезд агитировал? – Шурочка распахивает глаза в столь невинном изумлении, что Гольцев фыркает прямо в стакан.

– Вы мне долго это поминать будете?

– А пока ты новую глупость не сделаешь.

Он пил, ел и слушал. Неплохие, в принципе, люди, отличные специалисты. И чего они на Бредли вызверились? Других объектов не нашли? Хотя… вся четвёрка Бредли интересна. И сами по себе, и вместе как команда. Но… но они совсем по другому ведомству должны проходить.

– О чём задумались, Гена?

– О причине этого собрания, Шурочка.

– Браво, Старцев, а то мы всё в сторону и в сторону, – Золотарёв оглядел присутствующих. – Итак, Бредли и его люди. Кто что может о них сказать?

– А кто с ними контактировал?

– Каждый понемногу, Спиноза.

– Тогда сделаем перекличку, – Спиноза приготовил лист бумаги и ручку. – Коля, ты заварил, ты и начинай.

– Я видел троих. Бредли, Трейси и индейца, – Золотарёв аппетитно вгрызается в могучий бутерброд с колбасой.

– Так, Коля, а с кем говорил?

– С Бредли и с индейцем. А ты, Спиноза?

– Видел и можно считать говорил с Трейси и Мальцом. Индейца видел мельком. Он у меня за спиной стоял, – рассказывая, Спиноза быстро покрывал лист понятными только ему мелкими значками. – Костя?

– Видел Трейси, Мальца и индейца. Говорил… с Мальцом и Трейси. Саша?

– Чай со всей троицей у костра пил. Шурочка?

– Только видела. Бредли появлялся раза два. Саша, ты его тоже видел.

– Да, видел. Но говорил… больше всего с индейцем. Малец и Трейси только реплики подавали. Ты чего хмуришься, Гена?

– Да, в чём дело? – удивляется Новиков.

– Интересно получается, – он заставил себя улыбнуться и ответить не совсем то, о чём думал, но тоже… – Смотрите, двоих мы называем по именам, вернее, по фамилии, а двоих… одному дали прозвище: Малец. А четвёртого просто индейцем. А у них ведь тоже… есть имена.

– Д-да, – Гольцев смущённо покраснел. – Неладно получается.

– Чем это тебя не устраивает? – пожал плечами Золотарёв. – Не всё ли равно? Ну, дадим и Бредли с его подручным прозвища.

– Зачем? – сразу возразил Спиноза. – Я понимаю тебя, Старцев, ты уже во всём видишь проявление расизма, но нам надо просто знать, о ком конкретно идёт речь. И что обидного в слове индеец или малец?

– Цветные вообще зовут друг друга не по именам, а прозвищам, даже кличкам, – Шурочка подвинула Новикову стакан с чаем. – Мальца они звали Весёлым, а индейца – Певуном. Гена, а ты с кем контактировал?

– Видел всю четверку в разных ситуациях, а говорил… фактически только с Бредли.

– Ну что ж, отлично, – Золотарёв победно оглядел стол. – Суммируем. Давай, Спиноза, ты – мастер обобщать и делать выводы.

– Ладно, – Арсеньев взял чистый лист бумаги и быстро расчертил на четыре колонки. – Попробуем по старой методике. Зафиксируем и подведём итог. Итак, Бредли. Говорите. Всё, что знаете. Коля, основное у тебя?

Он сидел и следил, как по крупицам, по… отдельным словам создаются портреты Бредли, Трейси, парней. Спиноза быстро проставляет значки в колонках, помеченных латинскими буквами: b, t, m, i. Бредли, Трейси, Малец, Индеец.

– Да, – Золотарёв налил себе чаю и начал: – Бредли. Счастливчик-Джонни, игрок, счастливый игрок, болтается в этих краях уже лет десять, может чуть больше, работал управляющим, но дольше полутора-двух лет на одном месте не держался. То прёт танком, качает права, то смолчит с улыбочкой. Подозрительно дёшево и оперативно купил, сразу оформив, выморочное имение и хозяйствует в нём… неизвестно как. Единственный лендлорд, у которого нет конфликтов ни с цветными, ни с администрацией. Комиссия приезжала, нюхала, ни черта не накопала, в бумагах ажур, работники всем довольны, нарушений трудового законодательства не зафиксировано, работники за лендлорда горой, но чуть что – один ответ: «не знаем, масса».

– Запуганы?

– Трудно сказать. Приезжали дважды, без Бредли и при нём, разницы в поведении работников не отмечено. Но и ездили не оперативники, у них свои проблемы и работы выше крыши, наши им по очень дальнему боку.

– Вот и надо было самому ехать.

– Не хотелось светиться раньше времени, пришлось по отчётам.

– Ладно, – кивнул Спиноза, оглядывая заполненную колонку. – Давайте Трейси.

– Тоже известен здесь лет восемь, ковбой, стрелок каких поискать.

– Вот его и боятся.

– Непонятна его роль при Бредли.

– Ну, Петерсен его охарактеризовал, – Спиноза поправил очки. – Итак, он не Фредерик и не Трейси…

– Ежу понятно!

– Не перебивай. Давай, Спиноза, уже интереснее.

– Подлинного его имени никто не знает, вернее, если кто и знает, то только Бредли.

– Будем называть Трейси.

– Или, если хотите, как его зовут в округе – Фредди. Это уголовник-рецидивист. Примерно десять лет назад, опять же никто точно не знает, одни слухи и сплетни, он угодил в Уорринг.

– Об Уорринге слышали.

– Интересно.

– Да, безусловно.

– Вот и мотив с Ротбусом.

– Ещё раз прошу не перебивать.

– Давай, Спиноза, дальше.

– Так вот, был местной уголовной системой взят из Уорринга и стал киллером, наёмным убийцей, или, как их здесь называют, чистильщиком.

– Сволочи они, такое слово испоганили!

– Саша, успокойся.

– Вы слушаете?

– Да, давай.

– Брал он дорого, но работал чисто. Ротбус хотел заставить его работать на себя, для этого потребовал заведомо невозможную сумму: шестьсот восемьдесят тысяч…

– Да, он привёз сто семьдесят тысяч, оголил свои счета.

– Мы проверяли, Бредли их восстановил.

– На Ротбуса у него железное алиби.

– Что ещё на него?

– Председатель ковбойского суда чести.

– Ни в какие ворота не лезет.

– Почему же? Такой стрелок, кто захочет с ним связываться?

– Да, боятся его сильно.

– Имея сто семьдесят тысяч, работает ковбоем на контракте?

– Да, контракт подлинный, оформлен по всем правилам.

– А что, отличная крыша.

– А формулировка… закачаешься. «Ковбой и другие хозяйственные работы».

– Например, отстрел конкурентов и должников.

– Значит, Бредли одного Трейси мало, и он готовит ему заместителей.

– Ты про пастухов?

– А кто ещё? Остальные работники, посмотри список. Трое мужчин и три женщины, две пары и двое одиночек. Но все – не бойцы.

– Да, несомненно.

– Имение вообще для отвода глаз, но какая-то работа там должна вестись. И вот шесть человек там копошатся, прикрывают другие дела. А пастухи, думаю, уже для серьёзных дел готовятся.

– Хорошо. Давайте по ним пройдёмся.

– Ну, здесь тёмный лес.

– Так, что у нас есть? Индеец, раб…

– Да, номер есть, клейм нет.

– Значит, не из резервации.

– Связи с племенем, похоже, утратил.

– Да какие к чёрту связи, когда он – спальник!

– Ну, ты, Костя, хватил. Чтобы такое утверждать…

– Я был у Аристова. У него их несколько десятков…

– Это столько выжило?!

– Нет, подождите, я расскажу…

– Верим-верим, что ты там всё вынюхал, но пощади нервы Шурочки.

– Тише, интересно же.

– А что это нам даёт?

– Нет, дайте Косте сказать…

…Старцев ощутил, что ритм движения изменился, и открыл глаза. А, уже переезд. В ушах стоит гул голосов. Никогда так не уставал. А ведь тоже… интереснейшее социально-психологическое явление эта команда. Их тоже бы исследовать…

…Новиков говорил долго и горячо. Рассказывал, как горят спальники, как лежат неподвижно в депрессии, ко всему равнодушные и безучастные, даже едят только по приказу.

– Они инфантильны, пожалуй, даже больше остальных рабов, ласковы, привязчивы, очень чистоплотны, старательны.

– Одни достоинства, – иронически хмыкнула Шурочка.

– Но сексуальных потребностей у них нет. Напрочь. Импотент хочет, но не может, а они и не хотят.

– Ладно, Костя, это всё интересно, – Гольцев с видимым отвращением отхлебнул остывшего чая. – Холодный чай – это… Ладно, Шурочка, не буду. Так вот, повторяю. Допустим, индеец – спальник. Какие у нас доказательства? Спиноза?

– Красив, чистоплотен, старателен, физически очень силён, – перечислил Спиноза.

– Интересно, – давал себе слово молчать, пока не спросят, но не выдержал. – Кого из присутствующих нельзя по этим критериям отнести к той же категории?

– Меня, – сразу ответил Спиноза. – Я некрасивый, несильный и нестарательный.

Шутка разрядила возникшую неловкость.

– Извините.

– Нет, – Гольцев внимательно смотрел на него. – Нет, Гена, ты прав, это не доказательства, а так… фуфло, шелуха. Но дело не в этом. Я начал с допущения. Допустим, что так, но что это нам даёт? – и перевёл взгляд на Новикова. – Какой вывод, Костя?

– Полная и безоговорочная преданность, – быстро ответил Новиков.

– Кому? – Гольцев пристально, даже прицельно смотрел на собеседников. – Трейси? Бредли? Мальцу? Я понимаю твою мысль, Костя. Я тоже был у Аристова. И с парнями даже пообщался.

– На массаже?

– Нет, в тренажёрном зале. Пришёл в их время. Они сначала перепугались до потери пульса, но убедились, что меня только тренажёры интересуют, и успокоились. А там слово за слово… и разговорились. Да, тому, кто помог им гореть и вылезти из депрессии, преданы они… но, кстати, это нормально и свойственно любому нормальному человеку. Благодарность за спасение. Так кто из троих фигурантов помог индейцу? Чьё слово для него теперь выше любого закона?

– Трейси, – по-прежнему быстро ответил Новиков. – А теперь я знаю, Саша, что ты хочешь сказать. Доказательств, верно, прямых нет, а косвенных…

– Только одно, – Гольцев закурил. – Убийство Ротбуса. И то… Участие индейца недоказуемо.

– Не доказано? – задумчиво и как бы вопросом поправил его Золотарёв.

– Можно и так, – пожал плечами Гольцев.

– Я думаю, Костя прав, – Спиноза поправил очки и невесело улыбнулся. – Меня индеец чуть не прирезал за Трейси. А приказа ему тот не давал, это уж точно. Не такой Трейси дурак, чтобы связываться с комендатурой. Это индеец инициативу проявлял. И если принять Костину версию, то индеец сделан. Его от Трейси не оторвать.

– Опоздали! – стукнул по столу кулаком Золотарёв. – Надо было сразу…

– Посуда ни при чём, – строго сказала Шурочка. – И сразу – это когда? Скорей всего эта встреча произошла зимой.

– Да, видимо, – кивнул Новиков. – Тогда ничего сделать уже нельзя.

– Есть ещё такая штука, – Гольцев раздавил в блюдце окурок. – Рабская клятва. Когда раб сам, подчёркиваю, сам покоряется, признаёт господство над собой. И освобождает от такой клятвы только смерть. Раба. Весьма унизительный ритуал, но… он существует и действует.

– А эта информация откуда?

– Оттуда же, Коля. Чай пили у костра, и индеец меня немного просветил.

– Думаешь, он дал клятву? Трейси?

– Не знаю, ребята. Честно. Трейси был не очень доволен тем, что парень стал рассказывать об обычаях рабства. Но это понятно. Они все здесь этой грязью помазаны. Ладно, примем это как рабочую версию. Что у нас дальше, Спиноза?

– Дальше? Малец.

Секундная пауза и… Золотарёв разводит руками, и говорят теперь остальные.

– Белый.

– Да, лет семнадцать, я думаю.

– Нет, старше, двадцать – двадцать пять.

– Хватил! Девятнадцать максимум.

– Да, то смотрится мальчишкой, то взрослым мужиком.

– Держится с цветными.

– Видимо, то, что называется «потерял расу».

– Балагур, остряк, ругатель.

– Да, не язык, а, как моя бабка говорила, помело поганое.

– Блатной.

– Ну, скажем, приблатнённый.

– И это всё? Да вы что, братцы, с этим и начинать нельзя.

– Словом, – Шурочка оглядела всех сидящих за столом, – индеец – спальник, а Малец – приблатнённый. Ну, поработали, ну, молодцы…

– Старцев, а ты чего молчишь? – Золотарёв смотрел в упор холодно-синими глазами.

Да, отмолчаться не удалось. Да и не за этим тебя привезли, дали чаю и бутербродов. Пил, ел, теперь отрабатывай.

– А мне нечего добавить. В принципе у меня то же самое. И один вопрос.

– Какой? – оторвался от своего листа Спиноза.

– Что дальше? Вот мы сидим, собираем информацию, а… зачем? Кого и за что привлекать? Что… противозаконного они совершили? Какие претензии к ним?

– Много вопросов, – усмехнулся Гольцев. – Но все об одном. Кто ответит? Я – пас.

– Пас, – кивнул Спиноза.

– Пас, – улыбнулась Шурочка.

– Пас, – развёл руками Новиков.

– Пока пас, – вздохнул Золотарёв. – Ты выиграл, Гена.

– Как Пирр? – опять не удалось сдержаться, само выскочило.

– Как Бредли, – усмехнулся Спиноза. – Что ж, на этом надо закончить. Шулер, киллер, спальник и блатарь. Хороша компания, а уцепить не за что. Свою информацию, Гена, ты так и не дашь?

– А зачем? Вы ведь всё решили и без меня. Заранее.

– Уел, – усмехнулся Золотарёв.

– Вот, может твоя информация и переубедит нас, – ласково улыбнулась Шурочка.

Спиноза принёс второй чайник, налил всем горячего чая и поставил на подоконник кипятиться опустевший.

– Давай, Гена, ты их в Бифпите неделю наблюдал.

– Хорошо. Начну всё-таки со среды. Вы говорите, Бредли – игрок. Согласен. Добавлю, все четверо. И ещё добавлю. Играют здесь все. Национальная черта характера – азарт, страсть к риску. Покер, бридж, блэк-джек, щелбаны, ну, чёт-нечет или, помните в детстве, ножницы-камень-бумага?

– Ну, понятно, помню, конечно.

– В детстве все играли, а здесь что…?

– Инфантильность? Задержка развития?

– Да нет, не думаю.

– Не мешайте. Давай, Гена.

– Так вот, у каждой социально-расовой группы свои игры. Играют все, играют мастерски. И общее – пари. На что угодно. Суммы… посильные, но могут в азарте дойти до предела своих возможностей и даже перейти. И здесь тоже есть интересная местная разновидность. И Трейси нет нужды отстреливать должников. Проигрыш отдают сами, немедленно. Никаких требований, но не отдающих долга презирают и попросту не принимают в игру, пока те не расплатятся.

– Как Бредли играет, ты видел?

– А я играл с ним.

– Гена, ты случаем в оперативники не хотел бы перейти? Я бы тебя к себе взял.

– Спасибо за приглашение, Саша, но мне моего хватает.

– Сашка, не мешай. И во что ты с ним играл?

– С ним и другими лендлордами в покер и пари держал.

– Обчистили тебя?

– Взаимно.

– Ты что, у Бредли выиграл?!

– Да, на скачках. А в картах… немного туда, немного сюда. В картах Бредли может всё. Если говорить о плутовстве, то плутуют все, но класс Бредли выше среднего уровня. И намного.

– Трейси?

– Трейси играет со старшими ковбоями в блэк-джек. Лендлорды в покер, леди в бридж…

– Это понятно. Цветные в, ты говорил, щелбаны…

– Да. Кстати, индеец считается асом, обыграть в щелбаны его невозможно, и ещё он лучший счётчик. Когда большая игра, много участников, кто-то, кому доверяют, ведёт счёт и получает часть с общего выигрыша.

– Мы отвлеклись от Трейси.

– А что Трейси? Я уже сказал. Он со старшими ковбоями играет в блэк-джек и каждый вечер сидит на игре у лендлордов телохранителем Бредли.

– Киллер?!

– Генка, тебя купили как… младенца. Телохранитель на игре – это стрёмщик, шестёрка.

– Киллер выше шулера.

– Я говорю то, что сам видел. В стрельбе Трейси виртуоз. Как Бредли в картах.

– И на ком он демонстрировал стрельбу?

– Прилюдно?! Не побоялся свидетелей?

– А это и были показательные выступления.

– Гена, у вас там что было?

– Ковбойская олимпиада. Золотое дно для научной и, если хотите, оперативной работы. Но по порядку. Говорили об играх. Итак, Трейси. Блэк-джек и пари. Тоже очень удачливо. Индеец. Ас в щелбанах и ночных скачках.

– Каких?!

– Ночных. Что это, я не знаю, но цветные играют на них вовсю, просаживая за ночь всё с себя, залезают в долги, вплоть до месячной зарплаты. Индеец и… ещё несколько человек – признанные асы, обчистили догола всех, кто им попался. И, как вы говорите, Малец. Пари, играл очень удачно, и блэк-джек. Обчистил нашу шоферню.

– Ген, ты что?!

– Как это?!

– А просто. Пришёл к нам в гараж, сел играть с шоферами, и кто был из взвода, есть там любители, и классически их раздел. Оставил трусы и табельное оружие. Был не один, а со своим телохранителем, или, как вы сказали, стрёмщиком.

– У него-то, кто?

– Индеец. И как Трейси стреляет, так Малец управляется с ножом. Тоже сам видел.

– А чем владеет индеец?

– Ножом, как все цветные, на добротном среднем уровне. Но он первый в борьбе. Силён невероятно. И ловок. Тоже невероятно.

– И тоже сам видел?

– Конечно. И Малец не приблатнённый, а опытный битый блатарь.

– Гена, откуда у тебя эта терминология?

– От наших шоферов, Шурочка. Есть там двое. С большим опытом в данной области.

Гольцев рассмеялся.

– Гена, признайся, Малец не сам пришёл.

– Да. Его пригласили по моей просьбе. Он купился. Они поиграли, понаблюдали и поделились со мной результатами. Сколько лет мы ему определили? Двадцать? А они говорят, что у парня тюремный стаж под десятку.

– Это невозможно!

– Если он из уголовной среды… – задумчиво сказала Шурочка.

– Да, этот вариант я не учёл, – кивнул Золотарёв. – Но совсем интересно получается.

– Да, – надо заканчивать. – Возвращаясь к Бредли… Здесь сказать о человеке, что он игрок… это не компрометация, а констатация факта, причём обыденного. Даже не особая примета, а так… цвет волос, не больше.

– Вся схема к чертям собачьим, – подвёл итог Спиноза.

– И ещё вопрос кто кого и куда втягивает, – усмехнулся Новиков. – Гена, что у тебя ещё есть?

– Ещё? Ну, это надо рассказывать про олимпиаду.

– А это разговор долгий, – кивнул Гольцев. – И остаётся вопрос, с которого ты начал, Гена. Зачем они нам? Так?

– Да.

– О себе. Я хочу раскопать убийство Ротбуса. Так нагло у меня из-под носа в первый раз увели. Сделано, а не уцепишь. Конечно, то, что мы знаем о Ротбусе… так за его убийство надо орден давать. И ещё. Желавших ему смерти – навалом, а никто не мог, Спиноза, помнишь, проходило? А тут смогли. И… и просто интересно. Чую, здесь много ниточек завязано.

– Гена, твоё мнение. Индеец – спальник?

И опять не выдержал.

– Какое это имеет значение?! Их со стадами не меньше десятка пришло. Нормальные люди. Работяги все, труженики.

– И их что, не опознали?

– Какого чёрта?! Опознали, конечно. Бывший владелец Паласа хотел поправить свои дела игрой, так улепетнул, только увидев их. Все их опознали. И все, понимаете, все, от местной шпаны до почтенных леди, укрывают их от нас. Какой дурак делал перевод, хотел бы я знать. Вместо обследования поставил исследование.

– Постой, это же… ну да, analysis. Медицинский термин.

– Ну вот, и так все цветные врачей боятся, а исследование понимают здесь все опять же однозначно. Разрежут и посмотрят.

Новиков хохотал, раскачиваясь на стуле. Не сразу, но рассмеялся и Спиноза. За ним Шурочка и Гольцев, нехотя улыбнулся Золотарёв.

– Да, лопухнулись, – Гольцев, отсмеявшись, поглядел на часы. – Жаль, но про олимпиаду в другой раз.

– Да, – кивнул Новиков. – Спинозе убирать и спать, а нам в дорогу.

– А с этой четвёркой что? – спросила, разглядывая себя в зеркальце, Шурочка.

– А ничего, – пожал плечами Золотарёв. – Собираем информацию дальше. Давай, Гена, у тебя лучше всех получается. Входи в контакт, пей, играй. Я попробую пройтись по документам.

– Ты же занят лагерями. А там работы…

– Там одни бумаги, Шурочка. А работая с бумагами, можно кое-что обнаружить.

– А что, – Спиноза протирал очки, – лагерников совсем не осталось?

Золотарёв молча мотнул головой.

– Так же думали о спальниках, – Новиков уже вставал и вдруг замер на половине движения.

– Ты что? Костя!

– Что случилось?

– Слушайте, – Новиков обводил их горящими глазами. – Лагерное убийство, песни про Хаархан, свисты… Да Малец же – лагерник!

– Тебе, Костя, не спать вредно, – засмеялся Золотарёв. – Заговариваться начинаешь.

– Лагерников расстреляли, – кивнул Спиноза.

– По бумагам и спальников всех расстреляли. А их только у Аристова больше сотни побывало, Гена вон десяток с ходу насчитал, и сколько их ещё… – Новиков резко тряхнул головой. – Нет, лагерник Малец. Или вырос при лагере.

– Охранники работали вахтовым режимом. Вырасти при лагере Малец не мог, – медленно, явно сдерживая себя, рассуждал вслух Гольцев. – А вот в лагере… Это многие нестыковки с тем же Ротбусом снимает. И ты, Коля, лагерный свист где услышал? У Бредли.

– Д-да, – кивнула Шурочка, – он же не просто блондин, он седой наполовину, и…

– И лагерная истерика, которую он тогда закатил. Демонстративно, но на полном самоконтроле. Тоже характерно.

Что уже решили расходиться, все мгновенно забыли. И этот вихрь замечаний и озарений никого не оставил в стороне.

– Да. И ещё одно, – как всегда в таких случаях мгновенно всплыло в памяти оказавшееся нужным именно сейчас. – Сам только сейчас понял и связал. Браун. Сидней Готфрид Браун.

– А! – кивнул Золотарёв. – Я его помню. Возил нас в резервацию возле имения Бредли. И что с ним такое, Гена?

– Он приехал в Бифпит. Поиграть и вообще… по делам. И прибежал к нам с повинной. Я был на совещании у мэра и только протокол читал. Так вот, явился в комендатуру и заявил, что работал в лагерной охране.

– Что?!

– Да, Коля, именно. Сам заявил, предъявил своё удостоверение. И вот что интересно. Прибежал он утром, а накануне вошли в город последние стада. В том числе и стадо Бредли с пастухами. Кого из них Браун мог так испугаться, что прибежал к нам? Хозяин Паласа, увидев спальников, сбежал из города, а Браун…

– Ты гений, Старцев! Где он? Этот Сидней, как его там?

– Не знаю, он был отправлен по инстанции.

– Найду! Но если это так… Если… из-под земли вытащу!

Глаза Золотарева горели знакомым всем присутствующим и не раз испытанным ими самими огнём «горячего» поиска. И все знали, понимали и помнили, что этот огонь надо гасить, пока в радостной горячке не натворили глупостей.

– И что? – Гольцев смотрел на Золотарёва, прицельно сощурив глаза. – По какой статье ты его задержишь, Коля?

– Был бы человек, а статью я ему подберу, – отмахнулся Золотарёв.

– Значит, врали бумаги? – сладко улыбнулась Шурочка. – Не всех расстреляли?

– Значит, за что-то его помиловали, – ответно и не менее сладко улыбнулся Золотарёв. – А вот это уже может быть статьёй. Во всяком случае, предметом расследования.

– Ну, бог в помощь, – иронически хмыкнул Спиноза. – Найти Брауна не проблема, раз он оформлен по всем правилам, да ещё по явке. Таких немного, не потеряется. Допросить его… Хотя… хотя, стоп. Я же тоже помню это имя. – Спиноза полуприкрыл глаза. – Сидней Готфрид Браун… охранник… Есть! – он открыл глаза и продолжил, глядя на Золотарёва с искренним сочувствием. – Кстати, не охранник, а тюремщик, привлекался к ликвидации лагерей, но сумел вовремя отделиться от коллег и потому уцелел. Его вывозили на эксгумацию одного такого рва. Место он указал точно, а когда стали вскрывать, он вдруг рванул бегом. И при попытке к бегству на месте.

Общие понимающие кивки.

– Так у кого сдали нервы? У него или… – Гольцев сделал выразительный жест.

– У наших, Саша, – кивнул Спиноза. – Больше половины трупов были дети. В лагерной робе. А он стал под протокол пересказывать инструкцию о контроле выполнения. Проще, как добивали, протыкая штырями. И штыри там же рядом лежали.

– Дети? Значит, в лагерях были дети? – Шурочка старалась говорить спокойно.

– Были-были, – небрежно ответил Золотарёв. – Вот невезуха! И как теперь выяснять, кого именно этот болван испугался? Трейси с Бредли тоже… я помню, как он о них отзывался.

– Ладно, – Спиноза стал собирать посуду. – Светает уже, – и, поглядев на Шурочку, подчёркнуто сухо, «протокольно» сказал: – на Горелом Поле дети составляли до сорока процентов от общего количества.

– Да, – кивнула Шурочка. – Я помню.

– Да, пора. Гена, подбросить тебя?

– Спасибо, Костя, я на своей.

Расходились, не договариваясь о будущей встрече. Понадобимся друг другу – найдём…

…Машина остановилась, и Старцев открыл глаза. На обочине стоял грузовичок и два ковбоя копались в моторе. Один из них выпрямился и обернулся. Старцев узнал Бредли.

Джексонвилл

Когда Эркин вернулся с дровами, Женя будила Алису, и, войдя в квартиру, он услышал:

– Эрик вправду вернулся или нет?

– Вправду-вправду, – рассмеялась Женя и окликнула его: – Эркин, покажись, а то она просыпаться не хочет.

Эркин положил дрова у плиты и повернулся, но Алиса уже вошла в кухню, протирая кулачками глаза.

– Ага! Вернулся! – она широко улыбнулась. – Мам, он вернулся!

– Тише, – Женя быстро вошла в кухню. – Ты всё забыла? Нельзя кричать. Ну-ка, быстро в уборную и умываться.

– Ты только не уходи, – Алиса сопя открыла дверь уборной.

– Не уйдёт, – Женя прихлопнула дверь уборной, так как Алиса хотела оставить её открытой, чтобы следить за Эркином, и захлопотала у плиты.

– Я сейчас достану, чего привёз.

Женя улыбнулась.

– Позавтракаем сначала. Ты же сегодня в город не пойдёшь, ведь нет?

Эркин на секунду задумался.

– В сарае разобраться надо и вообще… только, знаешь, я, наверное, уйду… после обеда, ненадолго. Я к Андрею только схожу.

– Конечно-конечно, Алиса, про зубы не забудь, – Женя, не оборачиваясь, командовала умыванием Алисы. – Эркин, захвати чайник в комнату. Не надо рукавом, вот же прихватка.

– Привык на выпасе, – улыбнулся Эркин, беря чайник.

– Эрик, а ты там чай пил?

– Алиса, шею…

Они сидели за столом. Чай, хлеб с маслом, варенье, каша… Эркин ел с неожиданным для себя аппетитом.

– Женя, так вкусно.

– Правда? – Женя засмеялась. – Это ты просто соскучился.

– По каше? – удивилась Алиса.

– И по каше, – улыбнулся Эркин.

– Поняла? Доедай быстренько.

– И будем подарки смотреть?

– Так это ты их не во сне видела?! – засмеялась Женя.

Алиса так торопилась доесть кашу, что перемазалась, и была отправлена умываться вторично. Женя собрала грязную посуду.

– Сейчас уберём и… с чего начнём?

– С денег или овощей? – Эркин быстро вытряс себе в рот из чашки прилипшие ко дну ягоды от варенья и протянул чашку Жене.

– Ты б ещё пальцами залез, – Женя покачала головой, улыбкой смягчая выговор. – Ложка же есть.

– Слушаюсь, мэм. В другой раз обязательно, – счастливо улыбаясь, Эркин встал, отбирая у неё посуду. – Так овощи доставать?

– А подарки? – на пороге комнаты стояла свежеумытая Алиса.

– Подарки потом, – сразу решила Женя. – Учись ждать.

Пока Женя мыла посуду, Эркин в кладовке наскоро разобрал мешки. Здесь его куртка…

– Эркин, все вещи доставай. Я посмотрю, какое оно чистое, – заглянула в кладовку Женя.

– Хорошо. Вот… – Эркин вынес на кухню все свои мешки. – Вот. Здесь овощи, мне в имении дали. Подарили. Ларри, он на огороде работает, и Мамми. Она там на кухне и вообще… над жратвой главная.

– Над чем? – переспросила Алиса.

Эркин остановился и вдруг густо, до того, что лицо его стало коричневым, покраснел.

– Над едой, – заторопился он. – Вот. Вот кабачки, патиссоны, огурцы, кукуруза, – выкладывал он на стол подарки Ларри и Мамми. – Цветная капуста, помидоры мы съели, а там ещё картошки немного. Вот, Женя, это гостинцы, правильно?

– Правильно, – кивнула Женя, быстро обмывая огурец и вручая его Алисе.

Алиса оглядела огурец и убежала показать его Спотти и остальным.

– Эркин, ты… ты следи за языком, – тихо, но сердито сказала Женя. – Пожалуйста.

– Да-да, Женя, я понял, – так же тихо ответил он. – Прости, Женя, мы… мы там ругались легко. Я привык…

– Ну, так отвыкай. – Женя улыбнулась и уже мягче добавила: – Эта ж обезьянка всё за тобой повторяет. И за столом. Последи за собой, хорошо?

– Да-да, Женя…

У него был такое виноватое лицо, что Женя невольно потянулась к нему. Обнять, успокоить. Он порывисто ответил на её объятие.

– Вы опять? – Алиса вернулась на кухню. – А остальное?

– Сейчас, – Женя мягко высвободилась. – Овощи все?

– Да. Мало, да? Но это… нам так, подарили…

– Нет, что ты. И картошки много, Так. Кукурузу я прямо сейчас поставлю, – хлопотала Женя. – И на обед сегодня сделаю… рагу овощное, вот!

Алиса, догрызая огурец, молча стояла возле мешков Эркина, всем видом показывая, что терпение её велико, но не безгранично.

– Ты себе хоть купил что-нибудь? – Женя поставила на плиту кастрюлю с кукурузой. – Ей теперь долго вариться.

– Да, – улыбнулся Эркин. – И накупил, и… выиграл.

– Это как?

– Соревнования были. Олимпиада. Я призы получил такие, что… – конец фразы он успел проглотить. Да, язык придётся подвязать. Женя права: ругань так сама и лезет.

– Вот что, неси всё в комнату, и там посмотрим.

– И куртку?

– Конечно.

Эркин взял из кладовки свою джинсовую куртку, подхватил мешки и в сопровождении Алисы понёс всё в комнату. Тут же пришла Женя, посадила Алису на кровать и сама села рядом.

– Вот, мы теперь как зрители. Показывай.

– Вот, – смущённо улыбнулся Эркин. – Уезжал с одним мешком, а приехал с двумя.

– Правильно, – кивнула Женя. – Так и надо. Ты ж на заработки ездил, а не на гулянку. И куртка новая. Молодец, что купил.

– Я её не покупал, это приз, я на скачках четвёртым был.

– Ты в скачках участвовал? – удивилась Женя. – Ну-ка, надень, покажись.

Он надел куртку, повернулся перед ними.

– Отличная куртка, – похвалила Женя. – Тебе идёт.

Он улыбнулся, снял её и бросил на стул.

– Пояс тоже призовой, – пояснил Эркин, – за конное мастерство.

– А это что? – немедленно спросила Алиса.

– Потерпи, потом всё расскажут, – Женя обняла Алису и слегка прижала её к себе. – Куртка, пояс… богатые призы.

– Это ещё не всё, – он торопливо рылся в мешке. Выругавшись про себя, вывалил на стол свои рубашки, нашёл многоцветную. – Вот, это тоже приз. За метание ножа. Я там шестое место занял.

– Какая нарядная! – восхитилась Женя.

– Ой, яркая какая! – засмеялась Алиса.

– Да, а вот… – Эркин дёргал застрявший ковёр. Мешал баульчик, но он не хотел доставать его раньше времени. – Вот. Я в борьбе ещё участвовал. Первое место взял. И главный приз.

Он наконец вытащил ковёр и развернул его. Взвизгнула, захлопала в ладоши Алиса, ахнула Женя.

– Ой, красота какая!

Алиса сорвалась с места, подбежала и зарылась лицом в ковёр.

– А мяконький! Ну, мама, ты пощупай какой!

– Ох, Эркин… господи, что же у вас там было? Неужели призы такие давали?!

– Olympiad, – ответил он по-английски и сразу спросил: – А по-русски как?

– Олимпиада, – пожала плечами Женя.

– Да, ковбойская олимпиада, вот. Женя, на пол положим?

– Мягкий он для пола. Ох, какая прелесть. Жалко его на пол, затопчем.

– Ну… на кровать тогда, да?

– Давай. Не велик он для кровати?

Алиса путалась у них в ногах, тёрлась лицом об угол ковра. Он покрыл всю кровать, свесился до пола и даже лёг на пол. Женя погладила мягкий ворс ладонью.

– Ну какая же прелесть, Эркин. А если… если его на стену повесить? Половина стене, а половина на кровать ляжет. Как ты думаешь?

Эркин вспомнил разговоры в Бифпите – ему тогда это же говорили – и кивнул.

– Ага, Женя. Давай так сделаем. А… а на ночь как?

– А просто, – Женя быстро подобрала свисающий край. – Вот так. Собрать, уложить к стене… он же мягкий.

– Хорошо. Его просто прибить к стене, так?

– Н-нет, надо подумать. Ладно, это потом. Давай пока… давай сложим пока пополам и вот так.

Вдвоём они застелили кровать ковром более аккуратно. Алиса скинула тапочки и немедленно залезла на кровать с ногами.

– Ну, мам, ну, я чуть-чуть, ну, он такой мяконький…

– Ладно уж, – рассмеялась Женя, – попрыгай.

– Вот, это призы, – Эркин вернулся к столу. – Остальное я всё купил.

Алиса самозабвенно кувыркалась и валялась на кровати, а Женя подошла к столу, и Эркин показал свои приобретения. Рубашки, трусы, новые джинсы на нём, носки, полотенца, шейные платки, мыло, остатки чая в жестянке, рюкзак, бумажник… Женя одобрила все покупки.

– Ты молодец, Эркин, теперь ещё на зиму…

– Нет, у меня всё есть. А теперь… – Эркин запустил руку в мешок, нащупывая пакет. – Вот. Это тебе, Женя.

Женя как-то нерешительно взяла блестящий, переливающийся золотом пакет, повертела в руках, разглядывая эмблему.

– Монро? Эркин, это от Монро?

– Да. Это тебе.

– Это же дорого, Эркин, безумно дорого. Что это, Эркин? – Женя никак не могла подцепить заклеивающую край пакета бумажную печатку с эмблемой Монро. – Ну, что это? – чуть ли не со слезами в голосе повторила она.

Пакет наконец раскрылся, и золотая шаль скользнула ей на руки, стремительно разворачиваясь.

– Ой, Эркин, – замирающим голосом сказала Женя, подхватывая падающее на пол золото. – Это же… это…

– Это тебе, Женя, – повторил Эркин, не зная, что ещё он должен сказать.

Наконец Женя справилась с выскальзывающим из рук шёлком, накинула шаль на плечи. Оглядела себя и пошла к стоящему на комоде зеркалу.

– Мам, ты вся золотая, – сказала сидящая на кровати Алиса.

– Господи, Эркин, – выдохнула Женя, – господи, у меня в жизни такого не было.

– Тебе… нравится?

– Ты ещё спрашиваешь?! – немедленно возмутилась Женя. – Да я о таком и мечтать не смела! Господи!!! – она порывисто повернулась к Эркину так, что концы шали взлетели, едва не задев показавшегося вдруг низким потолка, обняла и поцеловала в щёку. – Эркин я ж таких подарков никогда, да вообще, Эркин… ну что ты молчишь, Эркин?

– Я… я на тебя смотрю, – наконец выдохнул он.

Женя метнулась обратно к зеркалу, встала боком, вскинула голову. Эркин смотрел на неё, окутанную золотым переливающимся шёлком с длинной, ниже колен, тоже золотой бахромой, на гордо вскинутую голову с уложенными на затылке в узел тёмными, а сейчас будто подсвеченными этим золотом волосами. Переступив, Женя оказалась в солнечном луче, и шаль так заблестела на солнце, что Эркин даже зажмурился на мгновение. Даже Алиса замолчала, глядя на Женю.

Не отводя глаз от Жени, Эркин нащупал в глубине мешка пакет с баульчиком, но не решался нарушить тишину.

– Спасибо, Эркин, милый, – Женя медленно шагнула к нему и опять обняла за шею, поцеловала, нет, просто прижалась губами к его щеке.

– Мам, а за подарок дважды целуют?

– Сколько захочешь, – рассмеялась Женя, отпуская Эркина. – Теперь Алисе, да?

– Да, – кивнул Эркин, доставая пакет.

Взвизгнув, Алиса ринулась с кровати к столу.

– Тоже от Монро? – изумилась Женя. – Что это? Алиса, осторожно, не рви, сейчас открою.

– Сундучок! – ахнула Алиса. – И бабочка!

– Баульчик, – поправила Женя. – Как он открывается? Эркин?

– Под бабочкой… замочек…

Алиса залезла на стул с ногами, навалилась животом на стол. Наконец Женя, всё ещё в шали, несмотря на Алисину помощь справилась с замочком и раскрыла баульчик. Алиса даже не завизжала: настолько была потрясена.

– Мам, что это? Для чего оно?

– Это, – Эркин откашлялся, у него вдруг запершило в горле. – Это, мне сказали, для рукоделия. Ну шить, вышивать… Для девочки… Правильно?

– Господи, Эркин, ну конечно… Я о таком слышала, даже мечтала в детстве. Алиса, не хватай так. Это напёрсток, ой, и крючки для вязания, и челночок, Алиса, с иголками осторожней. Это ж не тряпочки, ой, даже узор нанесён. Вот вышьешь, и будет у тебя платочек нарядный. И ножницы, и тесьма… Алиса! Ты куда с ногами на стол?!

– Спасибо говорить! – Алиса встала на стол, оказавшись выше Эркина, и стала его целовать. В одну щёку, в другую и опять… – Вот, мама два раза, а я четыре, – при этом она самым бесцеремонным образом крутила ему голову.

– Эркин, сними её и шлёпни, – очень строго сказала Женя. – Разошлась совсем.

Эркин снял Алису со стола и поставил на пол, но шлёпнуть…

– Мам, он тебя тоже наполовину слушается, – заявила Алиса. – Как и я!

И тут же получила два шлепка от Жени.

– Вот и получи полностью!

– Ага, – согласилась Алиса. – Мам, а теперь дай мне его. Я его смотреть буду.

– Баульчик? Только аккуратно.

– Знаю, – кивнула Алиса, принимая на руки баульчик, и понесла его к своей табуретке, бросив через плечо: – Вы тут займитесь чем-нибудь, не мешайте мне.

– Ишь, раскомандовалась! – рассмеялась Женя. – Эркин, что с тобой?

Эркин сидел за столом и раскачивался, закрыв лицо скомканной рубашкой. Услышав Женю, он поднял на неё мокрые глаза и, опустив рубашку, с трудом выговорил:

– Я… смеяться тихо… отвык. Вот и пришлось…

– Представляю, – Женя пригладила ему взъерошенные волосы, поправила прядь на лбу. – Спасибо, Эркин. Такие подарки… дорогие, наверное.

– Нет, это не из заработка, – заторопился Эркин. – Что за работу заплатили и премию, я привёз. Вот.

Он протянул Жене тряпочный аккуратный свёрток.

– Здесь две тысячи, Женя.

– Сколько? – недоверчиво переспросила она.

– Две тысячи.

Она медлила, и он, небрежно сдвинув на угол стола свои вещи, при этом несколько рубашек и что-то из белья упало на пол, развернул свёрток и стал выкладывать перед Женей радужные кредитки.

– Вот, это четвертные, за работу, зарплата называется. Двести пятьдесят я ещё перед отъездом получил, тогда ещё отдал тебе, двести пятьдесят в Бифпите, когда пригнали бычков, и двести пятьдесят в имении под расчёт. У меня вычетов не было, вот, пятьсот. А сотенными – это премия, тысяча пятьсот за привес, я не понял, как это высчитывается, там проценты какие-то, но вот столько дали. Всего две тысячи. Правильно? И вот ещё, – он достал из куртки бумажник. – Вот, я там играл, в щелбаны, на спор держал. Призовые деньги, ну, что на олимпиаде давали, я все потратил, и ели мы, вот, осталось, двести семь ещё… Вот, Женя.

– Господи, Эркин, – Женя как-то недоверчиво рассматривала денежные россыпи, – это же сумасшедшие деньги! Я столько сразу даже не видела никогда, – она подняла голову и посмотрела на него, тёмного от загара и смущения, на его глаза… – Спасибо, Эркин, милый. Как же ты устал, наверное.

– Нет, нет, Женя. В Бифпите последняя неделя… ну, там работы уже не было почти. Так, с лошадьми только. А в имении три дня уже так, дурака валяли, а не работали.

– Ну, ты это только говоришь, – Женя медленно, очень аккуратно собрала четвертные и сотенные кредитки, сложила их пачкой.

– Возьми и эти, – он показал на мелкие кредитки из бумажника.

– Нет, – Женя строго покачала головой. – Ты же взрослый мужчина, ты не можешь ходить без денег. Тебе надо поесть, надо… ну, мало ли чего надо. Ты вот к Андрею пойдёшь… Нет, это оставь себе, – и улыбнулась. – На текущие расходы, – и, так как он медлил, не брал деньги, тихо сказала: – Я помню, отец маме всю зарплату отдавал, но у него всегда оставались… его деньги, для себя, понимаешь? Это – на хозяйство, вечером сядем и решим, как их тратить, а это… это твои. Понимаешь?

Эркин кивнул и взял деньги, сложил их в бумажник. Женя подошла к комоду, но пачка оказалась слишком толстой для шкатулки, пришлось взять тряпку, в которой их хранил Эркин, и так, тряпочным свёртком положить прямо в ящик.

– Вечером разберу.

– Да, – он спрятал бумажник, сгрёб свои вещи. – Пойду, разложу всё.

– Ой, кукуруза! – ахнула Женя и метнулась на кухню, но тут же вернулась, сняла шаль и бережно положила её на кровать. – Вот, пусть пока здесь.

Алиса, ничего вокруг не замечая, рассматривала свой баульчик, ведя оживлённую беседу с ним и с остальными игрушками. Эркин пошёл в кладовку и стал разбираться с вещами. Рубашки, трусы, носки, портянки… Рубашек много набирается, и ещё тенниска, штаны… это у него сколько выходит? На нём, старые и рабские, с ума сойти, носи не хочу. Носки длинные под сапоги. Так, полотенца, мыло. Кружка, миска, ложка… пусть в мешке лежат. Куртка рабская… На гвоздь её, пусть висит. Фляга… в мешок, комок тряпочный для шитья… туда же, жестянка с чаем…

– Женя, у меня чай вот остался, возьми.

– Поставь в шкаф, на полку, у меня руки мокрые, – Женя чистила картошку. – Может, ляжешь, поспишь ещё?

– Нет, что ты, – он улыбнулся, глядя на неё. – Совсем спать не хочу. Я в сарай пойду, посмотрю, что там.

Женя подняла на него глаза, улыбнулась. Он подошёл к ней, встал рядом, и она на мгновение положила голову к нему на плечо, прижалась щекой и тут же выпрямилась. Эркин успел коснуться губами её волос и с трудом заставил себя отойти и побежать вниз, привычным – сам удивился, что помнит – движением сдёрнув с гвоздя ключ от сарая.

На дороге

– Чего это у них, капитан?

– Посмотрим, – Старцев открыл дверцу и вышел из машины.

Вытирая руки ветошью, Джонатан смотрел на него с весёлым удивлением.

– Доброе утро, капитан. Рано встаёте.

– Доброе утро, Бредли. Вы тоже, смотрю, не залёживаетесь.

Фредди, бросив на них короткий взгляд, продолжал копаться в моторе. Шофёр подошёл к нему, посмотрел, и через мгновение они уже трудились вдвоём, объясняясь на русско-английской смеси жестов, ругательств и терминов.

– Когда люди заняты общим делом, – улыбнулся Старцев, – они всегда договорятся.

– Да, – Джонатан вытер руки и положил ветошь на подножку. – Я бы хотел поговорить с вами, капитан.

– Пожалуйста, – кивнул Старцев. – Есть проблемы?

– Да. Я нуждаюсь в юридической консультации.

– Я не юрист, – с искренним сожалением сказал Старцев, – но всё, что в моих силах… пожалуйста.

Они стояли между машинами. Фредди и сержант, дружно уткнув головы и плечи под крышку капота, чем-то звякали и громыхали. Старцев озабоченно оглядел дорогу.

– Загородили мы… Хотите горячего чая, Бредли? За чаем и поговорим.

– Благодарю.

Они сели в машину и Старцев отогнал её на обочину. Достал термос и пластиковые стаканчики.

– Держите. Сейчас бутерброды найду.

Чай вместо кофе и открытые бутерброды вместо сэндвичей не вызвали у Джонатана ни малейшего удивления. По крайней мере, внешне.

– Спасибо. Я не такой уж знаток чая, но… но мне нравится.

Старцев улыбнулся.

– На здоровье. Слушаю вас.

– Первая проблема. Меня интересуют законы о находках, кладах и тому подобном.

Старцев кивнул.

– Собственник земли является и собственником найденного на его земле и в земле. Если вы имеете в виду месторождения, жилы, самородки.

– Понятно. А клады?

– С кладом, по-моему, обстоит так же. Но… нет, знаете, я проверю, там есть нюансы. Не хочу давать информацию, в которой не уверен.

Джонатан кивнул, отхлебнул чаю. Капитан, похоже, тоже не спал ночью. Ну, у каждого своя игра.

– Со вторым сложнее, – рано он начинает этот разговор, надо было бы сначала самому поговорить с парнями, при такой передаче они Эркину, Эркин Фредди, Фредди ему, что-то несомненно выпало, но и упускать такой шанс тоже нельзя. – Несколько парней, капитан, хотят открыть массажное заведение. Насколько это реально?

– Массажное заведение?! – Старцев и не пытался скрыть удивления. – Они что же, знают это? Или собираются нанимать? Массажистов.

– Я ещё не говорил с ними, – честно признался Джонатан. – Но, насколько я знаю, они собираются работать сами.

– И они цветные, – улыбнулся Старцев. – Я прав?

Джонатан кивнул, и Старцев задумчиво продолжил:

– Что ж, это, конечно, реально. Проблема, как я понимаю, не в деньгах. Деньги даёте вы. Проблема… в документах, так? Ведь ни дипломов, ни патентов у них нет. И, как я догадываюсь, у них вообще из документов только полученные у нас справки. С ещё непросохшими чернилами.

– С вами легко говорить, – Джонатан допил чай и с улыбкой вернул стаканчик Старцеву. – Вы очень быстро всё понимаете. Всё так.

– Хозяином этого заведения будете числиться вы?

– Я ещё не говорил с ними, – повторил Джонатан. – Не знаю их условий. Но хотел бы… инвестором.

Старцев вдруг посмотрел на грузовик, улыбнулся и движением головы привлёк внимание Джонатана. Тот посмотрел и увидел. Крышка капота уже опущена, а Фредди и шофёр, сидя на подножке, пьют кофе из термоса с сэндвичами. Старцев смеялся негромко, но с таким искренним удовольствием, что Джонатан также рассмеялся.

– Есть шанс решить и эту проблему. Как вы знаете, многие бывшие рабы имеют специальность, но не имеют диплома. Мы открыли несколько центров, где желающие сдают нечто вроде экзаменов и получают свидетельства о наличии практических квалификационных навыков. На основании этого свидетельства можно получить патент на право самостоятельной деятельности. Всё хорошо, так? – Джонатан настороженно кивнул. – Кроме одной детали. Профессия массажиста не входит в номенклатуру центра. Для медиков и приравненных к ним предусмотрены совсем иные процедуры, – их глаза встретились, и Старцев улыбнулся. – Но, я думаю, шанс есть. И опять, но. Я должен…

– …с ними встретиться и поговорить, – понимающе закончил фразу Джонатан.

– Да. Разумеется, после вас.

– Конечно. И тогда уже к вам. Мы должны прийти вместе?

– Как хотите. А по первой проблеме… думаю, буду готов завтра.

– Хорошо. Как к вам пройти?

– Скажете часовому у входа, что ко мне. Он укажет мой кабинет. А обычно я в седьмом.

– И во сколько?

– Мы начинаем приём в девять. Вот с девяти и до часу.

– Отлично. Спасибо, капитан.

– Пока ещё не за что, – улыбнулся Старцев. – Скажите, Бредли, а почему вы так заинтересованы в этих парнях? Вас действительно так волнует помещение капитала?

– Мои друзья просили помочь им, – спокойно ответил Джонатан. – А благотворительностью я не занимаюсь.

– Но они, видимо, и не хотят… благотворительности, так?

– Скорее всего. Я не знаю ещё, насколько это серьёзно. Может, я и зря побеспокоил вас с этой проблемой.

– Может, – кивнул Старцев. – Но знаете, Бредли, даже если вы сочтёте это невыгодным, откажетесь от инвестирования, всё равно, пусть зайдут ко мне. Я хочу, чтобы они использовали свой шанс.

– Хорошо, – согласился Джонатан. – Я скажу им. Обязательно.

Они понимающе улыбнулись друг другу. Старцев убрал термос.

– Проблема послевоенного трудоустройства, – Старцев говорил, как бы про себя, – включает несколько компонентов, зачастую противоположных. Обилие рабочих рук и одновременно нехватка специалистов. Имеющиеся, доведённые до автоматизма, военные навыки не нужны, а нужные отсутствуют. Неквалифицированный труд, и, следовательно, люмпенизация таких работников. И неизбежное в этих условиях разрастание криминальной среды. Прибавьте к этому конфликты между воевавшими и остававшимися в тылу.

– Да, – кивнул Джонатан. – Возвращение пленных уже создаёт определённые проблемы. А… у вас?

– У нас проблем с возвращающимися из плена нет, – Старцев смотрел не на собеседника, а прямо перед собой, но тут повернулся к Джонатану. – Они все расстреляны. Вы ведь знаете, что Империя напоследок уничтожила все лагеря и всех узников, лагеря пленных в том числе.

Джонатан не отвёл глаз.

– Я слышал об этом.

– Часть… ликвидаторов была впоследствии уничтожена, часть… затаилась, прячутся. Они многое дадут, чтобы избавиться от возможных свидетелей.

– А свидетели… есть?

Старцев смотрел ему прямо в глаза.

– Нет деяния без свидетелей. К сожалению, или к счастью, но это так.

– Резонно, – кивнул Джонатан. – Но свидетель, да ещё нежелательный…

– Вы правы, Бредли. Закон, что молчит только мёртвый, а лучший тайник – это костёр, соблюдается всеми преступниками. Особенно, если они уже знают, что проиграли. Один… из ликвидаторов, кстати, в немалых чинах, считал, что ими была допущена только одна ошибка. Они не сожгли трупы. И пока живы ликвидаторы… Но они очень рассчитывают на то, что свидетелей нет. Появление свидетеля приводит их, – Старцев усмехнулся, – в шоковое состояние. Когда бегут куда глаза глядят и ищут защиты у кого попало.

Джонатан кивнул. Вот, значит, что с Брауном, ну да, он же… ах, чёрт, значит, увидев Эндрю… узнал… нет, чёрт, нельзя об этом сейчас…

Старцев, глядя в сторону, позволил Джонатану привести в порядок мысли и лицо.

– Спасибо, – Джонатан сумел справиться с голосом. – Спасибо, капитан.

– Не стоит благодарности, – улыбнулся Старцев. – Эта информация не секретна. И к тому же даже не информация, а так… рассуждения.

Джонатан кивнул.

– Ну что ж, – Старцев с улыбкой поглядел на Фредди и шофёра. – Кажется, они уже устали нас ждать.

– Да, – ответно улыбнулся Джонатан. – Завтра с утра я буду у вас.

– Удачи вам, Бредли.

– И вам удачи, капитан.

Они обменялись рукопожатием, и Джонатан вылез из машины. Фредди и шофёр закончили свою беседу, обменявшись на прощание сигаретными пачками, и шофёр побежал к машине, а Фредди поднялся в кабину грузовичка. Когда Джонатан сел рядом с ним, машина Старцева уже тронулась. Пропустив её вперёд, Фредди мягко включил мотор и не спеша, очень плавно стронул с места.

– И поломка бывает удачной, Джонни, так?

– Да, удачно получилось.

– Но, когда в следующий раз будешь что-то совершенствовать… позови меня.

– Две головы лучше?

– Наверное, – пожал плечами Фредди. – Если позвать ещё этого русского, то как раз две головы и получится.

– А себя ты не считаешь? – удивился Джонатан.

Фредди рассмеялся.

– Молодец, лендлорд. Ну, что ты вынул из капитана?

– Завтра с девяти до часу я получу информацию по обеим проблемам. И кажется, с ним можно играть честно.

– С властями играть честно – это проигрывать, Джонни.

– Играть надо наверняка. Но… но он действительно хочет помочь. И ничего не потребовал с меня за информацию.

– Он же даст её только завтра, – усмехнулся Фредди. – Завтра скажет и цену.

– Кое-что он дал уже сейчас. Браун узнал Эндрю и с перепугу побежал сдаваться.

– Фью-ю! – присвистнул Фредди. – Да, это уже ценно.

– Эндрю – нежелательный свидетель для всей недобитой сволочи из ведомства моего тёзки.

– Чёрт, – Фредди зло выплюнул окурок и тут же закурил следующую. – Об этом я не подумал. Но чтобы сейчас в Эндрю признать… это ж какой намётанный глаз надо иметь, Джонни, а? Что же он наболтал русским?

– Не знаю. И не спрашивал. Это трогать вообще опасно. Были расстреляны и все пленные. Трогать эту тему… это нарываться, Фредди.

– Да, чёрт. И что делать?

– Джексонвилл – тихий город, может, и обойдётся. До Рождества.

– А к Рождеству мы приедем, – кивнул Фредди. – Думаю, даже чуть раньше. Двадцатого…

– Да! – Джонатан порывисто повернулся к Фредди. – Двадцатого же годовщина освобождения, цветные начнут праздновать и…

– И непременно взорвётся раньше. Ты прав, Джонни. Но до декабря, я думаю, ничего не будет.

– Думаю, да, – Джонатан откинулся опять на спинку. – А как тебе русский шофёр?

– Толковый парень. Если б ещё язык знал…

– Как вы объяснились? Ты ж в русском…

– Хуже, чем он в английском, – ухмыльнулся Фредди. – Но мы поняли друг друга. Думаю, мы в Бифпите ещё встретимся.

– Завязываешь позиционные бои на русском фронте? Сначала девчонка из комендатуры, теперь шофёр…

– Пока готовлю позиции, Джонни. А бои… там посмотрим.

Джексонвилл

До обеда Эркин провозился в сарае. Женя успела израсходовать все заготовленные им тонкие поленья и лучинки. Значит, всё-таки он пробыл дольше, чем рассчитывал. Или она топила плиту чаще, или… а не всё ли равно? Сейчас-то… в момент наладит. Эркин заново наточил топор, перебрал инструменты и занялся дровами. Смотрят? Ну и пусть. Он снимает койку с работой. Всё путём. Везде так. В Бифпите, да и на перегоне он наслушался рассказов про то, как кто устроился с жильём. Койка с работой – неплохо, но бывает и получше. Вот так и вот так. Это сделано. Теперь… а смотри-ка, и солнце вроде вовсю, и топором машешь, а рубашку чего-то неохота снимать. Значит, и в самом деле осень началась.

Вышла во двор Алиса – Женя всё-таки оторвала её от баульчика и отправила гулять с наказом не подходить к Эркину, не разговаривать с ним и вообще помалкивать – покрутилась, краем глаза Эркин видел, что она вроде подошла к другим детям, но быстро ушла из круга, посидела на крыльце с куклой и убежала домой.

Он закончил работу, всё убрал, закрыл сарай и привычно, будто и не уезжал, глядя себе под ноги, пошёл к дому, поднялся по лестнице, открыл верхнюю дверь.

– Как раз вовремя, – Женя обернулась на стук двери. – Сейчас обедать будем.

Он хотел было сказать, что это ленч, но тут же вспомнил, что по-русски обедают днём. Он переобулся в кладовке, вымыл руки и прошёл в комнату.

Стол уже накрыт, Алиса сидит на месте и крутится, то и дело оглядываясь на свой баульчик, стоящий у табуретки с игрушками.

– Алиса, не вертись, – Женя разложила по тарелкам нарезанные кружочками и чуть присоленные огурцы. – И не руками. Вилка есть. Эркин, а кто вам готовил?

– Мы сами. На костре варили. Ну, а в Бифпите завтракали в гостинице, а остальное… где придётся. В номере запрещено готовить.

– Понятно. А что вы варили?

Он улыбнулся.

– Варево. Ну, вроде каши. Крупу зальём водой и на костре оставим. Потом мяса копчёного нарежем туда, ещё раз прогреем и всё. Лепёшки себе пекли. Кофе варили.

– Большое хозяйство, – засмеялась Женя. – Продукты вам как…?

– Продукты раз в неделю привозили. На перегоне Фредди покупал, кормовые деньги у старшего ковбоя. А котелки, кофейник, сковородку, решётку, ну, вообще всё… это нам выдали. Потом мы сдавали. У нас хорошо, ничего не пропало, не поломалось, вот и без вычетов обошлось.

– Ну, понятно. Алиса доедай. Сейчас я суп принесу.

Он дёрнулся помочь, но Женя быстро собрала тарелки, убежала с ними на кухню и вернулась с кастрюлей.

– Эркин, глубокие тарелки поставь. Алиса, осторожней. Суп овощной, – и рассмеялась, – но с мясом. Алиса не вылавливай, всё подряд ешь. Эркин, так вы три месяца одно это варево и ели? А овощи? Неужели и картошки не было?

– Нет, – он ел, чувствуя, как от горячего супа расходятся по телу тёплые волны. – Но мы… щавель собирали и варили. Ягоды…

– Ягоды варили? – изумилась Алиса.

– Заваривали. Заливали кипятком и пили, когда настоится. Малину, барбарис, – он невольно улыбнулся. – Потом вначале были такие маленькие ягоды. Красные. В траве на солнечном склоне. Листики маленькие с зазубринками, а цветы белые.

– Земляника, – догадалась Женя. – Ну, хорошо, а то летом и без зелени… Так и цингу заработать можно.

– Что? – не понял Эркин.

– Цинга. Болезнь такая. Зубы шатаются и выпадают. Это когда без солнца, без зелени…

Он невольно зябко передёрнул плечами, представив такое, но встретился глазами с Женей и улыбнулся.

– Тебе нравится? Вкусно?

– Да, Женя, очень. Никогда такого не ел.

– А в Бифпите? Вы там куда-то есть ходили?

– Да. Но там суп тоже… вроде варева. Вкусно, сытно. Но у тебя лучше.

– Спасибо, – рассмеялась Женя. – Я старалась. Алиса, сядь прямо.

– В Бифпите у нас два ужина было… нас угощали. Фредди ковбойским, а Джонатан королевским.

– Как интересно! Сейчас второе принесу. Эркин, ты тарелки захвати.

– Я лучше кастрюлю возьму, – встал он из-за стола.

– Не обожжёшься?

Это опасение так насмешило его, что он действительно чуть не обжёгся.

Овощное рагу оказалось просто смесью нарезанных и тушёных овощей. Похожее, только с сыром и ещё чем-то, было на «королевском» ужине.

– Тебе нравится? Положить ещё?

– Да, очень. Спасибо, Женя.

– Ну, так что это были за ужины?

– Ковбойский – это когда мы в Бифпит пришли. Пригнали стадо и поехали в гостиницу. «Белый лев» называется. Ну, вот вечером в номере и ужинали. Яичница, – Эркин показал, – вот, с мою ладонь толщиной.

– А такая бывает? – удивилась Алиса.

– Значит, бывает, – улыбнулась Женя. – Это ж сколько яиц ушло?

– Потом нам сказали, что сорок.

– Сорок яиц?! А вас сколько?

– Четверо.

– По десять яиц на человека?! С ума сойти! А сковорода же какая?

– Нормальная, – пожал он плечами. – Вот такая. И не просто яичница, а с беконом.

– Ага, знаю, – кивнула Женя. – А к яичнице что?

– Хлеб с маслом, – Эркин улыбался воспоминаниям. – Масло не мазали, а ста… срезали и клали на хлеб. Ещё кофе и яблочный пирог. Тоже вот по такому куску. И ещё коньяк был.

– Ого! Даже коньяк, – засмеялась Женя. – Обойдёшься компотом?

– Конечно, обойдусь, – подхватил он шутку.

Компот был ещё тёплым, сразу кислым и сладким. Он с наслаждением выпил и, поймав краем глаза строгое выражение лица Жени, взял ложечку и выбрал сладкую мякоть.

– Это яблоки. Я купила вчера.

– Очень вкусно. Знаешь, мы там один раз груш нарвали, дичка, – она с улыбкой понимающе кивнула, – и стали компот варить. Весь сахар извели, а он кислый-кислый. Еле выпили. Не выливать же, раз столько сахара ушло.

Женя рассмеялась и встала.

– Алиса, умойся и спать.

– Ага, – переполненная впечатлениями, переживаниями и обедом, Алиса, сонно моргая, слезла со стула и пошла в уборную.

Эркин с улыбкой снизу вверх смотрел на Женю.

– Так вкусно всё. Никогда такого не ел. Спасибо большое.

– На здоровье. Ты…

– Я в город сейчас. Схожу к Андрею. Ну, и на завтра договориться надо.

– Хорошо, – Женя поставила обратно на стол тарелки и подошла к комоду, порылась в вазочке, где хранила мелочь, и повернулась к нему. – Вот, возьми.

Эркин встал и подошёл к ней.

– Что это, Женя?

– Ключи. Я в Гатрингс ездила, заказала там. Это от калитки, это от нижней двери, а этот, жёлтый от верхней. Чтобы тебе не стучать и не ждать меня… Вот, держи.

Он нерешительно взял проволочное кольцо с тремя ключами, смутно ощущая, что это имеет второй, скрытый пока от него смысл.

Женя улыбнулась, сама сжала его ладонь с ключами в кулак и нарочито строго сказала:

– Смотри, не потеряй.

Он улыбнулся, показывая, что понял шутку.

– Я пойду, да?

– Иди, конечно.

Вернулась Алиса. Она явно спала на ходу, но, столкнувшись с Эркином, ухватилась за него.

– Не уходи. Мама, не пускай его.

– Я вернусь.

– Он вернётся, – Женя оторвала Алису от Эркина. – Ложись спать.

– Да-а, – Алиса открыла глаза и шмыгнула носом. – В тот раз он тоже обещал…

– Так он и вернулся, – Женя обняла её и стала раздевать. – Слишком много всего, устала, моя звёздочка. Иди, Эркин, я уложу её.

Он кивнул и вышел. Взял в кладовке джинсовую куртку, обулся. Пожалуй, все деньги брать с собой не стоит. Он достал бумажник. Справки… пусть лежат. А деньги… Две десятки и семь мелочью, а остальное… Он вынул их из бумажника, огляделся… Взял шейный платок, завернул в него деньги и подсунул под стопку рубашек. Всё равно здесь никто по-ковбойски не ходит. Ключи в другой внутренний карман и застегнуть. Ну, всё.

Когда он вышел из кладовки, Женя мыла посуду и улыбнулась, встретившись с ним глазами.

– Заснула.

– Я, наверное, в темноте уже приду.

– Конечно, – кивнула Женя. – А я тоже прилягу сейчас. Ты просто захлопни двери. И калитку.

– Хорошо.

Эркин ещё раз посмотрел на неё и вышел, плотно без стука прихлопывая за собой дверь.

На дороге

– Ну как, сержант, поговорили? – Старцев с интересом посмотрел на водителя.

– Поговорили, капитан. По-русски он, конечно, ни в зуб ногой, но, – водитель усмехнулся, – свой своего всегда поймёт. Дельный мужик. Рукастый и с головой.

– Понравился он тебе, значит?

– А чего ж нет, капитан? Война-то кончилась. Жить надо. А с таким… с таким дело иметь можно.

Старцев кивнул. Да, что Бредли, что Трейси умеют расположить к себе, избегают явных конфликтов… разумеется, в интересах дела, своего дела. Конечно, контракт Трейси – это просто бумага. Их отношения намного сложнее. Не исключено, что наедине ведущим становится Трейси, а Бредли у него ведомым. Но на людях… Лендлорд и его ковбой. Игрок и его телохранитель. А какова роль Бредли, когда Трейси – киллер? Посредник на переговорах? Мозговой центр? Не исключено. Но это настолько слаженная система, что парни не нужны. И не станет Бредли для… уголовных дел брать исполнителей со стороны. Они и сами со всем таким справятся. Но парни составляют свою систему. Такую же? Нет, там другие отношения, чем-то схожие, но другие. Итак, две пары. Шулер и киллер, спальник и лагерник. Интересно… Но парней в городе уже нет. Исчезли. Получили справки и… на следующий день их уже не видели. И ведь всё логично, всё обоснованно. Ладно. До Бифпита надо поспать. Бредли подкинул работёнку. Клады. Что он нашёл в своём имении, что ему понадобилось законодательство по кладам? Или он что-то из выигрышей хочет выдать за клад? Интересный ход. Он ведь интересуется камнями, а там… там возможны очень разные нюансы. И с парнями этими, массажистами… Наверняка спальники. Откуда у Бредли с ними связь? Через индейца? Другого варианта нет. На что рассчитывает Бредли? Зачем ему это нужно? «Мои друзья просили помочь им». Ладно, посмотрим, а пока – спать.

Джексонвилл

Джексонвилл субботним вечером немноголюден. Эркин шёл быстро, как-то заново оглядывая знакомые улицы. Да, после Бифпита… там цветных не то что больше, но держались те иначе. Здесь нарвёшься там, где в Бифпите и не посмотрели бы на такую мелочь. Ладно, завтра в Цветной пойдём, всё узнаем.

Подходя к дому Андрея, он замедлил шаг, но сверху раздался знакомый свист. Эркин поднял голову и увидел: Андрей латал крышу.

– Подваливай! – и призывный жест.

Эркин вошёл в сад и по лестнице поднялся к Андрею.

– Я знал, что придёшь, – Андрей говорил камерным шёпотом.

Эркин улыбнулся и кивнул.

– Ну, как у тебя? Нормально?

– Да. С дровами в сарае разобрался.

– Я тоже. Крышу вот попортило за лето, надо же сделать. Хоть и без работы снимаю, а всё-таки…

– Ну, понятно, – Эркин прижимал жестяной лист, пока Андрей закреплял его. – А то на тебя же и лить будет, – добавил он невинным тоном.

Андрей подозрительно посмотрел на него, но промолчал.

– Завтра в Цветной пойдём.

– Дело. Посмотрим, кто цел. Слушай, а бутылки мало будет.

– На халяву всегда мало. Посмотрим. Всех денег с собой не таскай.

– Ты что? – Андрей даже молоток опустил на мгновение. – Охренел? Или меня за фраера держишь?

– А язык подвязать не хочешь?

Андрей загнал очередной гвоздь, пристукнул его для верности и вздохнул.

– Это ты верно. Отвык я таиться.

– Я тоже, – невесело усмехнулся Эркин. – Я вот шёл к тебе… В Бифпите легче было.

Андрей кивнул и улыбнулся.

– Там мы временно были, вот и не напрягались. А здесь…

– Здесь надо наперёд думать, – закончил за него Эркин. – Этот край подбей.

– Ага. Надо будет гудрона достать, залить, а то всё равно потом течь даст.

Эркин пожал плечами. Здесь Андрей знает лучше. Молча они доделали крышу. Вышла хозяйка, посмотрела на них и, что-то тихо ворча, ушла в дом. Вернулась спустя несколько минут и поставила на стол в углу террасы кувшин с молоком, два стакана и тарелку с хлебом. И ушла, ворча уже чуть громче про оглоедов и охламонов.

– Во, – рассмеялся Андрей, – как начала вчера, так и не останавливается.

– Ну, так и ты… – усмехнулся Эркин.

– А что, конечно, ослабнуть заводу не даю, подкручиваю. Пошли, полопаем.

– Ага.

Они слезли с крыши, Андрей собрал в ящик инструменты и унёс его в дом, бросив через плечо:

– Садись, я мигом.

– А руки…?

– А! Вон висит.

Рукомойник – такой же, как у Жени – висел на столбе в другом углу террасы. И так же под ним ведро для грязной воды. Пока Эркин мыл руки, вернулся Андрей с новеньким, купленным в Бифпите полотенцем.

– Мыло, смотрю, тоже твоё лежит.

– А только я и пользуюсь. У неё свой умывальник на кухне. Я как пришёл, так и умылся сразу.

– И зимой так будешь?

– Зима здесь мягкая, не разорвёт его.

– Чего? – удивился Эркин, вытирая руки.

– Не знаешь? – удивился его удивлению Андрей. – Ладно, поедим и расскажу.

Они не спеша спокойно пили молоко, заедая его чёрным, «русским», как его назвал про себя Эркин, ноздреватым хлебом.

– Соскучился я по такому хлебу, ну, чёрному, – Андрей умудрялся говорить и есть одновременно. – Ну и, сгонял с утра на Мейн-стрит, знаешь, там от кондитерской через три налево, дом…

– Они что, тоже пристройку сделали?

– Нет, просто окошко сбоку. Постучишь, дашь деньги, и тебе, – Андрей невесело усмехнулся, – выкинут. Ну вот, когда мороз сильный, вода льдом делается, и льдом её больше. Если закрыто со всех сторон, разорвать может. Ну, тесно ей станет, понимаешь?

– Понимаю, но… не видел и не слышал даже.

– Слышать-то я слышал, – кивнул Андрей, – но… мне это ещё в школе рассказывали. Посмотрим. А то к себе в комнату заберу.

– У тебя комната своя?!

– Выгородка. Фанерка с дверкой. Тогда, помнишь, шухер пошёл. Я и сделал себе. На всякий случай. Ладно, крышу мы сделали. Давай дрова, что ли? А то она купила, так и лежат. Брёвнышки.

– Давай, – кивнул Эркин. – До темноты успеем?

– А то нет.

Они допили молоко, встали из-за стола, и Андрей повёл вокруг дома на задний двор, где возле сарая лежали толстые в человеческий рост брёвна. Козлы, пила и топоры были уже наготове.

– А не пришёл бы я? – Эркин снял куртку и закатал рукава ковбойки.

– А что? Могло и такое быть? – усмехнулся Андрей, укрепляя козлы, чтоб не шатались.

– Уел, – Эркин очень похоже передал интонацию Джонатана, так что Андрей засмеялся в голос, и засмеялся сам. – Ну, берись.

Они положили на козлы бревно, и Андрей завёл пилу.

– Пошёл?

– Пошёл, – кивнул Эркин, привычно берясь за ручку.

Бифпит

Возле Бифпита они опять поменялись местами. Как всегда, не останавливая машину.

– Высадишь меня на въезде, Джонни. И я пойду искать парней.

– Ты их знаешь?

– Эркин сказал, что они знают меня. Да и видел я их. В Мышеловке и на олимпиаде.

– Мне долго пришлось учиться различать негров в лицо. Смотри, Фредди…

– Смотрю, – кивнул Фредди. – Слишком большой банк, чтобы играть не глядя. Ты в «Приме»?

– Я оставил номер за собой. Дорого, но… надёжно.

– Угу. Стоп, Джонни. К Цветному здесь ближе. Поболтаюсь на границе. Думаю, меня окликнут.

Выйдя из машины, Фредди дал грузовичку скрыться за углом и не спеша, не совсем прогулочной, но и не деловой походкой пошёл в обход Цветного квартала. День солнечный, но уже чувствуется осень. Народу на улицах заметно меньше. Пастухи и ковбои, получив под расчёт и погуляв напоследок, покинули город, а оставшиеся стали как-то незаметнее. Да, хорошо придумал Старр с олимпиадой и балом. В три дня выплеснулось всё, что раньше тянулось неделю, а то и дольше. Спустили пар и всё. Ковбой, когда не в загуле и не при стаде, существо мирное и почти безобидное. Если его не трогают и не задевают.

Фредди почувствовал на спине чей-то взгляд и остановился, отворачиваясь от ветра и закуривая. И увидел их. Троих парней в чистых ковбойках и рабских штанах, аккуратно заправленных в рабские сапоги. Негр, мулат и трёхкровка. Да, те самые, что в Мышеловке и на олимпиаде… Сами не начнут, вежливые, черти. Ну, поехали.

– Поговорим, парни?

Они переглянулись.

– Да, сэр, – ответил за всех мулат.

– Хорошо, – кивнул Фредди. – Где сядем, чтоб ни глаз, ни ушей лишних не было?

– Сюда, сэр, – предложил мулат. – Здесь не помешают.

В Бифпите можно найти что угодно. И тихое место для если не тайного, но очень конфиденциального разговора тоже. За отдельную плату. Фредди знал несколько таких мест, но предоставил инициативу парням. И не ошибся. Они тоже готовились к разговору.

Задняя комната одного из множества питейных заведений Бифпита с отдельным входом. Незнающий не зайдёт, а нежелательный не выйдет. Стол со стульями, окна если и есть, то всегда плотно занавешены, лампа на столе или под потолком и всё. А больше ничего и не надо.

Они расселись, и Фредди положил на стол пачку сигарет, предлагая закурить. Парни вежливо отказались. Секундная пауза, как всегда в начале серьёзного разговора. Фредди ждал.

– Певун говорил с вами, сэр? – начал мулат.

– Говорил, – кивнул Фредди. – Но я хочу выслушать вас. Что вы скажете.

Они снова переглянулись. Фредди невозмутимо ждал. До сих пор говорил мулат, но сейчас слово взял самый старший из них, негр.

– Сэр, мы хотим открыть своё дело. Делать массаж людям. За деньги. И жить на это. Это возможно, сэр?

– Возможно, – кивнул Фредди.

– Но у нас нет денег, сэр. Мы, все трое, получили под расчёт за выпас и перегон. Мы можем на них прожить…

– До Рождества, если покупать только еду, – тихо сказал трёхкровка.

– Да, но, чтобы начать дело, этого мало, – кивнул мулат. – Мы стали думать, сколько и чего нам надо…

– И вы просите денег, – очень серьёзно сказал Фредди.

– Мы выплатим, сэр, – быстро ответил трёхкровка, – постепенно, не сразу, но мы всё выплатим.

– Не всё так просто, парень, – покачал головой Фредди. – Дело вы задумали стоящее, сразу говорю. Но сделать его непросто. Нужен патент, разрешение. А для этого нужен диплом. Знаете, что это?

Они переглянулись и угрюмо помотали головами.

– Это официальный документ, что вы знаете и умеете, – объяснил Фредди.

– Значит, что, грузчиками на бойню? – спросил трёхкровка. – Откуда мы такую бумагу возьмём?

– Не спеши, – Фредди усмехнулся. – Слышал я такую фразу. Не умирай до расстрела. Понял?

Трёхкровка нехотя улыбнулся.

– Ну вот, один я такое дело не вытяну. Поэтому, если хотите, надо поговорить с Джонатаном Бредли. Вы его знаете?

– Да, – кивнул негр. – Это… ваш лендлорд. Хорошо, сэр. Он… он согласен помочь нам?

– Он будет говорить с вами. А насчёт согласия… сумеете его убедить, что на вас можно рассчитывать…

– Что для этого нужно, сэр? Чтобы он поверил нам.

Фредди незаметно усмехнулся. Что ж, парни должны понравиться Джонни. Но надо предупредить их заранее.

– Так просто денег никто не даст. Если я даю деньги, я рассчитываю, что мне будет от этого какая-то выгода. Понятно? – он подождал их кивков и продолжил: – В этом нет ничего обидного, это общее правило.

– Мы знаем, – вздохнул мулат.

– Значит, сэр, мы должны доказать, что от нас, от нашего дела будет выгода, так? – спросил негр.

– Так, – кивнул Фредди. – Все вопросы с дипломом и патентом надо решать в комендатуре. Чтобы идти туда и просить за вас, мы должны быть уверены… что не фуфло это, не болтовня, а дело. Так что, парни, хотите довести дело до конца – готовьтесь. И Бредли, и в комендатуре, и… не знаю, что ещё понадобится, но вам придётся объяснять и доказывать. Не хотите… ну, будем считать, что разговора не было.

– Из игры с полкруга не выходят, – резко сказал трёхкровка.

– Не спеши, – остановил его Фредди. – Думайте, решайте, как это у вас устроено будет, что для этого нужно…

– Когда мы сможем поговорить с… мистером Бредли, сэр? – спросил негр.

Фредди поглядел на часы, мысленно прикинул их день.

– Сегодня часов в пять. Устроит?

– Да, сэр. Мистер Бредли сможет прийти сюда?

– Да.

– Спасибо, сэр, – негр встал, показывая окончание разговора. За ним поднялись остальные. – Мы будем здесь в пять часов, сэр.

Обменявшись вежливыми кивками, все вышли.

Фредди ушёл первым, не оглядываясь. Незачем. Кто из них и как расплачивается с хозяином комнаты и договаривается на пять часов… это их проблема. В разговоре заинтересованы они, им и обеспечивать место для беседы. Так, теперь в «Приму», немного поспать. Джонни пока занят своим. В пять с парнями и вечером как обычно. Ну а ночь… по заведённому порядку. В комендатуру завтра. Джонни здорово рассчитывает на капитана. Ну что ж… Капитан, похоже, не из тех, что виляют и пакостят исподтишка.

Джексонвилл

Хорошо, когда инструмент подогнан по руке. И вообще… сделан. Сэмми за инструментом совсем не следит. А у Андрея что пила, что топор, что колун… да за что ни возьмись… в порядке. Легко работать. Попилили, покололи, сложили, снова пилим.

– Купила дрова, называется, – ворчал на суковатое бревно Андрей. – Говорил ей. Берёза дорогая, да жаркая, хоть не зазря уродуешься. А тут… И мороки столько, и толку… Как специально суковатых набрала. Да за такую работу…

– Ну и купил бы сам.

– Ни хрена! – шёпотом возмутился Андрей. – Я деньги даю, а остальное – не моя забота, а её печаль.

– Колоть-то тебе приходится, – усмехнулся Эркин.

– Поязви мне тут! Ещё раз такие купит – пусть со стороны нанимает. Но чтоб со своим инструментом приходили.

– Инструмент – великое дело, – согласился Эркин.

– Понял наконец. Ну, ещё три бревна и всё.

– За один заход сделаем.

– Ну не до темноты же возиться.

Они по привычке говорили камерным шёпотом. И зная, что подслушать их невозможно, говорили по-русски. Свободно, практически не затрудняясь в подборе слов.

В сумерках они закончили и уже убирали козлы и инструмент в сарай, когда опять появилась хозяйка Андрея.

– Вам что, приглашение по почте посылать нужно?! Или последние мозги из вас выбило?!

– И чего разоралась? – спокойно спросил Андрей, незаметно подмигивая Эркину.

– А то тебе повылазило, что темно уже?! Я стараюсь, кручусь, а он ещё зубы скалит! Лопать идите сей же секунд, пока сковороду на тебя не вывернула!

– Я крышу в другой раз твоим языком перекрывать буду. Аж в два слоя получится.

– Чтоб ты свой поганый язык откусил и подавился им!

Эркин с трудом сохранял безучастное выражение лица. Под эту перебранку они вымыли руки и сели за стол на террасе. Большая сковородка жареной картошки на деревянном кружке, нарезанный толстыми ломтями хлеб… Они уже ели, когда старуха пришла опять и грохнула на стол чайник и две кружки.

– А заварку заначила? – спросил Андрей с набитым ртом.

– Чтоб тебе на голову, что ты другим желаешь! Лопай и заткнись. У меня не сто рук. Ухаживаешь за ним как за лордом каким, а он пасть свою раззявит и тебя же…

Не прерываясь ни на секунду, она принесла маленький чайник и тарелку с крупно нарезанным пирогом.

– Ишь, выпендрёжник, от кофе нос воротит, чай ему подавай как лорду, а был шпаной и есть шпана…

– А другой и близко к твоей халупе не подойдёт, – Андрей налил себе чаю.

– Да кто б ещё пустил тебя подзаборника… Душно ему на кухне вишь ли, тоже… принц Уэльский! – и она ушла, хлопнув дверью.

– Духота у неё в кухне страшенная, – пояснил Андрей Эркину, засовывая в рот полкуска пирога. – Как потеплело, я стол этот сбил и здесь ем. Говорил ей, давай, дескать, форточку сделаю, не кухня, а душегубка, – и камерным шёпотом: – Газовая камера, ну, газом там травили насмерть, – и опять в полный голос по-английски. – Так нет, холодно ей всё.

– Потому ты ангору и выбрал? – шёпотом спросил Эркин.

Андрей, покраснев, кивнул.

– Понравилось ей?

– Н-ну! Вон, – Андрей ухмыльнулся. – Пирог спекла. Ладно. Завтра в Цветной с утра?

– В самую рань не стоит. Дрыхнут ещё все. Давай как на День Матери.

– Дело, – кивнул Андрей.

Пока ели, стало совсем темно. Эркин встал из-за стола, застегнул куртку. И совсем тихо, так что Андрей еле расслышал, сказал:

– Мои тоже понравились. И шаль, и баульчик.

Андрей молча мягко хлопнул его по плечу.

– Ну, бывай.

– До завтра, – кивнул Андрей. – Бывай.

Бифпит

Когда без трёх минут пять Фредди и Джонатан подошли к условленному месту, их встретил трёхкровка, поздоровался кивком и провёл в ту же комнату. Негр и мулат были уже там.

Джонатан остался верен себе и начал с представления:

– Джонатан Бредли, лендлорд.

И Фредди невольно про себя восхитился тому, насколько естественно, без натуги было сказано. И ответ парней поразил его такой же естественностью, этим умением мгновенно подстраиваться под собеседника:

– Роберт Слайдер.

– Метьюз Слайдер.

– Найджел Слайдер.

Они представились по старшинству, и негр по праву старшего повёл разговор:

– Добрый вечер, сэр. Благодарим за честь, оказанную нам вашим согласием на беседу.

«И куда ты, ковбой, к лордам лезешь?» – сказал себе Фредди, усаживаясь рядом с Джонатаном. Взгляд Джонатана заставил его представиться полностью:

– Фредерик Трейси.

– Я слушаю вас, – благожелательно улыбнулся Джонатан.

– Сэр, вам, наверное, известно, что мы, трое, хотим начать своё дело. Массажное заведение. Мы все умеем это. Нам нужна ссуда и некоторая организационная помощь.

Сохраняя на лице вежливо-внимательное выражение, Джонатан под столом восторженно подтолкнул Фредди и получил такой же незаметный ответный пинок, а негр продолжал:

– Мы позволили себе обратиться к вам за помощью, потому что знаем о вашей добросовестности и надёжности в делах. И мы рассчитываем на вашу помощь и добрые советы. Со своей стороны, мы обещаем, что вся ссуда будет вам выплачена в разумные сроки и с определённой нашим договором прибылью.

Если речь и была срепетирована и придумана совместно, то говорилась она с такой естественной непринуждённостью, будто парень всю свою жизнь вёл подобные переговоры. Впечатление, правда, несколько портили выступившие на лбу капли пота.

– Благодарю за столь лестный отзыв, – начал ответную речь Джонатан. – Но представляете ли вы размеры ссуды и всю сложность организационного периода? Я верю, что вы хорошие массажисты, но собственное дело требует от человека полной самоотдачи. Существуют различные места, где требуются массажисты, это спортивные центры и клубы, госпитали… Работа массажиста хорошо оплачивается. Вы можете зарабатывать большие деньги, не связываясь со всеми проблемами самостоятельного дела.

Негр вежливо кивнул. Мулат и трёхкровка сидели рядом, не вмешиваясь, но слушая очень внимательно, и явно готовые в любой момент прийти на помощь своему старшему… судя по общей фамилии, брату.

– Да, сэр, вы, разумеется, правы.

Негр смотрел прямо в глаза, не опуская ресниц, длинных и пушистых как… как у остальных, как у Эркина – успел подумать Джонатан.

– Мы обсуждали этот… эту возможность. Но, сэр, мы хотим работать не на кого-то, а на себя. Мы не хотим зависеть от хозяина… от нанимателя, от его желаний и его соображений. Мы потому и обратились к вам, что сознаём всю сложность задуманного дела.

– Я должен быть уверен, что вы не бросите дело на полдороге, что я получу обратно свои деньги. И прибыль.

– Вы можете быть уверены, сэр, – негр позволил себе еле заметно улыбнуться. – Мы привыкли любое дело доводить до конца.

Все улыбнулись, показывая, что поняли тактично намеченную шутку.

– Хорошо, – кивнул Джонатан. – Уверены ли вы, что дело будет доходно, что у вас будут клиенты?

– Сэр, те, кому мы делали массаж, остались довольны, – вступил в разговор мулат. – И хотели повторения.

– У вас уже были… клиенты? – удивился Джонатан.

– Да, сэр, – мулат взглядом спросил разрешения у негра и, когда тот кивнул, продолжил: – Это наш старший ковбой. Он очень… страдал. От радикулита. Потому и пил. Мы как-то сделали ему массаж. Ему помогло, сэр.

– И он бросил пить? – улыбнулся Джонатан.

– Нет, сэр, – не выдержал трёхкровка. – Теперь он пил от радости, что ничего не болит.

Фредди с удовольствием расхохотался. Засмеялись и остальные.

– Если массажем можно снимать радикулит, – стал серьёзным Фредди, – то вы правы, клиентура у вас будет. Все ковбои ваши.

– Мы рассчитываем и на это, сэр, – снова заговорил негр.

– Хорошо, мы согласны, – кивнул Джонатан. – С чего вы думаете начать? С ссуды?

Они быстро переглянулись, и негр медленно покачал головой.

– Нет, сэр. Нам… мы узнали, что нужно разрешение на такую работу. Диплом и патент, так? – Джонатан и Фредди кивнули. – Пока нет этих документов, деньги не нужны, сэр.

– Вы правы, – Джонатан радостно улыбнулся. – Начинать надо с этого. А как думаете дальше?

– Если у нас будут… – и тут же поправил себя, – Когда у нас будут необходимые документы, надо будет выбрать город, купить или нанять там дом, оборудовать его…

– Стоп, – остановил его Джонатан. – Вы не хотите остаться здесь?

– Бифпит – маленький город, сэр, мы не наберём столько клиентов, а ковбои… они же приходят в город раз в год на две недели, ну, на месяц. За месяц мы не наработаем на весь год.

– Резонно, – кивнул Джонатан. – Я согласен с вами. Значит, начинаем с документов. Для этого надо обратиться в комендатуру. Сможете ли вы завтра подойти к комендатуре, скажем, в полдень? Я к этому времени наведу необходимые справки.

– Да, сэр.

– Спасибо, сэр.

– А о нашем соглашении будем говорить, когда решится вопрос с документами, так?

– Да, сэр, так.

Они одновременно встали, и Джонатан очень естественно протянул негру руку. Удивлённый взгляд, секундная заминка, и рукопожатие вышло естественным. Потом Джонатан обменялся рукопожатиями с остальными. За ним так же попрощался с парнями и Фредди.

Джонатан и Фредди ушли первыми: всё-таки нежелательно, чтобы их видели всех вместе. Когда они отошли достаточно далеко, Фредди усмехнулся.

– Если бы переговоры о капитуляции, – кивнул Джонатан, – вёл этот парень, условия были бы куда легче.

– Легче для кого, Джонни?

– Ты прав. Ну что ж, на парней можно ставить. Завтра к капитану в одиннадцать. Часа на предварительный разговор хватит.

– Должно хватить, – кивнул Фредди.

Джексонвилл

Эркин шёл быстро, почти бежал. Обещал Жене, что ненадолго, а сам… Женя вчера так и не помылась, а вода, дрова… всё бросил, убежал. Но ведь не мог он не сходить к Андрею. За лето так привык, что Андрей всегда рядом… Кроссовки мягко стучали по земле. В сапогах так не побегаешь. Джексонвилл – не Бифпит, до утра не гуляет, если не соваться на Мейн-стрит и в богатые кварталы рядом, то тебя никто и не увидит. Ну, вот и поворот, калитка… Он осторожно тронул её ладонью. Заперто. Медленно Эркин расстегнул куртку и вынул из внутреннего кармана ключи, нашёл на ощупь нужный, вставил в скважину. Ключ повернулся с тихим щелчком. Эркин даже не услышал, а почувствовал его. Войдя, закрыл и запер калитку. Несколько шагов, и он у двери. И снова ищет ключ, нащупывает скважину, вставляет, открывает дверь… Он пришёл домой, это его дом, у него ключи от дома. Только сейчас до Эркина стало доходить то, что смутно ощутилось днём, когда Женя отдала ему ключи. Так же тщательно и тихо он запер за собой дверь и поднялся по лестнице. Верхняя дверь тоже закрыта. И снова, всё снова. Он вошёл в крохотную прихожую, запер за собой дверь и тщательно вытер ноги о расстеленную у двери тряпку.

– Эркин? – позвал его из кухни голос Жени.

– Да, – откликнулся он внезапно севшим голосом.

– Подожди в комнате, я сейчас.

Значит, она моется.

– Хорошо.

Эркин вошёл в комнату. На столе ровно горит лампа, окна занавешены… И тут на него обрушилась Алиса.

– Ага, вернулся! – она с размаху ткнулась в его ноги. – А мама на кухне. Мы тут спали-спали, а потом полдничали, а потом я гуляла, а тебя всё не было, а ты работал, да?

– Да, – кивнул он. – Работал.

Она потащила его за руку к своей табуретке.

Когда Женя вошла в комнату, закручивая в узел мокрые волосы, они изучали баульчик. Алиса показывала Эркину крючки, челночки, ножнички, тесьму, платочки с узорами… Эркин рассматривал всё это с таким живым интересом, что Женя умилилась, любуясь ими. Почувствовав на себе взгляд Жени, он поднял голову и обернулся к ней. Женя улыбнулась.

– Мыться будешь? Тогда иди, пока плита тёплая.

– Ну-у-у… – обиженно протянула Алиса. – А мы ещё не всё посмотрели.

– Потом, – утешила её Женя. – Сегодня не последний день.

– Ладно, – вздохнула Алиса. – А ты мне почитаешь?

– Почитаю, – кивнула Женя. – Эркин, иди мойся, и ужинать будем.

Он встал, осторожно, чтобы не задеть ненароком, перешагнул через рассыпанные на полу игрушки и пошёл на кухню.

Красный свет от плиты, корыто, ведро. Жаркий, наполненный паром и запахом мыла воздух. Он быстро разделся в кладовке. Рубашка, трусы, носки – всё в ведро с грязным и залить тёплой водой, да, взять полотенце, мочалку, мыло… ещё у Роулинга покупал, обмылок остался, ну, на сегодня ему хватит, в корыто тёплой воды и ещё в ковше, чтобы облиться потом. Ну вот… А, для головы ещё… ну, вот теперь всё. Он сел в корыто, намочил и намылил голову. Ух, хорошо как! Не сравнить с душем. Там просторно, конечно, а здесь зато…

– Давай солью тебе.

– Женя? Ты?

– А кто ж ещё!

Женины руки теребят, перебирают его волосы. Тёплая мыльная вода течёт по лицу, шее. Он, проморгавшись, открывает глаза.

– Ага, спасибо.

– Сиди. Я тебе спину потру.

Он упирается лбом в согнутые колени, чтобы ей было удобнее, и только покряхтывает. Мочалка – прав Андрей – совсем мягкая стала, надо бы новую.

– Ну вот, – Женя удовлетворённо выпрямляется, и он ждёт её обычной фразы, что вот теперь он по-настоящему краснокожий, но она молчит, и он поднимает на неё глаза с немым вопросом. Женя улыбается. – Тёрла, тёрла тебя, а ты всё коричневый.

– Это я загорел. На выпасе, ну, когда там без рубашки ходил.

Он мягко выдёргивает у неё из руки мочалку, намыливает заново и начинает растирать себе плечи и грудь. Обычно она уходила, а он вставал и домывался стоя, но сейчас Женя почему-то всё стоит рядом.

– Ты чего? Женя?

– Смотрю на тебя. Я так давно тебя не видела.

Эркин улыбается.

– Меня смотреть не пускаешь, а сама… – говорит он нарочито обиженным голосом и довольно ухмыляется, услышав её смех.

Женя шутливо шлёпнула его по шее и ушла. Эркин осторожно, чтобы не наплескать на пол, встал, растёр себе живот и ноги и облился из ковша чуть тёплой водой. Остыла, пока мылся. Он вышел из корыта, вытерся новеньким – ни разу ещё не брал – полотенцем и повесил его сохнуть на верёвку рядом с полотенцем Жени. Теперь аккуратно воду в лохань, корыто ополоснуть и на место, пол подтереть, а то всё-таки наплескал, размахался, как в душевой, а здесь осторожно надо. Ну вот, тряпку к плите и пусть сохнет, руки ещё разок ополоснуть у рукомойника и одеться. В кладовке он прямо на голое тело натянул свои старые рабские штаны, слежавшиеся за лето и пахнущие так, как пахнут старые чистые, но давно не надевавшиеся вещи. Повертел в руках тенниску. Маленькая какая-то стала. Ну-ка, попробуем. К его изумлению, она налезла, туго обтянув плечи и грудь. Ну… да, шлёпанцы. Он сложил джинсы. Завтра в них пойдёт. Рубашка, трусы, ну, у него теперь этого добра завались, есть что надеть.

Когда он вошёл в комнату, Женя читала Алисе и, увидев его, улыбнулась:

– Я уж думала, ты утонул там, нет и нет. Сейчас ужинать будем.

Она чмокнула Алису в щёку.

– Завтра с этого места и продолжим, – вскочила и закрутилась в так знакомом ему вихре множества одновременных дел.

И вот они уже сидят за столом. Дымится в чашках чай, влажно блестит тёплая варёная кукуруза, которую, к полному восторгу Алисы, едят руками, обгрызая початок и обмакивая его в подсоленное масло. Ровно, без копоти и треска, горит лампа, за плотно задёрнутыми шторами шумит в деревьях ночной ветер.

– Я боялась, она не налезет на тебя, села сильно.

– Это пока я не шевелюсь. Рукой махну – лопнет.

– Вот и будешь её дома носить. А зимой для тепла поддевать.

– У меня куртка тёплая.

Алиса занята выгрызанием на початке узора и только время от времени вскидывает на Эркина глаза, словно проверяет: не пропал ли он куда.

– Мне на зиму ничего не нужно, Женя. Одежды… на три года хватит.

– Ну, это ты хватил! – фыркает Женя. – На три года! Я ещё сапоги твои не смотрела. Выдержат они зиму?

– Выдержат, – кивает Эркин. – Сапоги, как и куртку, на три года дают, а это вторая зима будет.

– Как дают? – не поняла Женя.

– Ну, рабам. Это ж рабские сапоги.

– Вот и купишь себе нормальные ботинки, – сердито говорит Женя. – И пальто на зиму.

– Для работы куртка удобнее. И сапоги, – он глотает горячий чай, с наслаждением ощущая разливающееся по телу тепло. – Я себе в Бифпите столько всего накупил. Мне надолго хватит.

– А почему Бифпит? – влезает Алиса.

– Не знаю, – пожимает он плечами. – Называется так город.

– Смешно, – заявляет Алиса и утыкается лицом в чашку за что тут же получает от Жени шлепок между лопатками. – Мам, а конфеты? Я утром ещё их видела.

Женя смеётся и достаёт три «ковбойских» конфеты.

– Ковбойские конфеты, – улыбается Эркин.

– Их ковбои делают? – изумляется Алиса.

Эркин не выдерживает и смеётся.

– Нет, ковбои их любят, – смеётся Женя. – Так, Эркин?

– Да, – кивает он. – Это мы себе там покупали и вот… остались.

Алиса гоняла во рту конфету, стуча ею о зубы.

– Не грызи, а соси, – улыбнулась Женя. – Дольше хватит.

Эркин на секунду замер, едва не поперхнувшись чаем. Но… но это же совсем другие слова. И голос. И… и всё, всё другое.

– Алиса, допивай.

– У меня ещё конфета не кончилась, – возразила Алиса.

Женя вздохнула.

– Опять ведь за столом заснёшь.

– Ага-а, – врастяжку согласилась Алиса.

– Ладно, сиди уж, – Женя встала, собирая посуду. – Сейчас с деньгами разбираться будем.

Эркин дёрнулся было встать, но Женя качнула головой, и он остался сидеть, положив руки на стол. Не усталость, нет, не мог он устать от такой работы, что ему пару часов помахать топором, нет, что-то другое не давало ему шевелиться. Какое-то глубокое спокойствие, почти оцепенение охватило его. Он ничего не хотел. Вот так сидеть и слушать ветер за окнами и позвякивание посуды на кухне, и смотреть на Алису, что никак не может доесть конфету, потому что то и дело достаёт её изо рта, смотрит на свет и засовывает обратно.

В комнату вернулась Женя, на ходу вытирая руки полотенцем.

– А-ли-са!

Алиса посмотрела на неё снизу вверх, вздохнула, слезла со стула и, недовольно сопя, поплелась на кухню. Но с полдороги вернулась, вытащила изо рта конфету и протянула её Жене.

– На, – и со вздохом: – Утром доем.

Женя улыбаясь кивнула, завернула остаток в фантик и положила на стол.

– Хорошо, пусть лежит до утра.

Эркин улыбнулся, но позы не изменил и сидел так, пока Женя укладывала Алису. Но вот Алиса уже в постели, укрыта одеялом, Женя поцеловала её в щёку со словами: «Спи, маленькая», – и вернулась к столу, посмотрела на Эркина.

– Устал? Налить ещё чаю?

Он покачал головой.

– Нет, просто… – Эркин смущённо улыбнулся. – Просто так хорошо, что шевелиться неохота. Бывает так?

– Бывает, – кивнула Женя и пригладила ему влажно торчащие на макушке пряди. Он поймал её руку, прижал к себе, поцеловал в ладонь. – Ох, Эркин, как я ждала тебя. Как я боялась за тебя.

Он снизу вверх смотрел на неё. Женя наклонилась, поцеловала его в щёку рядом со шрамом и нарочито строго спросила:

– Мы делом займёмся?

– Давай, – Эркин обхватил её обеими руками и посадил к себе на колени.

– Эркин, надо с деньгами разобраться.

– Ах, это-о! – он изобразил разочарование и разжал объятия.

Женя тихо рассмеялась и встала. Выложила на стол свёрток с деньгами, поставила шкатулку.

– Вот, смотри, – и тут же рассмеялась. – Нет, я даже не знаю, чего с такой кучей денег делать.

– Я тоже, – улыбнулся Эркин.

– Ну ладно, – Женя села за стол и развернула свёрток. – Давай так… – и задумалась.

Эркин терпеливо ждал. Женя тряхнула головой и решительно взялась за пачки купюр.

– Я всегда сразу откладываю на квартиру. А если уплатить заранее до Рождества? Чтоб об этом уже не думать и свободно тратить остальное. А до Рождества – это… за сентябрь я оплатила. Октябрь, ноябрь, декабрь. Три месяца. Это… нет, отложим побольше, вдруг он опять поднимет плату.

– Он – это кто?

– Хозяин, – Женя оторвалась от денег и посмотрела на него. – Я же только снимаю. Эту квартиру и сарай. И плачу больше всех во дворе.

– Почему? У них дома, у тебя квартира, так?

– Так, – Женя вздохнула. – Из-за Алисы. Она же незаконная и «недоказанная», да и я к тому же «условная». Хорошо ещё, что пустили.

Эркин как от удара перехватил ртом воздух. А Женя продолжала раскладывать деньги. На дрова, на керосин, на еду. И такая большая, такая толстая пачка таяла, рассыпалась на маленькие. И что же… ничего не останется?! Женя подняла на него глаза и улыбнулась.

– Ты что, Эркин?

Он кивком показал на деньги.

– Дрова, еда, керосин, квартира… И больше ничего?

– Кабы не есть, так в золоте ходили бы, – вздохнула Женя и строго добавила: – На еде не экономят. Понимаешь, Эркин, получается, что на всё это у нас деньги есть. И что это значит? – она улыбнулась.

– Что? – подыграл он.

– Что заработок можно спокойно тратить. Покупать вещи, из еды что повкуснее.

Эркин кивнул и медленно, словно пробуя слова на вкус, сказал:

– Я думал, ты купишь чего-нибудь себе. И Алисе. Я думал, это, – он кивком показал на деньги, – много.

– Конечно, много, – сразу поняла его Женя. – И вот теперь до самого Рождества я всю зарплату могу тратить. На жизнь-то деньги есть.

Он неуверенно кивнул.

– А… до Рождества долго?

– Столько, сколько ты был на заработках, и ещё две недели.

Эркин улыбнулся.

– Теперь понял. Действительно здорово. Женя, я работать буду, на еду хватит. Ты сразу себе купи. И Алисе.

Женя вздохнула.

– Хорошо бы. Но… посмотрим. Для начала я за квартиру заплачу. И дрова куплю.

– Бери не пиленные. Так дешевле, а мы с Андреем всё сделаем.

– Хорошо, – кивнула Женя. – И смотри. Это то, что осталось. Что уже можно тратить.

Эркин смерил взглядом стопку кредиток и вздохнул.

– Мало.

– Это же сотенные, – улыбнулась Женя. – Почти тысяча. Вот увидишь, как теперь всё будет.

Она, как всегда, аккуратно обернула пачки бумажными ленточками с надписями и убрала часть в шкатулку, а часть в комод.

– Вот видишь сколько. Даже в шкатулку не влезает, – Женя подошла к нему, и Эркин сразу встал.

Женя обняла его, прижалась и тут же не то, что отстранилась, а просто встала рядом, положив руки ему на плечи и очень мягко, очень плавно погладила. Эркин наклонился и поцеловал её в щёку. Она сама подставила губы, но тут же отвернулась и прижалась щекой к его груди. Эркин обнимал её, не понимая и не желая ничего понимать. Женя плакала. А он не знал, что делать. Она плакала тихо, даже не вздрагивая, и только тенниска на его груди намокала от её слёз.

Наконец Женя успокоилась и снова подняла к нему мокрое, но уже улыбающееся лицо.

– Ох, Эркин, как же я… как же ты… – она запуталась и засмеялась.

– Я не понял, – признался он.

– И не надо, – рассмеялась Женя. – Поздно уже.

– Ты устала? – спохватился он. – Женя, да?

– Немного, – она смущённо улыбнулась. – И тебе надо поспать как следует.

– Да, – бездумно согласился он.

И всё решив, они никак не могли оторваться друг от друга. Стояли обнявшись, словно боялись упасть без этой поддержки.