Читать книгу Петровна - Татьяна Охитина - Страница 2

1

Петровна открыла глаза, пытаясь сфокусировать взгляд… Вскоре ей это удалось. Понять, где она находится, оказалось сложнее.

Помещение было маленьким, темным и запущенным. На исчерченном мелом полу горели свечи, по углам залегли глубокие тени. Кроме свечей и какой-то книжки, лежащей неподалеку, больше ничего и не было. Поодаль, вжавшись в стену, сидел тощий замызганный мальчишка лет двенадцати и смотрел на Петровну выпученными от страха глазами. Сама Петровна лежала на полу посередине комнаты, тележка громоздилась поблизости. Паршивое колесо все-таки отлетело и нагло валялось перед самым носом. «А чтоб вас всех…», – мысленно ругнулась Петровна и хрипло произнесла: «Где я? – мальчишка не ответил, вид у него стал еще более перепуганный. – Эй, мальчик, ты так и будешь там сидеть? – Петровна попыталась подняться. – Может поможешь бабушке? – Тот вздрогнул, но с места не сдвинулся. – А ну иди сюда, паршивец! – рявкнула Петровна, вспомнив годы работы в детском саду нянечкой. И добавила: – Живо!»

Прием подействовал безотказно, мальчишку словно подбросило. Он бросился к ней… но в нескольких шагах остановился, переминаясь с ноги на ногу. Петровна уже и руку протянула, но тщетно – мальчишка мялся, жался, а ближе не подходил. Поняв, что помощи не дождаться, Петровна, кряхтя, принялась подниматься самостоятельно. Радуясь тому, что вместо юбки надела бриджи – сверкать трусами было бы не к лицу.

Когда она поднялась, темно синие в цветочек бриджи оказались измазаны мелом. Зато пестрая майка отлично скрывала грязь, хоть какая-то радость. Отряхнувшись насколько возможно, Петровна подобрала отвалившееся колесо и сунула его в карман. Завязки у сумки не подвели – все овощи остались на месте. Подхватив колченогую таратайку, Петровна двинулась к мальчишке.

Тот побледнел, попятился, но быстро уперся в стену и, взвизгнув, сполз вниз, сжавшись в комок.

– Да что с тобой? – Петровна растерялась. А затем, оставив тележку, подошла ближе и присела на корточки, легонько тронув его за плечо. – Ты чего это, а? Не бойся, не съем, – в ответ на ее слова мальчишка вздрогнул и тут же обмяк, потеряв сознание. – Приехали, – произнесла Петровна, глядя на бездыханное тело. – И что теперь делать? – Незнакомое место, подозрительная комната и полуживой ребенок – в такую ситуацию она еще не попадала. Петровна встала и огляделась повнимательней. В углу обнаружилась дверь, к сожалению, запертая. Окон не было. Свечи догорали…

Петровна снова опустилась на корточки и стала приводить мальчишку в чувство. После четвертой пощечины тот наконец открыл глаза, мутным взором уставился на Петровну и прошептал: «бабуля». После чего попытался отползти, но ему не дали – встряхнули, посадили, привалив к стене и учинили допрос.

* * *

Поняв, что сжирать его заживо никто не собирается, Алмус немного успокоился – возможно, ему все-таки повезло, и существо, которое он извлек из чужого мира, это не беталисса. Несмотря на двойку по морфологии, он точно помнил, что беталиссы к разговорам не склонны, разве что после обеда и с сородичами. Он помнил, что захватил арканом только одно существо, и при нем оно ничего не ело. «А вдруг штуковина, которую она притащила с собой – это метаморф, сейчас он разинет пасть, и они с «бабулей» меня сожрут?»

«Бабуля» и впрямь потянулась к своему мешку, дернула за веревочку и запустила руку в раскрытую пасть.

Алмус издал вопль ужаса, снова попытался отключиться, но ему не позволили, крепко тряхнув за плечо.

* * *

«Совсем плох, – подумала Петровна, запуская руку в сумку. – Может, его голодом морили? Вон какой тощий». И принялась выискивать под овощами пакет с бутербродами. Что в овощах толку, одна вода. Достав заветный сверток, развязала пакет и, отлепив кусок хлеба с маслом и сыром, протянула мальчишке. «На-ка, пожуй».

Взгляд у мальчишки сделался дикий. Переводя его с бутерброда на Петровну и обратно, он слабо пискнул и робко протянул руку к подношению. Взял, понюхал, а затем осторожно откусил.

«Ешь, не бойся. Не отравлено».

Мальчишка поперхнулся.

«Бедняга, – с жалостью подумала Петровна, хлопая его по спине, – беспризорник, наверное. Сирота. Ни кола ни двора, спит под забором, питается на помойках». Сама Петровна с подобным не сталкивалась, зато одна из детсадовских нянечек, которая прежде работала в детском приемнике, много успела порассказать. Тогда Петровну ее рассказы не трогали, мало ли у кого какая жизнь, но сейчас, когда один из бедняг сидел перед нею, стало не по себе. Захотелось отдать ему и второй бутерброд, но включился здравый смысл, и весь стратегический запас Петровна решила не разбазаривать.

Мальчишке и одного бутерброда хватило – откусывая осторожно, по чуть-чуть, он съел его и немного успокоился.

– Ну что, – произнесла Петровна, – давай, рассказывай, кто ты такой, что это за место, и как я здесь оказалась, – парень смотрел настороженно, не горя желанием отвечать. – Ладно, – решилась Петровна, – расскажешь – и я угощу тебя помидоркой. Она извлекла из сумки сочный мясистый плод, нарочно выбрав самый крупный. Мальчишка отпрянул, на лице отразился ужас.

– Расскажу! Я все расскажу! – воскликнул он, не сводя взгляда с помидора.

* * *

Это был конец! Уж лучше бы это оказалась беталисса, они сжирают своих жертв сразу. А вот гортеры любят поедать по частям, оставляя в живых на долгие месяцы. Для этого у них есть помощники-симбионты, которых они таскают с собой и скармливают тем, кого хотят съесть. Картинка из учебника с красным шарообразным симбионтом и раздутым телом жертвы тут же возникла перед глазами Алмуса. У «бабули» симбионтов был целый мешок. О, небеса, притащить в свой мир гортера – большее несчастье трудно вообразить! Алмус не знал, кого жалеть больше – себя или других людей, которые даже не догадываются, что скоро им всем придет конец.

– Ну? – произнесла «бабуля»-гортер. – Я жду.

Красный шарик по-прежнему находился в ее руке, и Алмус прилип к нему взглядом, не в силах вымолвить ни слова.

Бабуля вздохнула и… впилась в симбионта зубами, откусила, брызнув алым соком себе на подбородок, и принялась жевать. Сочно, с удовольствием.

Этого разум Алмуса вынести не смог и снова отключился.

* * *

«Да что же такое с этим мальчишкой? – в сердцах подумала Петровна. Она доела помидор и, вытерев руки о бриджи (все-равно грязные), принялась приводить беднягу в чувство. – Это ж надо, так уморить ребенка, что он все время в обморок падает!»

Когда мальчишка открыл глаза, она, решив больше его не мучить, протянула ему помидорку. Тот взвыл и отдернулся, впечатав затылок в стену. Раздался глухой удар, и парень снова обмяк.

Нет, это ни в какие ворота не лезло! Петровна решила оставить мальца в покое. Она встала, еще раз обошла комнату, подергала дверь… И тут ей в голову пришла интересная догадка. Подойдя к лежащему без чувств парнишке, она проверила его карманы. В кармане куртки удалось найти только огрызок бумаги с какими-то каракулями. Зато в кармане штанов обнаружился ключ от входной двери.

Приоткрыв ее, Петровна выглянула наружу.

За дверью оказалась лестница с вытертыми от времени ступенями, которая вела наверх. И оттуда, сверху, шел свет.

Стараясь не шуметь, Петровна ступила на лестницу. Ступени скрипели, подниматься тихо оказалось непросто, но она старалась. Наверх она вылезла, дыша так, словно с полными сумками до автобуса пробежалась. Подождав, пока перестанет шуметь в ушах, она на цыпочках подошла к приоткрытой двери и прислушалась – снаружи не доносилось ни звука, словно дом был необитаем.

Петровна приоткрыла дверь пошире. Взору предстал обшарпанный коридор с тумбочкой, на которой стоял засохший цветок в уродливом глиняном горшке. Дальше по коридору находилась комната, разглядеть которую было сложно, как и понять, есть ли в ней кто-нибудь. Чутье, которое Петровну обычно не подводило, утверждало, что комната пуста, как и остальная часть дома. Выглядел дом заброшенным, словно хозяева давно его покинули. На цыпочках выйдя в коридор, Петровна отправилась на разведку.

Предусмотрительность оказалась излишней – дом действительно оказался пуст. Но обитаем – в раковине на кухне обнаружилась грязная кружка с остатками какой-то жидкости, а на подоконнике – пучок травы в щербатой, наполненной водой кружке. Судя по бардаку и пылище, мальчишка жил здесь один. «Странно, – подумала Петровна, – куда смотрит опека?» Стоило выглянуть в окно, как этот вопрос вытеснился другим, более актуальным – «где я?!»

Петровна считала себя женщиной бывалой, с крепкими нервами, но от увиденного ей стало не по себе. Срочно захотелось присесть, и она грузно плюхнулась на табуретку, переводя дух. Отдышалась, а затем вновь уставилась на странный мир по ту сторону стекла.

Окно выходило в заросший травою дворик. За забором лошадь тянула повозку, доверху груженую горшками. Двухэтажные каменные дома по ту сторону дороги выглядели какими-то средневековыми. «И помои из окон выливали» – всплыло в голове Петровны. Вот показались две женщины в чепцах и с кошелками. Темные юбки, кофты с длинными рукавами и жилетки, из-под которых торчали фартуки, сразили Петровну наповал. Мужик, который прошел следом, тоже выглядел допотопно. Только кошка оставалась кошкой – мелкая серая «дворянка», вскочив на забор, бросила равнодушный взгляд на Петровну и потопала по штакетнику дальше, задрав хвост. «Может фильм исторический снимают?» – мелькнула спасительная мысль. Ответа у Петровны не было, а единственный, кто мог его дать, валялся без чувств в подвале.

Она почти решилась за ним спуститься, когда мальчишка, сопя и морщась от света, сам появился в дверях кухни. При виде гостьи застыл, но опомниться ему не дали.

– А ну-ка иди сюда, паршивец! – рявкнула Петровна. – Садись и рассказывай, что за чертовщина тут творится! – она указала на окно.

Мальчишка разрывался между желанием бежать и приказом остаться, но образ суровой нянечки сделал свое дело: перешагнув порог, мальчишка присел на край табурета. Вместо ответа осторожно спросил:

– Вы кто?

– Конь в пальто, – ответила Петровна и пожалела – на лице мальчишки обозначился испуг пополам с озабоченностью. – Зинаида Петровна я, – утешила она страдальца и неожиданно для себя добавила: – Можешь звать меня баба Зина, – никому из детей она не позволяла такой вольности, а тут само вырвалось.

* * *

Алмус вконец растерялся – он читал про баббароков, буккалонов, иттазинов, и баббов, но вот бабазины ему никогда не встречались. Первые три были духами-паразитами и питались мозгами, четвертый – мифическое существо из мира туманов – пил кровь лягушек и змей. Чем питались бабазины он и предположить не мог, но всеми силами надеялся, что не человечиной. Все-таки странный мир ему попался. Если бы не обстоятельства, можно было бы его изучить.

Тем временем гостья (язык не поворачивался назвать ее пленницей) спросила, как его зовут. Называть свое имя Алмусу не хотелось. Мало ли… Но долг вежливости пересилил. Алмус представился, после чего все-таки спросил:

– Я правильно расслышал, вы бабазина, а не баббарока? И получив утвердительный ответ, сопровождающийся почему-то сочувственным взглядом, поинтересовался: – А чем вы питаетесь?

* * *

Мальчишка явно был не в себе. Хотя чему удивляться?

– Кстати, о питании, – произнесла Петровна, – ты бы сумку-то мою принес. Ту, что в подвале осталась, – отправлять в подвал ударенного головой ребенка не хотелось, но спускаться туда самой не хотелось еще больше. Вид у мальчишки сделался совсем жалкий. – Ладно, – вздохнула Петровна, – можешь просто напоить меня чаем. От бутерброда или какой-нибудь еды я бы тоже не отказалась, – она еще раз окинула взглядом бомжеватую кухню и добавила: – Если у тебя есть.

По реакции мальчишки она поняла, что догадка верная – в доме шаром покати.

– Ладно, я схожу, – обреченно произнес он, поднимаясь. – А те красные штуки в сумке, это что?

– Странный вопрос, – уставилась на него Петровна, – ты что, помидоров никогда не видел? Овощи такие, в огороде растут, – пояснила она, изображая руками куст со свисающими плодами. И тут же спохватилась, что тот сейчас сбежит, ничего не объяснив: – А ну-ка стой. Расскажи-ка мне, Алмус, что это за ерунда там, за окном, творится.

Мальчишка с опаской глянул на улицу. Облегченно выдохнул и снова опустился на табурет.

– А, это… Тут такое дело… – произнес он смущенно, – как бы вам объяснить…

Этот бегающий взгляд Петровна отлично знала. И всегда он сулил одно – крупные неприятности.

– Ну ты уж постарайся как-нибудь, – велела она.

* * *

«Легко сказать "постарайся”», – подумал Алмус. Он только успел немного успокоиться, решив, что бабазины – это какой-то человеческий подвид, раз питаются овощами, а значит эта пожилая женщина вряд ли станет убивать его сейчас. А потом это будет не его проблема. И даже решил, что красные штуковины из ее сумки, наверное, стоит попробовать, раз уж сама бабазина до сих пор жива. Но этот вопрос… Как объяснить ей то, чего он и сам толком не понимал (из-за чего и лишился места в магической школе, завалив экзамен). Объяснять ей про искривления пространства и разрывы материи, создающие перекрестье миров? Про переходы? Про охотников? Или, может, рассказать про запрещенный аркан, узнав о котором, стражи мигом потащат его на суд, а оттуда – в подземелья Урга, из которых не возвращаются?

И все из-за глупости и жадности, не надо было соглашаться на предложение Схона. Лучше и дальше находиться в трактире на побегушках, чем вот так сидеть и не знать, что ответить старушке, которая, между прочим, ничего плохого не сделала. И теперь справедливо ждет ответа на вопрос, во что ее втравили. Алмус сжал кулаки. «Что ж, виноват – придется расхлебывать». И решил рассказать правду. Точнее, часть правды, оставив кое-что на потом. Так, на всякий случай.

2

Петровна слушала рассказ мальчишки и молчала, чувствуя, как тает с каждым словом надежда вернуться домой. «Кажется, где-то в сумке был валидол», – подумала Петровна. Но тут Алмус огорошил ее новой порцией информации, и мысль о лекарстве была отринута. «Нет, не дождетесь!». Умирать в незнакомом мире Петровна не собиралась. Не для того она прожила свою нелегкую жизнь, чтобы бесславно сдохнуть не пойми где. «Нет уж! – думала она, пока мальчишка вываливал на нее новые шокирующие подробности. – Зинаида Петровна Макарова этому миру не по зубам, и не такое побеждала!». Собрав волю в кулак, она молча переварила рассказанное, а затем заявила притихшему Алмусу:

– Ясно. А теперь марш за сумкою! Живо!

* * *

«Что же такого ценного в ее сумке, раз она так о ней беспокоится?» – думал Алмус, спускаясь в подвал. И по дороге обратно, пыхтя под тяжелой ношей, тоже думал, но только безрезультатно. В сумку он, конечно же, заглянул, да только без толку. Обнаружил помимо так называемых помидоров еще какие-то длинные зеленые штуки, трогать их не рискнул, вдруг ядовитые. И лишь на последних ступеньках его оглушила мысль, ужасная в своей простоте. Задыхаясь от страха, он рванул на кухню… однако, самоубитого съеденной помидориной тела там не оказалось, Бабазина, живая и здоровая, деловито расставляла посуду на столе.

– А вы это чего? – растерялся Алмус.

– Чего-чего, обедать будем, – заявила она. – Принес? Молодец. Сейчас салатика сделаю. У тебя соль есть?

– Да, вон там, – он указал на покосившийся настенный шкафчик. Бабазина с брезгливостью потянула за ручку и, обозрев содержимое, произнесла:

– М-да, подзапустил ты хозяйство, дружок. Ну ничего, после обеда разберемся. Нож у тебя где?

– В ящике стола, – ответил Алмус и на всякий случай отошел.

Опасения оказались напрасными, вскоре на столе воздвиглись две тарелки с нарезанными овощами (зеленые длинные штуки тоже оказались съедобными). Бабазина затребовала масла, его в доме не оказалось, но и так обошлись.

Не без опаски приступал Алмус к обеду. Однако вид жующей старушки его успокоил, и он рискнул попробовать. Незнакомая пища оказалась вкусной.

– Ну а теперь, дружок, время уборки, – сообщила гостья, когда тарелки опустели. Доставай ведро, тряпку – и вперед. Если уж ты притащил меня в этот мир, изволь создать человеческие условия, иначе в этой грязище я задохнусь.

Алмус почувствовал, что съеденная пища вот-вот попросится обратно. Его затошнило от подлости и малодушия, ведь главное доброй старушке он так и не сказал. Она и не знает, что пребывать ей в этом доме придется недолго.

«А может не отдавать? – подумал Алмус. – Совру Схону, что аркан не сработал, верну задаток и пусть отвяжется. А Бабазина останется здесь, со мной… Хотя кого я обманываю? Соврать Схону? Да этот тип ложь насквозь видит, а если поймет, что ему наврали, то не жить нам с Бабазиной обоим. Нет, это не вариант».

Алмус нахмурился, пытаясь найти решение, однако Бабазина расценила ситуацию по-своему.

– И нечего так недовольно сопеть. Насвинячил – убирай.

«Она права, – подумал Алмус, – я должен исправить свою ошибку и привести всё в порядок. Чего бы мне это ни стоило».

– Что ты там бормочешь? – подозрительно спросила старушка.

* * *

Глядя как мальчишка неумело прибирает дом, Петровна пыталась осмыслить произошедшее. Да, угораздило же влипнуть в историю! Магия, другие миры, перекрестки, арканы какие-то… чистый бред. Вот только вид за окном утверждал, что это реальность. Петровна даже вышла на крыльцо, потрогала траву у ступенек и быстренько вернулась обратно, когда увидела показавшегося невдалеке прохожего.

– Вы лучше не выходите пока, – произнес мальчишка, выглянув из гостиной на скрип двери.

– Почему это? – насторожилась Петровна.

– Ну, мало ли… В глаза бросаетесь.

Подумав, Петровна решила, что мальчишка прав, однако что-то ее все-равно смущало.

Она зашла в гостиную посмотреть, что он там наубирал. Понаблюдала как он развозит грязь по подоконнику, вздохнула и тоже взялась за тряпку, понимая, что иначе уборка затянется на века. Алмуса отправила мыть пол.

Работа пошла быстрее – мальчишка зашевелился, пол оказался вымыт почти хорошо. «Может, если захочет», – подумала Петровна, наблюдая, как он домывает последний кусочек.

Мебель в комнате была старой, но вполне добротной. Чувствовалось, что ее делали основательно и обращались бережно, пока единственным хозяином не остался ребенок. А тот уж пользовался как мог. Точнее, как получалось.

Петровна вспомнила своего племянника, которого несколько лет назад пустила пожить на время. И ремонт, который потом пришлось делать в его комнате. Сейчас это вроде бы недавнее прошлое показалось ей таким далеким. А ведь еще сегодня утром она пила чай у себя на кухне, с булочками, которыми накануне угостила ее Валентина. А несколько часов назад ругалась у магазина с Егоровной – сейчас эта ссора показалась ей такой мелкой и глупой. А ведь если бы она по дороге домой лучше смотрела под ноги, может ничего бы и не случилось. Петровна тяжело вздохнула. Вот если бы можно было закрыть глаза, а потом открыть – и ты снова дома… Но нет.

Первым делом она спросила мальчишку, может ли он вернуть ее домой – тот скуксился и признался, что нет. Вранье от правды Петровна отличать умела, особенно детское вранье, поэтому надежды увидеть дом у нее не было. «Так, не раскисать! – приказала она себе. – Что-нибудь придумаю. На худой конец, придется обживаться здесь».

Насчет «здесь» все тоже было смутно. Кроме того, что в мире есть магия и возможность как-то залезать в другие миры (сложно, не всем и с большими проблемами), Петровна больше ничего не знала. Как и про самого мальчишку, который зачем-то выкрал ее из дома и притащил сюда. Для каких целей? Может, ему стало одиноко? Вряд ли. Не походил он на того, кто жаждет заботы взрослых. Вполне самостоятельный ребенок, хоть и запущенный. Петровна взглянула на Алмуса: если его отмыть, переодеть, накормить булками с вареньем (или что там любят внуки), то будет нормальный домашний мальчик, а не замызганное чучело.

Впрочем, большого желания вживаться в роль бабушки Петровна не чувствовала. Хотя мальчишка ей даже нравился, чуть-чуть, самую малость. Было в нем что-то такое, что вызывало расположение. Но эта его молчанка сводила на нет все положительные качества. В детсадовскую бытность Петровне такие встречались – сложные были дети, но даже их при желании можно было раскусить. Чем она и решила заняться, когда, закончив с гостиной, они переместились в прихожую.

* * *

Алмус терпеть не мог уборку, но сейчас ему даже нравилось – хоть какой-то способ отвлечься от терзающих мыслей. Что делать с Бабазиной он не знал. Стоило рассказать ей правду, но как это сделать, чтобы не влетело, он не знал.

Бросив тряпку в ведро, он отер со лба пот и посмотрел на результаты своей работы. Результаты впечатляли – прибранное помещение стало совсем другим. Засохший цветок перекочевал в чулан, и без него атмосфера стала намного живее. А пол, светло-ореховый на вымытой половине, кольнул воспоминаниями о детстве, и на мгновенье даже пирогом запахло, какой бабуля пекла по праздникам. По этому полу было так здорово бегать босиком, прыгая по пятнам солнечного света, падающим из маленького окошка над дверью. Окно давно заколочено, да и пирогов больше никто не напечет. А жаль, хорошее было время. Видимо поэтому рука и не поднималась выбросить засохший бабушкин цветок.

Алмус вздохнул и снова взялся за тряпку.

– Когда я была маленькая, – произнесла Бабазина, протирая шкаф, – мы с родителями жили в деревне. Свой дом, огород, корова… рядом был лес, мы там ягоды собирали, грибы… Хорошее было время. У меня был брат младший, забавный такой. И сестра старшая, такая важная, вечно нами командовала. Но так-то она была ничего, хорошая. А у тебя есть кто-нибудь?

Алмус замер.

– Нет, никого, – наконец ответил он.

И продолжил орудовать тряпкой, поймав себя на том, что трет слишком сильно.

– Сочувствую, – произнесла Бабазина. – Плохо, когда братьев-сестер нету. Что случись – и всё. Давно ты один живешь?

Отвечать Алмусу не хотелось, но чувствуя себя виноватым, он все-таки сказал:

– Третий год.

– Боже мой, – Бабазина остановилась и посмотрела на него полным сочувствия взглядом. – Да что же за мир у вас такой? Тебе лет-то всего ничего, как такой ребенок один жить может? Кто-то же должен за тобой присматривать?!

– Не надо за мной присматривать! – возмутился Алмус. – Я сам справлюсь! И вообще, мне пятнадцать, взрослый уже!

– В пятнадцать лет взрослыми не бывают.

– А я взрослый! И никакие присмотрщики мне не нужны! – от возмущения Алмус даже тряпку бросил.

– Тогда зачем ты меня сюда притащил? – вкрадчиво произнесла бабуля. Алмус открыл рот… но вовремя остановил рвущиеся наружу слова. Заинтересованность на лице Бабазины сменилась сожалением. Или ему это показалось? – Ну вот скажи, что я буду здесь делать? Не верю я этим твоим рассказам про любопытство. Не такой ты мальчик, чтобы подобные глупости творить. Признайся, тебе просто стало одиноко, и ты хотел, чтобы у тебя появился рядом кто-то из взрослых, способный о тебе позаботиться?

Голос Бабазины был таким добрым, а слова, словно разбойничий кинжал, метким ударом вонзились в сердце. Алмус всхлипнул и бросился прочь… И оказался пойман сильными уверенными руками, заключен в объятия, где и разрыдался, словно глупый ребенок, рассказав всё как есть.

3

Валидол Петровне все-таки пригодился. Сунув таблетку под язык, она попыталась осмыслить сказанное… и не прибить паршивца. Доверие терять было нельзя, поэтому сдержалась. Чувства ее были противоречивыми – она не только злилась, но и жалела глупого запутавшегося ребенка, вообразившего себя взрослым. Как бы она сама поступила на его месте? Возможно, нашла бы еще более худший вариант. В свои пятнадцать она была ого-го. Если бы не родители и старшая сестра, может и не дожила бы она до нынешних лет.

По рассказу Алмуса, ее «извлечение» заказал местный работорговец. Официально работорговля в королевстве запрещена, поэтому действовал он этот тип по-тихому и чужими руками, привлекая к своим делишкам тех, кто владел магией. По его заказу такие «мастера» выдергивали людей из других миров, а уж работорговец потом превращал добычу в доходный товар. Очень удобно – несчастных никто не ищет, делай с ними, что хочешь. А если поймают на горячем, так сам он рук не марал, всю грязную работу сделали за него такие вот маги-недоучки типа Алмуса или взрослые, сидящие на мели колдуны. Чего не сделаешь ради денег, когда их нет.

Если верить мальчишке, он еще долго держался, отказывался до последнего, но, когда погнали с работы, где и так платили гроши, ничего другого не осталось.

Петровну должен забрать заказчик, когда узнает, что работа сделана. Алмус заявил Петровне, что никакого сообщения отправлять не будет, на вопрос о неустойке снова заюлил, но потом сказал, что конкретного срока исполнения не было, так что еще можно что-нибудь придумать. И это давало им небольшой, но все-таки шанс выкрутиться. И теперь, глядя на то, как старательно виновник отмывает кухню, Петровна раздумывала о том, что бы такое предпринять, чтобы вывести мальчишку из-под удара и самой остаться в живых.

– У тебя, даже дальних родственников нет? Дяди, тети? Бабушек? Дедушек?

Ответом ей послужил еще один тяжелый вздох.

– Нету. В соседнем королевстве жила вторая бабушка, мамина мама. Но она тоже умерла.

Схватив за хвост мелькнувшую в голове идею, Петровна спросила:

– А кто-нибудь кроме тебя об этом знает?

– Эээ… нет.

Мальчишка оказался понятливым, озадаченность на его лице сменилась робкой надеждой.

– Да, может получиться, – кивнув, ответил он. – Только вам придется очень хорошо притворяться.

– Об этом можешь не беспокоиться, – усмехнулась Петровна. – Лучше расскажи о вашем мире. И одежду для меня раздобудь.

– Одежда – это запросто, – обрадовался мальчишка, – у меня бабушкиной одежды целый сундук остался!

И он потащил Петровну на второй этаж.

Комнат наверху оказалось три. Одна – родительская – стояла закрытая, во второй обитал сам Алмус. Третья, тоже закрытая, когда-то принадлежала бабушке.

Бархатистый налет пыли густо покрывал пол, застеленную кровать, низенький столик с гнутыми ножками, уставленный какими-то бутылками, полку с коробками и массивный кованый сундук. Оставляя за собой следы, Алмус направился к сундуку, отпер замок и распахнул крышку.

– Вот, – произнес он, сделав приглашающий жест, словно банкир, предлагающий взглянуть на сейф, полный золота.

Приблизившись, Петровна заглянула внутрь. Взгляду предстали темные свернутые деяния, поверх которых лежали растоптанные сапоги немалого размера. Полная дурных предчувствий, Петровна двумя пальцами извлекла их, оставив в сторону, после чего развернула лежащую под ними вещь… и застонала. В темно-бордовый жилет мог с легкостью поместиться средних размеров бегемот – размерчик у почившей бабули оказался немаленький. Впервые за много лет Петровна ощутила себя дюймовочкой. Затем вспомнила про подругу Валентину – не зря, ох не зря та пыталась привить ей навыки шитья.

– Иголка с ниткой у тебя есть? – содрогнувшись от объемов работы, спросила она у Алмуса. О том, что Валентина всякий раз поражалась ее криворукости, она предпочла не думать.

– Зачем ножницы? – удивился Алмус. – Можно же и так, – он сделал неопределенный взмах рукой.

– Ну знаешь ли! – возмутилась Петровна, представив себя в чудовищном балахоне, надетом как есть, да еще с сапогами в придачу. – Я этот парашют на себя не надену!

– Да зачем?.. – растерялся мальчишка. – А что такое «парашют»?

И тут мальчишка ее удивил – взмахнул руками, пробурчал что-то невнятное, и бегемотские тряпки тут же уменьшились в размере. Цвет и фасон лучше не стали, но Петровна, облачаясь в обноски, утешила себя тем, что сейчас не до жиру.

– Неплохо, – с некоторой заминкой произнес мальчишка и протянул ей уменьшенные сапоги. Выглядели они по-прежнему гадко, но других не было.

– Ладно, – смирившись с чудовищным новым видом, произнесла Петровна, – с одеждой разобрались. Теперь мне нужна комната, бабушки в гостиной не живут.

Алмус захлопал глазами и, обведя взглядом комнату, произнес:

– Тогда вам придется жить здесь, – и торопливо добавил – Я все уберу! И пол вымою, и пыль сотру!

Петровну передернуло, комната была настолько пропитана усопшей старушкой, что, казалось, и сама она до сих пор находится здесь. От такого никакая уборка не спасет.

– А другой комнаты у тебя нет? – без особой надежды спросила Петровна.

– Только родительская. Но там вам точно не понравится.

Спрашивать «почему» у Петровны желания не возникло. Она чуяла, что это как раз тот случай, когда «меньше знаешь – крепче спишь».

– Ладно, – произнесла она, – уборка так уборка. Но советую поторопиться, я устала и хочу отдохнуть. Мне все-таки не пятнадцать.

И Алмус побежал за ведром.

В четыре руки они быстро привели комнату в божеский вид. Устала Петровна чудовищно, поясница ныла, руки и ноги отваливались. «А поликлиники с врачами в этом мире нет”, – подкралась подлая мыслишка, но тут же была отброшена по причине неподходящего момента.

В отмытом виде комнатка оказалась уютной (если выбросить из головы мысль о витающем духе покойницы). Заминка вышла только с постельным бельем – чистого комплекта в доме не нашлось, а Петровна, чей запас терпимости подошел к концу, напрочь отказалась спать на белье, на котором умерла бабуля. К счастью, Алмус вспомнил, что его после смерти меняли, и вопрос решился. О том, правду ли говорит мальчишка, Петровна постаралась не думать.

4

Был еще один вопрос, прояснить который Петровне хотелось как можно скорее. А именно – на что они будут жить. Вряд ли полторы тысячи российских рублей хоть что-нибудь значат в этом мире, а у мальчишки наверняка денег не было.

Петровна прилегла на кровать, дав отдых усталому телу.

– Если нет денег, надо их заработать, – заявила она. – Или что-то продать, – «например, себя», – мелькнула ехидная мысль.

Сидящий на сундуке Алмус вздохнул.

– Я уже продал, что можно. Остальное не берут.

– А что у тебя есть? – поинтересовалась Петровна, приподняв голову с подушки. – Что не берут-то?

Мальчишка задумался.

– Да так, ерунда всякая. Я бы тоже не взял. Книжек немного, какие-то старые настойки бабушкины…

– Не старые, а выдержанные, – оживилась Петровна. – А старые книги – это вообще клад. Бешеных денег стоить могут.

– Да какое там… – махнул рукою Алмус.

– Да ты просто торговать не умеешь, – заявила Петровна, садясь. Усталость испарилась, уступив место возбуждению. – Пойдем-ка оценим твои… наши владения.

– Ну пойдемте, – пожал плечами мальчишка, поднимаясь. – Хотя чего там оценивать, сами увидите.

Петровна отправилась за ним, но на пороге не выдержала и оглянулась – взгляд в спину был таким ощутимым, что между лопатками зачесалось. Конечно же, позади никого не оказалось. «Нервишки разыгрались, – подумала она, – неудивительно при таких событиях».

Поиски начались. Петровна с Алмусом заглянули во все углы, осмотрели все комнаты и кладовки. В чулане возле кухни обнаружили мешочек с мукой и кувшин с картофельным порошком, которому парень обрадовался, как лучшему другу, и пообещал приготовить чудесный ужин. Больше ничего съедобного не нашли.

Зато несъедобного оказалось немало: целый ящик флакончиков с вонючими жидкостями, горшок с отвратительного вида мазью, куча книжек со схемами, которые не то, чтобы понять, прочитать было невозможно. А еще старый баул со множеством застежек, три ржавые лопаты, огромный ботинок и плед, от которого воняло. Всё, кроме последнего, вызвало у Петровны небывалый энтузиазм. Отослав Алмуса готовить ужин, она занялась предпродажной подготовкой, решив для начала рассортировать добытые сокровища, а потом уж обдумать хорошенько, как их представить в выгодном свете и сбыть с максимальной выгодой.

Отвлек ее знакомый запах, от которого тотчас потекли слюнки. Петровна поняла, что зверски проголодалась. Она отложила ботинок и двинулась кухню.

– Вот, – улыбающийся Алмус указал на стол, где благоухала миска с жареной картошечкой, – прошу к столу!

– Сейчас, – не в силах оторвать взгляда от гастрономического пиршества, произнесла Петровна, – только руки вымою.

Когда она мыла руки, тарелка стояла перед ее внутренним взглядом, дразня поджаренными кусочками и заставляя сглатывать слюну.

Словно во сне, наскоро вытерев руки, она подсела к столу, наколола на вилку золотистый ароматный ломтик, отправила в рот и зажмурилась.

– Вкуснотища, – произнесла она. – Кто тебя научил так жарить картошку?

– Я не жарил, – засмущался мальчишка. – Это магия.

– Значит, ты талантливый мальчик, – подытожила Петровна, смутив его окончательно.

– Да не, я так… не очень, – тихо признался он. – Талантливых из академии не выгоняют.

Петровна хмыкнула.

– Всякое бывает.

– Это как? – удивился мальчишка.

Но ответ получить не успел – дверной колокольчик сердито звякнул, после чего раздался уверенный стук в дверь. Побледнев, Алмус посмотрел на Петровну.

Та поняла его без слов.

– Ну что ж, иди открывай. И предупреди наглеца, что бабушка, которая к тебе приехала, не любит лишнего шума.

Осторожно, словно хрустальную, Алмус положил вилку на стол и вышел из кухни.

5

Аппетит резко пропал. Проводив мальчишку до двери, Петровна ушла в гостиную. Разложенные богатства немного успокоили. Чтобы хоть чем-то себя занять, она взяла в руки ботинок и стала прислушиваться к разговору. Голос гостя, низкий и резкий, давил на слух. Мальчишка что-то отвечал, пытаясь выглядеть дерзко, но неуверенность все-равно сквозила. Понимая, что лучше не высовываться, Петровна принялась вертеть ботинок из стороны в сторону, разглядывая грязные бока, словно хотела отыскать знаки, способные помочь.

Громкость голосов резко усилилась, послышались шаги, и в гостиную, словно к себе домой, ввалился наглый высокий тип с недовольной физиономией. Уставился на Петровну, скривив губы. Этой наглости Петровна простить не смогла. Точнее, не захотела.

– Кто это такой? – игнорируя пришельца, спросила она у Алмуса. – И почему он вламывается в наш дом? – ботинок в ее руке угрожающе качнулся.

– Бабушка, это… это…

– Достаточно, я вижу, кто это, – перебила его Петровна, вложив в свой тон максимум презрения. – Я запрещаю тебе общаться с людьми, которые не умеют себя вести в чужом доме и даже не научились здороваться, когда входят. О почтении к пожилым людям я уже не говорю, – она наконец обратила свой взор на вошедшего и звенящим от негодования голосом, указывая на дверь, воскликнула: – Пошел вон!

Лицо гостя пошло пятнами, он впился в Петровну тяжелым взглядом, словно хотел прожечь в ней дыру, но та, разозлившись еще сильнее, тряхнула сапогом и рявкнула:

– Прокляну!

Наглец дернулся и, развернувшись, пулей вылетел из комнаты. Еще через секунду в прихожей оглушительно хлопнула дверь. И наступила тишина.

Петровна и Алмус молча смотрели друг на друга, не смея ее нарушить. Затем мальчишка хихикнул, и напряжение спало, словно выпущенный из воздушного шара воздух. Еще один робкий смешок, и вскоре они уже хохотали на пару, смакуя особо удачные места.

– Я думал, что он на вас заклятье наложит, – признался Алмус, когда они продолжили ужин.

– А он мог? – насторожилась Петровна.

– Конечно! Он сильный маг. Но, кажется, вы сильнее.

Петровна поперхнулась.

– Я этими штучками не владею, – произнесла она сердито. Осознание того, что могло бы произойти окатило ее запоздалой волной страха.

– Ой, рассказывайте, – рассмеялся Алмус. – Вы так искусно блокируете магию, что не можете ею не владеть.

– Чего? – Петровна замерла, так и не донеся вилку до рта. – Ничем я не владею!

– Да ладно вам, Бабазина! А как вы в подвале через силовые линии пентаграммы прошли? Должны были лежать неподвижно, а встали – и вперед. Я чуть с перепугу не умер!

– Какие силовые линии? Там был только мел, – растерялась Петровна.

– Мел – это проводник силы, – явно повторяя заученную формулировку, произнес Алмус. – Вы что, ничего не почувствовали?

– Нет. А что я должна была почувствовать?

– Непреодолимый барьер.

– Да не было там ничего, что ты мне голову морочишь!

– А в комнате, когда Схон вас проклясть пытался, тоже ничего не почувствовали?

– Ну почему же, – Петровна начала помрачнела, вспомнив высокомерную рожу гостя.

– Ну вот, – обрадовался Алмус.

– Почувствовала, что еще немного – и он получит в морду грязным ботинком!

Мальчишка растерянно захлопал глазами.

– Но как?.. Даже я почувствовал его заклинание. Как вы тогда его отразили?

– Никак, – буркнула Петровна. – Глупости все эти ваши заклинания.

– Вы бы моим родителям это сказали, – как-то уж слишком мрачно усмехнулся Алмус, улыбка его погасла.

– Они были магами?

– Магия их убила.

Пришел черед замолчать Петровне.

– Сочувствую, – только и смогла ответить она.

Картошку они доедали в тишине.

– Как думаешь, он нам поверил? – наконец спросила Петровна.

Алмус вздохнул.

– Не знаю. Посмотрим.