Читать книгу Жестокие забавы - Татьяна Олеговна Беспалова - Страница 2

Лариса толкнула дверь носком ботинка «Тимберленд». Вошла в конференц-зал. Столы поставлены буквой П, вокруг подпирающей потолок колонны. Она знала, там, возле колонны стоит разболтанное офисное креслице на роликах. Она видела постные лица своих судей, их прищуренные глаза и поджатые губы. Ну, сейчас она задаст им жару!

Лариса с размаху плюхнулась на шаткое сидение, закинула ногу на ногу, показывая строгим судьям нечистые подошвы ботинок. Подол не удосужилась одернуть. Пусть эти твари поглазеют на её стройные ноги, обтянутые белым кружевом чулочков, пусть позлятся! Твари расположились за столом. Просторно расселись. В центре сама Наина Генриховна Убывалова – зеленые глаза блестят, пухлые губки подкрашены. Справа от не неё Балдошка – лицо, как обычно бледное, волосы прилизаны, воротник блузки скучного вдовьего цвета закрывает грудь и шею. Слева – Буланчик. Красив же, стервец! Волосы – рыжие, глаза – черные, как омуты. Раз увидишь – век не забудешь. Наина Генриховна барабанила по столу розовыми ноготками.

– Итак, Епискина, – вздохнула она с притворным сочувствием, – мы пригласили тебя на согласительную комиссию, чтобы предоставить последнюю возможность оправдаться. Начинай, Балдошка!

– Четвертого мая сего года гражданка Епискина явилась в Солидное учреждение с опозданием на пол часа в нетрезвом виде, в шортах, без бюстгальтера, но в майке с бранной надписью на спине, гласившей…

Балдошка запнулась. Перед ней на столе были разложены листки бумаги, заполненные распечатанным на принтере текстом. Она шарила глазами по строчкам, поджимая тонкие губы.

– Ну же! – Наина Генриховна негодовала.

– Чего ты там измышляешь? – развязно заявила Лариса. – «Идите в жопу, пидарасы» – так было написано на моей маечке. Ни одного матерного слова! Разве это брань? А насчет бюстгальтера, носить его или не носить – это мое личное дело! А может быть, он мне трет!

– Пятого мая сего года гражданка Епискина не посредственное на рабочем месте употребляла алкогольный напиток виски «Белая лошадь» и была обнаружена Наиной Генриховной Убываловой в состоянии тяжелого алкогольного опьянения…– невозмутимо продолжила Балдошка.

– Ох, тяжел отходняк после дерьмового бухла! – вздохнула Лариса, закатывая глаза под самый козырек твидовой кепки.

Лариса Епискина – известная в Москве многим хулиганка, демоница лукавства и злых шуток, любила шелковые атласные и креповые платья, непременно короткие и непременно отделанные кружевами, твидовые кепки и крепкую устойчивую обувь. Лариса непрестанно, одну за другой, курила тонкие сигаретки и носила во внутреннем кармашке пальтеца фляжечку с коньяком. Не пьянства ради, а так, для куража.

– Руководство Солидного учреждения, – продолжала Балдошка, – обязало гражданку Епискину написать объяснительную записку с указанием причин столь возмутительного поведения…

– Слушай! – Лариса уже стянула с головки кепку и теперь вертела её в руках, пытаясь прикрепить к околышу розочку из золотой фольги. – Я же всё очень толково написала… как всегда. Что ж, по-твоему я не умею писать объяснительные записки?

– Так… – Наина Генриховна приподнялась.

Председательствующая согласительной комиссии сжимала в руке измятый листок. На носу Наины Генриховны красовались очки в тонкой металлической оправе.

– «Сколько ж можно домогаться до честной труженицы…», – Наина Генриховна читала громко, отчетливо произнося каждый звук.

Многоголосое эхо, отражаясь от высокого потолка, на все лады повторяло каждое слово.

– Я, Ларочка Епискина – Наина Генриховна усмехнулась – работаю как ломовая лошадь целыми днями, поэтому периодически испытываю вполне понятную потребность расслабиться и выпить…

– Что за бред! – воскликнула Балдошка.

– Епискина нарушила пункт 13 Устала Солидного учреждения. – авторитетно заявил Буланчик.

– Итак… – Наина Генриховна изобразила на лице сожаление. – К моему глубокому прискорбию… я ведь так много вложила в тебя… Епискина, ты уволена! Все согласны? Все согласны! Согласительная комиссия завершила свою работу!

– Из чертей нельзя уволить! – внезапно такой музыкальный до этого голосок Ларисы, сделался низким и хриплым. – Счас я укорочу тебе прическу! Ой, укорочу!

– Не имеешь права! – пролепетала Наина Генриховна. Кресло жалобно скрипнуло под её обессилевшим телом.

Но Ларочка уже стояла на столе, попирая нечистыми подошвами листы канцелярской бумаги.

– Сейчас-то как раз и поимею! – рявкнула Епискина, занося «Тимберленд» для первого удара.