Читать книгу Не своя жизнь - Татьяна Осипцова - Страница 5

Сердце кольнуло. Ему казалось, лишь один человек на свете умел так оглядываться: вначале будто исподтишка, а затем резко вскидывая подбородок. Но в лице незнакомки не нашлось ничего общего с его любимой – другой разрез глаз, форма носа, рот… У Иришки были тонкие черты лица, скромные и неброские. У этой все ярче, заметнее, четче.

Недовольная тем, что он уставился на нее, девушка повернулась лицом к Дэну и дерзко взглянула, слегка приподняв густые брови. Он усмехнулся. Молодость! На несколько секунд черный верзила заслонил красотку в лазурном платье, а когда отошел, она уже стояла к нему спиной, болтая с мулаткой.

Опять забренчали гитары. Дэн обошел место танцев и теперь любовался девушкой в профиль. Она двигалась самозабвенно, будто танцевала сама с собой и вокруг никого. Волны шелковой расширенной книзу юбки колыхались, открывая выше колен смуглые ноги. Единственная здесь она оказалась в платье, и единственная на каблуках. Музыка еще не кончилась, когда какой-то рыжеволосый парень в обрезанных до колен джинсах пробрался к ней сквозь толпу и склонился к самому уху. Послушав, девушка кивнула и вместе с парнем покинула танцпол. Дэн провожал парочку глазами, пока они не скрылись в ресторане «Тарантино».

Время близилось к десяти. Джефферсон-стрит преобразилась, неон рекламных огней еще больше налился цветом, ожил и запульсировал. Взглянув через дорогу на кафе «Рейнфорест», Дэн направился туда.

Желая привлечь посетителей оригинальностью, хозяева не поскупились на антураж – внутри все напоминало о влажных тропических джунглях. К свисающим с потолка лианам прицепилось чучело белой мохнатой обезьяны, другая – гипсовый орангутанг в натуральную величину – пристроилась на скамейке, оставив рядом местечко для желающих сфотографироваться. Со всех сторон мерцали прозрачной лазурью аквариумы с пестрыми рыбками; у одной стены – муляжный слон, у другой – тигр в натуральную величину. У самого входа, возле стоек с сувенирами толпились туристы, азартно запасаясь на память разнообразной мелочью: статуэтками, кружками и тарелками, магнитами, открывашками для бутылок и брелоками с узнаваемыми символами Сан-Франциско. Вернувшись домой, они покажут знакомым свою добычу и будут рассказывать о том, что в городе на берегу Тихого океана до сих пор ползают трамваи начала двадцатого века, что им довелось проехать по грандиозному мосту Золотые Ворота, а также прокатиться на пароме в ту самую тюрьму, о которой снят знаменитый фильм…

В магазинчике было не протолкнуться. Туристы перебирали сувениры, прикладывали к себе футболки с аляповатой эмблемой «Рейнфорест», примеряли фирменные бейсболки. Веселясь, они фотографировались в потешных красных шапочках с загребущими клешнями и качающимися на проволочках крабьими глазами; по очереди пристраивались возле бара на табуреты, имитирующие зады зебр, жирафов и лягушек – лишь для того, чтобы друзья щелкнули их на фотоаппарат или планшет.

Вспомнив, что пробудет в городе два дня, Дэн купил здесь белую футболку. Неплохо бы приобрести еще трусы и носки. В одиннадцатом часу в любом другом месте это стало бы проблемой – только не на прибрежной Джефферсон, где многие магазины работают до полуночи.

Вместе с праздной публикой Дэн продолжал бродить по улице, заглядывал в лавки, и вдруг поймал себя на том, что не удаляется от «Тарантино». Однако девушку в лазурном платье он больше не увидел.

В свой дом он вернулся в воскресенье вечером и, едва войдя, замер на пороге. Стенной шкаф возле входной двери почти опустел, нет ноутбука Роуз, который всегда стоял раскрытым на столике перед угловым диваном внизу. Выкрашенная в светлый беж стена над ним смотрелась осиротелой без репродукций импрессионистов, которые Роуз купила в лавке музея Метрополитен во время их совместных каникул в Нью-Йорке.

Продолжая осмотр, он заметил, что из стеклянного шкафчика в кухне исчез золотой кофейный сервиз, подарок пани Хелены. Из этих чашек никогда не пили, Роуз называла сервиз кичем, но из уважения к матери поставила на видном месте. Стол уже не украшала гора глянцевых журналов, и огромной кружки с надписью: «Я люблю Сан-Франциско» тоже не было видно. Фиксируя перемены, Дэн поднялся в спальню. Здесь ущерб оказался еще заметней.

Не стало шеренги тюбиков, баночек и флаконов на тумбе под створчатым зеркалом. Полки телевизионной стойки, прежде в основном забитые дисками с любимыми песнями Роуз, ее любимыми фильмами, тоже почти опустели. Он перебрал то, что осталось. Комедии Гайдая – их Роуз смотрела вместе с ним, и смеялась; пара картин Сокурова – ни он, ни она ничего в них не поняли, но между тем смотрели, не отрываясь, ожидая, что за мрачным видеорядом вот-вот откроется скрытый смысл; «Особенности национальной охоты» – он умирал от смеха, еле мог переводить, а подруга заявила, что в стране, где главным развлечением является водка, никогда не будет порядка. «Брат» – этот фильм рвал ему душу: знакомые улицы, неприютные питерские дворы, рынок, кладбище и атмосфера всеобщего страха, ужаса, на который нужно отвечать только с беспощадностью. «Это страшнее, чем фильмы ужасов», – высказалась Роуз, просмотрев чуть больше половины, дальше не смогла. А он в который раз досмотрел, и думал про себя, что если бы был так же хорошо подготовлен и целеустремлен, как герой Сергея Бодрова, если бы его не парализовал страх, эпидемией накрывший всю страну…

В самом низу стопки лежали две коробки с сериями «Бандитского Петербурга» – этот фильм он Роуз смотреть не предлагал.

Без вещей подруги полки в гардеробной освободились на две трети, на никелированной трубке справа от двери осталось всего несколько вешалок с его рубашками, пиджаками и брюками. Из ванной исчезли большие стеклянные колбы с ракушками и красивыми камнями, Роуз наполняла их самостоятельно, постепенно, хотя можно было купить готовые – такого рода украшения для ванной комнаты нынче в моде. Не стало на полочках многочисленных и разнообразных шампуней, гелей, скрабов, бальзамов, которые женщины так любят покупать, даже не использовав до конца предыдущие. В стакане под зеркалом сиротливо торчала одна зубная щетка, его собственная, никакая не электрическая, и прибора для дозирования зубной пасты на стенке не наблюдалось. Дэн распахнул шкафчик, нашел новый тюбик «Пепсодента» и сунул в стакан. В шкафчике тоже стало просторнее – ни тампонов, ни прокладок.

После ревизии второго этажа он спустился в подвал, откуда исчезло нескольких пластиковых коробов для хранения, заглянул в пустой гараж. Обычно здесь стоял темно-фиолетовый «форд» Роуз – машиной она пользовалась редко, на работу ходила пешком.

Вернувшись в дом, Дэн вышел на задний дворик через стеклянную дверь холла. До появления в его жизни Роуз Мачульски двор, подобно дому, выглядел довольно уныло: просто небольшая площадка с выложенным кирпичом традиционным уголком для барбекю и заросшей разносортной травой лужайкой. Время от времени он заставлял себя взять в руки электрическую газонокосилку, чтобы не возмущать соседей запущенным видом своего участка. Стараниями Роуз теперь почти весь дворик, кроме небольшого зеленого газончика, был устлан каменной плиткой, а переносной мангал заменила сверкающая сталью печь. В противоположном углу высилась барная стойка под бамбуковой крышей, центр занимал просторный овальный стол из темного стекла и несколько плетеных кресел. Яркими пятнами выделялись горшки с цветами, а сетчатый забор в дальнем конце двора уже почти скрылся за молодыми кустами рододендронов. Раза два-три в год здесь бывало людно.

«Конечно, вся эта красота и уют созданы не собственными руками Роуз, – подумал Дэн, усаживаясь в плетеное кресло и закуривая, – в смысле хозяйства она предпочитала как можно больше передоверять специалистам, и все-таки надо признать: она немало сделала для меня».

Сердце царапнуло чувство вины – а что он сделал для нее? Стал перебирать и ничего такого особенного, специального не нашел. Ну, старался быть внимательным, как полагается быть внимательным к женщине, с которой разделяешь постель и кров. Встречал в аэропорту, когда она раз в год летала в Бостона к университетской подруге; дарил подарки на день рождения, Рождество и день святого Валентина; оплачивал со своей карточки совместные поездки по Америке и за рубеж. В конце месяца они собирались на машине отправиться в Лас-Вегас, заглянуть по пути в каньоны и Йосемити…

В принципе, ему не в чем себя винить, кроме того, что сам решил порвать отношения.

Первые несколько дней желанного одиночества Дэн блаженствовал. Возвращаясь с работы, готовил себе плотный ужин – он много чего накупил в русских магазинах Ричмонда. На время оставив ставшее привычным виски, выпивал за едой пару рюмок водки и устраивался перед телевизором. Смотрел российские каналы по спутнику и, один в пустом доме, иногда смеялся в голос, а порой чертыхался и отпускал нелестные комментарии. Но приготовление пищи оказалось делом не столь занимательным, как ему представлялось – а может, за десять с лишним лет он стал слишком американцем, – поэтому, когда холодильник опустел, он не поторопился вновь заполнить его, а поехал ужинать в ресторан.

Он выбрал семейное заведение неподалеку от университетского кампуса. По вечерам преподаватели разъезжались по домам, а для студентов ресторанчик был дороговат, поэтому в небольшом зале ужинала лишь пара немолодых геев. На нетрадиционную ориентацию мужчин указывала темнота волос, противоречившая морщинам на лицах, и что-то неуловимое в обращении друг к другу – хотя одеты они были, как все.

Дэн не раз спорил с Роуз о правах сексуальных меньшинств. Она считала правильным, что однополым парам разрешили вступать в брак, а он утверждал, что американская толерантность в отношении сексуальных меньшинств уже дошла до абсурда – и это на фоне лицемерной пропаганды роли семьи! Роуз тут же обвиняла его в устаревших взглядах – а он поминал ей библейское «Плодитесь и размножайтесь» и предрекал, что в некоторых европейских и скандинавских странах коренное население вот-вот исчезнет из-за моды на однополые браки, от которых, как известно, дети не родятся.

Не желая лицезреть нетрадиционную парочку, Дэн устроился к ним спиной, с аппетитом умял стейк и выпил бокал пива. Размышляя о благих намерениях – имея в виду свое желание освоить кулинарное искусство, – и о том, что камнем преткновения в подобном начинании может послужить банальная лень и голод, он расплатился, вышел на улицу и закурил, всматриваясь в черное, испещренное звездами небо. Повисшая на нем белая луна служила главным источником света, в стороне от ярких окон ресторанчика улица тонула во мраке. Как везде в Штатах, вдали от магистралей на иллюминацию не тратились: горели только фонари возле частных домов, и многие из них скрывались за деревьями. Дэн уже почти докурил и собирался свернуть за угол на крошечную стоянку, где оставил автомобиль, когда сонную тишину прорезал женский визг и отчаянный крик: «Что вам надо, отпустите!»

Не думая, Дэн рванулся на голос по пустынной улице. Он был уверен, что даже если в окрестных домах услышали вопли, носу никто не высунет, в лучшем случае позвонят в полицию – а пока она приедет… Также он знал, что полицейские не станут разбираться, кто прав, кто виноват. У них один сценарий: всех в наручники, в машину, в участок.

Он бежал на женский крик, который повысился до визга, но вдруг умолк. И тут, возле тонущей во мраке спортивной площадки Дэн разглядел три силуэта: женский, на коленях, и два мужских над ним. Один из мужчин склонился, замахиваясь, и женщина вновь взвизгнула, закрывая лицо руками. Не размышляя, Дэн налетел сзади на второго, коротко рубанул ребрами ладоней по шее – злоумышленник осел. Пока бьющий женщину разгибался, Дэн успел припечатать ему ботинком в челюсть, сбивая с ног, а когда тот упал, добавил острием плотно сведенных пальцев в нужную точку на горле. Парень отключился. Его жертва подняла голову и ошарашенно оглядывалась. Дэн дотронулся до ее плеча, прихлопнул немного, приводя в чувство.

– Они скоро очнутся, а через минуту здесь будет полиция. У меня нет желания ее дожидаться.

– У меня тоже, – всхлипнул срывающийся девичий голосок.

Девушка ползком обогнула парней на асфальте, дотянулась до валяющегося в стороне рюкзачка и наконец встала на ноги.

Дэн схватил ее за руку, потащил в сторону ресторанной стоянки, втолкнул в свой автомобиль и тронулся с места, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не давануть по газам. Он петлял по улицам, не глядя на соседнее сиденье, и только удалившись от места происшествия не меньше чем на милю, остановился под фонарем, чтобы посмотреть, кого спас.

…Возле него сидела та самая девушка с Рыбачьей пристани. Правда, уже не в лазурном платье, а в облегающих джинсах и желтой майке, и русая грива теперь была забрана в хвост. Но он не мог перепутать: тот же прямой носик с едва заметной горбинкой, соболиные брови вразлет и глаза под стать им – широко посаженные и опушенные густыми ресницами. На левой скуле краснеет пятно – будущий синяк.

Глядя на него, девушка пролепетала:

– Спасибо… Вы мне жизнь спасли!

– Ну уж, прямо и жизнь… – хмыкнул он. – Скорее всего, на вашу жизнь они не покушались. Правда, вас могли изнасиловать или вообще превратить в сексуальную рабыню. Месяц назад по телевидению трубили, что в Фриско накрыли банду сутенеров. Видно, не всех изловили… Мне кажется, симпатичным девушкам вообще не стоит искушать судьбу и разгуливать по ночам!

– Какая ночь? – возразила она и кивнула на светящийся циферблат посередине приборной доски. – Начало десятого, детское время.

– Обычно вы гуляете еще позже, – не то спросил, не то констатировал Дэн, вспомнив танцульки на набережной. И вдруг сообразил: – Или это были ваши друзья?

– Нет, вы что! – возмутилась девушка. – Какие друзья, просто…

Она запнулась, умолкла и стала рыться в рюкзачке. Видимо, изыскания ни к чему не привели, потому что, дернув за шнурок рюкзака, она обиженно тряхнула его, шипя сквозь зубы по-русски:

– Вот черт! Черт! Черт!!!

– Ты русская? – поразился Дэн, и только сейчас сообразил, что крики раздавались на его родном языке.

– А вы что – тоже?

От удивления глаза девушки стали почти круглыми, как у кошки. Затем она улыбнулась, а после рассмеялась:

– Свой свояка видит издалека!

– В данном случае больше подойдет другая поговорка: «Сам пропадай, а товарища выручай».

– Не слышала такой…

– Ну, конечно, про товарищей теперь не актуально. Ты откуда?

– Из Москвы.

– Давно?

– Уже год. Учусь в университете.

– На кого?

– Адаптивная социализация. А вы давно здесь?

– В Штатах – десять лет, до этого жил в Германии. А родом из Ленинграда.

– Да? Я тоже там родилась, но никогда не бывала.

– Как это?

– Мы переехали, когда мне еще года не исполнилось, а позже как-то не выдалось съездить. Мама отчего-то Питер не любит. И говорит, что там не любят москвичей.

– Это точно, – кивнул Дэн и протянул руку: – Ну, давай знакомиться, землячка. Дэн Сэндлер.

– Надя Петрова.

– Хорошее имя, а главное, редкое… – пробормотал Дэн себе под нос, но Надя неожиданно откликнулась.

– «Ирония судьбы»! Ее до сих пор под Новый год по телику обязательно показывают.

– Ее и в восьмидесятых показывали, – улыбнулся он, – и в девяностых. Вечное кино.

– А вы знаете, что ремейк сняли? В ролях Безруков, Хабенский, Лиза Боярская…

– Боярская? Дочь Д’Артаньяна, что ли?

Девушка покивала и продолжала перечислять:

– И Барбара Брыльска, и Яковлев, и Мягков. Боярская – дочка Брыльской и Яковлева, а Хабенский – сын Мягкова, и все как бы повторяется…

– И что, хорошее кино?

– Нормальное, – пожала плечами Надя.

– И ты будешь смотреть его каждый Новый год?

– Не-а, – помотала она головой.

– То-то же, – назидательно заметил Дэн.

Девушка вновь недовольно тряхнула рюкзаком.

– Телефона нет, представляете?

– Выронила?

– А может, эти гады вытащили…

– Зачем им твой телефон?

– Не знаю. Я вообще не очень понимаю, отчего Наиль взбесился.

– Так ты их знаешь?

– Одного. Наиль – он из Дагестана, учится на третьем курсе, на востоковедении. Все мы, кто из России, немного знаем друг друга.

– Мне кажется, русской девушке не стоит связываться с кавказцами.

– Да я и не связывалась. Просто знакомый. А дня три назад я сидела возле общежития, к последнему экзамену готовилась, и тут подходит ко мне мужик, лет под сорок, смуглый такой, черноволосый, и спрашивает по-русски, но с акцентом: не знаю ли я Наиля Мурзаева? А я как раз накануне столкнулась с ним в кампусе, и он похвастал, что едет в Принстон, на межуниверситетские соревнования по борьбе. Ну, я и сказала этому мужику, что пару дней Наиля не будет. И тогда он попросил передать ему небольшую посылку. Сказал, от родственников из Дагестана, отправили с оказией. Он всего день в Сан-Франциско, надеялся увидеть земляка лично, но пакет должен передать обязательно. И предупредил: там деньги. Я, если честно, не хотела связываться. Хранить эту посылку, потом Наиля искать… Но мужчина очень просил: не бойся, мол, не бомба – и я согласилась. Пакет обычный, небольшой, полиэтиленовый, с логотипом Reebok. Он даже специально попросил заглянуть: там был пухлый конверт – деньги, пять тысяч, так он сказал, и обычная флэшка, он объяснил, что родственники фотографии прислали. Я еще подумала: вот дикие, фото можно по электронной почте отправить, можно разместить в интернете, файлохранилищ полно. Ведь правда?

– Правда, – подтвердил Дэн.

Увидев, что он с ней согласен, Надя продолжила:

– Дядька проследил, чтобы я пакет в рюкзак засунула и шнурок затянула. В тот день до своей комнаты я только к ночи добралась, и сразу переложила пакет из рюкзака в нижний ящик стола. У нас с Дэби – это моя соседка – ящики и полки поделены. Она высоченная, ей верхние, мои нижние. А сегодня днем встречаю Наиля в универе, и он сразу: «Мне ничего не передавали?» Передавали, говорю, пусть попозже в общежитие зайдет, отдам посылку. Отдала. И что? За свою же доброту и огребла!

Она покачала головой и сокрушенно вздохнула.

– Дэби завтра с утра вместе с братом из Сан-Франциско в горы едет, на каникулах она всегда матери помогает, она в Йосемити в каком-то отеле работает. Я проводила ее до поезда, а на обратном пути решила уголок срезать, через спортивную площадку пройти: там дырки в заборе с двух сторон. И вдруг натыкаюсь на Наиля с дружком – понятия не имею, кто такой… Черный, но не из наших.

– Негр? Вроде оба белые были…

– Тьфу ты! У нас черными называют всех с Кавказа и из Средней Азии. Вы что, не в курсе?

Дэн покачал головой: при нем так не называли.

– Они как налетели на меня: «Где флэшка, где флэшка?!» Совсем спятили, из-за фоток дурацких руки распускать… Я говорю: в пакете была. Я пакет как в ящик положила, так на его глазах достала. Если бы вывалилась – мы бы оба заметили. А Наиль: «Откуда в пакете дырка?» Ну, идиот! Может, она там была, я ведь не присматривалась. Он орет: «Сейчас искать пойдем. Если не ты взяла, так значит, соседка твоя». А на фига Дэби его дурацкая флэшка, ну подумайте? И сроду она у меня ничего без спросу не брала…

Девушка умолкла на пару секунд и вдруг задумчиво проговорила:

– А может, дырка пилкой для ногтей проткнулась?

Она вновь сунулась в рюкзак, пошарила там рукой, вытащила пилку, посмотрела, пихнула обратно, опять пошарила. Обреченно выдохнула:

– Нет телефона. А я ни одного номера не помню…

Девушка рассказывала с недоумением, страха как будто не чувствуя, зато Дэн испугался вместо нее.

– Странная история. Из-за семейных фотографий никто не станет так психовать…

– Да ну, эти кавказцы на голову больные, все почти, кого я знаю! Правда, их тут не так и много.

– И как ты теперь вернешься в кампус? Тебе есть, где переночевать?

– А вы что, думаете…

– Не факт, что Наиль с приятелем не очнулись до приезда полиции. Тебе лучше не показываться им на глаза, пока не остынут.

– Некуда мне идти, все друзья разъехались… Могла бы Дэби позвонить и махнуть с ней в горы, но я же говорю, трубку посеяла…

– Может, вернемся, поищем?

Она смотрела на него с сомнением, в котором проглядывал страх.

– А если эти психи все еще там?

– В лучшем случае там полиция. Съездим, посмотрим.

Он повернул ключ зажигания, проехал чуть выше по улице и развернулся в обратном направлении.

Спортивная площадка пустовала. Если полиция и приезжала на вызов, то уже уехала.

Дэн прикинул место, где уложил кавказцев, достал телефон, включил подсветку, склонился. Надя ходила вокруг, приглядывалась к каждому камешку, едва не ползала по земле, но все впустую.

– Они телефон забрали, больше некому, – вздохнула она.

– Ну, когда все утрясется, пойдешь к этому Наилю и заберешь. В конце концов, телефон стоит значительно дороже флэшки. Так куда тебя отвезти?

– Не знаю…

– Тогда поехали ко мне.

Она посмотрела недоверчиво, и он добавил как можно убедительней:

– Не могу же я бросить землячку в беде?

Она неуверенно двинулась к машине, но, не дойдя до нее, остановилась и обернулась, вначале пригибая голову, затем вскидывая подбородок. Такое странное движение, захочешь, а не повторишь.

Он будто споткнулся об испытующий взгляд темно-серых глаз, и сказал зачем-то:

– Не стоит меня бояться. Я тебе помогу.

Спустя десять минут он открыл перед Надей дверь своего дома.

– Проходи.

Она зашла, скинула у порога балетки и дальше пошлепала босиком.

– Если хочешь, тут тапочки есть.

– Нет, спасибо.

Он предупредил, что живет один, и ему показалось, девушку это слегка насторожило.

– Есть хочешь? Правда, холодильник почти пустой. Но бутерброды можно сделать.

– Давайте. И чаю.

Он по привычке включил телевизор, настроенный на российскую программу, и раскрыл холодильник в поисках сыра и ветчины. Надя с интересом уставилась на экран. Шло ток-шоу с Малаховым.

– Я так давно нашего ТВ не видела! У нас с Дэби вообще телевизора нет.

– Поколение планшетов и айфонов ТВ не смотрит?

– Это я здесь перестала смотреть. Дома смотрела.

– У тебя дома кто? Мама, папа, дедушка, бабушка?

– Мама. И отец. Бабушек-дедушек нет. Была баба Лена, но она давно умерла, я ее почти не помню.

– После учебы вернешься к ним или здесь останешься?

– Не знаю. Здесь клево. Но… Когда ехала учиться, думала: Америка, круто! А приехала, и вначале даже разочаровалась. Знаете, как ребенок, которому рассказывали сказку о волшебной стране, а оказалось, что никаких особых чудес там нет.

– Как же? А небоскребы?

– В Москве тоже небоскребы. Москва-Сити, слышали? Этим нас не удивишь. Мы зимой в Нью-Йорк ездили, целая компания собралась из разных стран. Ребята восхищаются: «Вау, Бродвей, вау, Таймс-Сквер!» А меня не впечатлило. Ну да, много небоскребов. Но у нас тоже свой Эмпайр есть. Зато в Москве магазины покруче и улицы пошире.

– «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока», – с усмешкой процитировал Дэн и поинтересовался: – Маяковского в школе еще проходят?

– Пока проходят. Но мама говорит, теперь по литературе программа совсем другая.

– Сколько лет твоей маме?

– Тридцать девять.

– А тебе?

– Девятнадцать, двадцать третьего февраля исполнилось, в день Вооруженных сил, представляете? Мама думала, мальчик родится. А вам сколько? Такие вопросы можно задавать мужчине?

Он поставил перед ней кружку с чаем и кивнул на тарелку с двумя бутербродами.

– Можно. Сорок два. Ешь.

– А вы?

– Я только что поужинал. Чаю выпью.

Он прихлебывал из своей кружки, поглядывая, как Надя уплетает белый хлеб с сыром.

– Завтра утром я тебя до кампуса провожу. Днем не так опасно.

– Там почти все уже разъехались.

– А ты что же?

– Вначале хотела съездить куда-нибудь. Может, в Йосемити, к Дэби, или в Лос-Анджелес – я там еще не была. А потом уж в Москву. Я, если честно, хоть и соскучилась, но билет до сих пор не купила.

– Что, денег нет?

– Не в деньгах дело. Я летать боюсь – каждый раз трясусь, как заяц. А после еще несколько дней в себя прихожу.

– Глупо. В авиакатастрофах гибнет значительно меньше людей, чем на дорогах.

– Особенно у нас в России, это я знаю, и все равно… Каждый перелет так.

– А ты много летала?

– Мы с мамой по два раза в год куда-нибудь летали.

– У тебя состоятельные родители?

Он все никак не мог привыкнуть к мысли, что многие в России теперь летают в разные концы света.

– У отца своя юридическая фирма. Мама, пока я не уехала, не работала, а сейчас опять бухгалтер – она экономический закончила.

– А ты почему здесь решила учиться?

– Интересно ведь. Другая страна, другие люди. Очень разные, у нас такого нет. Мама вначале не хотела меня отпускать, а потом сдалась.

– А отец?

– Ему фиолетово! По-моему, он даже не знает, в каком городе я живу. Сан-Франциско запомнил, а Пало-Альто – нет.

Дэн еще немного порасспрашивал Надю. Узнал, что живут они почти в самом центре в четырехкомнатной квартире, имеется загородный дом под Москвой. Не средний класс, почти буржуазия, понял он по ее рассказу. При этом избалованной девочка не казалась. Он спросил про знаменитые московские клубы, но там она не тусовалась: до окончания школы почти все время проводила с мамой.

– Мы с ней настоящие подружки. Если честно, по ней я очень скучаю.

– А по отцу?

– Не-а.

Наверное, это естественно для девушки, подумал Дэн, вспоминая, как ему, парню, долго не хватало отца. Он очень любил маму, но разлука не оказалась катастрофой. Сейчас они общаются по скайпу не чаще раза в месяц, а виделись за последние десять лет всего трижды, на нейтральной почве курортов. Заставить себя поехать в Тель-Авив он так и не смог.

Часы показывали одиннадцать, когда Дэн проводил Надю в гостевую спальню.

– Туалет и душ рядом. Комнату можешь запереть, здесь защелка.

– А можно я дверь открытой оставлю?

– Клаустрофобия?

– Нет, я с рождения боюсь спать одна. Мама лет до семи спала со мной в одной постели. Потом в разных, но все равно в одной комнате.

– А как же…

Дэн запнулся. Он хотел спросить, как к этому относился отец Нади, но решил, что его это не касается. В каждой избушке свои погремушки…

Но девушка объяснила сама.

– Пока была маленькой, я думала, что так и надо, но потом услышала, как отец с мамой на эту тему ругается, мол, сколько это будет продолжаться? А мама ему: психическое здоровье дочери для меня важнее, чем твое удовольствие.

Дэн сделал вид, что такие подробности его не интересуют, но она продолжала:

– Я думаю, мама его не любит. Мне кажется, она хочет развестись.

– А что у тебя с психикой? – спросил он, чтобы перевести разговор.

– Ничего. Просто не засыпаю одна. Мне надо знать, что рядом есть кто-то.

– Ты трусиха, – сделал он вывод, усмехаясь. – Летать боишься, спать одна боишься…

В голову вдруг пришло – а спала ли она с парнем? Ее непосредственная манера, безо всякого женского кокетства, почему-то подсказывала: нет, скорее всего, нет.

– А можно, вы тоже в свою комнату дверь закрывать не будете?

Вот так номер! Неужели она не понимает, что он мужчина, и может не заснуть, зная, что в двух шагах на гостевой кровати лежит молодая девушка. Симпатичная. Соблазнительная? Пожалуй, да. Но он поймал себя на том, что оценка эта внешняя, позывами плоти не подтверждается. Старею, усмехнулся он про себя.

– Я открою дверь после того, как выключу свет.

– А я с ночником сплю. Можно?

– Конечно. Чистое полотенце и халат найдешь в шкафу.

Он удалился к себе. Принял душ, выключил свет и после распахнул дверь, как обещал. Услышал журчание воды, потом на темной площадке мелькнула и погасла полоса света. По скрипу половиц он понял, что Надя уже в комнате. Она походила немного, затем раздался шорох и все затихло.

Дэн представил, как она, скинув халат, голышом ныряет в постель: узкая гибкая спина с пунктиром позвоночника и очень женственные ягодицы. Это было заметно под облегающими джинсами. Вспомнив, как Надя наклонялась к самой земле на спортивной площадке и свет его телефона на миг осветил округлую попку, он помотал головой, отгоняя видение.

«Девочка, она совсем девочка. Даже не понимает, во что вляпалась. Дагестанец. Крупная сумма налом и флэшка. Что в ней? Фотографии?.. Не верится. Мутная история…»

Он еще долго не спал, размышляя о превратностях случая, вновь столкнувшего его с девушкой, которую – единственную из всех, – неделю назад он выделил взглядом в толпе танцующей молодежи.

По привычке Дэн проснулся в шесть, несмотря на то, что с сегодняшнего дня числился в отпуске. Полежав немного, решил заняться сборами в дорогу. Если бы не девушка в гостевой спальне, он мог отправиться в путь сразу после завтрака, но теперь придется сначала отвезти ее в студенческий городок.

Осторожно прикрыв ведущую на лестницу дверь, он достал из гардеробной самый большой чемодан. Для удобства устроил его на кровати и принялся наполнять, стараясь ничего не забыть. Он терпеть не мог общественные прачечные, а путешествовать собирался около двух недель, поэтому набрал с десяток футболок, несколько рубашек, три пары шорт и джинсы на смену; свитер и куртку для прогулок по горам, где может быть холоднее, чем в низине; две пары кроссовок, светлые туфли и пляжные тапки. Туалетные принадлежности тоже не забыл, сунул поверх вещей ноутбук и застегнул молнию. Рядом положил светлый костюм в чехле, который брал в расчете на Лас-Вегас и намеревался пристроить в салоне своего внедорожника.

Умытый и одетый, он вышел из спальни, но перед тем как спуститься вниз, заглянул в гостевую. Надя безмятежно спала, закинув руки наверх – он думал, так спят только младенцы. Полотняная простыня скрывала одну грудь, а другая, небольшая, идеальная по форме, с припухшим розовым соском, выглядывала наружу. Картина показалась ему не эротичной, а напротив, трогательной. Внутри шевельнулось какое-то странное чувство. Дитя, совсем еще дитя, думал он, спускаясь по лестнице.

Он выпил свою первую чашку кофе, посмотрел новости, узнал, что на западном побережье погода в ближайшие дни не испортится, и лишь после этого услышал, как наверху завозились. Через несколько минут Надя появилась на кухне.

– Доброе утро, – сказала она слегка охрипшим со сна голосом.

– Доброе, – откликнулся Дэн. – Хочешь яичницу?

– Нет, спасибо. Я так рано не ем.

– Ну и зря. Завтрак съешь сам, обед подели с другом, а ужин отдай врагу!

– Мама так и делает. Не ужинает. А я вечно вечером налопаюсь, как удав…

– И потом тебе снятся змеи?

– Нет, я редко сны вижу. А если вижу, то не запоминаю. То есть вроде помню, когда проснусь, а потом они улетучиваются. А вы свои сны помните?

Он на секунду замер, затем мотнул головой: нет. Отвернулся к плите, поставил на нее сковороду.

– А я поем. Сегодня отправляюсь в отпуск на машине. Понятия не имею, когда и где сделаю первую остановку.

– Куда едете?

– Хочу добраться до Лас-Вегаса, попутно заглянуть в горы.

– Здорово! И сколько дней будете путешествовать?

– Отпуск две недели, так что… Ты хоть кофе выпей, или чаю.

– Кофе. Я люблю из турки. У вас турки нет?

– Есть, – он достал из шкафа пузатую медную турку с деревянной ручкой. – Сама заваришь? Я тоже люблю из турки, но обычно пользуюсь вот этой штукой.

Он кивнул на навороченную кофемашину, которую купил по настоянию Роуз. Его бывшая девушка не любила возиться с приготовлением кофе.

Сделав себе яичницу с беконом, Дэн уступил место у плиты Наде. Потом она устроилась на высоком стуле и осторожными глотками пила свой кофе, глядя на экран. По первому российскому каналу шли новости. Когда пошли сюжеты из Донбасса, девушка с круглыми глазами обернулась к Дэну.

– Ужас какой! Они что, спятили?

– А ты не в курсе, что этот ужас там еще с зимы?

– Слышала кое-что. Но… это же настоящая война! Я не думала…

– Студенты, наверно, украинские события не обсуждают?

Она виновато пожала плечами.

– Мама говорила, все это дикость. Никто не подозревал, что украинцы против русских так настроены. Думали, братья, один народ. Ну вот чего им с Россией мирно не жилось?

– С Европой породниться захотели, а тут геополитика: или – или. При открытых границах Россия не может допустить вступления Украины в Евросоюз.

– Почему?

– Европа наводнит своими товарами Украину, а в Россию они будут попадать бесконтрольно. Это может пошатнуть экономику. Вот представь: какое-то российское предприятие выпускает, допустим… – он огляделся, подбирая пример, – допустим, сковородки. И тут на рынке появляется масса сковородок из Европы, тефлоновых, в красивой упаковке, и попали они туда беспошлинно, не проходя таможню. Европейские производители в плюсе, Россия в минусе, а предприятие, которое сковороды производит, придется закрыть. Понятно?

– Понятно. Люди останутся без работы.

– Как во многих странах Евросоюза, у которых экономика послабее. И это только одна сторона проблемы.

Надя задумчиво покивала и снова обернулась к телевизору, где рассказывали о встрече Путина с молодежью. Тем временем Дэн вымыл сковороду, свою тарелку и обе кружки.

– Я готов, – сообщил он, вытирая руки. – Едем?

– Едем, – улыбнулась она.

Выбравшись на Юниверсити авеню, Дэн доехал до Кампус драйв, прокрутил по ней около мили, свернул на Мэйфилд авеню и вскоре остановил машину невдалеке от корпусов студенческих общежитий.

– Ну, пока?.. – обернулся он к Наде.

Вцепившись в свой рюкзачок, она уставилась на трехэтажные корпуса, которые выглядели покинутыми. В глазах читалась нерешительность.

Дэн посмотрел по сторонам. Машин на стоянке на удивление мало, под деревьями, окружающими городок со всех сторон, ни души.

– Хочешь, провожу? – предложил он.

Девушка кивнула.

– Мне не сюда, чуть дальше, но там нет проезда.

– Тогда выходим, – взялся он за ручку двери.

Они обошли слева один корпус, затем второй. Вестибюль третьего встретил их тишиной.

Спят еще или правда разъехались, гадал Дэн, поднимаясь по лестнице вслед за Надей. Девушка прошла в самый конец длинного коридора, к последней комнате, там остановилась и испуганно оглянулась.

– Дверь открыта…

Он быстро отодвинул ее в сторону. Замок приоткрытой двери отжали чем-то острым, вроде отвертки или ножа: на слегка покореженной стали виднелись длинные царапины. Прислушавшись пару секунд, он резко распахнул дверь. Надя за его плечом тихо охнула.

Комната была разгромлена: матрасы и белье с кроватей скинуты на пол, ящики выворочены, полки стенного шкафа пусты, а вещи раскиданы по комнате, некоторые даже распороты, будто в ярости.

– Что это?.. – пролепетала Надя, вступая за порог и автоматически поднимая с пола разбитый планшет. Она в ужасе оглядывалась, губы дрожали от подступивших слез…

– Горячие дагестанские парни искали свою флэшку, – пробормотал себе под нос Дэн.

Он заглянул в санузел, там картина была ненамного лучше.

– Забирай все, что тебе нужно, и быстро валим отсюда, – приказал он.

– Мне… – Надя продолжала растеряно оглядываться, – мне тут брать уже нечего… Планшет разбили, вещи все… Что я Дэби скажу?

– Документы, карточки, самое главное забери!

– Документы у меня при себе, кроме… Ой, паспорт! Если они его нашли и забрали… Мне же домой…

Она придвинула стул, вскочила на него и приподняла доску на верху шкафа. Сунув под нее руку, пошарила и вытащила красную книжечку с золотым двуглавым орлом.

– Слава богу, – облегченно выдохнула, спрыгивая.

– Все?

Надя кивнула.

– Тогда валим.

Коридор был все так же пуст. Они спешно покинули здание и только на улице встретили первую живую душу – чернокожего парня, лихо затормозившего перед дверью на своих роликах. Едва не столкнувшись с Надей, он белозубо оскалился. Девушка растеряно кивнула в ответ.

– Быстро! – поторопил ее Дэн.

Оказавшись в машине, он положил руки на руль и на несколько секунд замер. Испуганная Надя смотрела на него с надеждой, как ребенок смотрит на родителя, которого считает всемогущим.

– Вообще-то надо бы вызвать полицию, – проговорил он, заметив ее взгляд. – Все рассказать про твоего дагестанского абрека и мужика, всучившего посылку. Их потрясут и выяснят, зачем было устраивать разгром из-за пропажи обычной флэшки.

– Ага, – безнадежно качнула головой Надя, – а потом явится очередной абрек…

– Не исключено, – согласился Дэн, подумав, что Роуз, как истинная американка, обязательно обратилась бы в полицию. Но у них с Надей в крови врожденное недоверие к ментам или копам, и ожидание самого худшего.

– Лучше тебе домой уехать. Или куда ты собиралась? К своей подружке, в горы? Могу подбросить: я думал заехать в Йосемити на обратном пути, но могу начать с этого заповедника, а каньоны оставить на после Лас-Вегаса. Ну, так что, звоним в полицию, или?..

Ожидая ответа от Нади, он смотрел на почти пустую огромную автостоянку, и вдруг ему в голову пришла мысль о еще одной странности в этой истории:

– Слушай, а твой абрек – он что, на каникулы домой не собирался?

Она пожала плечами:

– Наиль? Не знаю. Обычно наши все ездят, хоть раз в год своих повидать. Он ведь не из бедной семьи, ему ни к чему оставаться, чтобы подработать на каникулах.

– Тогда зачем ему прислали фотографии, если он и так скоро всех увидит?

Девушка нахмурилась, черные брови вытянулись в одну линию. Подумав, решительно заявила:

– Надо рассказать все Дэби. Она с ума сойдет, когда увидит, что они в комнате натворили.

– Хорошо, едем в Йосемити.

Он включил навигатор, чтобы проложить маршрут. Бортовой компьютер советовал выехать из кампуса по Палм-драйв, по Литтон-авеню и Мидлфилд-роуд добраться до Уиллоу-роуд, после пересечь залив по мосту Дамбартон и по 880 магистрали двигать в сторону Окленда. Затем повернуть направо к Кастро-Вэлли…

– Перекусим в Мантеке или Окдейле, перед подъемом в горы. Ты, наверное, проголодалась?

– Что?.. – очнулась Надя. – Нет, я не могу думать о еде…

– А я всегда на нервной почве нажираюсь или курю.

Он достал сигарету, прикурил и тронул автомобиль с места. Пока не выехали из Пало-Альто, девушка подавлено молчала. Но едва оказались на мосту, она невольно отвлеклась от своих мыслей.

Над головой синело высокое летнее небо. Прямой как линейка мост устремлялся к противоположному берегу залива, к тонущим в бледной затуманенной голубизне холмам. В сероватых водах просвечивали мели, мелькали узкие островки. Через две мили мост превратился в дамбу – они въехали на материк.

– Я никогда не бывала здесь, – оглядывалась Надя на белые дома под густыми раскидистыми соснами.

– Фримонт, – проинформировал Дэн, – это еще Силиконовая долина. Дальше пойдет просто Калифорния.

– Вы хорошо водите машину. Любите?

– Люблю? Наверное. В Америке больше принято путешествовать на машине. Без колес американец чувствует себя не в своей тарелке: вроде как его лишили законного права сию минуту сорваться с места.

– Американцы ведь не привязаны к одному месту? В кино они вечно куда-то переезжают.

– Не все. Кое-кто веками живет на земле предков и очень гордится своим постоянством. Тут с уважением относятся к корням. Вообще-то это удивительно в стране, половина населения которой стала американцами в последние пятьдесят лет.

– А вы американец?

– Ты имеешь в виду гражданство? Да, в этом смысле я американец.

– А так, по жизни?

Он мог пафосно ответить: «Я – гражданин мира». Потому что не испытывал привязанности к Соединенным Штатам, впрочем, как и к Германии. Мог пошутить: «Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше». Но вместо этого после долгой паузы проговорил:

– Не знаю. Похоже, я так и остался русским. Это как диагноз.

– Ностальгия?

– Есть немного.

– Тогда отчего вы не вернетесь?

На этот наивный вопрос он не ответил, лишь пожал плечами.

– Знаете, если по телевизору судить, то многие возвращаются. Мама говорила, каких-то артистов сто лет не было видно, а недавно опять нарисовались, и оказалось, что они все это время жили за границей. Наверное, дома все-таки лучше.

Девушка выдала это как абсолютную истину, самый верный рецепт, подходящий любому и каждому. Для нее, девятнадцатилетней, все ясно и просто: жить надо там, где хочется!

Вернуться на родину… Ему такое и в голову не приходило. Отчего? Старый страх? Нет. Считай, двадцать лет прошло. Если сам он почти забыл, может ли Седой помнить о парнишке, который чинил компьютер его сыну, а после сдал часть его банды? Да и жив ли сам Седой? Его сына нет в живых, умер от передоза: года три назад о смерти наследника олигарха Седикова упоминали в российских новостях. Вернуться… На пятом десятке бросить все и начать заново?

Эту мысль он озвучил и добавил, что здесь ему нравится. Прекрасный климат: теплая зима и не слишком жаркое лето. У него комфортабельный дом, мощная машина, хорошо оплачиваемая работа. Он знает, что, если вдруг надумает переехать в любой другой штат его ждет примерно такой же уровень жизни: отличные дороги, собственное жилье – все это доступно большинству жителей Соединенных Штатов. А что ждет его в России?

– Да, говорят, дороги у нас не везде хорошие, – согласилась девушка, – но вокруг Москвы нормальные. И загородные дома у всех почти есть. У нас на даче дом раза в два больше, чем ваш.

– Это дочке столичного юриста кажется, что во всей России уровень жизни одинаковый.

Надя слегка смутилась.

– Нет, я, конечно, знаю, не везде так. Но вы могли бы и в России нормально жить. Было бы желание. Отец говорит, что хорошо живут те, кто действительно этого хочет.

– Не все так просто.

– Да брось ты! Ой, простите…

– Ничего, можно на «ты». Здесь все на «ты», я привык.

– А вот и нет! Здесь все на «вы». В отличие от русского, немецкого, французского, в разговорном английском языке обращение «thou» – «ты» практически исчезло. А еще во времена Шекспира оно существовало. Между прочим, в те же века в русском языке не было уважительного «вы». Ко всем, даже к царям, обращались на «ты».

– А ведь и правда. Никогда об этом не задумывался.

– Считается, что уважительное «вы» пошло от римских императоров, которые имели столько званий и должностей, что официально приходилось обращаться вроде как не к одному человеку, а к нескольким. Потом уважительная форма распространилась по европейским языкам, а «ты» оставили для челяди и для простолюдинов. Но у англичан простая форма «ты» исчезла, и получается, что они называют на «вы» даже своих собак!

Дэн расхохотался. Ему понравилось, с какой серьезностью Надя делилась знаниями.

– Это ты в университете почерпнула?

– Нет, в школе. Я ведь английский углубленно изучала. Американский вариант.

– Теперь и такому учат? – удивился он. – Ну-ка, перейдем на американский.

– Пожалуйста, – и девушка продолжала уже по-английски: – У нас была замечательная учительница. На каждом уроке она выдавала что-нибудь подобное – зато учиться было интересно. Даже мама стала со мной вновь учить английский. Сказала, им совсем не так преподавали: мучили правилами, а разговорной практики совсем не было. А вообще первые уроки мне мама давала, еще до школы. Покупала книжки, самые простые, которые я и по-русски наизусть знала, и читала мне их по-английски.

– У тебя вполне американское произношение.

– Раньше было хуже, это я здесь нахваталась. У меня музыкальный слух, нюансы ловлю.

– Ты на чем-то играешь?

– Немного на пианино.

– Я тоже. Правда, сто лет не играл. Возможно, разучился…

– А кем ты работаешь?

– Название должности тебе ничего не скажет, но в принципе я программист. Окончил ленинградский Политех, подрабатывал в компьютерном кооперативе. Мама тогда уже в Израиль уехала…