Читать книгу Меня там нет - Татьяна Первах - Страница 3

***

Они стояли на лестничной площадке обычной хрущёвки, коих было много в этом районе. Она знала этот дом как свои пять пальцев. В детстве они облазили его от подвала до чердака и с тех пор он нисколько не изменился. Всё тот же запах сырости и мочи, облупленные стены с которых сыплется штукатурка, если дотронуться до них. Холодные ступени из камня, на которых они часто играли на картах в дурака или просто рассказывали истории, понятные и интересные только детям.

И вот теперь она здесь снова. Ей тридцать один и за плечами у нее уже имелся неудачный брак. Он стоял напротив и смотрел на нее с нежностью, слегка улыбаясь. Совсем мальчик, которому едва исполнилось восемнадцать. Она знала это точно. Он был таким хрупким и юным, что она чувствовала себя глубокой старухой рядом с ним. Но то, как он смотрел на нее, давало ей немного надежды. Он приблизился и коснулся губами края ее рта. Поднял глаза, как бы спрашивая разрешения на настоящий поцелуй. Но её глаза были закрыты и он, опираясь одной рукой на стену за её плечом, прижался к её губам. Она чувствовала его трепет и от этого трепетала сама. Она хотела обнять его, но вспомнила, что он совсем маленький и тонкий. Она просто его раздавит. Поцелуй был без объятий. Он был странным и от этого прекрасным. Они слегка касались грудью и животами, но её пальцы были сжаты в кулаки и руки просто висели вдоль тела. Его же покоились на стене позади неё. Он не пытался её обнять или же подключить к поцелую язык. Он просто жался своими губами к ее. Она боялась пошевелиться, чтобы ни в коем случае не спугнуть этот поцелуй. Готова была стоять вот так, со слегка согнутыми в коленях ногами, чтобы сравнять их разницу в росте, прислонившись спиной к грязной стене столько, сколько нужно.

– Мы можем продолжить. Прямо здесь. – Сказал он, слегка картавя и глядя ей в глаза с мальчишеским азартом. – Здесь. – Он указал на лифт. – Нас никто не увидит.

Она любила его и знала, хотя и видела впервые в жизни. Его голос и этот маленький дефект речи как будто опутывали её, и тело пощипывало от возбуждения. Ей очень хотелось сказать да. Говорить это слово миллион раз, не останавливаясь, только бы его губы опять вернулись на то место, где были минуту назад. Но, открыв глаза, она увидела перед собой всего лишь глупого и такого юного мальчика. Она отрицательно качнула головой.

– Мне тридцать один, тебе всего лишь восемнадцать. Это будет неправильно. Я не могу так…

…Она сидела на каменной насыпи из щебня, которая располагалась вдоль гаражной линии. Видимо кто-то затеял здесь стройку, но дальше доставки балласта дело не продвинулось, и он так и остался лежать небольшой горой посреди дороги. Она сидела на самом верху, упираясь локтями себе в колени. Её кеды иногда соскальзывали, когда камни оживали и норовили скатиться вниз, и ей приходилось подбирать ноги снова. Был сентябрь и ветру уже было с чем играть. Он срывал с деревьев болезненно бледные листья и бросал на пока ещё сухую землю, не давая им покоя, тут же закручивал их в маленькие вихри и выгонял прочь. Все вокруг уже начало увядать, дышало безжизненной сыростью и тенью. И ветер с каждым порывом становился жестче и холоднее. Но здесь на холодных камнях им было тепло и уютно, как пожилым супругам, которые каждый вечер проводят возле разожжённого камина. Их греет жар огня, им комфортно от того, что они прожили вместе долгую и счастливую жизнь и, не смотря на трудности, они все ещё вместе. Им не нужно разговаривать, чтобы знать, кто о чём думает. Молчание их не тяготит, оно успокаивает. Она курила свой черный Кент и, выпустив очередную струю дыма изо рта, посмотрела на него. Он сидел в той же позе, что и она, только немного ниже. Не моргая смотрел куда то вдаль. Он ни разу не обернулся, не попытался заговорить или дотронуться до неё. Она смотрела на его совсем детское лицо, чуть вздернутый нос и румяные щеки. Ей очень хотелось протянуть руку и дотронуться до его светлых отросших волос. Зарыться в них пальцами, поиграть с ними, ещё раз удивиться их мягкости. Но её рука, проделав половину пути, медленно вернулась на место. «Нет, не нужно. Я старше. Он должен понять, что так нельзя».

Она посмотрела вперёд, туда же куда смотрел и он. Впереди была только парковка с выцветшими от времени полосами да заброшенная детская площадка с покосившимися каруселями и поваленной на бок горкой. Она напоминала поверженного коня, раненого в бою.

Затянувшись в последний раз, она бросила окурок себе под ноги.

Она очнулась внезапно, как от удара по лицу. Резко сев боль яркой вспышкой разорвалась в ее голове и разлетелась по всему телу осколками. Она застонала и медленно легла обратно, прикрыв глаза. Всё её тело болело настолько, что она больше не предпринимала попыток встать или даже пошевелится.

– Эй, ты жив? – услышала она сильно ломанный русский. Открыв глаза и повернув голову на звук голоса, она увидела напротив себя двух парней-азиатов, которые смотрели на неё с мрачным беспокойством. Они сидели на старой панцирной кровати. Она поняла, что лежит на такой же. Футболки с растянутым воротом, дешёвое трико и сланцы говорили об их незавидном материальном положении. Студенты или просто работяги из соседней страны, ехавшие сюда в поисках заработка. Окинув взглядом комнату, насколько ей позволяло положение её тела, она увидела высокий потолок в желтых пятнах. Видимо в дождь ему приходиться нелегко. Стены покрашены в больнично-холодный зелёный оттенок, четыре кровати-односпалки по две в ряд у каждой стены. Общага. Пахло дешевыми сигаретами, луком, какими-то специями и по́том. В углу комнаты один на другом стояли потёртые баулы, из которых торчало разноцветное тряпьё. Между двух кроватей стоял деревянный стол с облезшими ножками. На нём стояли две миски и чёрный от копоти маленький чайник.

– Где я? Что произошло? – даже шепот доставлял ей боль.

– Там был большой огонь. Мы нести тебя сюда. – Все тот же мрачный тон и странный акцент.

Рот был сухим, она мечтала о глотке воды хоть какого качества. Голова трещала, и она положила свою вечно холодную руку себе на лоб. Она часто так лечила головную боль сама себе. «Нужно идти» – подумала она и с трудом начала подниматься. Встав, её качнуло, и она схватилась за металлическую спинку кровати, едва не упав. Её «спасители» даже не пошевелились. Просто смотрели на неё немым укором. Проделав свой долгий путь до двери, она вдруг остановилась и спустя несколько секунд обернулась к ним.

– Со мной был парень. Где он? – взволнованно спросила она.

Они переглянулись и сказали что-то друг другу на своем ей незнакомом языке. У неё заныл желудок.

– Его нет больше. Гореть. Ты курил и ты вина.

Ее качнуло снова, и она прижалась к дверному косяку, заляпанному чёрными пальцами. Не моргая, смотрела в раскосые глаза парня, что сидел справа. В них было только осуждение.

– К-к-как сгорел? Там кругом были только камни! Камни не горят! Их невозможно поджечь брошенной сигаретой! Они ведь холодные… – её голос сломался, она почти кричала. Она уже не видела своих собеседников из-за собравшихся в глазах слёз. Они стали просто размытым пятном. Она сдавила рукой рот, чтобы сдержать рыдания, но от этого, казалось, её плач стал ещё громче. Оглушая, он разносился по всему этажу. Слёзы выжигали ей глаза. Грудь сдавливал тугой корсет боли. Он трещал по швам, давя на кости грудины. Ей казалось, что они сейчас сломаются и осколки врежутся в легкие и желудок. Она прижала кулак к ложбинке между грудей, где теперь находилось ее сердце и дергалось в адской пляске. Закрыв веки, она по косяку опустилась вниз и зарыдала.

Она шла, и подошвы её кед противно шаркали о землю. Внутри было пусто, упав сейчас, она просто бы рассыпалась на песчинки, как старая посуда. Припухшие глаза смотрели прямо, не разбирая дороги. Она просто шла туда, где видела его последний раз. Уже издали она почувствовала отвратительно горький запах гари, от которого скребет горло, и лёгкие хотят вывернуться наизнанку. Запах тоски и смерти.

Теперь здесь всё было по-другому, хоть огонь и тронул только камни, но их сожрал полностью. В том же равнодушном безмолвии стояла перекошенная карусель, а парковка была так же пуста. В воздухе летали комья пепла. Медленно, деловито, сводя с ума. Она провела много времени в одиночестве, можно сказать большую часть своей жизни. Но так, тоскливо до тошноты, не было никогда. Мысли впервые причиняли физическую боль. Она шагнула в пепелище и тут же задела что-то ногой. Присев на корточки, из кучи тлеющего «ничего» выудила полусгоревший кусок материи. Рука метнулась ко рту, судорожно сжав его, сдерживая рвотный позыв. Обрывок куртки. Той самой, чёрно-синей, в которую он был одет, и которая так оглушительно для неё шуршала, когда он целовал её на лестничной площадке. Теперь она поверила во всё. Боже…

Краем глаза она заметила какое-то пятно и, встав, посмотрела в ту сторону. Белая иномарка стояла неподалеку и будто следила за ней. Машина была ей знакома, но она не сразу поняла, где раньше её видела. И только сделав к ней несколько шагов, увидела лицо водителя. «Юрий Михайлович? Какого чёрта он тут делает?» За рулем сидел отец её бывшего мужа. Она искренне не понимала, откуда ему и его машине тут взяться, ведь они всегда жили в другом городе, и ей с трудом верилось, что бывший свёкор вдруг соскучившись, решил её увидеть и проехал для этого несколько сотен километров. Но она подошла и села на заднее сиденье авто. После звука закрывшейся двери на них обрушилось давящее молчание.

– Вы видели, что здесь произошло? – через некоторое время спросила она, нарушая тишину, которая уже начала оглушать.

– Видел даже больше. Новый ухажёр? – с насмешкой спросил он всё так же, не поворачивая головы.

У неё защипало кончик носа. И она знала, что сейчас он покраснел. Так всегда бывало, когда она собиралась заплакать. И сразу высыхали губы, ими становилось больно пошевелить. Казалось, треснут до крови от малейшего движения. Не ответив, она уткнулась лбом в подголовник переднего сиденья и начала всхлипывать. Её бил озноб так, что она даже не могла соединить кисти под коленями, пытаясь собраться в комок.

– Я знал, что…

– Да ни хрена вы не знали! – закричала она перебивая. Слезы уже скопились на подбородке. – Вы его не знали! Никто, никто его не знал!

Она хотела, чтобы он заткнулся, чтобы заткнулись даже его мысли в голове. Хотя он и так молчал.

– Ему было всего восемнадцать… – её слова утонули в плаче.