Читать книгу Я – это ты, ты – это я - Татьяна Первушина - Страница 7

Домой Яна вернулась «на автомате». Задумчиво бредя по заснеженной дороге, иногда поскальзываясь, но даже не замечая этого, как, впрочем, и встречных людей, иногда попадавшихся ей, она пребольно толкнула локтем какую-то тетку, и та разразилась проклятьями. Но Яна даже не среагировала.

Эмоции буквально захлестнули ее. «Как! Бравый и вечно правый Батон может испытывать нежные чувства к ней, постоянно терзающей его нервы из-за своих дурацкий расследований?! Вот это сенсация! Или я ошибаюсь? И мне все это послышалось?»

Многократно прокручивая в голове последнюю фразу Соловьева, Быстрова и не заметила, как машинально повернув ключ в двери, вошла в свою квартиру.

На автомате стала варить кофе, потом задумалась, замечталась…

Только когда зло зашипел кофе, убегающий на плите, она, казалось, пришла в себя.

И сразу же набрала номер Олеси Воробей.

Та долго не подходила.

Наконец в трубке раздался вялый, скрипучий голосок подруги:

– Ну, чччё там у тебя еще случилось? Трезвонишь ни свет, ни заря…

– Как это ни свет, ни заря?! – возмутилась было Яна. – Уже почти два часа дня, я даже пообедала!

– И шо? -невозмутимо парировала Воробей. – Мой сына только приступает к завтраку, а я, разумеется, готовила этот самый завтрак и поэтому еще даже не умывалась.

– Да забей ты, Олеська, – торопливо проговорила Яна. – Я сейчас вернулась из кафе, где меня Соловьев обедом угощал!

– Ого, – чувствовалось, что «третья новость на Яндексе» пробила броню пофигизма Олеси. – Что это он подорвался? Рассказывай, давай. – И уже другим тоном Воробей добавила, – Сыночка, я с Яной должна поговорить, ты тут завтракай один пока.

Как бы извиняясь перед великовозрастным дитяткой за отсутствие на его завтраке дворцовой челяди, Воробей прошмыгнула в комнату и затараторила в трубку:

– Давай, говори скорее, пока меня на ковер не вызвали!

– Да я сама толком ничего не поняла. Да и по телефону не все говорить можно, как выяснилось. А информация прямо пипец, какая жуткая. Так что давай, приезжай ко мне. Все подробно расскажу. Заодно и кальян покурим.

– Ладно, я попробую, – шепотом отозвалась подруга. Я наберу тебя, как выезжать буду. Жди.

Примерно через пару часов Олеся Воробей уже стояла на пороге Яниной квартиры.

Подруги наскоро попили чайку с бутербродами. Поставив угли для кальяна на специально предназначенную для этого электроплитку, Яна начала подробный шокирующий рассказ про убийство в «нехорошей квартирке».

Воробей сидела, открыв рот от удивления. Такие истории, казалось ей, она видела только на экране телевизора, да иногда в книжках читала.

– Да что же это делается, – полушепотом произнесла она, набивая «Chabacco Джек фрут» кальянную чашу, – прямо жуть берет…

– А теперь про Соловьева, – немного смущаясь, произнесла Яна.

– Да, давай-ка что-нибудь повеселее, а то уже руки трясутся от страха, – ухмыльнулась Олеся.

– Понимаешь, Олесь, он меня так сильно приобнял на прощание, что я чуть в обморок не упала, – тихонько начала Быстрова, – и сказал, что я ему очень дорога.

– Вы целовались? – невозмутимо произнесла Воробей.

– Ты что, с ума сошла что ли? – театрально возмутилась Быстрова под довольное хихиканье Олеси.

– А что? Он мужчина видный. Странно, правда, что за столько лет не женился. Если он, конечно, не лгбт, то верняк – влюблен в тебя! Ты ему всегда нравилась. Верь старухе! – произнесла свою любимую фразочку Воробей и еще раз хихикнула, чем окончательно смутила и без того раскрасневшуюся Яну.

– И как мне теперь с ним себя вести?

– Да естественно веди себя, как со мной.

– Да страшновато как-то… Все так прямо неожиданно…

– Не придавай простому объятию такого значения, – опустила на землю замечтавшуюся подругу Воробей. – Может, он просто соскучился, ведь столько лет не виделись. А обнять-то и некого. Вот ты и подвернулась ему.

– Вот ты всегда найдешь, чем порадовать…

– Так тебе не угодишь. Обнимашки – плохо, равнодушие – тоже…

Подруги стали раскуривать ароматный кальян и на время замолчали обе.

В дверь позвонили.

– Кто бы это мог быть? – вскинулась Яна.

– Посмотри в «глазок» на всякий случай, – рявкнула ей вдогонку Воробей, – чтобы маньяка какого не впустить в квартиру!

Распахнув дверь, Яна увидела взволнованную соседку сверху, ту самую пенсионерку Анну, которая общалась со всеми соседями по дому одновременно приветливо и была кладезем «домовой» информации…

– Проходите, проходите, Анна, – гостеприимно взмахнула рукой Быстрова. – Что-то случилось?

– Да нет, ничего не случилось, – растерянно мялась на пороге Анна, не решаясь зайти в квартиру, – просто я вспомнила кое-что, ну, думала, вам интересно будет…

– Конечно же, будет интересно, даже не сомневайтесь, – командным голосом произнесла Быстрова, – я прошу вас, Анна, заходите сейчас же, зачем на пороге стоять, давайте пройдем на кухню, я вас чаем угощу, а вы мне все расскажете.

– Да нет, чай я не буду, – засуетилась соседка, но в квартиру все же вошла. Буквально на аркане Быстровой пришлось тащить суетливую старушку в кухню, где картинно восседала Олеся Воробей с кальяном в руке.

Увидев незнакомую женщину, курящую кальян, Анна дала было задний ход. Но не тут-то было: Яна взяла ее под локоток и насильно усадила на стул.

– Вы не переживайте, пожалуйста, Анна, – вежливо уговаривала она перепуганную соседку. – Это моя школьная подруга Олеся. Мы с ней иногда покуриваем… Так что, собственно говоря, вы хотели мне рассказать? – и она взглядом орла вонзилась в старушенцию.

– А-а, да-аа… Я вот тут вспомнила, что вчера очень поздно, уже ночью, я встала таблетку выпить, ну и посмотрела, по обыкновению, в окно, – начала тихо Анна, – и увидела очень странные фигуры…

– Какие фигуры? Говорите, пожалуйста, – затараторила Яна, интуитивно почуяв, что «горячо».

– Да вы только не подумайте, что я с ума сошла, – смущенно рассмеялась Анна, – дело в том, что все фигуры были в белых длинных балахонах. Словно привидения какие…

– Каких, каких балахонах? – не поняла Быстрова.

– Ну, как будто из простынь сшитых, – резко оборвала доклад Анна и, решив, что сейчас над ней будут смеяться, стала вставать со стула. – Ладно, я пойду, пожалуй…

– Что вы, что вы! – снова усадила ее на стул Быстрова. – Нам очень интересно. Расскажите, пожалуйста, все, что удалось заметить, как можно подробнее.

Из рассказа Анны подруги выяснили, что шесть фигур в белых балахонах (если старушке, конечно, не привиделось в ночи) примерно часа в четыре утра буквально проплыли (потому что ноги закрывали белые балахоны) вдоль дома и заплыли в подъезд.

– А не удалось разглядеть, мужчины это были или женщины? – наивно спросила Олеся.

– Да я даже не уверена, было ли это на самом деле, – смущенно произнесла Анна, – просто я знаю, вы интересовались, не видел ли кто-нибудь что-то… Все, девочки, я пойду, мне собаку выводить надо. Извините.

Пенсионерка засуетилась и, как ни пыталась ее оставить «на чай» Яна, убежала домой.

– А ты уверена, что старушка здорова? – не без ехидцы спросила Олеся, затягиваясь кальяном и наполняя небольшую кухню Быстровой дымом, который, правда, очень быстро рассасывался в неизвестном направлении.

– Да нет, – ответила задумчиво Яна, – старушка очень бойкая, сто очков любому наблюдателю даст, нет, она действительно видела что-то экстраординарное в ночь убийства. Надо это проверить. Эх, жаль, что на подъездах нет камер, а то бы можно было бы через Соловьева попросить посмотреть записи вчерашнего дня.

– А у вас в подъезде негры случайно не живут? – снова хихикнула Олеся.

– Вот ты все смеешься, – оборвала ее смех Яна, – а вдруг эти «ку-клукс-клановцы» и убили эту самую неизвестную?

– Так она вроде не негритянкой была… Но эту версию, увы, уже ведь не проверишь, – разочарованно выпустила очередной клуб дыма Воробей.

– Это да, – пробормотала Быстрова, – но взять на вооружение этот странный факт мы ведь можем. Нам это никто не запретит!

Поболтав еще часок о том, о сем, подруги остановились на том, что Олеся останется ночевать, потому что Яне просто необходима на данном этапе помощница в расследовании этого странного убийства.

Олеся отзвонилась «сыночке» и «отпросилась» у него, чтобы переночевать у Быстровой.

На улице уже давным-давно было темно, сыпал редкий снежок и светила огромная белая луна.

***

В это же самое время за добрую сотню километров от Яниного дома, в огромном белом особняке, окруженном лесами и полями, за глухо задвинутыми темными шторами происходило нечто необычное.

В большой зале с высокими потолками собралось пять человек. Все они были одеты в непроницаемые белые балахоны до пят (что-то наподобие «ку-клукс-клановской одежды), были видны только прорези для глаз, а вся остальная материя – сплошная белая масса… Поэтому определить пол и возраст людей было невозможно.

В помещении отсутствовала какая-либо мебель, зато на мраморном полу, в самом центре комнаты, стояло нечто, вроде гипсового постамента, на котором одиноко высилось огромное чучело белой совы. Сова была словно живая. Глаза ее горели огненно-рыжим огнем и, казалось, что эта хищная птица вот-вот взлетит и вцепится в стоящих вокруг нее пятерых людей в белых балахонах и никого не пощадит.

На одной из стен висел огромный постер – на черно-синем фоне одиноко летела огромная белая сова, в зубах которой застыл лемминг2.

В каждом углу залы одиноко высились подсвечники с двумя горящими черными свечами. Поэтому, несмотря на выключенное электричество, комната довольно-таки неплохо освещалась, правда, свет был бликующий, не яркий. Все присутствующие молча встали не колени вокруг пьедестала с белой совой.

Внезапно в залу медленно вошел еще один человек. В просторном шелковом белом балахоне с капюшоном, который был накинут на лицо. Судя по изящной неторопливой походке, это была женщина. Она подошла к постаменту с белой совой и царственным жестом оперлась рукой о него.

Тогда один из пятерых, судя по уверенным движениям, главный из всей стаи, поднялся с колен и, резко вскинув руки кверху, выкрикнул:

– О, белая Госпожа наша! Ты Владычица наших помыслов и желаний! Помоги нам устранить космический мусор, вставший на нашем истинном пути! Дай сил выдержать борьбу с нечистотами и грызунами человеческими! Помоги в свершении Правосудия! Мы должны следовать за тобой по пути, выбранному для нас Провидением и неотвратимостью Судьбы! Никсау3!

Бубон скандиакус4!

И остальные пятеро глухо повторили за ним: Никсау! Никсау! Никсау!

После чего главный дал остальным знак встать с колен и, взяв за руку одного из «белых балахонов», четко проговорил:

– Сегодня, соратники, мы принимаем нового члена в наш орден «Шести углов» вместо выбывшего Гексаэдрина, который геройски погиб от полицейской пули на задании.

Все одобрительно загудели.

– Итак, позвольте представить вам Гексаэдрину! Поприветствуем! – и главный магистр захлопал в ладоши.

Раздались дружные аплодисменты. Пламя свечей задвигалось, на стенах заскакали темные тени.

Представленная членам ордена Гексаэдрина тоже стала аплодировать. Правая рука ее, обнажившись до локтя, была бледна, а на запястье темным овалом виднелось огромное родимое пятно, отдаленно напоминающее яйцо….

Белая фигура, стоявшая у пьедестала столь же царственной походкой, что и при входе в залу, медленно удалилась.

Остальные пятеро задули свечи и в полной темноте вышли из залы…

В опустевшей зале осталась только большая белая сова. Она смотрела на мир своими огромными огненными глазами и, казалось, сердилась на кого-то…