Читать книгу За Ореховой горой - Татьяна Петровна Софронова - Страница 9

Раз в три дня Юлька поливала цветы в кабинете биологии. В начале восьмого класса она решительно отказалась от надоевшей ей должности старосты и попросила перевести ее в цветоводы. Светлана Генриховна, классная руководительница, досадливо поморщилась, но возражать не стала. Старостой назначили послушную тихоню Иринку Мотыгину.

Светлана Генриховна оставила Юльке ключ от кабинета и ушла на совещание. Цветов было очень много: аспарагусы, фуксии, традесканции, пеларгонии, фиалки… Юлька старательно полила все растения и обтерла пыль с широких листьев монстеры. Уходить не хотелось. В классе, залитом солнцем, было очень уютно. Внимание Юльки привлек деревянный ящичек, который с неделю назад повесила на стенд классная руководительница для того, чтобы ее подопечные опускали туда волнующие вопросы для рассмотрения на классных часах.

Интересно, есть там хоть одна бумажка? Юлька заглянула в щель. На дне что-то белело. Как же любопытно! Это ведь не очень секретные материалы… Все равно эти вопросы будут вслух читать. Просто Юлька узнает о них чуть-чуть пораньше…

Совещание началось недавно. Полчаса в запасе точно еще есть…

Юлька закрыла кабинет изнутри и сняла ящик со стенда. Задняя стенка из тонкой фанеры была закреплена совсем слабо. Девочка аккуратно отогнула маленькие гвоздики и вытряхнула помятые листочки на парту.

Первая записка содержала сообщение о том, что Людка – проститутка.

«Ха! Давайте-ка, рассмотрите этот вопрос на классном часе, Светлана Генриховна».

Во второй записке кто-то поинтересовался: «А снежный человек по правде бывает?»

«Похоже, Кудрин писал. Его кривенький почерк. Во, дурак!».

Третья и четвертая записка не содержали в себе вопросов – только ненормативную лексику.

В пятой записке вопрошалось, почему так мало проводится в классе вечеров?

«Да и на фиг эти вечера. Нормальной музыки у Генриховны все равно нет. Весь прошлый год на дни именинников ставила пластинку Добрынина «Бабушки-старушки». Сама пусть под них и пляшет».

На столе еще оставались две записки. В одной спрашивалось, видела ли Светлана Генриховна когда-нибудь инопланетян, а в другой – сколько стоит мопед. Больше одноклассников ничего не интересовало

Юлька достала из сумки тетрадку, вырвала листок и написала крупными печатными буквами важный вопрос для классной руководительницы: «ПОЧЕМУ ГОША – ТАКАЯ СВОЛОЧЬ?».

По печатным буквам почерк ведь не определить…

Юлька сложила все записки и повесила ящик обратно.

Подумала немного и написала для отвода глаз еще один вопрос своим честным почерком, с наклоном букв в левую сторону: «Как размножать аспарагусы?»

* * *

– Я самая тупая в классе, – сообщила Юлька бабушке за ужином, обмакивая капустный пирожок в густую сметану.

– Так это сразу заметно, – сказала Анька и потянулась за следующим пирожком.

– Анна! – строго произнесла бабушка.

Старшая сестра не удостоила младшую взглядом.

– Я делаю домашнее задание в десять раз дольше, чем все остальные ученики, – закончила свою мысль Юлька, – Светлана Генриховна опрос такой проводила.

– Ну, так это как раз хорошо! – сказала бабушка. – Чего верхушки-то сшибать?

– Ты, кстати, на сегодня уже закончила ведь? Давай поиграем как-нибудь, – предложила с умильной улыбочкой Анька.

– Нет, еще не закончила. Еще надо народную песню записать от какого-нибудь старожила нашего села, – ответила Юлька.

– Кого сторожила? – недоуменно переспросила Анька.

– Да никого не сторожила! Отвянь!

– Старожил – это старый житель, Анечка, – пояснила бабушка.

– А он кого сторожил? – не унималась Анька.

– О-о-о, алямофо! – Юлька со стоном покрутила пальцем у виска и вышла из-за стола.

– Может, ты, бабушка, мне какую-нибудь песню продиктуешь? – спросила Юлька.

– Да, я ведь не здесь родилась, а тебе надо именно Раздольинскую песню. Сходи вон за дорогу, к сватье, она тебе их тыщу напоет, – посоветовала баба Катя.

– Я с тобой пойду, – сообщила Анька.

Юлька хотела возразить, но махнула рукой:

– Ладно, пошли, а то на улице темно уже. Будет хоть кого волкам скормить, если нападут.

Мама с папой сидели в обнимку на диване и смотрели по телевизору Эркюля Пуаро. Девчонки оделись и вышли из дома.

Ноябрь отдувался за длинную теплую осень и торопливо закидывал землю снегом. Сильный ветер уже насадил через весь двор плотные снежные косы. На дороге завихаривала настоящая вьюга. Сестры быстро добежали до дома папиных родителей. Юлька с трудом открыла тяжелую, обитую клеенками, дверь. В лицо дохнуло теплом и запахом нагретых на печке валенок.

– А вот и мы! – радостно известила Анька деда с бабушкой. К ее ногам подкатился крошечный кудлатый щенок. Хвост у него еще был слишком короток, потому он восторженно вилял всем телом. Анька завизжала от нежности:

– Ой, какое чудо!!! Как его зовут?

– Пырзик, – ответил ей дед Ваня, внимательно смотревший новости.

Юлька с бабушкой ушли в спальню, чтобы ему не мешать, а Анька осталась в коридоре играть со щенком.

Спальня была совсем маленькая: две кровати, разделенные узеньким проходом, старое трюмо с портретами молодых бабы и деда. Усевшись на мягкую постель, Юлька изложила бабе Вале свое задание:

– Мне надо на литературу записать народную песню нашей местности.

– У-у, да хоть десять, – бабушка обрадовалась. Это было для нее раз плюнуть. Какую вот только выбрать, чтоб ребятишкам интересно было?

– Что же тебе спеть-то? У меня Ольке с Людкой шибко нравилась песня «Как на кладбище Митрофановском отец дочку зарезал свою». Я сяду занавески строчить, их на кровать посажу, они катушки с нитками перебирают, я песни пою.

Юлька округлила глаза от такой тематики.

– Не, ладно, лучше про Дуньку. «Дунька по лесу ходила, грибки-ягодки брала», – начала напевать бабушка.

– Там, по-моему, в конце как-то не очень будет, – засомневалась Юлька. Она не раз слыхала эту песню с довольно странным сюжетом: девушка нашла в лесу жука, принесла домой, а потом от этого жука родила ребенка с кудрявой головой.

– Ну, вот эту тогда. Мы ее с бабами на сенокосе часто пели, – и бабушка широко завела:

Любила меня мать, уважала,

Была я ненаглядная дочь.

А дочь ее с милым убежала

В глухую ненастную ночь.

Бежала она лесом дремучим,

Хотела беглянкою быть.

Беглянская жизнь ей надоела,

И вспомнила родную мать.

Бабушка пела очень выразительно, страдальчески сводила брови и горестно качала головой.

На что мне зеленая роща,

На что этот свет голубой,

Как вспомню я милого речи,

Зальюся я горькою слезой.

Подруга к подруге приходила,

Она ей отраву дала.

Отрава моя недорогая

Стоит один пятачок.

Возьму же я спичек коробку,

В отварной воде их разведу.

Стакан на окошко поставлю

И эту отраву я приму.

Подружки, ко мне вы приходите,

Я буду лежать на столе.

Прошу вы меня не судите,

Заройте мой труп в тишине.

Юлька старательно записала трагическую песню.

– Странный какой-то способ она выбрала. Утопиться и то приятнее, наверное, было бы, – прокомментировала сюжет Юлька.

– Ой-ёё, – протянула бабушка, – мы ведь с подружкой Нинкой чуть вот так не отравилися. Летом сорок второго, поди-ка… Все лето на крольчатнике с мамой робила. Травы, веток таскаешь-таскаешь, ни конца, ни края не видать. Всего двенадцать годов мне было. До того надоело! Бригадир шибко злой был, придет наругает нас с мамой, пошто-де коршунов да воронье не отгоняем – таскают крольчат. А я только и делаю, что с шестом бегаю, так руки намаю, поднять потом не могу. Нинка с матерью на курятнике эдак же. Вот и уговорились мы с ей отравиться. Я утром маме сказала, живот, мол, болит. Она меня оставила, сама на работу ушла. Я в чашку спичечных головок наломала, жду, пока размокнут. А маме навстречу Нинка попалася, спрашивает про меня. Мама отвечает – захворала. Нинка ей и говорит: «Это она врет. Мы с ней травиться сговорились. А мне сегодня мама платок новый подарила, я и передумала». Как мама в избу забежала, навернула у меня эту чашку со спичками, на лавку пала и давай реветь. «Валюшка, да ты что же это!» Обнимает меня, целует. «Дак ведь как я без тебя буду!? Погляди ж ты на них – мал-мала…» Остальные ребятенки спали еще. «Ты ведь у меня первая помощница». Ревет-заливается. Мне до того стыдно! Реву шире мамы. Освободили меня, правда, от крольчатника. Водилась с Гринькой да Надюркой остаток лета.

Эту историю баба Валя раньше не рассказывала. Юлька вдруг со стыдом ощутила разницу: совсем недавно она сама глупо размышляла о смерти, лежа на лавке в школьном коридоре из-за того, что ее Гоша с урока выгнал, а тут бабушка, будучи еще младше ее, чуть не покончила с собой из-за реально непосильной работы.

Юлька взяла с трюмо большой пузырек с травяным шампунем, открутила массивную крышку и понюхала. Ароматный.

В спальню вошла Анька с толстеньким Пырзиком на руках. Блестящими черными глазками и круглыми мордашками они удивительно походили друг на друга.

– Дай мне тоже понюхать! – Анька плюхнулась рядом с сестрой на кровать и сунулась к шампуню.

Юлька подставила пузырек под нос младшей сестре и легонько надавила на него, чтоб лучше ощущался запах. То ли пузырек оказался слишком мягким, то ли нажатие слишком сильным, но Аньке в нос попала не дымка тонкого аромата, а целая струя зеленого шампуня. Пырзик мягко шлепнулся на дедову постель. Анька резко выдохнула. Под ноздрями надулись большие мыльные пузыри.

Кашель.

Рёв.

Мытье носа под краном.

* * *

– Я нечаянно! Честное слово! – горячо оправдывалась Юлька перед родителями после Анькиной жалобы.

– Не слишком ли много у тебя нечаянного в последнее время? – раздраженно спросила мама, заглядывая Аньке в нос под светом люстры. – Ну, вроде, все вымылось. Иди играй.

Анька убежала.

Мама тонко спросила старшую дочь:

– Ты вопросы в ящик к Светлане Генриховне закидывала?

Юлька приняла скучающий вид:

– Закидывала.

– И что тебя интересовало?

– Как аспарагусы размножаются.

– И все?

– И все.

Мама с сомнением покачала головой.

– А что, нельзя вопросы задавать? Она вообще-то для того этот ящик и повесила, – перешла в наступление Юлька.

– Ладно, не заводись. Спать уже пора укладываться. Аспарагусы так аспарагусы. Спокойной ночи! – мама поцеловала дочь в щеку и вышла из комнаты.

«Что за мода стучать?! – гневно думала Юлька о классной руководительнице, расстилая постель, – Вот повесит она еще свой ящик! Я ей таких вопросов назадаю – до пенсии думать будет!»