Читать книгу …Хранить вечно. История одной судьбы - Татьяна Резниченко - Страница 8

Вступлению немцев в город предшествовали три дня безвластия. Угольные предприятия были взорваны, чтобы фашисты не смогли добывать топливо. Властные структуры эвакуировались. Люди были предоставлены сами себе. Надвигалась страшная неизвестность, из кинохроники уже знали о зверствах фашистов. На долгие годы эти три дня вошли в обиход под названием «растащиловка». Толпы людей, тысячи человек метались по городу от магазина к больнице, от склада к учреждениям. Тащили домой всё, что могло хотя бы как-то пригодиться. Внешне это походило на безумство. Рядом с домом, где жили Резниченко, располагались магазины, продовольственный, промтоварный и аптечный склады. Юра с мальчишками увидели, как толпа напирала на ворота во двор складов. В толпе послышалось:

– Начальник ОРСа пришёл. Хищенко… Хищенко…

Хищенко попытался урезонить людей, в ответ послышались возгласы:

– Немцам хочешь всё оставить?

Толпа оттеснила начальника и надавила на ворота. Они упали вместе со столбами. В один миг сбили амбарные замки с ворот складов. Люди хватали колбасу, наполняли маслом ведра, чайники. Юра взял с собой только наволочку, которую наполнил грузинским чаем. Отнёс ее домой и вновь выбежал на улицу. Толпа уже ворвалась в здание швейной фабрики рядом с кинотеатром «Родина». Рулоны ткани размотали на весь квартал, от проспекта Красной Армии до проспекта Победы Революции. Каждый норовил оторвать кусок, разрезая ткань поднятыми с земли осколками стёкол. Мальчишек рассмешило это безумство. Они заскочили в здание швейной фабрики, увидели в цехах коробки с пуговицами и крючками, и усугубляя абсурдность происходящего, высыпали содержимое коробок со второго этажа на толпу. Во дворе дома семей сотрудников НКВД Юрка заскочил в кирпичный флигель. Глаза у мальчишки разгорелись – какого оружия здесь только не было – по углам стояли пики, лежали ружья, винтовки, сабли, патроны и даже старинные двуствольные кремневые пистолеты. Видимо, собрано конфискованное ещё во время гражданской войны. Было там и современное оружие. Юрка схватил сапетку, так называли плетёные корзины, с патронами и поволок её к себе во двор, оставил в сарае. А сам захватил мешок и побежал по библиотекам, благо, они находились рядом – в театре, в горном техникуме и на соседней улице Третьего Интернационала, ныне Ленина. Понравилась мальчишке «История гражданской войны» – картинок много, прихватил однотомник Маяковского с «Окнами РОСТа». Притащил домой несколько томов сочинений Ленина. Красивые книги – в красном переплёте с золотым теснением. В здании горкома партии разжился диапроектором и парой диафильмов. Потом к Юре приходили друзья и подружки сестры Люськи, располагались на полу и в который раз смотрели фильмы о Смутном времени и о сопротивлении Шамиля. А Юра читал титры:

– Тушинский вор бежала в Калугу, где через некоторое время был убит…

Ночью горел городской отдел НКВД.

7

21 июля всё стихло. Утром Юра вышел на площадь и увидел, как с бугра, со стороны шахты им. Октябрьской революции, спускается длинная, как змея, сверкающая на солнце, механизированная колонна немцев. Фашисты заходили в город не с запада, как ожидалось, а с востока, куда ещё вчера уходили наши войска. Юра со всех ног побежал домой. Не успел спрятаться, как из-за угла со стороны проспекта Красной Армии показался немецкий лёгкий танк. Юра оцепенел от ужаса. Убежать не смог – ноги будто приросли к асфальту. В голове промелькнули все документальные кадры о зверствах фашистов, которые демонстрировали в кинотеатре «Родина».

– Вот и смерть моя пришла, – подумал мальчишка.

Танк остановился рядом, из люка вылез немец, важно прошествовал во двор, где несколько дней назад буйствовала толпа горожан. Там валялись осколки разбитого стекла, обломки утвари. Немец нашёл примус.

– Ком, – сказал он Юре. Тот уже понимал, что его зовут. Подошёл. Немец дал ему примус и кивнул в сторону танка. Юра отнёс примус, отдал другому танкисту. Танк уехал.

Сам Юра не видел, но во дворе говорили, что на проспекте Красный Шахтер какой-то дед подносил фашистам хлеб-соль.

Потом в дом к Резниченко пришли немцы из жандармерии, с металлическими бляхами на груди. На столе стоял принесённый с «растащиловки» чай. Жандармы забрали чай, граммофонные пластинки и дали расписку, что конфискуют для германского госпиталя. Госпиталь расположился в здании рабфака.

Юра устроился возле сарая разряжать патроны. Никто его не учил этому, никто не показывал. Сам додумался, как расшатывать пули, извлекать порох. Но больше мальчика интересовали стальные сердечники бронебойно зажигательных пуль. Хозяйственный Юра слышал, что ими можно стёкла резать, и решил, что в доме сердечники пригодятся. Соседи увидели сосредоточенно работающего Юрку, и пули вместе с сапеткой полетели в колодец, находившийся в дворе. Вода в нём горько-солёная, годилась только на хозяйственные нужды. За питьевой водой ходили километров за пять на Лисичкино озеро на Поповке.

Мать вспомнила о трофейной каске и велела Юре:

– Выброси ее к чёртовой матери, из-за неё нас расстреляют!

И каска полетела в колодец. Вслед за ней – тома сочинений Ленина. Золотые буквы на обложках неделю сверкали сквозь водяную толщу. Приказ немецких властей о расстреле тех, кто не сдаст оружие, уже висел на улицах города.

Мысли об оружии, увиденном во флигеле НКВД, не давали Юре покоя. Он опять пошёл туда. Немцы уже очистили помещение, во дворе валялись только винтовки с отбитыми прикладами. Во флигеле стоял диван, Юра заглянул под сидение и нашёл там старинное ружьё с гравировкой оленя и турецкую изогнутую саблю. От собственного дома Юру отделяла трёхметровая кирпичная стена. Так не хотелось карабкаться на неё. Юра понёс трофеи по улице и сразу наткнулся на немцев. Те, видимо, были знатоками антикварного оружия: «Гут! Гут!» И отобрали Юрин арсенал. Обошлось без последствий.

Сразу по пришествии немцев загорелся театр имени Томского, который стоял на месте нынешнего департамента соцзащиты населения. Высоко летели обугленные головешки. Через неделю Юра наблюдал, как фашисты пытаются с помощью танка сбросить с постамента памятник Ленину, зацепив его тросом, но танк буксовал и становился на дыбы. Юра увидел, что под памятник закладывают взрывчатку. Понял, будут взрывать, и со всех ног побежал домой. Взрыв грянул мощный. По металлической крыше дома что-то сильно загрохотало. Оказалось, памятник был начинён металлическими шариками. Они разлетелись по всей округе, как шрапнель, долетели и до Юркиного дома, пробили крышу.

Юра решил испытать судьбу. Во дворе стоял общественный туалет, там висел старый портфель с бумажками для соответствующей гигиенической процедуры. Именно в портфель Юра перепрятал свои драгоценные находки, которые до сих пор лежали под стрехой сарая. Неделю мальчик аккуратно подкладывал в портфель бумагу, чтобы люди не добрались до ценностей. Но потом всё же принёс их домой и показал матери. «Сокровища» приходили смотреть все пацаны с округи.

Фашисты ввели берлинское время. Установили денежный курс – за десять рублей давали одну немецкую марку. У Резниченко денег не было. Впрочем, как и у многих шахтинцев. Установился натуральный обмен. Горожане ходили в хутора и станицы, обменивали одежду на продукты. В обиходе говорили: ходить на менку.

Два дня у Резниченко квартировали венгры. В начале августа определили на постой румын – врача и унтер-офицера, парня лет двадцати двух по имени Мишка. Мишка говорил по-русски. Вместе с 17-летним соседом Ванькой, который по возрасту не попал на фронт, лазил воровать груши у соседей. Юру сажали на забор на атас. Похоже, Мишка ещё не свыкся с ролью оккупанта, ведь он мог зайти и просто взять эти груши. Через неделю Мишка сказал:

– Уходим на Сталинград. Не знаю, вернёмся ли. Если вернёмся, зайдем к вам.

Не зашли.

С румынами Юре довелось встретиться ещё раз. Как-то он ходил в соседний Новошахтинск повидать отца. Возвращался вместе с двоюродным братом, родственники дали несколько кабаков, тыквы у них уродили в тот год хорошие. Почти двадцать километров десятилетние мальчишки тащили тяжелые кабаки. Уже вошли в Шахты, когда их увидели румынские солдаты. Те подозвали ребят, отняли тыкву, разрезали штыками и начали есть прямо сырую. Видно, румын снабжали хуже, чем немцев. Обидно было до слёз. Хотели порадовать мать и маленькую Люську. Думали, еды на несколько дней хватит.

Немецкий офицер Бернард с ординарцем Феликсом прожили у Резниченко месяца три. Похоже, Бернард работал в госпитале. Жил в отдельной комнате. Юра заметил, что обед фрица состоял из шести блюд, но порции были крошечными.

Продовольственные запасы семьи Резниченко были скудными – картошка, кабаки с огорода, отец привез с растащиловки из Новошахтинска два мешка муки. Иван Львович ещё оставался у сестры, опасаясь, что немцы привлекут его как специалиста к восстановлению взорванных шахт.

Юра ставил ловушки из кирпичей на воробьев. Ощипывал и жарил на печке. Чтобы птицы не разлетались, помещал их в ящик стола в комнату Бернарда пока того не было дома. Один раз Юра не подгадал. Бернард открыл ящик, птицы выпорхнули и заполнили всю комнату. Немец заскочил в комнату Резниченко, размахивая руками, заставил Юру переловить воробьев. Однажды в комнату к Бернарду зашёл Юркин кутёнок и нагадил фашисту в тапки, тот встрял в говно и поднял шум. Тапки заменили, но на следующее утро кутёнок повторил диверсию. Ординарец расстрелял собачонку.

По соседству, в доме, где жили семьи сотрудников НКВД, разместился какой-то полицейский пункт, в нем регистрировали имеющийся у шахтинцев скот. Люди приводили коров, баранов, коз – всю живность, кроме кур. Проспект Возрождения заполнился скотом, всё блеяло, мычало. Куда потом девались животные, неизвестно. Может, угоняли в Германию. Во двор, где жили Резниченко, забрёл бычок. Сосед быстро заколол его, а мясо поделил между жильцами. Кстати, этот сосед вскорости стал полицаем, а после освобождения города куда-то исчез. Семье Резниченко тоже досталось несколько килограммов мяса. Хранить его негде, и мать напекла больше десятка пирогов с мясом. К началу зимы мука кончилась. Александра Кузьминична варила кукурузные зёрна и делала из них лепешки. Какими бы голодными ни были дети, а лепёшки ели без удовольствия.

Как-то Юра полез в узкое пространство между каменным забором и домом и обнаружил там небольшой фанерный чемодан. В нём лежали исписанные листы бумаги. Это оказался шахтёрский фольклор. Юра вспомнил, что Алексей Ионов, корреспондент «Правды», подаривший ему немецкую каску в 1942 году, собирал шахтёрские песни, предания, анекдоты. Алексей в юности работал в шахте, потом в городской газете «Красный шахтёр». Юра вспомнил, как тёща Ионова – Мария Ивановна пела для него:

– Гудки тревожно загудели,

Юра спрятал чемодан…

По улице Советской целыми днями непрерывной колонной шли на Сталинград немецкие грузовые автомобили. Они были раз в десять больше наших полуторок. Шли настолько плотно, что невозможно было перейти улицу. Всю центральную аллею парка заняли такие же грузовики с прицепами. Среди деревьев немцы рыли укрытия для зенитных установок. На стадионе вплотную, один к одному, стояли бензовозы. Мощь невиданная. Оставалось только догадываться, как приходилось нашим под Сталинградом.

Здание Госбанка, что на площади Ленина, немцы приспособили для склада посылок из Германии. К разгрузке привлекали мальчишек. Они шли на работу, прихватив с собой что-нибудь острое. У Юры было ржавое безопасное лезвие. Посылки переносили из машины по коридорам здания. В большом зале их принимал немец-кладовщик. Бандероли были в мягкой упаковке. Мальчишки, пока шли по коридору, аккуратно делали небольшие разрезы и вытаскивали, что попадалось в руку. Добычу прятали за пазуху. На против банка стояла железобетонная кинобудка, оставшаяся от деревянного кинотеатра «Октябрь», растасканного жителями на дрова. Там мальчишки и делили добычу в конце смены. Кому достался шоколад, Юре – пачка белого порошка. Попробовали, сладкий. Начали есть.

– Давайте хоть посмотрим, что мы едим, – Юра взял упаковку. На ней была нарисована рука с ранкой. – Тьфу! Это же присыпка для ран.

– Видели? Фрицы оставили на улице неразгруженную машину с посылками, – сказал Володька. – Давайте ночью туда залезем.

Володька Ержов был старше Юры года на три, ему было лет 13—14. Но он уже слыл вором-карманником.

– Ты что, думаешь, немцы охрану не выставят? Вспомни, как фриц Кольку горбатого отходил! Дрын на горбу сломал, – возразил Юра.

– А! Ты бздишь! – разозлился Володька.

– Не в этом дело. Голову на плечах надо иметь! – крикнул Юрка.

Разошлись каждый при своём мнении. На следующий день Юра ребят не встретил. А вскоре вывесили приказ немецкого коменданта города о расстреле группы мальчишек «за хищение немецкого имущества». В приказе значилась и Володькина фамилия.