Читать книгу Мятежная герцогиня - Татьяна Романова - Страница 3
Глава 3
ОглавлениеОктябрь принес в Ратманово утреннюю прохладу, но дни оставались теплыми, а небо было ясным. Близилась к концу жатва, почти все поля уже были покрыты короткой золотистой стерней, а в садах убрали яблоки. Довольные хозяева поместий подсчитывали доход от продаж урожая этого благодатного года, и начиналась веселая пора осенних праздников, отмечавшихся по очереди почти во всех имениях губернии.
Первым, по традиции, открывал череду гуляний престольный праздник церкви села Троицкого в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Радушный хозяин барон Тальзит, как старый холостяк, поступал очень просто: для крестьян, съезжающихся со всех соседних деревень, расставлялись столы с угощением на площади около церкви, а для «благородных» гостей столы накрывались на лужайке в конце барского сада. Обычно праздник в Троицком проходил всегда одинаково: молодежь, быстро перекусив, убегала на церковную площадь участвовать в народных забавах, а старшее поколение переходило в дом, где уже стояли наготове ломберные столы. Игрокам предлагалось множество графинов с наливками, настойками и столовым вином, за приготовлением которых хозяин наблюдал лично, считая это делом первостепенной важности.
Княжны Черкасские, вместе с внучатыми племянницами барона Мари и Натали, сбились с ног, стараясь, чтобы праздник получился на славу. Из цветной бумаги было вырезано множество гирлянд, цветники и оранжереи Ратманова были изрядно прорежены, чтобы букетов хватило на все столы и украшение комнат. Убранные на полки кладовой с прошлого года скатерти были поглажены, посуда перемыта, а все дворовые девушки под руководством Долли уже неделю оттирали дом в Троицком до зеркального блеска.
– Всё хорошо, – вынесла свой вердикт княжна, последний раз пройдясь по дому и радуясь, что всё получилось удачно.
Молодые хозяйки не ударили в грязь лицом: мебель и полы были натерты, столы в доме и саду расставлены, посуда, приготовленная на завтра, сияла в большом буфете в столовой. Повариха Агаша еще со вчерашнего дня забрала себе в помощницы половину девичьей, и горы хлебов, кулебяк, пирогов высились на всех столах в большой кухне барского дома и занимали все кладовые, примыкавшие к ней. Пивоварня в поместье работала без устали уже месяц, и бочонки с ячменным пивом, белея залитыми воском пробками и уложенные рядами, заняли все место вдоль ее кирпичных стен.
В село уже отправили бычка и несколько баранов, которых завтра зажарят на большом костре в центре площади. Для соседей-помещиков Долли с крестным запланировали на обед заливное, жареных цыплят, оленину под французским соусом, расстегаи и рыбу, а для молодежи – пирожные. Все шло по плану, поэтому, успокоившись, она отпустила своих сестер и племянниц барона с Дашей Морозовой в дом учителя. Девушки хотели последний раз в этом году искупаться, пока горячее солнце еще прогревало воду в Усоже. Привезти обратно их должен был Александр Николаевич, отправившийся на площадь к церкви посмотреть за приготовлением к завтрашнему празднику.
Веселые голоса и стук колес на подъездной аллее возвестили о возвращении купальщиц. Долли вышла на крыльцо, яркое солнце светило ей прямо в глаза, и пришлось приложить руку ко лбу, затеняя их, чтобы что-то разглядеть. Коляску барона, где на заднем сидении, плотно прижавшись друг другу, сидели все четыре девушки, а на переднем восседал Александр Николаевич, сопровождал верховой. Когда они подъехали к крыльцу, Долли с удивлением узнала во всаднике своего тайного знакомого Лаврентия Островского.
– Только этого мне не хватало! Если он сейчас хоть чем-нибудь намекнет, что встречался со мной в лесу, придется объясняться с крестным и тетушкой, – прошептала Долли, и хорошее настроение княжны сразу испарилось. Но взяв себя в руки, она решила, что лучшая оборона – это нападение, и нужно начать разговор первой.
Княжна сбежала с крыльца и подошла к остановившейся коляске. Александр Николаевич вышел первым и по очереди подал руку всем четырем своим подопечным, сходящим с подножки. Лиза подхватила сестру под руку, а Натали, Мари и Ольга окружили ее со всех сторон.
– Ну, как вода? – поинтересовалась Долли, весело улыбнувшись девушкам, и они наперебой начали восторгаться купанием и сожалеть, что она не поехала с ними.
– Дорогая, позволь представить тебе нашего соседа господина Островского, он недавно унаследовал Афанасьево от покойного Ивана Ивановича, – объявил барон, мягко оттеснил болтушек от крестницы и повернул ее к молодому человеку, который уже спешился и почтительно поклонился княжне.
– Дарья Николаевна Черкасская, светлейшая княжна и моя крестница, – представил Долли барон и отступил в сторону, давая ей возможность познакомиться с новым соседом.
– Добрый день, сударь, добро пожаловать в наши края, – сказала Долли и поклонилась молодому человеку, но руки не протянула, надеясь, что он поймет ее намек и будет держаться официально. Так и получилось – сосед поклонился и сказал:
– Счастлив познакомиться с вами, сударыня. Меня уже представили остальным дамам, и даже пригласили на завтрашний праздник. Надеюсь, как хозяйка бала вы не будете возражать?
– Мы – провинциалы, и балы нам заменяют гулянья, если вас это заинтересует, мы все будем рады, – заметила княжна, ухватила под руки сестер и обратилась к барону. – Крестный, я проверила, все уже готово, и мы с сестрами можем ехать домой. Если ты отпустишь к нам в гости Мари и Натали, то мы вернемся завтра часам к десяти, чтобы успеть расставить посуду до приезда гостей.
– Дядюшка, пожалуйста, можно нам поехать? – заныли девушки и повисли с двух сторон на руках барона.
– Ну, хорошо, поезжайте, – согласился Александр Николаевич и с облегчением подумал, что проведет тихий вечер в одиночестве. – Я сейчас скажу кучеру Савве, чтобы оседлал коня и проводил вас до Ратманова.
– Позвольте мне проводить барышень, – предложил Лаврентий, – мне это доставит большое удовольствие.
– Пожалуйста, буду премного вам обязан, – поблагодарил барон, пожав руку молодому человеку, – и жду вас завтра обязательно к нам на праздник, мы начинаем в два часа пополудни.
Лаврентий поклонился, поблагодарил хозяина и, встав у дверцы коляски, по очереди подал руку четырем молодым девушкам. Долли уже вскочила на Лиса, которого конюх привел к крыльцу. Барон закрыл дверцу коляски, Лис, пришпоренный наездницей, рванулся вперед, а Лаврентий поехал позади экипажа, поняв, что лучше пока не приближаться к девушке, так явно выразившей свое нежелание афишировать знакомство с ним.
Через полчаса они были уже в Ратманово. Мария Ивановна вышла на крыльцо, чтобы встретить своих питомиц. Как веселые птички выпархивают из цветочных зарослей, девушки, легко слетев по подножке на крыльцо, окружили Опекушину со всех сторон, пытаясь рассказать, как славно они провели время, но твердый голос Долли остановил их щебет:
– Тетушка, позвольте представить вам господина Островского, он – наш новый сосед, унаследовавший Афанасьево. Господин Островский любезно проводил нас домой.
– Добрый вечер, сударь, очень благодарна вам за заботу о моих девочках, – сказала Мария Ивановна и протянула Лаврентию руку, которую тот почтительно поцеловал. – Буду рада дальше продолжить знакомство с вами на завтрашнем празднике.
Лаврентий поблагодарил и откланялся; на обратном пути он все старался понять, пригласила ли его старая женщина бывать в доме, но потом понял, что, скорее всего, – пока нет, и решил завтра завоевать симпатии Марии Ивановны, справедливо считая ее ключом от дверей замка своей принцессы.
Сразу после ужина, когда тетушка отправилась к себе в комнату, девичья стайка собралась в спальне Долли. Ольга лежала на кровати, Лиза, Мари и Натали расселись на белых с золотом легких стульях, стоящих вокруг маленького круглого столика в нише окна, а сама хозяйка комнаты сидела на банкетке перед туалетным столиком, повернувшись к зеркалу спиной.
– Боже, до чего же он импозантный, – тринадцатилетняя Натали с удовольствием выговорила модное слово, считая, что так она кажется взрослее.
– Да, очень импозантный, – как эхо откликнулась ее ровесница Ольга.
– Ну, и чем он импозантен? – скептически спросила их Долли. Она не могла отрицать, что Лаврентий – красивый мужчина, но ее идеалом был брат, и хотя новый сосед был так же высок и черноволос, как Алекс – на этом сходство заканчивалось. Светлейший князь Черкасский был очень красив, но привлекало в нем скорее другое: ощущение силы и уверенности, исходившие от Алексея, смягчались великолепным чувством юмора и обаянием, под которое попадали не только женщины и дети всех возрастов, но и мужчины. А в Лаврентии ничего этого не было, но объяснять это своим глупым молодым собеседницам она не собиралась. Но этого и не потребовалось, ноту осуждения внесла Лиза:
– А мне он совсем не понравился, – она говорила тихо, и ее худенькое лицо с огромными янтарными глазами слегка порозовело, – он подал мне руку, когда помогал сесть в коляску, и я почувствовала опасность и угрозу, и еще он думал про какие-то цветы, про красную розу.
Долли с раздражением подумала, что опять сестре мерещатся ее видения, и из чувства противоречия сказала:
– Наоборот – хорошо, когда мужчина любит цветы, это редкое качество у этого грубого пола.
Настроение у нее испортилось окончательно. Лиза мучила ее, пытаясь рассказывать про разных людей странные, часто неприятные и опасные вещи. Веселая и деловитая Долли, двумя ногами стоящая на грешной земле, была, к глубокому огорчению тетушек, даже не очень религиозна, а уж поверить в такую мистику, как чтение мыслей через прикосновение к руке, она не могла никак. Ну почему это случилось с их Лизой, за что им такое невезение? Сестра вещала, как какая-то Кассандра. Зачем вообще нужно что-то знать о тайных мыслях людей?
Даша Морозова, которую она попросила понаблюдать за Лизой, в первый же день встала на сторону сестры и теперь ходила за ней как привязанная, преданно заглядывая в глаза, только потому, что, взяв подругу за руку, сестра на ушко ей что-то рассказала.
– Боже мой, Долли, она пересказала мои самые сокровенные мысли, – воскликнула тогда Даша, и ее глаза, ставшие огромными, как блюдца, мечтательно уставились на подругу.
– Ах, какая тайна, – саркастически заметила княжна, – она рассказала тебе, что ты мечтаешь о Пете, младшем сыне дворецкого Ивана Федоровича. Может быть, я тоже прорицательница?
– Откуда ты знаешь? Это Лиза тебе рассказала? – удивилась Даша и залилась краской.
– Нужно быть слепой, чтобы этого не заметить. Ты так краснеешь, когда мы его встречаем, что я каждый раз думаю, не станет ли тебе плохо, – ответила Долли и пожала плечами.
Но переубедить Дашу, уверовавшую в магические способности Лизы, она уже не смогла. То же самое произошло неделю спустя с Наташей и Машей, которым юная княжна, подержав их за руки несколько мгновений, пересказала их самые тайные мечты. Теперь девичья троица с благоговением смотрела Лизе в рот, ожидая от нее каких-то новых откровений. Похоже, что Долли осталась в одиночестве. Она вспомнила Елену и Алекса – вот кто бы поддержал ее в этой битве разума с суевериями, но родных с ней не было, и приходилось одной бороться за умы младших сестер. Она решила расспросить Лизу, надеясь найти нелогичности в ее рассказе.
– Расскажи нам, что ты почувствовала, когда коснулась его руки? – спросила она, внимательно гладя на сестру.
Лицо Лизы приняло задумчивое выражение, как будто она вспоминала подробности своих ощущений, а потом девушка заговорила:
– Я видела клумбы с цветами, и на каждой клумбе были цветы только одного сорта, и я знала, что с этими цветами связано зло. И еще я видела темно-красную розу, бархатистую, с капельками росы, но не живую, а как будто нарисованную. Больше я ничего не почувствовала. Но мне кажется, что с этим человеком связано что-то очень опасное, может быть даже смерть…
Лиза замолчала. Долли потеряла дар речи, ведь сестра никак не могла знать ничего об этой розе, которую так подробно описала – альбом с рисунками Лаврентия держала в руках только она одна. Что же это значит? Неужели Лиза, как прорицательница Кассандра в старом греческом мифе о Троянской войне, говорит правду, а она ей не верит… Но ведь в это действительно невозможно поверить!
Мучимая противоречивыми мыслями, она взглянула на сестру. С очень светлыми, пепельного оттенка волосами и золотисто-карими, янтарными глазами в густых черных ресницах, Лиза действительно напоминала существо из волшебной сказки. Но как могла до мозга костей земная Долли, которая, дожив до семнадцати лет, даже ни разу не имела романтических иллюзий, поверить в мистические способности той, что привыкла считать малышкой!..
– А как эта роза может быть связана с опасностью? – осторожно, боясь показать, что уже колеблется, спросила княжна.
– Я не знаю. Те клумбы – от них как бы шли волны холода и ужаса, а роза стала последней картиной, которая всплыла в моем мозгу, когда я отпустила его руку, – растерялась Лиза. Она умоляюще посмотрела на сестру, – я не могу объяснить, я просто это знаю.
– Хорошо, будем считать, что ты нас предупредила, – объявила Долли, – давайте собираться на завтрашний праздник. Кто что хочет одеть?
– У нас с Натали есть по новому платью: у меня – белое, а у нее – розовое, мы их еще ни разу не надевали, – радостно сообщила пятнадцатилетняя Мари, – а что вы наденете?
– Я надену голубое шелковое платье, сейчас принесу показать какое, – пообещала Ольга, спрыгнула с кровати и выбежала из комнаты.
– А ты, Лиза, что наденешь? – спросила Долли, ласково глядя в грустные глаза сестры.
– Я не знаю, выбери мне что-нибудь сама, – попросила девушка.
– Тогда я выбираю тебе платье из светло-лимонного шифона, оно, может быть, слишком нарядное для гулянья в саду, но ведь мы все – хозяйки на этом празднике, значит, тоже должны его украшать, как те букеты, что завтра расставим на столах, – сказала Долли, и глаза ее лукаво блеснули, – и раз я самая старшая, значит должна быть самым ярким украшением – придется выпросить у тетушки фамильные драгоценности.
– Не может быть, Долли, ты еще ни разу не надевала фамильные драгоценности! – воскликнула Ольга, которая с голубым шелковым платьем в руках влетела в комнату и услышала последние слова сестры. – Я думаю, тетушка Опекушина не разрешит тебе их надеть.
– Хочешь пари? Спорю на твое пирожное на завтрашнем празднике, что я выпрошу у нее целый гарнитур, – предложила младшей сестре девушка, и та, поколебавшись, согласилась.
– Отлично, я завтра собиралась надеть светло-зеленое атласное платье, значит, нужно просить у тети изумруды. Ждите меня здесь, – велела Долли, поднялась и пошла в спальню тетки.
Она легонько постучала и, услышав приглашение войти, проскользнула в дверь. Мария Ивановна в капоте и ночном чепце уже отпустила горничную и приготовилась лечь в постель.
– Дашенька, что ты хотела? – удивилась она.
– Тетушка, вы ведь говорили, что я уже невеста? – потупив глаза, обратилась к ней Долли.
– Конечно, дорогая, во времена моей молодости невестами считали с шестнадцати лет, хотя выдавали замуж и пятнадцатилетних, но теперь считается, что девушка может выходить замуж с семнадцати лет.
– Тетушка, завтра на празднике будут соседи со всей округи, я хочу присмотреться к молодым людям поближе, но и сама хочу им понравиться, – говорила Долли, по-прежнему не поднимая глаз на старую женщину.
– Но как же ты можешь кому-то не понравиться? – изумилась Опекушина, – ты ведь красавица, да и приданое у тебя большое, ты – самая прекрасная невеста во всей губернии.
– Но ведь скандал, связанный с князем Василием, который пытался присвоить имения Алекса, еще не забыли. Может быть, люди сомневаются, что у меня есть это приданое. Я хотела бы развеять их сомнения, появившись на завтрашнем празднике в фамильных драгоценностях.
– Девочка моя, но твоей тетушки Апраксиной нет дома, а я не могу распоряжаться фамильными драгоценностями. Вдруг ты их потеряешь? – отказала бедная Мария Ивановна. Всей душой желая помочь девушке, она не могла рисковать такими ценностями, какими были украшения покойной княгини, хранящиеся в Ратманово.
– Но, тетушка, я обещаю быть очень осторожной и находиться на празднике неподалеку от вас, чтобы вы могли все время видеть драгоценности. Мне очень хочется надеть бабушкины изумруды – тогда все поверят, что мы по-прежнему богаты, – попросила Долли и, наконец, подняла глаза на тетку – и в них была такая мольба, что доверчивая женщина сдалась.
– Ну, хорошо, только будь все время рядом со мной, а украшения достанем из ящика завтра, – согласилась старая женщина, перекрестила княжну, пожелавшую ей спокойной ночи, поцеловала в лоб и отпустила.
Вся девичья компания с нетерпением ожидала возвращения своей предводительницы, и когда она с видом победительницы вплыла в комнату, дружные нетерпеливые выкрики встретили ее появление.
– Спокойно, вы все узнаете завтра, а сейчас отправляйтесь в свои комнаты и дайте мне отдохнуть от вас, – скомандовала княжна.
Девушки вспорхнули со своих мест и отправились по спальням, а Долли, расчесав густые вьющиеся пряди цвета красного дерева, долго сидела перед зеркалом, рассматривая свое лицо. Наговорив тетушке чепухи про сомнения окружающих, она всерьез задумалась, что же люди все-таки знают о несчастьях, свалившихся на их семью.
Все знают, что какое-то время Алекса считали погибшим, и князь Василий претендовал на его наследство. Но, похоже, что слуги промолчали, и никто в округе не узнал о том, что случилось с Еленой. Если бы об этом стало известно, то крестному обязательно задавали бы вопросы об избиении, да и Даша Морозова сказала бы ей, если бы в селе об этом ходили слухи. Значит, репутация их семьи не пострадала, поэтому сестрам нечего беспокоиться за свое будущее – они обязательно найдут хорошие партии.
Сама Долли сказала крестному правду. Она не собиралась выходить замуж, а хотела дождаться двадцати одного года и получить наследство, а потом жить самостоятельно, лучше всего здесь, в Ратманово, и разводить скаковых лошадей. И теперь, когда девушка дала себе слово уговорить родных, она решила больше не отступать, когда все снова будут улыбаться, слушая ее разговоры о свободе, считая, что Лисичка в очередной раз шутит. Долли с горечью подумала, что в их семье Кассандра – не Лиза, а она сама. Что странного в том, чтобы хотеть жить самостоятельно и заниматься любимым делом? Конечно, если бы появился красивый молодой человек, тоже увлеченный лошадьми, который смог бы с уважением отнестись к ее мечте и помогать ей в делах, Долли могла бы выйти замуж, ведь замужество дает женщине детей. Но таких мужчин не бывает, поэтому нужно следовать намеченному плану и добиться от родных обещания дать ей свободу.
Отогнав грустные мысли, княжна надела ночную рубашку и легла в постель. День, полный забот, утомил ее, и она мгновенно заснула, едва положив голову на подушку. Во сне она скакала на своем любимом Лисе среди сжатых полей Ратманова, а за ней летел табун таких же темно-рыжих легконогих коней, и она была счастлива как никогда в жизни.
Утро праздника выдалось великолепным. На высоком небе не было ни облачка, солнце быстро прогревало еще прохладный воздух и обещало к полудню залить Троицкое теплом и ярким светом.
Долли встала первой из сестер и, позвав горничную Фаину, шестнадцатилетнюю девушку, которую к ней приставила тетушка по возвращении в Ратманово, быстро причесалась и надела свое любимое атласное светло-зеленое платье, в котором сама себе очень нравилась. Совсем простое, без украшений, с небольшими рукавами фонариком, оно так ловко сидело на ее тонкой фигурке, что скрадывало пышную грудь, которой девушка стеснялась. К тому же светло-зеленый переливающийся атлас платья оттенял ее зеленые глаза, а темные рыжеватые волосы на его фоне казались еще ярче.
– Ну что ж, нужно выигрывать пари, – сказала она своему отражению в зеркале и побежала к спальне тетушки.
Мария Ивановна давно встала, распорядилась насчет завтрака и уже была одета в парадное светло-лиловое шелковое платье. Ее седые волосы были убраны в красивую прическу и закрыты кружевной наколкой в тон платью, а в ушах переливались большие овальные аметисты.
– Заходи, дорогая, – приветствовала она княжну, – вот, я достала изумруды твоей бабушки. Ты их хотела надеть?
Мария Ивановна открыла футляр, и Долли, задохнувшись от восторга, уставилась на колье из больших квадратных изумрудов, обрамленных бриллиантами; рядом лежали кольцо, браслет и серьги. Самый большой изумруд был в кольце, он был размером с ее ноготь. С запоздалым раскаянием девушка подумала, что действительно страшновато надевать такие вещи на деревенский праздник. Она взяла в руки футляр, подошла к зеркалу и надела серьги. Зеленый огонь камней переливался в солнечных лучах, падающих из окна, перекликаясь с яркостью ее зеленых глаз. Долли показалась сама себе взрослой гордой красавицей – такой она еще никогда не была.
– Тетушка, как красиво, – пролепетала девушка, и уже зная, что больше ничего из драгоценностей не рискнет надеть, расстаться с серьгами не смогла. – Я одену только серьги, а остальное заберите назад – вы правы, это слишком опасно, одевать такие украшения на деревенский праздник.
– Ты – умница, моя дорогая, – обрадовалась Опекушина, – конечно, этих серег достаточно, чтобы все поняли, какая ты богатая невеста, все сомнения будут сняты. Я пошла будить остальных девочек, а ты, если хочешь, можешь уже позавтракать, в столовой все готово.
Старая женщина заперла драгоценности в бюро и, обняв Долли, вышла из комнаты. Княжна дождалась остальных девушек в столовой. Ольга, только войдя в двери, сразу уставилась на сестру и замерла, не зная, что сказать.
– Ты выиграла пари, поэтому съешь мое пирожное на празднике, – улыбаясь, сказала младшей сестре Долли, – видишь, на мне только серьги, а ведь мы спорили на целый гарнитур.
– Но эти серьги ведь тоже из бабушкиных драгоценностей? – засомневалась младшая княжна, стараясь быть благородной. Она боролась со своей совестью, не решаясь принять победу.
– Конечно, но я спорила на весь гарнитур, значит, ты выиграла, – успокоила ее сестра, похлопав по руке, – не отказывайся, ты победила честно, я это признаю.
Счастливая Ольга заулыбалась, и все девушки сели завтракать. Долли окинула взглядом всех своих подопечных. Рано утром из дома привезли наряды для Мари и Натали. И теперь они сидели, наряженные в платья из тончайшего шелка, одинаково перевитые под грудью шелковыми лентами. На старшей девушке было белое платье, а на младшей – розовое. Ольга была в ярком голубом шелке, которой так шел к ее темно-серым с синеватым отливом глазам и каштановым кудрям. Только Лиза, хоть и надела светло-лимонное шифоновое платье, как посоветовала ей Долли, казалась бледной и грустной. Княжна решила, что нужно поговорить с Лизой перед праздником, сестра может совсем потерять силу духа и здоровье с этими своими видениями. Дав себе обещание, что она этого не допустит, Долли постаралась переключиться на веселые мысли.
– Сегодня праздник у крестного, и никто не испортит его ни мне, ни моим сестрам, ни моим подругам! – прошептала она новое заклинание.
Дворецкий Иван Федорович сообщил тетушке, что две коляски поданы к крыльцу. Девушка пожалела, что сегодня не сможет взять с собой Лиса. Ну да ничего, она сядет в одну коляску с Лизой и по дороге сможет поговорить с ней. Когда тетушка, окруженная яркой стайкой своих подопечных, выплыла на крыльцо, Долли шагнула вперед и, подавая всем по очереди руку, рассадила всех так, как хотелось ей: Мария Ивановна с гостьями и Ольгой поехала в первой коляске, а они с Лизой сели во вторую.
– Почему ты сегодня такая грустная? – ласково поглаживая руку сестры, спросила Долли.
– Нет, тебе показалось, – быстро ответила Лиза.
– Я знаю тебя слишком хорошо, поэтому вижу больше, чем остальные, придется тебе ответить мне правду, – княжна улыбкой смягчила жесткость своих слов, но, тем не менее, ждала ответа.
– Понимаешь, мне верят только те, кто младше меня, а взрослые не принимают меня всерьез. Вот ты пошутила, назвав меня Кассандрой, но ведь это – правда, я говорю то, что вижу и чувствую, а мне никто не верит.
– Я вчера поверила тебе, – Долли даже не поняла, как у нее вырвалась эта фраза, но, увидев просиявшее лицо сестры, не решилась взять свои слова обратно.
Счастливая Лиза обняла старшую сестру и расцеловала в обе щеки. Она взахлеб начала говорить, как счастлива оттого, что Долли поверила ей, а та, слушая вполуха, пыталась разобраться в своих мыслях. Когда они подъехали к Троицкому, княжна уже знала, что сказала сестре правду – та роза, о которой Лиза рассказала вчера, убедила ее в том, что их малышка обладает мистическими способностями. Теперь оставалось только принять это, а потом научиться с этим жить.
Лаврентий Островский собирался на прием к соседу-помещику впервые в жизни. Это было смешно, но это была правда. Отец выкинул его из дома, когда он был совсем юным, и не успел приобщиться к жизни богатой дворянской молодежи. Когда же он вернулся взрослым человеком, имения уже не было, как, впрочем, и денег, и Лаврентий вынужден был сам отказаться от общения с теми, кто знал их семью раньше.
Молодой человек в который раз поблагодарил покойного дядю, вернувшего ему положение помещика, но и попенял ему, что тот был так доверчив и позволил себя разорить негодяю управляющему. Теперь Лаврентию было необходимо получить руку и приданное княжны Черкасской, тогда покойный батюшка сколько угодно мог переворачиваться в гробу, но его мечта уничтожить сына и жену уже не исполнится, они снова встанут на ноги и заживут в свое удовольствие. В этой благостной картине было только одно несоответствие: какая-то из женщин была лишней, и молодой человек пока не знал, какая. Тетка утомила его многолетней острой и опасной связью, он очень хотел от нее отдохнуть, но каждый раз, приняв решение порвать с ней, возвращался и снова включался в ее игру. Может быть, на сей раз женитьба на красивой молодой девушке поможет разорвать порочный круг, он очень надеялся на это.
Островский в последний раз повернулся перед зеркалом и остался доволен собой. План, разработанный им для сегодняшнего праздника, состоял из нескольких частей: в первую входило знакомство с местными помещиками, во вторую – обольщение тетушки княжон Черкасских и ее крестного – барона Тальзита, и только потом он собирался заняться самой княжной. Оружие на сегодняшний вечер было одно – почтительное восхищение – оно одинаково хорошо должно было сработать сразу со всеми намеченными жертвами.
– Слушаю внимательно, восхищаюсь искренне, разговариваю почтительно, – сказал он своему отражению, одетому в новый черный сюртук в талию, узкие панталоны и мягкие сапоги с лаковыми отворотами.
Лаврентий решил, что одеваться во фрак на праздник в саду – глупо, к тому же у него не было коляски, а скакать верхом во фраке было глупо вдвойне. Сейчас, в модном сюртуке и сапогах, он выглядел так, как будто заехал к соседу по-приятельски повеселиться в саду и проводить барышень на народные гуляния в село. Молодой человек вскочил на своего дончака и поскакал в Троицкое. Пути было сорок минут, а он не хотел являться рано, поэтому пустил коня неспешной рысью, размышляя на ходу о своей предполагаемой невесте. Девушка была очень красива, но, похоже, в силу возраста еще не понимала этого. Сейчас был самый подходящий момент, чтобы увлечь ее, отстранив всех потенциальных женихов. Он надеялся просчитать ситуацию, но сначала требовалось определить, много ли у него конкурентов.
Теплый октябрьский день, золотивший яркими солнечными лучами еще зеленую листву рощи, очаровал его и отвлек от трудных мыслей. Ему даже показалось, что черной полосы в его жизни не было, и что он – юный Лаврик Островский, единственный сын богатых помещиков, а впереди у него – прекрасная светлая жизнь. Молодой человек подумал, что он действительно хочет все забыть, зажить простой достойной жизнью с молодой красивой женщиной, которая будет его любить. Поняв, что это – его самое заветное желание, он встряхнул головой, как будто отгоняя от себя ужас прошлого, ударил коня каблуками и полетел по узкой лесной дороге галопом.
Через четверть часа Лаврентий подскакал к подъездной аллее барского дома в Троицком и, пристроившись за вереницей модных и старинных экипажей, начал продвигаться к крыльцу. Хозяин дома под руку с крестницей, Долли Черкасской, стоял в дверях, встречая гостей. Еще издали Лаврентий понял, что он прав: девушка уже сейчас очень хороша, а через год-два она станет ослепительной красавицей. Сегодня на ней было простое, но очень изящное светло-зеленое платье. Оно оттеняло изумрудные глаза хозяйки и тяжелые волосы цвета красного дерева, закрученные в длинные тугие локоны.
Молодой человек спрыгнул с коня, отдал его повод конюху и, когда шумное семейство с множеством детей, приехавшее перед ним, поздоровалось с хозяевами и прошло в дом, поднялся на крыльцо.
– Здравствуйте, господин барон, благодарю вас за приглашение, – обратился он к Тальзиту, пожимая протянутую руку.
– Очень рад вас видеть, господин Островский, будьте как дома.
– Приветствую вас, сударыня, – поздоровался молодой человек и низко поклонился княжне, ожидая ее ответа.
– Здравствуйте, сударь, – ответила Долли и сделала легкий реверанс, но руки ему не подала.
Плохо – она его сторонится. Что же он сделал не так, когда встретил ее у водопада? Хорошее настроение Лаврентия начало таять, но барон, сам того не зная, пришел ему на помощь, обратившись к крестнице.
– Дорогая, пойди познакомь господина Островского с нашими соседями, а то он пока никого здесь не знает. Как мне кажется, все уже приехали. Я постою еще минут десять, а ты займи гостей.
– Хорошо, крестный, – покорно кивнула княжна и прошла к дверям дома, жестом пригласив Островского следовать за собой.
Молодой человек нагнал ее в дверях и тихо спросил, наклонившись к уху:
– Я чем-то разгневал вас?
– Почему вы так решили? – в голосе девушки звучало искреннее изумление.
– Вы сторонитесь меня, – в словах Лаврентия прозвучала обида.
– Вам показалось, – возразила княжна, подняв на него глаза, и он увидел, что девушка действительно не кривит душой, просто для нее эти встречи в лесу значили слишком мало.
За разговором они прошли через пустые комнаты дома и очутились в саду. Уже издали был слышен гул множества голосов. По запущенным дорожкам мимо буйно разросшихся кустов жасмина и сирени они вышли на большую лужайку, с двух сторон окруженную оградой сада, а с двух других – кустами. На лужайке были в два ряда расставлены столы, накрытые белыми скатертями, украшенными цветными гирляндами. В центре каждого стола стоял красивый букет цветов, посуда сияла, а серебряные приборы отражали солнечные блики.
– Как красиво сервированы столы, – похвалил Лаврентий, зная, что Долли считается хозяйкой этого праздника.
– Спасибо, я передам ваши слова сестрам и подругам, им будет очень приятно, что их труд оценен, ведь украшением столов занимались они, – ответила княжна, повернув к нему голову, и огромные изумруды в ее серьгах разбросали зеленые лучи, поймав солнечный свет.
Лаврентий подумал, что люди не обманули, семья – очень богатая. Сколько могут стоить эти драгоценности? Даже на его не очень знающий взгляд, на эти серьги вполне можно было купить Афанасьево. Ему так захотелось вынуть украшения из ушей девушки и положить себе в карман, сразу решив половину своих проблем, что он даже разозлился. Мысленно обругав себя идиотом, решившим поживиться крохами и упустить главный шанс в своей жизни, Лаврентий постарался сосредоточиться на своем плане.
Девушка подвела его к первой группе гостей. Это было шумное семейство, приехавшее перед ним. Долли начала его представлять, и Лаврентий отметил, что молодой человек лет двадцати, старший сын у родителей, представленный ему как Михаил Епанчин, встретил его очень холодно. Островский понял, что это – его первый конкурент, и приободрился – этот был слишком молод.
Они продолжили обход гостей, княжна знакомила его с соседями-помещиками, их добрыми женами и многочисленными детьми. Лаврентий старательно запоминал фамилии семейств, присматриваясь к молодым людям. Потенциальных претендентов на руку княжны Черкасской было человек шесть, но на его счастье все они были совсем молодыми людьми – либо ровесниками княжны, либо старше ее на два-три года. Поняв, что все взрослые мужчины – в армии, и получается, что серьезных конкурентов у него нет, Лаврентий развеселился и решил действовать по разработанному плану: заняться теткой девушки и ее крестным.
Барон, пришедший на лужайку, пригласил гостей отобедать и, подхватив под руку Долли, отправился к одному из крайних столов. Пока гости рассаживались, появились слуги с первыми блюдами. Островский внимательно наблюдал за тетушкой княжон, собиравшей вокруг себя своих питомиц. Увидев, что она направилась к первому столу в соседнем ряду, чтобы сидеть напротив барона, Лаврентий поспешил туда же. Он помог девушкам отодвинуть скамьи, служившие сиденьями на этом летнем обеде, поклонился и сказал:
– Имею честь приветствовать вас сударыни на этом славном празднике. Здесь так красиво, замечательные букеты, и столы так изысканно сервированы. Мне приходилось видеть такое убранство только в Петергофе, когда на именины императрицы-матери накрывали столы в тамошних садах.
– Спасибо вам на добром слове, ведь это наши девушки целую неделю старались, делали украшения, а вчера весь день составляли букеты, – расцвела Опекушина и пригласила приятного молодого человека за свой стол.
– Вы позволите мне сесть подле вас? – вежливо спросил Островский тринадцатилетнюю Ольгу, рядом с которой осталось незанятое место.
– Пожалуйста, – смутилась девушка, но потом подняла на молодого соседа большие, чуть раскосые темно-серые глаза и радостно выпалила, – вы знаете, как мы сохранили букеты свежими?
– Не могу догадаться, – подыграл соседке Лаврентий.
– Мы составили букеты и убрали их в погреб, окутав мокрыми тряпками, – сообщила Ольга, которая была очень горда, так как именно она придумала использовать мокрые тряпки.
– Замечательная идея, я никогда о таком не слышал. Обязательно сделаю так же, когда буду устраивать летний праздник в моем имении, – похвалил Островский и увидел по довольному лицу тетушки княжон, что ей очень приятны похвалы, расточаемые ее питомицам.
Он почувствовал, что нашел нужный тон разговора, и не рискнул обсуждать наряды и красоту девушек, чтобы не насторожить Опекушину. Молодой человек начал расспрашивать соседок о тех цветах, которые увидел в букетах, о блюдах, что им подавали, всем восхищался, и к концу обеда бесхитростная Мария Ивановна прониклась к Лаврентию симпатией и доверием, а Ольга и племянницы барона смотрели на него с обожанием. Обед закончился, гости начали подниматься с мест. Он тоже поднялся и помог Опекушиной с девушками выйти из-за стола.
Лаврентий подумал, как все просто получилось с этими юными созданиями, пара комплиментов – и дело в шляпе. С тетушкой вроде бы тоже все сложилось нормально. Пора было переходить к крестному. Он, пропустив женщин вперед, вслед за ними подошел к барону Тальзиту и Долли.
– Дядюшка, можно мы со всеми пойдем в село, смотреть на гуляния, – попросила Мари, схватив барона за руку.
Стайка молодежи во главе с двадцатилетним Михаилом Епанчиным уже собралась рядом с калиткой, выходящей на тропу, ведущую в Троицкое. Они нетерпеливо оглядывались, ожидая княжон Черкасских и племянниц барона Тальзита.
– Конечно, дорогая, только держитесь все вместе. Дашенька у вас будет за старшего, – разрешил Александр Николаевич.
– Крестный, я не могу быть старшим, во-первых, я не мужчина, а женщина, во-вторых, Миша Епанчин старше меня на три года. Но за девочками я присмотрю, это я умею, – парировала Долли и побежала к остальным, уводя за собой девушек.
– Какой логический ум в этой прекрасной головке, – восхитился барон, потом вспомнил про Островского, почтительно ожидавшего его внимания, и предложил, – а вы, сударь, что предпочитаете: пойти с молодежью на гуляния к церкви или провести время за картами?
– Если вы возьмете меня в компанию, я с удовольствием проведу время за картами, ведь я не играл с тех пор, как выписался после ранения, – ответил Лаврентий, ожидая приглашения, которое сразу последовало.
– Милости прошу, сударь, мы играем в пикет и в бостон, у нас несколько столов, рекомендую и напитки, что там нам подадут, я сам слежу за их приготовлением – таких настоек, как у меня, вы ни у кого не найдете.
Комнаты, где собралось старшее поколение этого уезда, тоже были с любовью украшены девичьим руками: большие букеты осенних цветов занимали все вазы и кувшины, которые нашлись в доме, и сейчас были расставлены на столах и поставцах. Но равнодушные к стараниям девушек игроки уже занимали места за ломберными столами. Их больше всего интересовали ставки, по которым сегодня будет идти игра. Наконец, уговорившись, что ставки будут по копейке, гости распределились по компаниям.
– Не угодно ли, сударь, со мной переброситься в пикет? – предложил барон, указав на пустой столик.
– С удовольствием.
Лаврентий играл в эту старинную игру только в юности с отцом, но счел, что если проиграет, то это будет ему только на пользу. Хозяин, кивнув слуге, стоящему у столика с графинами, велел принести две рюмки анисовой водки.
– Рекомендую, сударь, это – мой личный рецепт. Я свою анисовую делаю на пиве. Сначала толченый анис добавляю в пиво, потом смесь перегоняю, в полученный первый перегон добавляю две трети против него хлебного перегона, и все вместе снова перегоняю. А потом через березовые уголья процеживаю. Попробуйте, как вам? – спросил Александр Николаевич, с интересом ожидая реакции собеседника.
– Бесподобно! – восхитился Лаврентий. Водка действительно была очень мягкой и приятной на вкус. – Замечательный вкус, и пьется легко.
– Вот, а все дело в пиве и двойной перегонке, такой анисовой ни у кого из соседей нет. У меня в пивоварне работает Иван, уже совсем старик, но глаз у него верный, никогда ни зернышка не переложит, а какое пиво варит – мужики со всех окрестных деревень к нам съезжаются на праздник только из-за его пива. Хотите, скажу, чтобы принесли пива, в кухне есть бочонок, вдруг кто из гостей захочет.
– Спасибо, сударь, не нужно. Если можно, я бы выпил еще анисовой, – попросил Лаврентий, который уже успел заметить, что присутствующие мужчины то и дело подзывали слуг и налегали на анисовую водку, но, к удивлению молодого человека, и дамы не отставали, подставляя свои рюмки под светло-золотистую струю. Он улыбнулся и поинтересовался у хозяина: – А дамы, мне кажется, тоже с удовольствием пьют ее?
– Мою анисовую можно и дамам свободно пить. От нее ни похмелья, ни головной боли не бывает. Хотя для дам я всегда выставляю ягодные настойки – мои гостьи всегда предпочитают анисовую, – барон улыбнулся и лукаво добавил: – У каждой из наших матрон имеется муж, вот пусть он и следит за тем, что пьет его жена.
Барон раздал карты, и они начали игру. Лаврентий быстро вспомнил приемы, которым учил его отец, и с самого начала начал выигрывать.
– Да вы молодец, сударь, – похвалил его барон, – сильный игрок, давно я не играл с равным противником.
– Пожалуйста, зовите меня Лаврентий, мне будет очень приятно, – попросил Островский, почувствовав, что отношение барона к нему потеплело.
– Хорошо, но и вы тогда зовите меня Александром Николаевичем, – согласился Тальзит.
– Это – большая честь для меня, Александр Николаевич, спасибо, – обрадовался Лаврентий.
Игра увлекла обоих. Начав ее чтобы угодить барону, Лаврентий заинтересовался процессом, требующим внимания и собранности, но, хотя он поначалу и выигрывал, барон постепенно взял реванш и обыграл молодого человека. Признав свое поражение и отдав рубль с копейками проигрыша оживленно потирающему руки хозяину, он осведомился, не поздно ли молодежи находиться на гулянии в селе.
– Да, голубчик, вы правы, уже темнеет, но там сейчас самое веселье: костры жгут, – занервничал барон, впервые за несколько часов вспомнив о своих подопечных. – Дашенька – девушка очень разумная, но, может быть, вы сходите за ними: мальчики пусть остаются, если хотят, а девочек всех нужно вернуть сюда.
– Не беспокойтесь, я скоро приведу их, – пообещал Лаврентий и направился к выходу.
Островский решил дойти до села по центральной дороге, надеясь, что вся молодежь еще на гулянии и он не разминется с девушками, идущими по тропинке через сад. Яркие костры на церковной площади Троицкого были видны издалека. Молодой человек быстро прошагал по утоптанной дороге, которая привела его к месту гуляния. Он увидел столы, расставленные большим кольцом, внутри которого догорал костер. По пустым вертелам, укрепленным над костром, он догадался, что на них жарили бычка и баранов, о которых говорили ему девушки за обедом. Теперь за столами уже почти никого не было, только несколько компаний мужиков допивало пиво из пузатых темных бочонков. Все остальные собрались большой толпой около двух костров и подбадривали смельчаков, прыгающих через огонь.
Лаврентий увидел княжон и племянниц барона: они все вместе стояли рядом с Долли и дружно хлопали черноволосому Михаилу Епанчину, который снял сюртук и собирался прыгнуть через пламя. Он разбежался, так же, как до него делали деревенские парни, и перелетел через костер. Молодой человек не учел только того, что крестьяне были коротко пострижены, а его черные кудри романтическими волнами спускались до плеч. Пока он летел через пламя, концы кудрей загорелись и ярким нимбом окружили его голову. Все замерли, Михаил сам не понимал, что случилось и с недоумением крутил головой с горящими волосами. Но через мгновение опомнилась Долли, она схватила сюртук молодого человека, лежащий рядом на лавке, и набросила ему на голову. Он замахал руками и принялся стаскивать сюртук с лица.
– Ты что, Долли, с ума сошла? – обиженно спросил он, освободив голову, – зачем ты так шутишь?
– Миша, если бы не моя шутка, ты спалил бы не только волосы, но и лицо, – объяснила княжна молодому человеку и, взяв за подбородок, повернуло его лицо к свету костра. – Слава богу, ты не обгорел, но волосы придется перестригать заново.
Лаврентий удивился тому, какое самообладание оказалось у Долли. Все остальные девушки до сих пор стояли в ступоре, а она спасла лицо парня – и говорит как ни в чем не бывало. Сильный характер, ему будет с ней очень не просто. Перед глазами Островского снова встали яркие рыжие волосы и темные глаза его любовницы, его опять потянуло назад в сладкий омут, где ему было так хорошо и привычно. Напомнив себе, что решение принято и нужно делать все необходимое, чтобы получить большое приданое, Лаврентий подошел к Долли и, кашлянув, привлек ее внимание.
– Сударыня, ваш крестный волнуется и прислал меня сюда, чтобы забрать молодых дам обратно. Мужчины могут остаться, если хотят.
Он специально назвал юношей, собравшихся вокруг обгоревшего Михаила, мужчинами, чтобы польстить их самолюбию и не встретить отпор. Он рассчитал правильно, юноши также засобирались домой, и вся компания, громко обсуждая прошедший праздник, двинулась обратно. Долли шла позади всех, присматривая за девушками, Лаврентий пошел рядом с ней.
– Примите мое восхищение, сударыня. Я старше вас, но растерялся, а вы спасли юноше лицо. Когда-нибудь его жена будет вам очень благодарна, – заметил он, пытаясь понять, не видит ли девушка себя в роли будущей жены злополучного Михаила. И княжна бесхитростно ответила на его вопрос:
– Когда буду гулять у них на свадьбе, обязательно напомню Мише про этот случай и потребую назвать первую дочь моим именем.
Долли засмеялась, и этот звонкий легкий смех, открытый, лишенный всякого жеманства, проник в душу Островского. Он восхитился искренностью девушки, и его потянуло к этой яркой, как огонь, молодой красавице. Лаврентий представил себя, раздевающим стройную фигурку, и огонь пробежал по его жилам, а желание напрягло плоть. Молодой человек порадовался, что сейчас темно, надеясь, что пока они дойдут до барского дома, следы его тайных желаний исчезнут.
Старшее поколение уже собралось уезжать, поэтому экипажи стояли вдоль крыльца и на всей подъездной аллее. Лаврентий поблагодарил барона за гостеприимство и попросил у Марии Ивановны разрешения проводить их до дома, на что она с радостью согласилась.
Пока доехали до Ратманова, Лиза и Ольга задремали, утомленные длинным днем, проведенным на свежем воздухе, а Долли тихо рассказывала тетушке о том, что происходило на церковной площади во время гуляния. У широкого мраморного крыльца Лаврентий помог дамам выйти из экипажа, поцеловал руку тетушке княжон и попросил разрешения навестить их завтра.
– Конечно, приезжайте, сударь, будем рады вас видеть, мы обедаем в два часа – милости просим, – пригласила Мария Ивановна. Этим вечером Островский показал себя воспитанным и деликатным молодым человеком и произвел на нее самое приятное впечатление. Лиза тревожно взглянула на Долли, но оспаривать решение тетушки на глазах гостя она не могла и поэтому промолчала.