Читать книгу Мир духовного опыта - Татьяна Рувелли - Страница 4

Проживая личный опыт богообщения, человек становится равнодушным к догматам и ритуалам организованной религии, видя их хрупкую ценность в сравнении с обретённым благословением. Формально находясь в рамках религиозной традиции, он освобождается от её условностей и концентрируется на том, что происходит в пространстве его души. А.Маслоу писал: «Все атрибуты организованной религии для людей, обладающих опытом пик-переживания…являются сомнительной ценностью по отношению к внутренним переживаниям»13.

Любопытен следующий факт: если мы обратимся к истории религиозных исканий, то увидим, что все основатели религий и мистических учений были религиозными отступниками или диссидентами, так или иначе преступающими авторитет сложившейся традиции и отказывающимися подчиняться религиозному кодексу (Будда, Христос, Мухаммед, М.Лютер, Дж.Фокс и многие другие). Выдающиеся мистики были маргинальными элементами в ортодоксальном мире своей традиции (Ибн Араби, М.Экхарт) или яркими реформаторами, переосмысляющими свою традицию и придающими ей иную огранку (Г.Палама, Шанкара, Нагарджуна, Ш.Ауробиндо). Именно благодаря их независимости мы имеем столь красочную палитру религиозных учений.

Часто духовный нонконформизм был свидетельством силы и глубины мистического опыта, своей мощью притягивавшего последователей и образующего новую традицию. Человек, свободный в своём поиске от предубеждений и навязаннных шаблонов, был открыт запредельному опыту, он готов был внимать ему со всей прозрачностью своего разума, незагромождённого единственно верным лекалом Бога, предлагаемым организованной религией. Тогда истина входила в открытое сердце и человек повиновался новому смыслу, озарившему его жизнь.

Тем не менее, стоит признать, что люди, мистический опыт которых взлелеян духовной практикой их религиозной традиции, чаще всего сохраняют преданность ей на всю жизнь, но даже тогда они остаются самодостаточными и опираются, прежде всего, на своё понимание знаний, транслируемых традицией.

Таким образом, религия как институт играет в пространстве мистического опыта двойственную роль. С одной стороны, она зовёт нас к тому, чтобы пережить этот опыт, ведь, как уже было сказано, первоначальной целью религии всегда было развитие духовного зрения человека. С другой стороны, организованная религия нередко сужает горизонты мистического опыта, не давая ему раскрыться в своеобразии каждой души. Так она тормозит развитие религии сердца.

Когда организованная религия берёт верх над интуицией сердца, оно атрофируется и теряет способность самостоятельно распознавать верный путь, механически следуя проторенными тропами традиции. Часто организованная религия заточает духовный опыт в униформу, подогнанную под безликое человеческое существо, и причисляет мистику, отвергающую эту униформу, к ереси. Но как заметил знаменитый христианский монах и писатель Томас Мертон, «к мистике, где главное правило состоит в том, что правил нет, нельзя подходить с одной меркой. Святой Дух вселяется в конкретных людей и делает с ними то, что считает нужным»14. Слепая подчинённость «норме» религиозной традиции не позволяет человеку оставаться открытым, и потому он часто упускает истину, проходящую прямо перед его глазами, только потому, что она явилась в непредвиденном обличье.

Горячо преданный традиции адепт порой забывает о том, что важнейшей особенностью духовного опыта является его самобытность, неповторимость в жизни каждого из нас, невозможность его дубликата. Не бывает двух всецело тождественных переживаний у разных людей, как и двух одинаковых отпечатков пальцев. Ещё У.Джеймс заметил: «сколько мистиков, столько и мистических состояний»15. Соприкосновение каждой души с Божественным имеет особенные черты, как и отношения каждой влюблённой пары отличаются единственным в своём роде оттенком чувств.

Множество тончайших наблюдений об этой особенности духовного опыта сделал русский философ И.Ильин, написавший непревзойдённый труд «Аксиомы религиозного опыта». Размышляя о субъективности духовного переживания, Ильин пишет: «Подобно первому крику при рождении, в котором человек одинок, и подобно последнему вздоху в смерти, в котором человек не менее одинок, так одинок и его религиозный опыт»16. Принятие этого одиночества, по словам философа, «есть проявление духовного мужества и силы, есть условие религиозной зрелости, источник самостоятельности и целостности религиозного характера»17.

Ещё одна важная аксиома Ильина гласит о религиозной автономии: «иметь же в самом себе корень религиозной веры – значит быть религиозно-автономным духом»18. Именно к автономной вере, как замечает Ильин, всегда стремились великие подвижники, воспитывая в себе цельность и независимость духовной личности. Авторитет традиции, её принуждение к строго очерченному мироощущению лишает жизненной силы личное общение с Богом, мешает человеку воспринять свежее духовное веяние.

Конечно, нельзя забывать о необходимости внутренней чистоты автономно ищущего и переживающего Божественное откровение, о его стремлении к подлинной встрече, а не к её легкодоступной подделке. Ильин заостряет внимание на том, что «автономия священна именно как ограда личной духовности, а не как мнимое право на религиозный произвол, на «мистическое» беспутство, на экстатическое буйство или паталогическое извращение»19.

Одинокость религиозного опыта и его автономия не означают абсолютной оторванности или отказа от традиции, предельной замкнутости в мире собственных переживаний. Обе эти аксиомы осуществимы в поле традиции, однако они также обосновывают право на индивидуальный духовный путь и его независимость от фиксированных стандартов организованной религии.

Уникальность мистического опыта каждого из нас не теряется и в универсальном опыте, сплавляющем воедино людей разных эпох и культур. Здесь мы встречаемся с одним из множества парадоксов духовной жизни, которые будут сопровождать нас по всему нашему пути. Универсальность духовного опыта не стирает его исключительность для каждой отдельной души – эти свойства сосуществуют. Несмотря на то, что христианин, суфий, дзэн-буддист и индийский отшельник переживают уникальное чувство близости с Неведомым, их мистический опыт имеет некую единую, насыщающую душу основу. Такова неизбежная радость парадокса – в духовной жизни мы неминуемо одиноки и в то же время едины со всем человечеством в своём сокровенном переживании Божественного бытия.