Читать книгу Золотая рыбка-бананка. Рассказы - Татьяна Рябинина - Страница 3

«Это конец, – подумал я, глядя на лежащее навзничь тело, на залитую кровью белую рубашку. – Бежать! И немедленно. Только вот… Только вот камера все равно засняла, как я входил в парадное. И те ребята с шампанским меня видели. И на работе все слышали, что он говорил мне и что я ответил ему…»

«Тебя вызывает шеф. Срочно, бегом, прыжками! Не забудь вазелин. Люблю, целую. Светик».

Послание сопровождалось жирным ярко-красным отпечатком губ. Листок Светка, шефова секретарша, оставила на моем рабочем столе, пока я курил на лестнице – там мобильный почему-то принимает неуверенно.

Недоумевая, что могло понадобиться от меня начальству 31 декабря, я отправился «во святая святых». В предбаннике Светка томно цокала двумя коготками по клавиатуре компьютера и непечатно выражалась, попадая не на ту клавишу.

– Что случилось? – спросил я.

Светка пожала плечами:

– Не знаю. С утра психует. Сначала по телефону разговаривал, орал так, что, наверно, на улице было слышно. Потом, вроде, успокоился. Тебя попросил вызвать. Иди давай.

Я приоткрыл дверь и услышал дикий вопль:

– Пошел на х…!

Икнув от неожиданности, – обычно наш спокойный, как английский лорд, Павел Андреич не позволяет себе не то что мата, но даже и банальных вульгаризмов – я вывалился обратно в приемную и только там сообразил, что пожелание адресовалось не мне, а собеседнику, с которым шеф общался по мобильнику.

– М-да, Паша явно не в духе, – пробормотал я в ответ на вопросительный взгляд Светки.

– Иванов, зайдите!

Я зашел в кабинет и первое, что увидел, – это была синяя папка с моим отчетом. Может, в нем все дело? Но я перепроверил данные по несколько раз, никаких ошибок там быть не могло.

– Я хотел поговорить с вами… – вполне спокойно начал шеф, и тут его взгляд упал на мобильник, который он по-прежнему сжимал в руке.

Похоже, с Андреичем творилось что-то не то. Его лицо, и так апоплексически красное, наливалось свекольным оттенком. Он стиснул челюсти – мне даже показалось, что раздался хруст, – и посмотрел на меня взглядом внезапно разбуженной гадюки. Отшвырнув мобильник, шеф процедил сквозь зубы:

– Вы что это себе позволяете?

– Что? – опешил я.

– Вы вламываетесь в мой кабинет, как к себе домой, даже не спросив разрешения. Что вы о себе возомнили? Что вы незаменимый работник? Что без вас вся работа встанет?

Я открыл было рот, чтобы возразить, но тут Андреича прорвало. Размахивая руками и брызгая слюной, он завопил так, что я невольно сделал шаг назад. В течение крайне непродолжительного времени мне удалось узнать о себе много нового и интересного – как в плане деловых качеств, так и морального облика.

Наконец мне удалось стряхнуть шок. Я повернулся и открыл дверь. Шеф запнулся, и это дало мне возможность послать его… ну, в общем, туда, куда он сам недавно отправил своего собеседника. Вообще-то я человек мирный и лояльный, но когда об меня пытаются вытирать ноги – не люблю.

Почему-то в приемной оказалось довольно много народу, и мою фразу на выходе услышали все. Вокруг сразу образовалась полоса отчуждения – коллеги смотрели на меня как на больного, стоящего одной ногой в могиле, причем крайне заразного. Послать по известному адресу шефа – теперь обо мне будут рассказывать легенды!

По пути в офис я зашел в компьютерный отдел и выпросил пустую коробку от принтера, в которую принялся укладывать свои пожитки, спиной чувствуя взгляды – от сочувствующих до любопытных и злорадных. С минуты на минуту должна была появиться Светка с приказом о моем увольнении. Конечно, я мог бы просто взять и уйти, но почему-то ждал формального повода.

Чтобы хоть как-то скрасить томительное ожидание, я стал думать о Наташе – девушке, с которой встречался уже второй год и привык считать ее «своей». Недавно по некоторым ее туманным намекам я понял, что наступил «момент принятия решения»: или мы женимся, или расстаемся. И я решился. Купил кольцо и запланировал сакраментальный вопрос на новогоднюю полночь. Праздновать мы собирались вдвоем, у нее дома, и до исторического момента оставалось меньше двенадцати часов.

Время шло, Светки с приказом так и не было.

Может, у нее завис компьютер, говорил я себе. Или сломался принтер. Или Андреич уже ушел домой, отложив приятный момент моего увольнения на после праздников. Последний рабочий день года был коротким, уже к половине четвертого мои «сокамерники» начали потихоньку разбегаться, но я из какого-то непонятного упрямства досидел до четырех.

Когда я наконец собрался домой, в коридоре было по-нерабочему темно и пустынно, только у дальнего окна маячила чья-то фигура.

– Вадим, – окликнула меня фигура, когда я проходил мимо.

Я узнал голос шефа и приостановился. Оправа его очков поблескивала в свете уличного фонаря, тускло отливал серебром галстук. Андреич стоял, опершись о подоконник, в виноватой позе.

– Вадим, я должен просить у вас прощения. С моей стороны это было… совершенно недопустимо. Я очень виноват перед вами. Простите. Если можете.

Я сглотнул предательский комок. Держать удар легче, чем вот такое.

– Понимаете, у меня большие проблемы, – шеф доверительно дотронулся до моего рукава. – Этот звонок… Совершенно выбил меня из колеи. Я сорвался. Я ведь вызвал вас, чтобы… Чтобы предложить вам должность моего заместителя. Вы же знаете, Кошкин после праздников уходит на пенсию. Я считаю, вы идеально подходите на это место.

Я снова сглотнул. Слова застряли в горле.

– Ну как, мир?

Я кивнул, стараясь не шмыгнуть носом.

– А как насчет моего предложения?

Еще один кивок.

– Ну, вот и отлично. Послушайте, Вадим, я еще вот что вам хочу предложить. Раз уж мы будем работать в тесном контакте, не мешало бы познакомиться получше, как вы полагаете? Если я приглашу вас к себе встречать Новый год, не слишком нарушу ваши планы? У нас все будет скромно, тесным кругом – мы с женой и еще две семейные пары.

Я пробормотал что-то про свою девушку.

– Конечно, приходите с девушкой. И вам не обязательно оставаться до утра. Посидите немного и поедете праздновать дальше вдвоем.

Я пообещал, что попробую уговорить Наташу, и пошел к выходу, чувствуя себя продажной женщиной.

Снег пошел еще после обеда, обещая к вечеру настоящую новогоднюю метель. Машины еле ползли. Настоявшись в пробках, я попал домой только в половине шестого. Предстоящий разговор с Наташей меня не слишком радовал, поскольку ее реакцию на неожиданное предложения шефа я мог угадать на все сто.

Так и вышло. Еще не дослушав до конца, она завелась с пол-оборота. Слово за слово, и мы поссорились. Наташа бросила трубку. Минут через пятнадцать, покурив и остыв, я попробовал перезвонить, но она не отвечала.

Следующие полтора часа я ходил по комнате взад-вперед, разрываясь между желанием плюнуть на все и поехать к Наташе – и желательностью позвонить шефу и сказать, что приеду один. Второй вариант мне не простила бы Наташа. Первый – шеф. С надеждой на новую должность можно было бы распрощаться. А это зарплата почти в два раза больше и очень неплохие перспективы.

В начале девятого я наконец набрался мужества и позвонил шефу. Впрочем, мужество меня тут же покинуло – я малодушно сказал, что девушка моя категорически отказалась встречать Новый год в незнакомой компании, так что…

– Очень жаль, – вздохнул Андреич. – Но что поделаешь, девушка есть девушка.

Настроение упало ниже плинтуса. Напялив смокинг с бабочкой, я положил во внутренний карман коробочку с кольцом (между прочим, с бриллиантом!) и поехал к Наташе.

Путь от Шувалова до Юго-Запада занял полтора часа. Машину я поставил в гараж – оставлять ее ночевать под открытым небом в эту безумную ночь было бы не меньшим безумием. Трамвай, метро с пересадкой, автобус. Возбужденные наступающим праздником люди, горящие глаза, выглядывающие из-под шуб нарядные платья. А мне вот было не по себе. И совсем не до праздника.

В Наташиных окнах света не было. Мобильный сплетничал о недоступности абонента, к домашнему никто не подходил. И все же я поднялся наверх и долго звонил в дверь.

В общем, она ушла. Спонтанное решение или давно подготовленный запасной аэродром – какая, собственно, разница?

Я посмотрел на часы – ровно десять. Андреич жил в Обухово – снова другой конец города. Если только поймать такси… Я позвонил ему и сказал, что все-таки приеду.

– Ждем вас, Вадим, – ответил шеф.

Такси поймать не удалось. И снова автобус, метро с пересадкой, трамвай. По правде говоря, больше всего на свете мне хотелось вернуться домой и лечь спать. И гори все синим пламенем.

Андреич предупредил, что домофон у него в квартире не работает, звонить надо консьержу. Без двадцати двенадцать я стоял у парадного и остервенело жал на кнопку вызова. Никакой реакции. Я уже достал мобильник, но тут дверь открылась и на крыльцо вывалилась развеселая компания с бутылкой шампанского и фужерами. Видимо, они решили встретить Новый год, заедая шампанское метелью.

Придержав дверь, я юркнул в парадное. Там вполне можно было играть в мини-футбол. Стеклянная будочка консьержа была пуста, но зато на меня уставился немигающий глаз камеры видеонаблюдения. С трудом сдержав желание показать ей язык, я вызвал лифт.

Мне никогда не нравились эти похожие на сейфы лифты с толстенными дверями и стенами. И не зря. Звонко клацнув, металлическая коробка намертво встала между вторым и третьим этажами. Застрять в лифте в новогоднюю ночь – что может быть гаже? Даже бессмертному Огурцову из «Карнавальной ночи» повезло больше – его хоть сосисками могли покормить через решетку.

Сначала я нажимал по очереди все кнопки на пульте. Потом попытался вызвать диспетчера и даже позвонить по указанному в правилах пользования лифтом телефону. Смешно – какой может быть диспетчер в новогоднюю ночь! Тогда я набрал номер шефа. Гудки шли один за другим – Андреич не брал трубку. «Набранный вами номер не отвечает», – ехидно известил механический голос. Позвонить кому-нибудь еще? Ну да, самое время!

Умирая от стыда и неловкости, я забарабанил ногами по дверям лифта и заорал чужим, нелепым голосом: «Помогите!»

Двадцать четыре ноль ноль. С Новым годом, Вадим Сергеевич, с новым счастьем! Просто обалденно он начинается, новый год этот самый.

Десять минут первого. На улице во всю взрывали петарды – так громко, что я слышал их в своей сурдокамере. Даже если консьерж вернулся в свою будку, все равно эти взрывы заглушали мои крики.

От досады я со всей дури вмазал кулаком по пульту, и – о чудо! – лифт вздрогнул и поехал. Поминая по-всякому нехорошему сам лифт и его прародителей, я вышел на пятом этаже и позвонил в дверь под номером 28.

Тишина. Вернее, музыка за дверью гремела во всю, но открывать мне не торопились. Не слышат? Может быть, и мои звонки по телефону тоже поэтому не слышали?

Я позвонил еще несколько раз, потом случайно задел дверь локтем – и она подалась, приоткрываясь. Я замер, словно задохнувшись. Но, может быть, ее специально оставили открытой для меня? Толкнул дверь сильнее – что-то внутри мешало ей открыться полностью. Присмотревшись, я понял, что это чья-то нога в черной брючине.

Рот моментально наполнился кислой слюной. Заглянув в прихожую, я увидел лежащего на полу Андреича. Весь перед белой рубашки под пиджаком был залит кровью, на пол натекла целая лужа. Я вошел вовнутрь, подошел к Андреичу и, стараясь не испачкаться, пощупал пульс на сонной артерии.

Он был мертв.

«Это конец, – подумал я…»

Я не сбежал.

Позвонил в милицию и остался ждать. Только не в квартире. Находиться в обществе шестерых трупов – это было выше моих сил. Сначала я курил на лестнице, потом меня долго выворачивало прямо в черную вонючую пасть мусоропровода. А потом позвонил в соседнюю квартиру, попросил стакан воды и разрешения посидеть там. Мне разрешили.

Я не сомневался, что меня тут же арестуют. То есть задержат – один черт. Как главного подозреваемого. Все слышали, как Андреич ругал меня в своем кабинете, как я ответил ему – но никто не слышал, как он просил у меня прощения и приглашал в гости. То есть у меня был мотив. Может, я такой… мстительный. К тому же кольцо – ну разумеется, я его украл, как же иначе. Я уже хотел выбросить его в мусоропровод, но в последний момент остановился. А вдруг его найдет мусорщик – честный мусорщик! – и отнесет в милицию, а там сразу подумают, что это я… Да, все это было глупо и нелогично, но я, похоже, совершенно утратил способность соображать здраво.

Да в конце концов, на кольцо у меня дома есть чек!

Соседи охали, ахали, вздыхали и посматривали на меня с опаской и подозрением. Как будто это я испортил им праздник. А я думал о том, что капризы Наташки спасли жизнь нам обоим. Ведь если бы она согласилась поехать со мной к Андреичу… От этих мыслей меня трясло все сильнее и сильнее.

Опергруппа появилась через полчаса. В качестве понятого ее сопровождал консьерж – тщедушный человечек с нездоровым цветом лица. Пока эксперты осматривали тела, за меня взялся неразборчиво представившийся парень в штатском. Наверно, опер. Я рассказал ему все – начиная с событий утра и заканчивая моей страшной находкой. Он не верил ни одному моему слову – это явственно читалось на его лице с брезгливой усмешкой. А я отчаянно жалел, что так и не познакомился поближе с соседом-адвокатом. Ведь сейчас можно было бы заявить: «Ни слова не скажу без своего адвоката!».

– Во сколько, вы говорите, зашли в парадное?

– Без двадцати двенадцать.

– Гражданин Панин, вы можете это подтвердить?

– Нет. Я его не видел. Но примерно в это время я выходил… по нужде, – засмущался консьерж.

– И вы не слышали, как этот гражданин кричал в лифте?

– Нет. Но ведь шахта довольно далеко от моего помещения. Да и шумно было – петарды всякие, ракеты.

– Камера наблюдения работает?

– Да, конечно. Можно просмотреть запись на мониторе.

Приказав мне сидеть на кухне под присмотром другого парня в штатском, опер в сопровождении консьержа вышел из квартиры. Ну да, сейчас спустятся, полюбуются на мою глупую физиономию, которая таращится в камеру, сражаясь с желанием высунуть язык. И абсолютно ничем мне это не поможет. Я слышал, эксперт, пожилая грузная женщина, сказала, что убийство ориентировочно было совершено сразу после полуночи. Как раз тогда, когда я сидел в лифте. А кто докажет, что я там сидел? Да никто.

Вот так, Вадик, будешь знать, как лизать задницу начальству в надежде получить хлебное место. Отказался бы сразу, поехал, как и собирался, к Наташе, сделал бы ей предложение. А теперь…

– А это что такое? – услышал я голос второй понятой, соседки Андреича. – Шерсть?

Я выглянул в коридор и увидел, как эксперт разглядывает какой-то белый клочок.

– Искусственное волокно, – хмыкнула она. – Грубая синтетика. Плохой парик. Или…

– Или… – повторил следователь, высокий сухощавый мужчина лет сорока. Он быстро набрал на мобильнике номер. – Слава, там на камере случайно Дед Мороз не нарисовался?.. Да?.. Отлично. Ты там смотри дальше, а консьержа живо сюда. Именно «или», Анна Петровна, – повернулся он к эксперту, отсоединившись. – Борода дед-морозовская.

Войдя в квартиру, консьерж с порога начал говорить:

– Да-да, был Дед Мороз. В 31-ю квартиру приходил.

– Во сколько?

– Примерно в половине двенадцатого.

– Он звонил в домофон, или вы его впустили?

– Я. У нас недавно меняли домофоны, и во многих квартирах они еще не подключены. Он позвонил и сказал, что идет в 31-ю, к Петренко. Что это сюрприз детям от бабушки с дедушкой. Я пустил, конечно.

– А ушел когда?

– Точно не скажу, но уже после полуночи. На камере указывается время.

– Хорошо, мы посмотрим.

31-я квартира была на этом же этаже. Следователь позвонил в дверь и несколько минут разговаривал с открывшей молодой женщиной. Потом женщина звонила кому-то по мобильному. Поблагодарив ее, следователь вернулся в квартиру.

– Вас, молодой человек, я отпущу, но под подписочку о невыезде, – сказал он мне. – Вот здесь распишитесь и можете быть свободны.

– А можно я здесь побуду? Пока метро не откроется?

Подумав, следователь кивнул. Трупы увезли. Я забился в угол и напряженно слушал разговоры следователя с операми и экспертами.

– Короче, никакого Деда Мороза родители соседки не приглашали, – рассказывал следователь. – Они там вообще сильно удивились, что Дед детям подарил какие-то убогие шоколадки. Бабушка с дедушкой – люди состоятельные, сейчас вот в Таиланде отдыхают. Если бы уж они заказали для внуков Деда Мороза, то и подарки были бы соответствующие. К тому же вышел Дед из квартиры до полуночи. Минут за десять. А из парадного – уже после. Где он был это время? Пешком по лестнице спускался? Или сюда заглянул?

– Очень все логично, – кивнула эксперт. – Редко кто не откроет дверь Деду Морозу в новогоднюю ночь. А выстрелы примут за петарды.

– Я слышал их из лифта, – подал голос я. – Выстрелы. И тоже подумал, что это петарды. Это было в десять минут первого, я как раз смотрел на часы.

– Спасибо. И маскировка отличная. Соседка сказала, что Дед Мороз был не великанский. Ну, шуба свободная, непонятно, какой комплекции, но невысокий. А вот что за обувь на нем была?

– Кажется, валенки, – наморщил лоб консьерж. – Серые такие.

– Мотив, мотив, – бормотал себе под нос следователь. – Деньги, женщины – надо будет в его прошлом покопаться. И в настоящем. Вот вы, Иванов, хорошо знали своего начальника? Вы говорили, он вам место своего зама предлагал?

– Наверно, он обо мне знал больше, чем я о нем. Нет. Ничего я не знаю – ни о деньгах, ни о женщинах, ни о чем еще. Знаю только, что, наверно, этот человек ему сегодня утром звонил. И, похоже, не один раз. То ли требовал что-то, то ли угрожал.

Что-то меня беспокоило. Какая-то мелкая деталь, которая никак не давалась, ускользала. Совсем мелкая. Как обрывок. Обрывок?

– Простите, а можно мне на клок бороды посмотреть? – спросил я следователя.

– Зачем вам? – буркнул он.

– Я пару раз был Дедом Морозом на корпоративных праздниках. Понимаете, клок бороды, если она, конечно, не из ваты, просто так, случайно, оторвать невозможно. Волокно очень прочное. Его можно только прядью выдернуть из основы.

– Он прав, – подтвердила эксперт. – Вот, смотрите. Видите, концы волокон утончены и вытянуты. Их тянули с усилием. Если бы кто-то дернул Деда Мороза за бороду или он зацепился бы бородой за что-то, то ее просто сорвало бы с него. Или – как молодой человек сказал – выдернулась бы целая прядь. Я думаю, бороду держали одной рукой, очень крепко, неважно, была ли она на лице или нет, а второй отрывали клочок.

– Чтобы бросить его здесь? – задумчиво пожевав губу, спросил следователь. – Похоже на то. Но зачем? Чтобы не подумали на кого-то другого?

– Почему бы и нет? – хмыкнул опер, который допрашивал меня. – Дед Мороз – это такая безликая фигура. Вот он вошел, вот он вышел. А за углом снял шубу, бороду, валенки – и нет его.

– Валенки, говоришь, снял? – нахмурился следователь. – А ну пошли, глянем.

– Да замело уже все!

– Ничего-ничего, пойдем.

Оставив в квартире одного из оперов, все остальные, включая понятых спустились вниз. Я, разумеется, увязался за ними.

Снега на тротуаре намело уже по щиколотку, а то и выше. Но овальные вмятины – следы валенок – все же были еще видны среди следов обычной обуви.

Пройдя метров двадцать, наша компания остановилась. Следы обрывались прямо перед подворотней. Немного снегу в нее намело ветром, но по большей части асфальт под аркой был чистым.

– Или дедушка улетел на вертолете, или свернул сюда, – хмыкнул следователь.

– А может, просто снял валенки и пошел дальше в ботинках? – предположила эксперт.

– Тогда бы ему пришлось тут потоптаться на месте, снимая валенки. А следы просто кончаются. Как будто он взлетел. Или прыганул на чистый асфальт.

– Снял валенки в подворотне и пошел себе дальше, – не сдавалась Анна Петровна.

– Сразу видно, не охотница, – возразил следователь, подсвечивая снег фонариком. – Тут хоть и засыпало следы почти, а все равно видно, что ни одной лишней цепочки после этого места не появилось. То есть как шли люди досюда – так и шли себе дальше. Никто со двора не выходил. А почему, интересно? – он повернулся к консьержу. – Двор не проходной?

– Нет, – как-то неуверенно ответил тот. – Он вообще глухой. Только служебный вход в магазин.

– А черные ходы от парадных?

– Они все закрыты.

– Вот эта дверь, – следователь махнул в сторону обшитой железом двери, выходящей под арку, – это черный вход вашего парадного?

– Д-да.

– Ключ у вас?

– Д-да. То есть нет. То есть…

– Пожалуйста, откройте дверь.

– Ключ. У меня нет. Он там. Внутри.

– Не надо так нервничать. Сходите за ним. Мы подождем.

Консьерж странным деревянным шагом двинулся к выходу из подворотни. Следователь кивнул оперу, и тот, осторожно ступая, пошел вслед. Когда они, один за другим, свернули за угол, с улицы донесся шум. Через пару минут опер втащил консьержа в наручниках обратно под арку.

– Сбежать хотел.

Мы вернулись в парадное. Карманы консьержа и его будку обыскали, следователь протянул оперу связку ключей:

– Осмотрите с понятыми черный ход. Наверняка шубку с бородой найдете. И валенки. А вы, Иванов, посмотрите в его телефоне набранные номера – может, найдете номер вашего начальника.

Номер Андреича среди набранных действительно нашелся. А обозначен шеф был довольно странно – «Крыса».

– Проверить надо будет, не из сидельцев ли господа, – усмехнулся следователь.

Вернулся опер – с шубой, бородой и валенками. Консьерж как-то очень уж театрально бухнулся на колени и завыл. Потом успокоился, поднялся и деловито начал рассказывать.

Пятнадцать лет назад у Андреича и консьержа Панина был общий бизнес. Полукриминальный, разумеется, в те годы другого и не существовало. Компаньонам везло, дела шли в гору. А потом Андреич решил, что «Боливар двоих не унесет», и сдал приятеля ментам. Да еще и женился на его девушке.

Панину дали десять лет. Андреич за это время перебрался из Москвы в Питер, обзавелся новым именем, новыми документами и налетом респектабельности. Но Панин его все равно нашел. Чтобы подобраться поближе, устроился консьержем в его дом, наблюдал, изучал обстановку. Время от времени звонил по телефону и требовал вернуть деньги, но Андреич бросал трубку.

– А если бы он вернул вам деньги, вы бы все равно убили его? – спросил следователь.

– Не знаю, – пожал плечами консьерж. – Может быть, и нет. Вообще-то остальных я точно не хотел убивать. Только его. Но посмотрел на Алену – стало обидно. А гости… Не знаю. Наверно, я плохо тогда соображал. Не понимал, что делаю.

– Подождите, – не выдержал я. – Он что, хочет сказать, что Истомин и его жена ходили мимо него по несколько раз за день, но так и не узнали его? Что за бред?

– Я сильно изменился за пятнадцать лет, – снова пожал плечами Панин. – К тому же… Разве кто-то обращает особое внимание на человека в будке? На монтера, дворника, почтальона? Об этом еще Эдгар По писал. Или Честертон? Не помню точно. Консьерж – это маска. Почти как Дед Мороз…

– Это же надо, так все хорошо продумать и погореть на валенках и обрывке бороды, – покачал головой следователь. – Так оно обычно и бывает. Не будь этого клочка, мы бы прессовали парня по полной программе, а на Деда Мороза и внимания не обратили бы.

Консьерж бросил на меня косой взгляд и обреченно махнул рукой…

Жизнь устроена так странно, что самые красивые цветы могут вырасти на мусорной куче. Или на кладбище. Да, произошла трагедия, но мы с Наташей остались живы. И меня не посадили за преступление, которое я не совершал. А ведь могли. Я не стал заместителем начальника – и нисколько об этом не желаю, потому что нашел другую работу, намного лучше. А самое главное, что с Наташей мы так и не помирились. Но всего через месяц я познакомился с самой лучшей девушкой на свете, которая скоро станет моей женой.

И, вроде бы, все хорошо. Только вот иногда я вдруг задумываюсь: а что, если рядом со мной ходят люди, которых я когда-то невольно или намеренно обидел. Может быть, они рядом со мной – а я не замечаю их. Потому что привык не обращать внимания на то, что, по моему мнению, не стоит внимания. А еще… Еще я понял, что начал бояться Дедов Морозов…