Читать книгу Четыре - Татьяна Сергеевна Кузьмина - Страница 1

Предисловие

Сборник стихов разделён эмоционально на четыре части: молчание, шёпот, крик, вопль. Таким образом можно наблюдать, как из тишины рождается шум, перерождающийся в конце концов в дикий вопль, так как только максимально громкий звук может заглушить фоново раздающиеся голоса. Композиция проводит параллель большому скоплению людей (толпе): сначала все молчат в неловкости, размышляя о своём, затем начинают перешёптываться, пытаясь найти точки соприкосновения друг с другом, затем уже переходят на крик, чтобы быть услышанным обществом, но оно не обращает на это внимания, так как кричит не один человек, а целая масса, после чего наконец следует вопль отчаяния, за которым в свою очередь опять должна следовать оглушающая тишина и молчание. В каждом из разделов расположены именно те стихотворения, чувственная окраска которых близка к заголовку, и лишь первый стих не относится ни к одному из «звуков»; он объединяет все четыре части и выражает их одновременно, представляя общую идею потерянности в вечном «вопле», прорывающемся через всеобщее «молчание» через однотонный крик.

С уважением,

Татьяна

О четырёх измерениях

Гравитационное поле стены и стула исказило пространство,

я хотел бы уйти, но обязан остаться.

Ты, немая стена, здесь меня заперла меж картонно-бетонных панелей;

я не знаю, мил или чужд бесконечно пустынный туннель мне

коридора, что имеет конец с двух сторон,

там тупик заглушает полукрик-полустон.

Это бред или сон?

Рядом стул, у стен серых трёх.

Почему? Весь любое пространство из четырёх

стен иль, как минимум, измерений;

где одно из них время,

по Минковскому если читать.

Что же есть абстракция минут и как её распознать?

Утверждал остроносый Бергсон,

не подвержен алгебре крон

деревьев роста анализ,

потому как у времени нету форм,

а движения суть – синтез мысли, и нет иных правил.

8.01.2019

Молчание

Грохотание

Прерывистый вздох – не доехавший поезд,

Остались на станции, томящейся в тяжести

Глухих сундуков, каблуков, чемоданов,

Люди с лицами бледно-асфальтными, и

Ещё один взгляд – вот холодные рельсы,

Словно чьи-то хребты на земле поразложены

Сшиты железными твёрдыми нитками.

Сложены. Сварены. Избиты и брошены.

Ещё один взгляд – одинокая сумка.

Она потеряла здесь человека.

Бетонно и тупо пространство в минутах

Теряет дыхание свежего ветра.

Ещё один взгляд – дребезжание, грохот.

Вот поезд, не тот, но такой же, как птица,

Летит, приближается к станции шумной.

Вздыхают бледно-асфальтные лица.

И двадцать минут на подумать о поте

И людях, смешавшихся, как пища на блюде.

Последний виток на стекле довыводим.

Прерывистый вздох. Остановка. Выходим.

Август 2021

Мечтательное

Я хотел бы собрать из книжек

Гору-замок

из Ницше, Канта.

Там художник б жил передвижник,

Раздвигал бы от жизни рамки.

По утрам он гулял бы тихо,

Одиноко

один с собою,

Без замашек и без задвижек,

Как окно, выходя на море.

Был бы он пусть один, но счастлив,

Счастлив жизни, земле и небу,

Не любил б алкоголь, не знал курящих

и весной босиком бы ходил по снегу.

Он бы не был печален, мрачен,

В его сердце не жило б злости,

И со смертью, к его причалу

Я приехал забрать бы кости.

17.02.2019

Если решишь…

Если решишь запереться от вируса –

Выбрось Набокова и Маркеса в форточку,

Альбера Камю доставай, чай имбирный и

Не забудь, от лимона отрезать кусочек.

Говорит не Москва, ведь её перекрыли,

Евтушенко безумно б грустил

без толкучки столичной,

Лишь в выси небес кружит змей тёмно-синий

И летит в направлении спальни трамвайной,

Единственный, кто хоть как-то движется

в районе квартальном.

28.03.2020

Петербургское

Я люблю тихий омут вечернего мрака,

Люди будто смирнеют, становятся мягче.

Я люблю, когда ветер в горячую шею

Поцелуем впивается в города чаще.

Я люблю, когда в шарф можно спрятать улыбку,

Когда шапка сознание спрячет от робости.

Я люблю, когда солнце погасло и очерком

Когда Пушкин рисует мостов одинокие горести:

скуку,

холод,

гранит.

Я люблю, когда вёснами плачется лужами

Серый пух облаков, проливается в день

[литра три].

Я люблю, когда дворик убранный и ухоженный,

Я люблю, когда дольше становятся дни.

09.03.2020

Плаксивый месяц

Март расплакался слякотью с нежностью,

Расплескал по земле полосу из промокшей травы,

Никому не пресечь без сапог череду неизбежности,

Как кредит в строгом банке без карт – не закрыть.

Только снег под ногами серой массой несётся,

Шаг замедлил прохожий, упираясь в Неву,

Перекрёсток какой-то, незнакомый и перекошенный,

Шесть минут на попытку переплыть пешеходный по льду.

Одинок? Да; пожалуй. Чему удивляться?

С кем-то был, говорил, а теперь без него.

Бледный дом с грязно-желтою замковой башней

Выпирает бесстыдно фасадом-углом.

До метро по дороге, как будто запомненной,

Потеряв в подворотнях карминный билет,

Этот день в календарь я внесу, чтоб запомнить и

Вернуться сюда через год, может быть, насовсем.

01.03.2020

Тишина из абстракций

По улице мрачной бредя в одиночку,

я потерял уж давно ориентирную точку,

прямую и место опоры вселенной,

великой, а впрочем, едва ли безмерной,

но, к счастью, под силами всех гравитаций

телу едва ли удастся исчезнуть в прострации;

и, космос в который раз поглощая, Гораций

опять назовёт тишиной из абстракций.

8.01.2019

Эта странная Осень

Белый холодный фарфор,

Под тёплою вязаной тканью,

Со вкусом сочувствия, и дождём

смешаются капли чая.

Эта странная Осень

посетила нас

сегодняшним вечером,

Тихо прокралась в прихожую,

Будто никем не замечена,

Неслышно скользнула

Вдоль шкафчиков,

Скрылась за шторою в спальне,

Вздохнула печально и небо

Объяла своими руками.

Печально взглянула на улицу,

На красочно-серые лица

и расписные дома

узорами холода; снится,

быть может, теперь ей Зима,

Подруга забытого детства,

Оставленная навсегда

В том мире далёком для сердца

Белых витых дорог,

Синих небес балдахина,

Юных гонцов-ветров

И горечи апельсина.

Но спит одиноко она,

Оперевшись о сизые окна,

Осень уже никогда

к родным холодам не вернётся,

пусть даже и в них влюблена,

как дождь влюблён

в нежное солнце.

2.01.2019

На биологии

Лучик солнца дремлет на соседней парте,

Обсуждений гул в антресолях тонет,

Замирает шорох записей в тетрадях,

Колыбель речей, старый подоконник.

Телевизор, фикус, тумбочка, кассеты.

И в салатовый стенах, что целует охра,

Обитают сказки словарей-скелетов,

Я смотрю на парту, на свои предметы,

Слеповатый ластик, карандаш-агностик.

На доске забыты имена символик,

На моей ладони дремлет летний луч,

Кто сказал, что осень в сентябре приходит?