Читать книгу Московская плоть - Татьяна Ставицкая - Страница 15

В особняке проходила церемония официального прощания с Дедом. Беломраморные колонны фасада блистали золотыми звездами на черных вертикальных растяжках. Аналогичного дизайна повязки виднелись на левой руке каждого из присутствующих. Пол и стены фойе, выполненные из чароита в оттенках от сиреневого до фиолетового, растворялись в зимнем полумраке скупо освещенного помещения. Декаданс сгущался над лиловым роялем, за которым сидел пианист с мировым именем. Превосходная акустика разносила под сводами особняка музыку инферно из модной японской анимашки. Бледные кавайные девушки в черных кружевных наколках на светлых волосах угощали гостей красным вином. Таблоидные гости отсвечивали «Де Бирсом» запонок и колье. Пирсинг верхушки ушной раковины в виде рубиновой капли придавал их ушам слегка заостренную вверху конфигурацию, хотя сам рубин оставался невидимым. Это был обязательный атрибут скорбной церемонии.

В гробу лежал пожилой господин с хамоватой ухмылкой на дряблых устах и с кокетливой орхидеей в петлице. Ее пять лепестков напоминали звезду, а «губа» орхидеи в кроваво-красных брызгах словно подтверждала репутацию цветка-вампира. На лбу господина без труда читались красноватые следы от клемм. Глаза его были закрыты, а шумное бессознательное дыхание, выдававшее мозговую кому, шевелило кошачий волос на сизом атласном лацкане его фрака.

Ждали Внука-наследника.

Внук велел севшей за руль Маше ехать к Самому Модному Дизайнеру Москвы. Срочно, в пожарном порядке, найти платье, подобающее случаю, можно было только там. По дороге он прикладывался к фляге, стуча зубами по металлическому горлышку. Но внутренняя истерика не проходила.

– Не хочу, не хочу… Зачем мне этот головняк? – повторял он всю дорогу.

Дизайнер встречал их у входа. Кланяясь, объяснял, что новая коллекция еще нигде не засветилась, но уже вся заранее продана в Эмираты. Шейхи и шейхини ждут.

– Валя, не ной, а?.. – Внук нетвердой походкой подошел к стойке и снял с нее платье подходящего к мероприятию цвета – темно-лиловое, усыпанное по подолу александритами, и подхватил стоявшие под ним туфельки. Швырнул причитающему дизайнеру пачку наличных и вышел.

– Рая, вызывай девочек! – закричал куда-то в глубь мастерской дизайнер, – за ночь повторяем артикул 26011! Иначе я с утра пойду по миру.

Почесав пятерней кудлатую голову, произнес удрученно:

– Где уж нам с иголкой против лома… – и стал звонить обувщикам и ювелирам.

Вскоре машина неуклюже приткнулась к бордюру возле магазина «Меха». Но Внук уже был не в состоянии выйти. Он отдал Маше черную звездодырчатую карту и сказал:

– Что-нибудь на плечи.

Карта испускала некие токи. Так, по крайней мере, казалось Маше, ощущавшей легкое покалывание в пальцах, держащих сей предмет.

– Вот, примерьте шубку, – показывала товар продавщица, с подозрением глядя на Машину дубленку, – очень износостойкая и немаркая, сама такую ношу.

– Мне не нужны шубки, которые могут позволить себе продавщицы, – вдруг ответила Машенька.

Кажется, я вхожу в роль, подумала она и потребовала горжетку – совершенно не функциональную, с точки зрения продавщицы, вещь. Но в том-то и дело, что функции у всех разные. Девушка чувствовала, как ее засасывает водоворот чего-то, с чем ей сталкиваться еще не приходилось. На днях ей снилось, что она проваливается в зыбучие пески дюн британского побережья. Радость от приобщения к «дольче вита» омрачалась только непонятками в поведении ее «принца». Но постигшая его утрата сблизила их, и она почувствовала, что нужна ему не только как картина в интерьере.

Наверное, это ужасно, думала она, но я благодарна судьбе за сегодняшние трагические обстоятельства в его жизни. Я буду с ним, буду рядом, стану утешать его…

Обслуги в усадьбе не оказалось, и теперь Маше предстояла нелегкая задача переодеть Уара и задача попроще – переодеться самой. Внук был пьян, но Машенька прониклась к нему нежностью, полагая, что он сильно любил своего дедушку, если так тяжело переживает его уход. Она усадила возлюбленного в кресло на львиных лапах, с львиными же головами на подлокотниках. Открыв старинный гардероб, нафаршированный вполне современным оборудованием в виде электронных систем выдвижения, Маша попросила Уара хотя бы выбрать нужный костюм и обувь. Но это – все, на что хватило ему сил. Она переодевала его, как тяжелую куклу. Сопела и закусывала губу, говорила ласковые слова и злилась попеременно. К концу процедуры Уар вдруг пришел в себя и отправился умываться. Его еще хватило на вдевание запонок и повязывание «бабочки», похожей на летучую мышь, которую Машенька заметила над его левым соском.

Сама она была облачена в выбранное Уаром длинное темно-лиловое платье с россыпью, как она думала, стразов по подолу. Туфельки тоже оказались впору. Поверх платья на плечах серебрился почти невесомый палантин из дымчатой норки. Хотя ей показалось странным, что на похороны ее нарядили, как в оперу.

Ближе к полуночи завьюжило. Ледяной ветер сквозь дыру в потолке швырял в гроб со старцем пригоршни снега и раскачивал люстры Силиппа Фтарка из черного хрусталя, отчего метались по стенам вычурные тени. Нервный кот со вздыбленной на загривке шерстью нарезал широкие круги вокруг гроба. Его пугливо сторонились присутствующие.

После казни на костре, ставшей крайне неприятной вехой в биографии Элизия Бомелия, он страдал астмой. Как можно было принять за шпионаж старания Бомелия вытеснить из Москвы наглых чужеземцев? Впрочем, дело – давнее. Как бы там ни было, а длинные речи давались ему теперь с трудом. Но долг есть долг. Долги надо отдавать. Этому правилу его научили события его бурной молодости. Правда, долги долгам рознь. Приятней всего отдавать долги врагам, платя им за подлые подставы той же монетой.

Наконец доложили о прибытии Внука и его Невесты. Присутствующие расступились, склонив головы, что до крайности удивило Марью. Неужели такое благоговение адресовано молодому человеку, которого она подпирала сейчас, как костыль? С чего бы это? Такая респектабельная публика…

Воспоминания отпустили Бомелия и вернули к скорбной действительности текущего момента. Время близилось к полуночи, а Внук и Наследник был явно не в лучшей форме. Его длинные, тонкие, по всем параметрам – музыкальные пальцы нервно теребили четки из обсидиана. К тому же он икал. Его поддерживала под руку прелестная, но очень раздраженная девушка. Им подали золотые, перегородчатой эмали кубки с красным вином.

Напрасно Машенька оглядывала помещение в поисках поддержки. Никто не подошел к ним, не предложил куда-нибудь пристроить Уара, заваливающегося на ее плечо. Девушка успела отметить некую однородность в облике публики. Дамы с толстым слоем тонального крема на лицах, затянутые, длиннохвостые, как зловещие кометы, усыпанные драгоценностями. Удивляли их очень яркие глаза самых затейливых оттенков: бирюзовые, желтые, фиалковые – в тон колье на шеях. Судя по количеству и качеству драгоценностей на присутствующих, можно было заподозрить, что необычный цвет глазам придают линзы, выполненные также из драгоценных камней. Такого Маше еще встречать не доводилось.

Бомелий откашлялся, и присутствующие на панихиде затихли.

– Уважаемые! Сегодня мы расстаемся с нашим патриархом, основателем Москвы, великим и справедливым Дедом нашим – Мосохом. За время его каденции нас неоднократно пытались выжечь из нашего родового гнезда. Жгли наши дома, театры и клубы. Мы никогда не простим и не забудем самые губительные пожары: от рязанского князя Глеба, от дважды отличившегося литовца Ольгерда, Тохтамыша, Давлет-Гирея и прочих игоподобных. Но каждый из нас больше человека. На целую мышь. Мышь по имени Феникс, которую смертные принимают за птицу. Раз за разом мы возрождаемся из пепла и помогаем возрождать Москву. Наше комьюнити подвергается нападкам как со стороны смертных, так и со стороны конкурентов, стремящихся получить контроль над рынком свободно циркулирующей ПРА и присосаться к московской плоти. Поэтому в условиях угроз, которые несет в себе нынешняя глобализация, постигшая нас сегодня утрата невосполнима. Каждый имеет право на добровольный уход, и мы должны с уважением относиться к таким решениям. Несмотря на то что они таят в себе угрозу безопасности комьюнити. Каждый добровольный уход ослабляет наши ряды.

Чем дальше, тем больше отходная в исполнении Вечного Принца напоминала программную речь преемника. Бомелий вдохнул из ингалятора и продолжил:

– Самое печальное в нашей вечной жизни – это тоска по ушедшим смертным, к которым мы были привязаны. Поэтому ради сохранения наших рядов нам следует приобщать близких нам смертных доподлинно. Потому что ряды врагов множатся, влияние их растет, и нам пора озаботиться новой стратегией и тактикой. Все завоеванные ранее позиции во многом держались на непререкаемом и абсолютном авторитете Мосоха. А теперь он уходит.

Маша, занятая Внуком, не очень вникала в содержание речи Бомелия, но она показалась ей как минимум странной. Какая мышь? Какое комьюнити? Какие смертные? Какой Мосох, в конце концов?..

Бомелий распорядился внести телеграммы-соболезнования. Кавайная девушка в наколке выкатила золотой сервировочный столик, заваленный правительственными телеграммами, помеченными двуглавыми орлами и гербами прочих государств. Пока их зачитывали, публика расслабилась, зазвенела фужерами, зашушукалась. Две дамы – молодая и постарше, сверкая драгоценными линзами, неприязненно косились на Машу. Но девушке в тот момент ни до кого не было дела, кроме Уара, у которого подкашивались ноги и стучали зубы. Машенька жалела, что не догадалась взять с собой валерьянку.

Наконец под сводами особняка разлилось пение, которое несведущий человек мог бы назвать ангельским. Верхнее освещение погасло, погрузив место действия в полумрак, лишь черные хрустальные бра тускло мерцали в дальних пяти углах. Тени выросли и колыхались у гроба. Из сумрака выдвинулся на авансцену человек в темных непроницаемых очках.

– Параклисиарх… – прошел шелест среди публики.

И Маша узнала немолодого господина, наблюдавшего за нею из «хаммера» в паркинге офиса ее строительной корпорации. Но обдумать это совпадение девушке помешали быстро развивающиеся события вечера, больше похожего поначалу на вечеринку с пьяным диджеем.

Параклисиарх – глава службы безопасности холдинга ЗАО МОСКВА держал в руках, затянутых в белые перчатки с раструбами до локтя, поднос с большими старинными ножницами. Внука и его Невесту вытолкнули к гробу. Только теперь девушка заметила странный шелковый шнур, привязанный к гробу в головах у покойного. Пение под сводами постепенно переходило в ультразвук. Неожиданно Маша заметила кошачий волос на лацкане покойника, который колыхался от его дыхания. Она хотела крикнуть, что дедушка жив, но в этот момент Внук повалился, а перед ней оказались ножницы.

– Ну что же ты?! Вставай, родненький! Люди же смотрят! Ты же должен что-то сделать с этими ножницами… – шептала Маша, поддерживая и прислоняя Внука к открытому гробу.

Рука в белой перчатке вложила ножницы в трясущиеся руки Внука. Ультразвук давил на перепонки с чудовищной силой и жестокостью восточной казни. Мария держалась из последних сил.

– Ппо…моги… – икая, указал Внук на шелковый шнур в изголовье гроба.

Марья Моревна, поддерживая Уара одной рукой и прижимая к лафету коленкой, другой рукой ухватила шнур и буквально вложила его в раскрытые ножницы. Но Внука колотило так, что он не мог их сжать. И тогда Маша что было сил, резко сжала концы ножниц обеими руками.

Отрезанный шнур взлетел вверх, и в тот же момент через отверстие в потолке рухнул вниз осиновый кол и вонзился в грудь Мосоха. Машенька закричала от ужаса. Ей показалось, что из пробитой груди старца брызнула во все стороны кровь. Но брызги вдруг оказались летучими мышами, которые, хлопая крыльями, устремились под потолок и вылетели через отверстие. За ними стремительно взвился кот, но, не успев схватить добычу, брякнулся в пустой гроб. А пищащая стая взяла курс на лосиноостровскую Кремлевку, где в бункере неясного назначения, частично заполненного грунтовыми водами, ей было даровано обрести наконец покой и отдохновение.

В тот же момент в ночной морозной мгле вознеслось над куполами храма Христа Спасителя воронье и уплыло черной небесной льдиной куда-то на северо-восток.