Читать книгу Сны Севастопольской девчонки - Татьяна Титова - Страница 4

Сегодня я в тупом оцепенение,

Слез давящих не в силах удержать.

Пришла сюда в хорошем настроение,

Теперь не знаю, как все рассказать.

Как с этим послезнаньем буду жить?

Ведь вечно буду с содроганием помнить,

Нельзя словами передать и оценить

Трагедию, предательство и подвиг…

На мысе где лежал когда то Херсонес

Описанный еще самим Страбоном

Не вырастет зеленый буйный лес,

Здесь каждый метр железом нашпигован!

Под ноги не смотри. Теперь здесь благодать,

Все чистенько, в бетоне и граните.

Но тыщи павших предков из небес молят

«Храните память вы о нас. Храните…»

«Линкор подземный», батарея тридцать пять,

Фашисты называли «Максим Горький»…

Я побывала. В шоке. Но приду опять

Впитать в себя инстинкт Победы стойкий.

Ты тридцать лет ждала своей войны

И показала свою силу в полной мере,

Как могут воевать российских матерей сыны

И на верху, в степи и в подземелье…

Был третий штурм. Настырный и кровавый.

Фашист умелей и гораздо опытней в войне.

Враг смелый, дерзкий, наглый и упрямый,

На наших наши танки шли – «КВ».

Трофей законный, взятый из-под Керчи,

За 20 дней там перемолот Крымский фронт,

Есть немцам чем стрелять, людей калеча,

Есть пополнение для германских рот.

У нас запас снарядов в Поти, Туапсе

Лежит брезентиком прикрытый с октября

Советский интендант он, как и все

К войне Россия не готова никогда.

Да для врага мы все здесь были «русиш»

Будь ты бульбаш, хохол, калмык.

И «schweine» будешь, если струсишь,

Предателем, коль с боя побежишь.

Представила себя сейчас средь них

В последний знойный жаркий день июня,

Среди скопления раненых, больных,

С надеждой, верой на судьбу иную.

Их заберут отсюда – рядом пристань,

Петров же здесь, Жидилов, Кулаков,

До ночи продержаться, флот он близко,

Ну а пока пора отбить врагов.

На пару километров для начала,

Чтоб выиграть время до подхода кораблей.

Не ведомо еще решенье адмирала,

– Не будет он менять железо на людей…

Он был средь них, еще своих героев,

Он многих уважал и знал в лицо,

Их был доверия по праву удостоен,

А для историков он станет подлецом.

Он адмирал, он старший здесь по чину,

Он капитан, спасавший свой корабль,

Который обрекли уйти в пучину.

О чем он думал, вглядываясь вдаль?

Но сослагательству история не внемлет.

Что было бы? И что могло бы быть?

Наверно, к счастью, имеем что имеем

И только в спорах продолжаем ныть.

Погода жаркая. Сейчас бы дождь и облака…

Напомню – шел последний день июня.

Все послезнанье вон, ну а пока

Присмотримся к вокруг снующим людям.

Вот старшина- морпех, сломавши ветку,

На кончик ветошь прикрутив,

С любовью и заботой чистит «светку»,

Патронами обойму снарядив.

Она с Ижевска, он же с «Коминтерна»,

Из плоти он, железная она.

Он у нее навеки будет первым,

Она последней у него была,

У них любовь еще с одесского лимана,

Когда гоняли перепуганных румын,

Разбила сердце, покорила моремана

И навсегда осталась с ним.

На прикладе девятнадцать меток,

Умеет с гансами общаться старшина.

Побольше было б таких «светок»,

Давно б окончилась война…

Погибнет с ней в руках, внезапно.

А с ним она найдет и свой покой.

Не с девятнадцатым, а двадцать пятым

Заколотым немеющей рукой.

Снарядом мощным их накрыло,

Смешав живое- неживое в ком.

Воронка стала им одной могилой!

На месте этом нынче строят дом…

Вот санинструктор прошагала мимо,

Через плечо две сумки с крестиком внахлест.

Лекарства кончились. Лечить заботой милой,

Застиранным бинтом, микстурами из слез.

Стройна, высока, молода – ей бы на сцену-

Затмила точно бы Серову красотой,

Но с верху пот и пыль, внизу же моря пена.

Несовместимое с девичей косой,

Ее найдут в начале «нулевых»…

Среди бойцов, которых та спасала.

Взорвут паттерну, не выведя своих,

Тогда там бардака хватало.

Вот представитель власти-милиционер

Собрал вокруг коллег- энквэдистов:

Василий Бузин – и сейчас пример

Служения без всяких компромиссов.

Да, вид усталый, но горда осанка.

Глаза же выдают – который день не спавший…

По ордену Почета опознаны останки,

На семь десятков лет был без вести пропавшим…

Как много лиц… Как мало их имен

История и время сохранили.

Вас помним и на праздник помянем,

Вы больше жизни Родину любили.

Стон раненых разносится кругом,

Казалось, что сама земля стонала,

Десятки тысяч пущены на слом,

Какая армия бесславно погибала!

Есть нечего, как нечего и пить.

Снарядов – «ноль» и мины на исходе.

Эскадру ждут – «Она уже спешит,

Четырнадцать идут. Они уж на походе».

Но только здесь не Крит и не Дюнкерк

Не близкая душой Одесса-мама.

«А если не достанет мест на всех,

Тогда уйдем мы в горы к партизанам».

Держались ночь, держались еще день.

Потом по новой – день и ночь еще держались.

За каждую воронку, камень, каждый пень,

Они за честь страны своей сражались.

Но тщетно все… Нет у причала кораблей.

Прорыв на Балаклаву в крови захлебнулся.

Стрелялись комиссары в нишах галерей…

Творился ад. Бог почему то отвернулся…

Тот редкий случай, когда не было измен.

Готов был каждый к бою, и ко смерти.

Пугал бойцов один лишь только плен

Поэтому и дрались словно черти.

Ножи, дубины и саперные лопатки

В ход все пошло что было под рукой

Зубами в горло. Злой, звериной хваткой

Приморская вела последний страшный бой

Нет сил держаться за мирскую твердь?

Сломался стержень иль разум помутился

Два выбора осталось: плен и смерть

А тут уже на что ты сам сгодился.

И прыгали с обрыва в море, в камни.

С отчаяньем помянув святых

И верили они что гениальный Сталин

Впоследствии за смерть их отомстит.

Безумству храбрых пели громко песни

Ведь если есть соломинка – держись

По-всякому – жизнь смерти интересней

Хотя и сложная все ж штука – жизнь.

Но раз ты жив – еще на что-то годен

Судьба потом определит – на что и как

Сумеешь пользу принести народу

Ну а пока… пусть торжествует враг.

Их выгоняли где прикладом где штыками.

Сгоняли в кучи, превратив людей в стада.

Кто был бессилен тут же добивали.

Что жизнь плененных? Пыль и ерунда.

Отдельно комиссаров и евреев,

Их далеко нет смысла отводить —

Ближайшие окопы и траншеи

Чтоб было беспроблемней хоронить…

Их повели. Нестройною колонной по четыре.

Растянутый на много километров строй

Обочины дорог стали могилой

Давая обессилившим и умершим покой

Голодные, безумные от жажды

Казалось сломлен, раздавлен и разбит

Прав Фридрих Прусский был сказав однажды

«Убивши русского попробуй повалить…»

Вели их долго. Пить давали.

У стадиона даже что-то дали съесть

Затем границы строя подровняли

И разрешили на часок присесть

Потом подняли, снова их погнали

По пыльным улицам с развалами домов

Где год назад и про войну не знали

Фашистов не воспринимая за врагов…

На постаменте из-под адмирала,

Великий Ленин с указующим перстом

Смотрел на них… несломленных смущая.

Наверно зная – вскоре сам пойдет на слом.

Народу уйма – оккупанты понагнали

Из полу обвалившихся землянок и хибар.

Кого смогли найти, кого не расстреляли

Сынов и дочерей Давида распознав.

Поодаль суетились корреспонденты

Приехали  со всех сторон Оси

Поймать победы славные моменты

Над покоренной святостью Руси.

Снимать хотели униженных и убогих

Растерянных, раздавленных рабов…

Устало еле волочащих ноги

Похожих на столетних стариков.

«Ах. нас снимают. Что же братцы?

 Последний раз идем в строю.

Покажем этим вот мерзавцем

Как любим родину свою.

Мы пленены, но не убиты.

Мы живы, значит должно с честью жить

Всем этим показать бандитам

Страну Советов невозможно покорить».

И вот над строем обреченных

Запел высокий голос молодой

«Вставай проклятьем заклеймённый

Весь мир голодных и рабов».

Строй моментально поравнялся

Пытаясь под ритм гимна «ногу взять»

Во взглядах злобно-радостных читалось

«Мы еще вспомним вашу мать».

Споткнулся журналист лощенный

И оператор энергично замахал «отбой»

«Кипит наш разум возмущенный

И смертный бой вести готов»…

По одному вытаскивая с строя,

Как коровам на нос вешают кольцо,

Протыкали губы, рот героям

Медной проволкой коверкая лицо…

На смену песни недопетой

Мычал «Варяг» неровный строй

Не зная текста большинства куплетов

Не в тон, ни в рифму в разнобой…

То был последний их  парад

Никто не плакал и  не ждал пощады.

Умеет жить и умирать моряк

Плюя врагу в лицо, с бравадой.

Идешь по батарее… не спеши.

Отставь в сторонку хлопоты мирские,

Задумайся о прошлом, им дыши,

Здесь мозг прочистят запахи морские.

Смешались ароматы степных трав

С безвкусием прогретого бетона.

Здесь армия все трудности поправ

Зачислена на стены пантеона.

Зайди в него. Постой и помолчи.

Ни что от мыслей глупых так не лечит

Как звезды, замерцавшие в ночи,

Как лица, превратившиеся в свечи.