Читать книгу На темных аллеях (сборник) - Татьяна Тронина - Страница 5

Крутое порно

Оглавление

Как всегда в начале мая в воздухе витал дух любви и беспечности – женская консультация была почти пуста, лишь пара-тройка беременных бесформенными облачками проплыли мимо Лены по коридору. Лена завистливо вздохнула – ее терзали проблемы совсем иного рода.

Врач, добродушная пожилая тетка, основательно изучив Ленин внутренний мир, нашла у своей пациентки дисфункцию. Точнее – психогенную аминорею. Лену этот диагноз привел в ужас. Она никогда не слышала таких слов.

– Ничего страшного, милочка, но лечиться вам все-таки придется. Вот таблеточки еще я выписала.

– Они помогут? – спросила Лена, благоговейно разглядывая корявые загогулины рецепта и печать под ними – «доктор Кабанец Мария Петровна».

– Помогут, безусловно, – стул под энергичной докторшей заскрипел, – только для полного эффекта необходимо жить регулярной половой жизнью.

– То есть? – напряглась Лена.

– Короче – занимайтесь почаще любовью, – подмигнула Кабанец, – очень помогает от дисфункции. Все гениальное просто.

Помимо своей воли Лена покраснела и закашлялась.

– Выпейте, – доктор Кабанец мгновенно наполнила стакан водой из графина, – не думала, что вы настолько впечатлительны. Годы-то ваши уже далеко не девичьи… – И она заглянула в карту, где суровым приговором стоял год Лениного рождения.

В ответ Лена разрыдалась.

– Пишу вам еще направление к невропатологу, – доктор решительно придвинула к себе новый бланк. Написав, она откинулась назад и внимательно всмотрелась в Лену. – А теперь расскажите мне о своей личной жизни. – Она не могла не покопаться и в Лениной душе, ибо каждый гинеколог чувствует себя еще и немного психотерапевтом.

– Я не замужем, – выдавила из себя Лена.

– Я тоже не замужем. Ну и что?

– Ваш совет… ну, об этом самом – совершенно невыполним. У меня сложный случай… у меня никого нет, то есть полное отсутствие партнера.

– Совсем никого? – строго уточнила доктор, словно Лена пыталась скрыть от медицины какие-то важные сведения.

– Совсем.

– Быть такого не может! – возмущенно взорвалась врачиха. – Даже я – в моем-то возрасте… Да, я имею поклонника. И могла бы иметь не одного, если б захотела только!

– Вообще-то у меня есть знакомый мужчина, именно знакомый. Но не могу же я ему предложить это, – потерянно пробормотала Лена, страстная поклонница старинных фильмов и сентиментальных романов.

– А вы попробуйте.

– Но я не люблю его.

– Глупости. Дребедень романтическая эти ваши «люблю – не люблю». Вы что, в прошлом веке живете? Если здоровье требует, значит, надо.

– Но я не люблю его!

– И слышать ничего не хочу, – тоном военачальника вострубила решительная Кабанец. – На выход. Следующая!

Лена вышла вон, пропустив мимо себя очередную беременную с размякшим лицом.

…Биография Лены Кирсановой была так же проста и безыскусна, как отварной картофель. После окончания средней школы она поступила в институт культуры, добросовестно проучилась в нем четыре положенных года – троек нет, но четверок больше, чем пятерок, а после отправилась работать в библиотеку социально-производственной направленности. По своей специальности – библиотекарем-библиографом.

Библиотека была не центральной, а филиалом, располагалась в одноэтажном особнячке, сотрудников всего четверо: заведующая Шарлотта Кузьминична – вздорная шестидесятилетняя тетка; роковая женщина Наталья; толстая Крылова – одинокая мать сына-подростка, и она, Лена. Платили как и везде – скупо, начисляя за диплом копейки, но юная выпускница института культуры не унывала, потому что работу свою любила.

Она обожала запах книг, она радовалась каждому читателю… Активно вела общественную работу. Проводила вечера для пенсионеров, вела встречи с писателями, организовывала всевозможные кружки и мероприятия. Как вам – костюмированный вечер танцев?

Словом, она занималась всем тем, чем не могли заниматься тучная Крылова и роковая женщина Наталья – на то она и роковая. Что же до Кузьминичны, то та вообще могла только руководить.

Менялись числа на календаре, одно мероприятие сменяло другое, на смену одним читателям приходило следующее поколение… А юная библиотекарь-библиограф постепенно превращалась в старую деву. У Лены никак не складывалась личная жизнь – после первой и единственной институтской любви наступил период глухого одиночества, одиночества без единого проблеска. Маячил неподалеку, правда, некий Юрочка, сутулый, близорукий юноша из центральной библиотеки, куда Лене приходилось не раз ездить с отчетами (это его она упомянула в разговоре с гинекологом), но Юрочка – что-то вроде НЗ, неприкосновенного запаса. И выбросить жалко, и вдруг пригодиться может. Лена встречалась с ним уже год – раз в месяц то на концерт, то в кино ходили – и кроме этого их отношения не продвинулись ни на йоту. Чахлые ухаживания грозили растянуться на десятилетия, а свадьба состоялась бы никак не раньше пенсии.

В тридцать восемь лет Лена решила, что подождет еще года два, до круглой даты, и если не найдет себе мужа, то родит ребеночка от кого-нибудь (не от Юрика, разумеется… от него дождешься, как же).

Но такие мысли мало согревали ее сердце. Она хотела любви сейчас, она ужасно хотела любви, и не любви даже, а безумной, все сжигающей страсти. Лена так долго и так часто думала об этом, что в конце концов у нее даже сложился идеал возлюбленного – стройный брюнет со знойными усиками, пылкий, как молодой Омар Шариф, и элегантный, как Кларк Гейбл в зрелые годы.

Необустроенность Лениной жизни также волновала и ее коллег. Но у всех у них были разные точки зрения на причину подобного одиночества. Шарлотта Кузьминична видела всему виной, как ей казалось, чрезмерную разборчивость своей «молодой» подчиненной. «Да уж. Я знаю, есть у нее какой-то. Из центральной библиотеки. И еще кто-то, наверное, время от времени на горизонте появляется. А она все нос воротит – ей принца подавай. Напридумывали себе принцев, не хватает им того, что под рукой имеется. Зажралась нынче молодежь!» – говоря это, Кузьминична многозначительно косилась на роковую Наталью. У Натальи был муж, и на работу еще звонили разные посторонние мужчины. «Просто гады они все, – возражала заведующей толстая Крылова, – сейчас приличного мужчину днем с огнем не сыщешь. Уж лучше всю жизнь одной быть, чем терпеть возле себя какого-то». – И вздыхала расстроенно и смятенно. Крылова была полностью на стороне Лены.

Наталья в спор не вступала. Она улыбалась загадочно. Она думала, что счастливой может быть только женщина красивая и умная, ну, как она сама. Одним из ее постоянных любовников был мужчина на десять лет ее моложе, на десять лет! – от чего Наталья совсем возгордилась. Лену она считала некрасивой и глупой.

Но это было не так – по своим внешним данным и умственным способностям Лена была вполне обычной молодой женщиной, которых пруд пруди. Правда, имелось у нее несколько убеждений, которые многие бы назвали заблуждениями (может быть, и ошибочно бы назвали). Например, Лена считала, что одежда должна быть сначала удобной, а уж потом модной или красивой. Что аккуратный пучок на затылке смотрится гораздо лучше неряшливых кудрей, разбросанных по плечам и спине. Что каблуки должны быть непременно низкими и широкими – ведь на шпильке в любой момент можно ногу подвернуть. Что косметика только портит естественный и здоровый цвет лица. Но все это мелочи, мелочи – разве они имели какое-нибудь значение для любви?

Для любви.

О которой Лена мечтала денно и нощно, особенно этой весной, когда по утрам за окнами кричали воробьи, обезумев от страсти.

«Где ты, где ты, где ты…»

Она так ждала его, что заболела. По-женски. Что-то сломалось, расстроилось в отлаженном механизме ее организма. Это встревожило Лену – поскольку после определенного рубежа, как уже говорилось, она думала завести ребенка, и организм в этом случае должен работать безупречно – ибо она одинокая женщина. Стрелять придется сразу в «яблочко». Но это потом, до часа икс еще есть время, еще есть надежда найти единственного и неповторимого.

Озадаченная донельзя, вышла Лена из женской консультации. «Регулярно заниматься… то есть жить половой… О господи!» Нет, о Юрике и думать нельзя было как о возможном партнере, о его анемичных и тусклых ласках – этак-то последнего здоровья лишишься. Тогда кто? Подойти к какому-нибудь совершенно чужому человеку и попросить его: «Не могли бы вы мне помочь…» А перед мысленным взором плыл Гейбл-Шариф. Темные знойные глаза его смотрели с укором, он словно напоминал – а любовь?

Тем не менее все следующие дни Лена напряженно размышляла о том, как бы ей найти сексуального партнера. Она думала так напряженно, что вообще чуть не лишилась остатков здоровья. Потеряла аппетит и побледнела. А по ночам, в беспокойных снах, ей, как назло, упорно являлся Кларк Гейбл.

– Не заболела ли ты часом? – как-то спросила Лену по-матерински чуткая Крылова.

– Брать сейчас больничный – преступление, – бросила проходившая мимо Шарлотта Кузьминична, – двадцать читателей в день! У студентов сессия вот-вот начнется, они к нам опять побегут! Не у всех же эти ридеры, прости-господи, проклятые есть. На носу еще две встречи с авторами социально-производственной литературы! Не отчитаемся перед ЦБС – нас закроют.

– Это депрессия, – Наталья была неумолима и точна. Слово «депрессия» она произнесла с особым шиком, как и полагается роковой женщине, вот так – «дэпрэссия». «Отстали бы вы все!» – с отчаянием подумала Лена. Довериться коллегам и рассказать им о своих проблемах она не могла.

Но на ловца, как известно, и зверь бежит. Да-да, не она нашла себе партнера, а ее нашли.

Здесь необходимо небольшое отступление, непосредственно касающееся работы библиотеки.

Как уже упоминалось, данное заведение посещают не только читатели, но и писатели. Вешается объявление заранее, обзваниваются самые активные посетители. И в небольшом актовом зале происходит встреча.

Так вот, тем самым зверем из пословицы оказался… писатель. Точнее – автор сборника статей под общим названием «Социальная жизнь производственника в нестабильное время». Протасов Н. Е. Он явился в библиотеку с предложением выступить перед читателями в ее стенах.

Писатель был еще относительно молод, черноволос, имелись в наличии также и усы – ну чем не вожделенный идеал! Конечно, до Гейбла ему было очень далеко (впрочем, как и до Омара Шарифа), вместо изящной элегантности движений – порывистая развязность, но – брюнет, усы опять же.

Лена, договариваясь о грядущем мероприятии, поглядывала на Протасова с любопытством – он или не он. «Он» – в смысле идеал. А писатель очень быстро уловил это любопытство и, словно завидев перед собой зеленый свет, стал решительно клеиться.

– Да чего там… Зовите меня просто Николаем. А вас как зовут? Лена? Замечательное имя – Елена. Елена Прекрасная. Вы давно здесь работаете? Надо же! Знал бы, почаще бы сюда заходил. Мы ведь с вами, можно сказать, родственные души – трудимся на ниве просвещения. Сложно, да. Сложно и интересно. А вы что завтра вечером делаете?

Флиртуя с мужчиной, Лена продолжала лихорадочно сравнивать его со своими любимыми актерами. «Но даже если это не «он», все равно, для здоровья же необходимо», – подстегнула себя она. Зеленый свет в ее глазах уже густел малахитом. За несколько минут разговора сотворилось то, на что при других обстоятельствах ушли бы дни и даже месяцы.

Они договорились о встрече на завтра – Николай должен был прийти вечером в библиотеку, как только закончится рабочий день. Якобы еще раз обсудить мероприятие.

Был один момент в разговоре. Пуританку Лену несколько покоробило, когда писатель, уже прощаясь, проскользнул к ней за стойку и поцеловал руку. Усилием воли она заставила себя ее не отдергивать, когда что-то колючее, мокрое и абсолютно чужое прикоснулось к ее запястью. Так надо было. «Это же для здоровья», – мысленно успокоила она себя.

Успокаивало также то, что местом их будущего свидания была назначена библиотека. Да, именно ее родная библиотека.

От входной двери было два ключа – один находился в полном и безраздельном ведении Шарлотты Кузьминичны, а другой кочевал между тремя ее подневольными сотрудницами. Кто уходит позже, тот и закрывает за собой дверь. А на следующее утро, само собой, ключевладелец старается прибежать раньше всех.

На самом деле вокруг стального холодного ключика кипели настоящие страсти. Может быть, не кипели – это слишком сильно сказано, – но пузырьки, как в бокале шампанского, уж точно поднимались.

Время от времени роковая женщина Наталья вдруг начинала проявлять несвойственное ей трудолюбие, оставляя ключ у себя. Коллеги ее и начальство расходились, а она оставалась одна среди стеллажей с социально-правовой литературой.

Наутро под библиотечным потолком витал легкий, едва уловимый запах сигарет, вина и мужского одеколона «Барракуда».

«Она здесь со своим хахалем встречалась. Ну, с тем, что на десять лет ее моложе», – как-то, возмущенно тараща глаза, прошептала Лене на ухо обделенная любовью Крылова. Лену тогда поразил факт Натальиного бесстыдства – ну как же среди книг делать это!

Шарлотта знала о Натальином легкомыслии, но об этих свиданиях не догадывалась. А если б все-таки догадалась, уловив притупленным от возраста обонянием недозволенные ароматы, то ее бы просто-напросто хватил удар. Почтенное заведение превратить в дом свиданий!

На следующий день Лена работала со странным чувством. Бегая от стеллажа к стеллажу и расставляя книги на установленные им библиотечной наукой места, она постоянно и неосознанно поглядывала на ковер под ногами, плюшевые сиденья стульев, на деревянную стойку, за которой обслуживали посетителей – поглядывала с некоторой опаской и смущением, словно на них кто-то мелом написал непристойности. О том, что должно было произойти здесь вечером, Лена старалась вообще не думать.

Когда иссяк поток посетителей и пора было закрываться, Лена решительно затребовала ключ себе. «Необходимо дописать сценарий для вечера, посвященного социально-производственной тематике», – объяснила она причину своей задержки. Никто не усомнился в правдивости ее слов, лишь Наталья порочно вздохнула и заявила, что завтра ей тоже, скорее всего, придется поработать дополнительно.

– Смотри не надорвись, – с намеком сказала ей Крылова.

– Ни в коем случае, – также с намеком ответила ей Наталья, – я люблю свою работу. А работа любит меня.

– Ладно, девочки, не будем мешать Лене, – остановила их Шарлотта Кузьминична – поскольку общественные мероприятия везла на себе только ее самая младшая сотрудница Лена, а ЦБС в свое время еще потребует отчета – и не дай бог, количество этих мероприятий окажется ниже нормы. Намеков заведующая не поняла – для нее они были слишком тонко замаскированы.

Минут через двадцать, когда город уже стал таять в сиреневых майских сумерках, на пороге появился последний посетитель – Николай. Пока он раскланивался, расшаркивался и бегал настороженным взглядом по сторонам – еще не одни они, или уже одни? – Лена в последний раз пыталась что-то решить. «Пока не поздно. Нет, уже поздно. И потом – это же для здоровья!»

Николай тем временем понял, что они уже одни, что дверь за ним закрыта, и наконец приободрился – теперь все ясно, все определенно.

– Ну что, где тут можно расположиться? – барским движением обнял он Лену за плечи.

– Идемте на абонемент, – суховато ответила она, поскольку хоть и имелись у Николая черные усы, но к делу ей хотелось приступить без излишних пылкостей и нежностей – они к здоровью прямого отношения не имели.

У автора социально-производственного сборника оказались с собой крохотная бутылочка коньяка – из тех, что покупают как бы на пробу, пакетик козинаков и грамм двести докторской колбасы, уже порезанной. У Лены очень кстати к этой колбасе нашелся хлеб, оставшийся после обеда.

От волнения ее даже немного подташнивало, хотя волноваться было глупо, некоторый опыт любви у нее имелся – благодаря тому самому институтскому роману, а больше бояться, собственно, было нечего.

– Тихо здесь, даже как-то неуютно, – Николай оглядел стеллажи с книгами.

– Я включу музыку.

Лена покопалась в настройках проигрывателя, не находя ничего, что могло бы соответствовать первому свиданию, потом все-таки остановилась на канале классической музыки.

Они сели за журнальный столик, Николай разлил коньяк в пластиковые стаканчики.

– Ваше здоровье, – сказал он. Очень актуальный тост! Лена смущенно опустила глаза.

Коричневатой жидкости плескалось на дне совсем немного – грамм двадцать, тридцать, – но когда Лена невольно вдохнула спиртовой резкий запах, то новая волна тошноты подкатила к горлу.

– Вы не нюхайте, вы пейте, – ласково поправил ее Николай. Коньяк влился в Лену в два судорожных глотка, вкус докторской тоже был определенно каким-то медицинским – отдавал карболкой. – И давайте-ка сменим канал.

Николай покрутил настройки у проигрывателя, поймав волну с шансоном. Лена шансон ненавидела. К тому же козинаки намертво сцепили ей зубы. «Как бы пломба не выпала! – испугалась она. – Светоотверждаемая, дорогая. На той неделе только поставила!»

– Лена, это будет, наверное, нескромно…

– Говорите! – с трудом проглотив козинак и не слыша собственного голоса, потребовала она.

– Лена, я вас хочу.

Она машинально, точно дожидалась этих слов уже давно, кивнула, усилием воли выпихнула себя из-за стола и принялась раздеваться.

Краем глаза она увидела, что Николай тоже раздевается. Он скинул с себя все, кроме рубашки – ее он просто расстегнул, а галстук не снял, а только распустил. Рубашка с галстуком несколько озадачили Лену – и она тоже решила раздеваться не до конца. Оставшись в шерстяном свитере, связанном мамой специально для прохладных майских вечеров, она произнесла:

– Я готова.

Огляделась лишний раз и легла на ковер. «Это же для здоровья…» Глаза она закрыла.

Николай ткнулся губами ей куда-то в ухо, прижал рукой грудь через свитер, а потом приступил непосредственно к делу.

…Лопаткам вскоре стало очень неудобно на полу. Откуда ни возьмись приплыли мысли о Натальином хахале. А вдруг он настолько предусмотрителен, что является сюда с раскладушкой? Затем мысли потекли в следующем направлении – как бы не проспать завтра. Ключ-то – у нее! Затем… а затем Лена открыла глаза. Да сколько это может еще длиться?! Увидев, что Лена обратила на него внимание, Николай попытался ослепительно улыбнуться. Лицо у него было красным, на лбу блестели капельки пота. Судя по его ожесточенному виду, до завершения было еще далеко.

Через пять минут он закинул свой полосатый галстук за спину. Еще через пять минут он попытался снять рубашку, не меняя исходной позиции. Тут уж Лене совсем стало невмоготу.

– Николай, вы не могли бы встать на минуту? – с робкой вежливостью спросила она. – Мне надо срочно выйти.

– Что? Ах, да… извините.

– Благодарю.

Лена выскользнула из-под его разгоряченного тела и устремилась к заветному месту – мимо стеллажей с книгами, мимо читального зала, потом по длинному коридору – в конце его находился туалет.

Ей казалось, что в желудке у нее плещутся едкие чернила. После минуты мятежных раздумий она склонилась над унитазом и исторгла в его ржавое казенное нутро весь романтический ужин.

Потом умылась и посмотрела на себя в зеркало.

– Это же для здоровья! – пропищала она кукольным голосом своему отражению. И согнулась в приступе неудержимого смеха.

Это была не истерика, это был обычный веселый смех, после которого Лена почувствовала, как вся грязь этого вечера отваливается от нее, а в душу входит благостное умиротворение. «Нет, он не Омар Шариф, и не Кларк Гейбл. Он просто резиновый фаллос из секс-шопа…»

Стараясь натянуть свитер пониже – не от застенчивости, просто в коридоре сильно сквозило, – Лена зашлепала обратно. Ее скороспелый любовник сидел в кресле в чем мать родила и листал «Технику – молодежи».

– Извините за столь поспешный уход. Так некстати… Мне нехорошо вдруг стало, – Лена изобразила голыми ногами что-то вроде книксена.

– Я понимаю, – мужественным голосом подбодрил ее Николай, хотя он ровным счетом ничего не понял, – так продолжим?

Мурашки еще не угасшего смеха пробежали у Лены по спине.

– Продолжим. Только теперь вы ложитесь на ковер. Так сказать, поменяемся местами.

Через час Лена, вполне ощутившая терапевтический эффект, выпроводила своего любовника. На завтра было назначено новое свидание – эффект эффектом, но здоровье требовало именно регулярных встреч.

Следующим утром, придя раньше всех на работу, Лена вдруг вспомнила, что остаться им с Николаем тут не удастся – то же самое собиралась сделать сегодня Наталья со своим любовником. Но из обрывков фраз, которыми они все-таки успели обменяться накануне, Лена узнала, что у Николая есть отдельная квартирка, которой он владеет единолично. Вот они туда отправятся… О том, чтобы вести его к себе домой, и речи быть не могло – дома обитали мама, папа и приехавшая на месяц из Твери тетя Нюра.

Рабочий день прошел в хлопотах и беготне, к тому же все остались без обеда – в середине дня нагрянула комиссия из центральной библиотеки и, выражаясь языком приснопамятного шансона, навела шухер.

Словом, когда в окна снова заглянули сиреневые майские сумерки, Лена чувствовала себя разбитой, но главное – ужасно голодной.

Крылова с Кузьминичной уже суетились в передней, и Наталья нервно поглядывала на Лену. Оставаться дольше было нельзя – и Лене пришлось покинуть библиотеку вслед за коллегами.

Она встала на пороге, дожидаясь Николая. Через какое-то время в библиотечную дверь принялся звонить молодой человек, разбавляя весенний воздух запахом «Барракуды». Лена спряталась за водосточную трубу, дабы не смущать Наталью. Ее собственный любовник все не появлялся.

Минут через сорок, когда ей уже до смерти надоело прятаться за трубой, да и глупо это было – в желудке у Лены урчало на всю округу, библиотекарша плюнула на все и пошла к метро.

И тут на полдороге она столкнулась с трусившим ей навстречу Николаем.

– Пардон, пардон, – запыхавшись, принялся оправдываться он.

– Никаких «пардонов»! – Лена была в гневе. – Вы опоздали на целый час!

На лицо Николая легким облачком наползла скорбь, и он грустным голосом принялся рассказывать о том, что уже собирался уходить из дома, как ему вдруг позвонили из издательства по одному чрезвычайно срочному делу, потом он бежал к метро, бежал через стройку, чтобы сократить расстояние, но стройка, как назло, оказалась вся перерыта ямами, завалена мусором и кишела целыми ордами пьяных хулиганов. А когда он наконец попал в метро, то поезд застрял в туннеле на полчаса.

Хоть Лена и оказалась несколько загипнотизированной этим драматичным рассказом (писатель, все ж таки!), но ей было очень трудно успокоиться.

– Но вчера-то вы пришли вовремя! – крикнула она.

Тогда ей был предъявлен последний аргумент – пакетик с булочками.

– Вот. Стоял в очереди. Хотел купить к чаю чего-нибудь сладенького. Я думал, мы сегодня будем пить чай.

При виде этого пакетика Ленино сердце начало потихоньку оттаивать.

– Ладно, – примирительно сказала она, – не будем ссориться. Идемте пить чай к вам домой.

– Как – ко мне? – опешил Николай. – А почему не к вам в библиотеку?

– Наша библиотека – не дом свиданий, – отрезала Лена, – сегодня там моя коллега… работает.

Николай весь перекривился от растерянности:

– Но ко мне тоже нельзя…

– Это почему же? Вы, как я поняла, живете один, в отдельной квартире.

– Да, но у меня же… у меня же страшно неубрано! – И Николай привычным размеренным голосом эпического рассказчика, словно Лена была уже не первой девушкой, которая рвалась к нему в гости, принялся живописать свое жилище старого холостяка и, одновременно, творческой личности. Причем живописал это жилище с такими подробностями и такими яркими красками, что Лену мороз по коже продрал. Николай себя не щадил – он поведал даже о своих носках, которые обычно висят у него на люстре – после чего Лена попросила прервать повествование и сказала, что действительно… не стоит идти к нему.

Николай плавно перешел к рассказу о тяжелой писательской жизни. В издательском мире кризис, опубликоваться можно только за свой счет («Вы знаете, я все свои средства потратил, чтобы издать этот сборник!»), пираты в Сети распоясались, а читатели – совсем обнаглели – скачивают книги из Интернета бесплатно.

Лена согласно вздохнула – вот-вот, и библиотеки, не дай бог, скоро закроют… Какие читатели, когда все повадились из Интернета читать?..

Они медленно брели в сторону метро. До дома было еще далеко, вожделенный ужин скрывался в неясном будущем.

– Давайте сюда свою булку, – сказала Лена, – ужасно есть хочу.

Уж в этом ей Николай не мог отказать, поспешно зашуршал пакетиком, передал угощение. Лена, особо не приглядываясь, открыла пошире рот, чтобы захватить побольше нежной сминающейся массы, пахнущей ванилью и обсыпанной сахаром – таковой в ее голодном воображении представлялась булочка, укусила, и… во рту что-то хрустнуло. Пломба! Выпала. Ленины мечты фатально не сбывались сегодня – булочка на деле оказалась засохшим куском какого-то бездарного печева. Ни тебе ванилина, ни хрустящей сахарной корочки – вообще, непонятно, как за таким несъедобным продуктом могли стоять в очереди. У Лены было такое чувство, будто рот у нее набит пенопластом. И пломбу-то, пломбу как жалко…

– Вкусно, правда? – добродушно спросил Николай. – Я выбрал самую дорогую выпечку.

– М-м-м… – первым желанием Лены было выплюнуть эту подозрительную булку, но тогда бы Николай точно обиделся – а ведь он еще нужен в оздоровительных целях. Собрав все свое мужество, Лена прожевала кусок и вместе с обломками пломбы усилием глотательных мышц затолкала его в желудок.

Вторую попытку утолить голод она не решилась предпринять, хоть Николай и смотрел на нее поощрительно. Наверное, он действительно стоял в очереди, но, судя по всему, это было бог весть как давно.

– А что мы будем делать сейчас?

– А мы уже это делаем – мы гуляем. Дышите воздухом, Леночка, любуйтесь природой. Нет ничего прекраснее теплого весеннего вечера. Молодая листва, щебетание птиц… и все такое прочее.

Лена уныло кивнула – да, дескать, я дышу. Окаменелая булка оттягивала ей руку, и положить ее было некуда – на плече у Лены болталась кокетливая маленькая сумочка – только зеркальце в нее и запихнешь, а хозяйственную она сегодня не брала, потому что как-никак на свидание собиралась…

Мимо проносились машины, оставляя за собой серые облака выхлопных газов. С другой стороны тянулась обширная свалка, по которой с мерзким карканьем прыгали несколько наглых городских ворон. Из всей природы были только кустики чертополоха, неряшливо торчавшие у обочины. Лена посмотрела на них с ненавистью – внутри у нее снова закипало возмущение. Рука, которой она держала булку, постепенно немела.

Неожиданно от кучи мусора отползла на четвереньках какая-то темная личность, своим собственным оригинальным запахом заглушая ароматы свалки.

– Подайте нищему на пропитание! – загнусила личность настырно, тычась Лене под ноги.

Удобнее повода избавиться от проклятой булки не найдешь! И опять же доброе дело – человек с голоду умирает, Николай не сможет придраться.

С улыбкой милосердия Лена протянула нищему булку.

Личность посмотрела воспаленным взором на предложенное ей пропитание, пробормотала несколько слов, очень ясно дающих понять, что она, личность, оскорблена в своих лучших чувствах, и шустро уползла обратно, на свалку.

Но Николай все-таки решил придраться.

– Это невежливо с вашей стороны, – обидчиво заметил он. – Я, может быть, старался, покупал, нес…

– Ну и дурак, что старался, – вдруг сказала Лена, – и врешь ты все – этому плесневелому сухарю сто лет в обед!

– Вы что, оскорбить меня хотите? – моментально прокис ее спутник.

– Да, хочу! – закричала она. – Потому что более убогого мужичонки, чем ты, я в жизни не видела! – тут она, конечно, покривила душой, ибо был в ее жизни еще Юрик, который… но это было уже не важно, потому что Николай повернулся и быстро пошел прочь, всем своим видом показывая, что никаких терапевтических услуг Лена от него больше не дождется.

Она несколько мгновений смотрела ему вслед, потом размахнулась и швырнула булку на кучу мусора, сбив нечаянно с ног одну из прыгавших по ней ворон. Та с душераздирающим воплем забарахталась в картофельных очистках, но после все-таки нашла в себе силы и взмыла высоко в небо.

«К черту всех… К черту это здоровье! Ну Кабанец, старая перечница! Чтоб тебе…»

Было уже довольно поздно, когда Лена пришла домой и закрылась у себя в комнате, презрев просьбы тети Нюры поесть ее, тети Нюриных, фирменных котлет.

Девушка распустила волосы, разделась и встала перед зеркалом, принялась оценивающе разглядывать себя. «А я ничего так… Даже очень!»

В зеркале отражалась Прекрасная Елена. На заднем фоне плескалось море, а по нему – бесконечной чередой тянулись парусники. Один из парусников, тот, что с алыми парусами, внезапно сбился с курса и, словно под влиянием какой-то неумолимой силы, стал приближаться к берегу, на котором стояла обнаженная красавица.

На темных аллеях (сборник)

Подняться наверх