Читать книгу Нет проблем! - Татьяна Трубникова - Страница 2

ТАТЬЯНА ТРУБНИКОВА

НЕТ ПРОБЛЕМ!

Зачем ей нужна эта встреча с бывшей однокурсницей? Чтобы что? Мастеров вспомнить? Про ее романы узнать? Она же скучная. Пусть мастера считали ее самой талантливой в их небольшом кружке. Скучная все равно. И серая. И зовут Катькой, как козу. Почему же она возобновила с ней знакомство? А забавно, все же много лет прошло. Чуть не двадцать. Просто она никогда не отказывается от связей и знакомств. Это ее правило жизни. Никогда не знаешь, кто поможет и будет полезен. Много лет прошло, много. У нее уже двое мальчишек растут. Люди в мастерской учились не со школьной скамьи, постарше. Это правильно. Она помнит, как режиссер, фронтовик Петр Тодоровский на мастер-классе сказал, что не верит, когда в режиссуру идут юные. Им еще нечего сказать. Двадцать пять лет – возраст принятия решения. Катьке столько и было. Ей, Джен, поменьше. Она тогда только закончила журфак МГУ. Странные были годы. Она почти не помнит ничего из них… Почему? Много лет этот мучительный вопрос раздирает ей душу. Вдруг посмотрит на Катерину и вспомнит что-нибудь… Хотя вряд ли, провал был раньше, раньше…

Она у Катьки паренька из-под носа увела. Дружат – до сих пор. Зовет ее Джен. Виделись недавно, шалили, фоткались у старых плакатов и афиш на Мосфильме.

Вроде неудобно на встречу с пустыми руками. Купила по дороге клубнику. Прямо в корзиночке пластиковой, помоет в парке Горького где-нибудь. Нет проблем! О! Вон Катька сидит у фонтана, сияет ей навстречу!

Обнялись. Видно, Катька целоваться не любит, только щеки подставляет. Наклонилась, клубнику сунула в фонтан. Слышала, как Катька ахнула. Де мол, там фонтанчик из крана есть, бесплатный, недалеко. Пошли туда. Потом жевали прополощенную клубнику. День нестерпимо жарок и ослепителен. Но фото получились дельные, особенно в Нескучном, у скульптуры стеклянного волка.

Вечер застал их в летнем, уютном и расслабляющем кафе за пивом и спагетти. И за рассказом, который ей почему-то захотелось поведать Катьке…

Июньская жара обещала чудесный вечер. Парк Горького напоминал суетливый человеческий муравейник, где каждый движется, скользит, катится всеми возможными новомодными игрушками.

Катя сидела на лавке у фонтана, жмурилась на солнце и ждала. Сближение казалось ей особенно странным после стольких лет. Никогда она не понимала Жанну. Они словно были сделаны из совершенно разного материала. Разные породы и стихии. Вода и огонь, алмаз и лава. Или так: алмаз и огонь, вода и лава. Первое – она, второе – Жанна. Да! Главное – она вспомнила, как сильно ее не любила, потому что не забыла злого языка, когда-то так больно резанувшего, задевшего за единственное, что могло обидеть. Нет, не о внешности речь. О профессионализме. Жанна кричала проклятия… что никогда Катя не станет режиссером… Что ж, она им и не стала. Тогда еще она не догадывалась, что двигало Жанной. Полагала, что просто желание завоевать любовь нравящегося парня. Она думала о ней слишком хорошо.

Катя всегда была странной. Не от мира сего. Поэтому, когда писала сценарии, герои выходили такими сумасшедшими… И поэтому же не понимала некоторых поступков людей. Ведь сама она никогда, ни одного раза, с самого детства, как себя помнила, – никому не завидовала. Этого чувства вообще не присутствовало в ее мыслях. Нет, сравнивала себя, конечно. Обычно – в пользу других людей. Но это не вызывало внутри и капли протеста. Просто принимала то, что они – лучше. Умнее, привлекательнее, популярнее, богаче фантазией.

Сейчас, сию минуту, Катя старалась не вспоминать их прошлое, мастерскую, потому что чувствовала к старой знакомой благодарность. Всего лишь пара фраз, но как ее утешила! Показала Жанне в контакте новую девушку своего бывшего. «Да брось! Ты – королева! А она такая толстая, что за ней даже спрятаться можно!». Это было так смешно, что уже не казалось страшным…

Жанна шла своей раскованной, будто раскачивающейся походкой. Длинные ноги. Ей почти сорок, она сухая и крепкая, упругая, как струна, лицо четко очерчено, в резких заломах – у глаз, в улыбке. В крупности и избыточности черт нечто отталкивающее. Принесла клубнику. Это так похоже на нее: не готовить что-то заранее, а купить на скорую руку, вот сейчас. И съесть тут же. Сказала, что сейчас помоет ее. И наклонилась к фонтану. Прежде, чем Катя успела возразить, корзинка уже наполнилась мутноватой водой. Катя так и представила, что ночью тут купались бомжи… Сказала, что есть же бесплатный кран с водой неподалеку… «Ах, да!». Пошли к нему. Мыть клубнику по второму разу.

Потом Жанна с аппетитом жевала ее. Кате не хотелось. Солнце играло на воде, на мокрой клубнике. Болтали о том, о сем. Долго гуляли в Нескучном. Видимо, не зря его так назвали. Он и сейчас, как сто лет назад, на редкость скучен, развлечений в нем никаких. Только симпатичный мостик: можно сделать пару кадров, да сень деревьев.

Сухой воздух стал мягче, задумчивые тени – длиннее. Подруги сели в открытом кафе с видом на Москва-реку. Катя заказала мятую картошку, Жанна – спагетти в сливочном соусе. «Жирно, но вкусно».

А потом Жанна начала рассказывать свою жизнь. Остановиться уже не могла. Катя молчала… Невольно вспомнила странные слова Жанны, сказанные почти двадцать лет назад, когда они учились. Что через два года она будет уже замужем. И у нее будет ребенок. А потом еще один. Катя удивилась, сказано это было тогда невпопад, просто по дороге. Мороз холодил щеки. Ну, как можно планировать такие вещи? «У тебя есть жених?». А сама подумала про парня, который ей тоже нравился… Ведь Жанна легко увела его тогда. Он и глазом не моргнул, как оказался в ее постели. Катя мучилась. Неужели он? Ах, нет, она не хотела его после Жанны… Это как есть клубнику из фонтана. «Нет. Жениха нет. А какое это имеет значение?». Но нельзя же знать, что выйдешь замуж, если у тебя никого нет… Да еще указывать точный срок…

Однако сейчас, слушая ее и вспоминая тот разговор, Катя поняла, что получилось так, как Жанна предсказывала. Через два года была уже замужем. Нет, она не знала своего будущего мужа, когда они учились… Да, он не просто обеспечен, а богат. Она родила ему двоих сыновей. «Устала от его жадности. Однажды просто взяла детей и вышла из его пентхауса. Даже игрушки не взяла. Уже много лет прошло. Но, Катька, знаешь, я недавно влюбилась! Сейчас все расскажу!».

Подумала, что «влюбилась» – для нее обычное состояние. Из постели в постель. Потом – дружба навек. Она и в парня того, что им обоим нравился, – «влюбилась». Вот уж низкий ей поклон за это! Зачем пришла на эту встречу со своей бывшей врагиней? Не нужна эта прогулка на самом деле. Но такой уж она человек. Хотят ее видеть: пожалуйста. Потому что она насквозь – женщина.

Парень тогда казался Кате просто чудо, как хорош. Казался… Он бы ей жизнь сломал. Считает каждую копейку. Бросила бы мужа, как он шептал ей в ухо на репетиции… что тогда? Сидела бы без денег и вкалывала на его творчество. Про себя и свои идеи и вспомнить не смела бы от забот. Времени не было бы. Он бы учился, развлекался, раз в год приносил бы деньги. Но она их вряд ли держала бы в руках. Экономила бы каждый рубль. Ах, молодец, что отбила! «Вот поклон тебе – до земли! Жизнь удалась. А клубнику из фонтана она доедать за другими не станет…».

Зато у Жанны всегда есть с кем встретить день рождения. Интересно, догадывались ее гости, что она с каждым из них спала? К тому же – только ради дружбы. Можно и возобновить прежние влюбленности, если нет никого.

«На ковре-вертолете… Мимо радуги… Мы летим, а вы ползете… Дураки вы, дураки…» – песенка того времени не давала Кате покоя. Словно плыла рядом в знойном воздухе… Это от Жанны она исходит. Это ее песня. Катя прикрыла веки. Ах, это пиво…

Слушая рассказ Жанны, Катя вспоминала прошлое в мастерской. Подспудно, будто забытую давно, но угадываемую сейчас мелодию…

«Вот, дожила до двадцати пяти лет, а такого чудо-зверя, представителя человеческой породы – не встречала». Внешне поведение Жанны было нарочито раскованным, даже вызывающим. Она обнимала всех парней, которых видела в помещении. Могла и поцеловать: в щеку, в губы. Одевалась легко. При этом всегда шмыгала носом! Одноразовый платок наготове. Если ей было жарко, она могла легонько, одним неожиданным движением, – никто не успевал отвернуться, – скинуть кофточку и остаться в черном маленьком лифчике. И все это – напевая песню «Агаты Кристи» «Чудаки вы… Мы летим, а вы ползете…».

Пожилой мастер ехидно кривил губы. Он знал цену женской раскованности, опыт был хороший, жизненный.

Вела себя так, что, едва входила, заполняла собой все помещение. Мужчины жадно смотрели на нее. Это не было вниманием к «королеве». Когда «королева» входит, даже ничего не говоря, все начинают вести себя иначе. Скромнее, строже. Здесь было иное. Просто Жанна никого из них не обходила вниманием. Они не знали ее главной особенности… «Влюбляться». Красотой Жанна не отличалась. Почему-то мысленно сразу представлялась обезьянка из советского мультика, у которой множество непослушных деток. Движения Жанны были быстрыми, какими-то нервными. Тонкогубый, резкий в очертаниях, крупный и подвижный рот, мелкие, глубоко сидящие карие глаза, нос с раздувающимися ноздрями. Неженственное лицо. Ей нравилось, когда ее звали не Жанна, а Джен, Дженет. Она работала внештатным корреспондентом в «Московском комсомольце». Это было действительно круто. Кто все они на курсе? Будущие сценаристы и режиссеры. Но без единой публикации, без малейшего опыта работы. Даже более того – с призрачной надеждой на будущее. А она – ого-го! Статьи для самой популярной газеты в стране. С «МК» мог поспорить лишь журнал «СПИДинфо».

У нее была любимая фразочка: «Нет проблем!». От зубов отскакивала. Ее она кидала то небрежно, то серьезно, то доверительно. Визитная карточка. Фраза настолько часто употреблялась ею, что, если кто-то мог услышишь «нет проблем!» где-то еще, сразу всплывало воспоминание о Жанне.

Ей хотелось рассмеяться им всем в лицо. Что-то корчат из себя. Немного трясло от возбуждения. Она себе снова дала слово, что это в последний раз. Сейчас – точно в последний раз, больше этого не повторится. Мучает насморк. Да и отец, любимый, обожаемый с ранних лет отец, сказал ей, что ей придется переустанавливать мозги полностью, наподобие того, как переустанавливают слетевший Виндоуз.

Ее было не остановить. Мастера, то один, то другой, пытались вставить слово. Она не слышала. Не понимая, что происходит, Катя смотрела на нее. Глаза Жанны горели, вперемешку с текстом песни, активно жестикулируя, она изображала – одна во всех лицах – что будет происходить на ее показе. Мало что можно было себе представить… Просто какой-то поток сознания. Громкий, безудержный, невнятный. По сути объясняет, что дважды два – четыре. И размер числа «пи». Но с такой горячностью, будто это она придумала.

Ох, уж эти мастера! Кто сказал, что с ними нельзя спорить? У нее свое мнение есть! Ну и что, что один из них – старый советский сценарист, а второй – режиссер популярных отечественных боевиков? Они такие же люди. Если она хочет сделать именно так, значит, сделает. Она талантлива! Главное – уметь показать! Это и называется у них – показ! Не важно, что показать, главное – как! Кино – это зрелище! С утра крутились строчки Наутилус Помпилиус: «Тутанхамооон… Он был очень умен. И за это его называли Тутанхаамооон…». Тут же, в одну единственную минуту огромного подъема, она и придумала целый сценарий своего показа, своей площадки, как здесь это называли. Даже решила, как распределит роли между сокурсниками. Самая главная роль – будет у нее. Красное облегающее платье, манящие движения. Она покажет, какой секси-герл умеет быть. Сокурсник, симпатичный, провинциальный парень нравится этой неумелой мартышке! Пусть ее отличают мастера, он будет ее парнем! Не видать этой дуре его как своих ушей. Она и замужем. Вот пусть и сидит. В окно глядит. Ну и что, что считают ее красивой? Талантливой? Она глупа. Тетка теткой. Хоть ей и двадцать пять… От волнения потряхивало. Хотелось дышать. Много, радостно дышать. Говорить, говорить, говорить. Чтобы все загорелись ее огнем. Ах, если бы они могли услышать любимой песни так, как услышала утром она. Во всех оттенках звука, переливах голоса и сопровождения. Но они не слышат! И ничего не могут увидеть… О… Она улетала вместе со звуками мелодии куда-то в призрачное поднебесье. Как смешно, что она не может передать, как поет каждая клетка ее тела… Она чувствовала себя опьяненной легко, воздушно, совершенно пленительно. Вот что такое вдохновение – дыхание самого духа. Будто видела себя со стороны – как рассказывает. Она видела всех одновременно – и себя. Чувствовала эманацию настроения, текущую от каждого, сидящего в этой комнате. Обстановка неформальная, ей нравится. Никаких парт. Огромный диван, несколько кресел, журнальный столик с пепельницей и окурками в ней, по стенам развешаны фотографии писателей и поэтов. Кажется, Катька их и принесла. Но все дополнили картинки «подарками» в силу своей фантазии. Просто развлекались и ржали. К портрету Маяковского прикрепили сигарету, к Горькому – красный флажок, Лермонтову досталась шпажка для канапе, Достоевскому – веревка петлей, Толстой скучал с кусочком засохшего хлеба, Есенину – поцелуй красной помадой и увядший цветок, Шекспиру – почему-то шприц…