Читать книгу Измена в рамках приличий - Татьяна Веденская - Страница 5

С тех пор как Советский Союз приказал долго жить, все граждане нашего поменявшего курс государства так или иначе стали думать о выгоде. А как же еще, ведь мы теперь капиталисты. Есть богачи-олигархи, которых никто в глаза не видел (кроме, конечно, Ходорковского, но его пример скорее печален). Есть гордые бедняки, составляющие абсолютное большинство населения, но об этом никто не говорит вслух, потому что вслух аналитики любят говорить о формирующемся среднем классе. Это хорошо для рейтинга. Аналитика никогда не пересекает границ Подмосковья. Так она и сидит в стольном граде Москве и удивляется, что это народ все недоволен и недоволен? И парки у них, и магазины, и зарплаты. И казино, чтобы было где зарплаты оставить. Чего же им еще нужно? Но Москва, как ни крути, это государство в государстве. Как китайский Гонконг. Там у нормального китайца, привыкшего сидеть голым под бамбуковым навесом, есть с ладони рис и молиться Будде, сразу и безвозвратно срывает крышу. И уносит в даль порывами техногенного ветра. Примерно так же житель, скажем, моего родного города Петушки реагирует на МКАД. Клянусь вам, один друг детства рассказывал мне, что каждый месяц он преодолевает барьер в сто двадцать километров, чтобы попасть к нам, в ночную в Москву. Когда-то мы с ним вместе воровали клубнику у наивных, как детская слеза, дачников, а теперь мой дружок крадучись въезжает на наш МКАД и под покровом темноты выжимает из своей видавшей виды девятки все, на что она способна.

– Ты не представляешь, какой это кайф! – взахлеб рассказывает он. – Пустая широкая трасса, освещенная, как елка на Новый год. И на ней я – Шумахер на «Формуле-1». Мотор ревет. Я молниеносно планирую с полосы на полосу. Обхожу одного, второго, третьего. Вот уже все остались далеко позади – я лечу один… Да я, можно сказать, ради этого и живу!

– А как на все это смотрит ГИБДД, – интересуюсь я. Потому что если вспомнить, с какой лихостью мой дружок в свое время перемахивал деревенские заборы, то не приходится сомневаться, что на дорогах Москвы он производит несомненный фурор.

– ГИБДД? – грустно переспрашивает он и рефлекторно хватается за кошелек. А в кошельке у него плачут мыши, потому что, как я уже сказала, за пределами этой самой МКАД начинается совсем другая Россия.

А уж если заехать в какую-нибудь другую область – Владимирскую или, к примеру, Брянскую, то понимаешь, что натуральный обмен, общинный строй и дома с земляным полом – отнюдь не только программа из учебников по истории Древней Руси. Во многих деревнях, например, вообще отсутствует такое понятие, как зарплата. А когда пенсионеры там получают пенсию, то долго всей деревней прикидывают, на что потратить неожиданно обрушившееся на них богатство. Так что с классом гордых бедняков у нас, в стране строящегося капитализма, все в порядке. Впрочем, нищих, потерявших гордость, здесь тоже хватает. Стоят, как почетный караул, на всех вокзалах, во всех переходах. Печальные обломки лучшей жизни, не сумевшие вычислить этой своей выгоды. Каждый из них несет за плечами Трагедию, которая столь банальна, что, если спросить, он уже и не вспомнит, что это была за Трагедия и с чего, собственно, все началось. Зато теперь для них все закончилось, так что сидят они с безмятежными лицами ангелов, а людской поток проходит сквозь них, никого не замечая. Но самые лучшие, самые удачливые у нас представлены в так называемом среднем классе. Говорят, что средний класс – опора общества, киты, на которых держится экономика.

– Это так и есть, потому что я, например, ежедневно делаю огромные вливания в экономику хотя бы путем покупки этих дорогущих колготок, которые все равно рвутся, – с досадой говорила Дудикова, замазывая в очередной раз «поехавшую стрелку» лаком.

– Тебе надо надевать на ногти чехлы! – рассмеялась я.

– Может, мне и на морду нацепить железную маску?

– Зачем? – удивилась я.

– Буду человек в железной маске! Ему уж точно колготки не нужны. А вообще, средний класс – это еще и постоянный объект для кидалова, – продолжила мои теории подруга. – Олигархов УЖЕ не кинешь, а всех этих гордых бедняков ЕЩЕ не кинешь. Что с них взять? Мешок картошки?

– А мы – средний класс – все время ищем, где бы погреть руки, – кивнула я, допивая свой обеденный кофе.

Официанты давно привыкли к нашим расслабленным разговорам, при которых мы могли закрашивать лаком колготки, ногти, делать прическу на скорую руку перед свиданием или просто громко гоготать, привлекая возмущенные взгляды мирных кофеманов. Это было наше кафе, мы творили здесь что хотели.

Самое главное, на мой взгляд, достижение капитализма как раз и заключено вот в этом праве каждого попить ароматный кофе за бешеные деньги, болтая с подругой по телефону или просто читая какую-нибудь модную книжку той же Робски, поражаясь тому, что, оказывается, и на Рублевке люди живут. И у них есть проблемы. Только проблемы их куда круче наших простых мещанских «где бы перехватить денег» и «как бы выбить отпуск». Читаешь – а на душе легче, легче, легче… Впрочем, даже если я знаю, что деньги – зло и от них все беды, мне все равно хочется каким-нибудь образом их к себе приманить.

– А многим, между прочим, удается! – воскликнула Динка. – Мне тут рассказали, что сейчас такой у нас рост экономики, что можно просто правильно вложит деньги и стричь купоны! По пятьдесят процентов в год, каково?

– Мне кажется, что все это уже было, – с сомнением отреагировала я, потому что знала, как легко Динку заносит на поворотах. В моей памяти все еще хранились файлы про МММ, Властелину и ГКО, поэтому при слове пятьдесят процентов годовых меня как отрубало.

– Ты не понимаешь. Сейчас идеальный момент! Нефть растет, недвижимость растет, промышленность на подъеме! Почти никакого риска для инвестиционного портфеля.

– Для чего? – поперхнулась я кофе. Все-таки не так часто я слышала слова «инвестиционный портфель» из уст моей подруги. Хотя что странного, она все-таки бухгалтер.

– Для того, – щелкнула меня по носу она. – Ты, как всегда, все проспишь, и, пока другие будут квартиры покупать, так и останешься сидеть на своей съемной.

– Я бы попросила ниже пояса не бить! Мне и так тяжело, – обиделась я. – А между прочим, жадность наказуема.

– Ага. Для тех, кто не умеет все рассчитать.

– Вот и мой НН думал, что умеет все рассчитать, – закинула я удочку. Единственный способ отвлечь Динку – это чем-то ее увлечь.

Динка встрепенулась:

– А что такое?

– А то, что недавно он рассчитал, что доставлять путевки на дом отдыхающим через крупную курьерскую службу – это дорого и невыгодно.

– И? – заинтересовалась Динка, потому что истории про НН уже много раз развлекали всех, кто имел счастье их услышать.

– И вот однажды в целях строжайшей экономии НН решил нанять курьера на оклад.

– Да что ты! – причмокнула Динка. – И на большой оклад?

– Смотря в чем. Если в рублях, то не очень. Но если взять в юанях, то неплохо. Там у людей тридцать долларов в месяц считается зарплатой топ-менеджера.

– В общем, не поскупился, как всегда, – подытожила подруга.

– Ага. Сначала он, правда, честно пытался заставить менеджеров самих развозить проданные путевки, но мы пригрозили, что организуем профсоюз. Тогда он привел откуда-то патлатого студента…

– Красивого? – облизнулась Динка.

– Чистый Тарзан, – усмехнулась я. – Только волосики жидкие и серого цвета. Он их моет, наверное, раз в месяц, случайно. Сам тонкий, в нелепых армейских ботинках. И кожаная куртка с кучей «молний». В общем, самое для тебя оно.

– Фу, – сморщилась Динка. – И как только вам не противно.

– А нам и не противно, потому что он уже уволен.

– Да?

– Да. Он с неделю поездил с турами счастья, развозил Египет и Турцию. Сама понимаешь, что, мотаясь с «Университета», например, на «Пражскую», с «Пражской» в Строгино, а оттуда опять к нам, парень несколько притомился.

– Еще бы! Я бы посмотрела на тебя, – кивнула Динка.

– На меня можешь не смотреть, я бы на своих каблуках не доехала даже до «Пражской».

– И нечего там делать, – согласилась подруга.

– А потом как-то мы продали групповой тур в Доминиканскую Республику. Там группа состояла из семи человек. Стоимость, как ты понимаешь, не маленькая. Даже с учетом сделанной ранее предоплаты, студенту предстояло получить тысячи три баксов.

– Украл? – ахнула Динка.

– Что ты, если бы, – вздохнула я. – Все же надо было отдать должное студенту, он оказался умным малым и приехал в офис с радостной новостью, что его обокрали.

– Его?

– Ага. И даже продемонстрировал какую-то косую ссадину на кулаке и порванную сумку. В общем, бил себя пяткой в грудь и требовал вызова милиции.

– Вызвали? – поинтересовалась Динка. – Не думаю, чтобы этот пресловутый твой НН любит милицию.

– Вызвали, как же. НН орал целый час, грозил всеми карами небесными, вплоть до Страшного суда, а также бандитами и прочей лесной нечистью. Парень стоял, как перед последней битвой. Он, видать, прикинул, сколько времени у него уйдет, чтобы заработать эти три штуки, потея в качестве курьера.

– Выходило примерно к пенсии? – хохотнула Дина.

– Примерно, – согласилась я. – Так что теперь НН снова сотрудничает с крупной курьерской службой и грозится, что все равно выведет поганца на чистую воду.

– И к чему ты расстаралась и все это мне вывалила? – нахмурилась Динка.

– К тому, – выразительно вытаращила я глаза. – Все эти твои инвестиционные портфели – та же попытка нанять в курьеры студента. Кто бы это захотел дать тебе просто так, за красивые глаза, кучу денег?

– Не просто так, – обиделась Динка. – А это называется инвестиции.

– И что? Ты лично купишь хоть одну акцию? – пристрастно спрашивала я.

– Я лично не куплю, но это за меня сделают более опытные профессионалы, – отбивалась от меня подруга.

– Ага. Ты прямо говоришь, как рекламный ролик! – поймала я ее на слове.

– Так! Отстань. Лучше расскажи, что у тебя происходит с Денисом, – спросила Динка, зная, что этот вопрос вышибет меня из седла и тут же переключит с неприятного ей вопросца на другой канал вещания. Действительно, сказать, что у меня происходит с Денисом, было довольно непросто. Хотя ничего сложного не было.

«Я тебя люблю», – сказал он мне, а я ему ответила взаимностью. Эка невидаль. Дальше был собственно адюльтер, который должен был меня сильно осчастливить и скрасить мое томительное внутрибрачное существование. Синие глаза, мужественные руки, разговоры при луне. С момента памятной прогулки по Тверскому бульвару прошло около полугода, в течение которых сначала я сама пыталась себя уговорить, что действительно люблю Дениса, а Константина больше не люблю, а потом ко мне присоединилась Динка. Ей очень нравился Денис и его отношение ко мне. Однако со мной происходило что-то странное. Я никак не могла принять стандартную схему, в которой один участник (видимо, Константин) – стопроцентный негодяй, корень всех зол и причина всех моих негодяйских поступков. Второй (Денис) – порядочный человек, спасший меня от рук негодяя (Константина). А я соответственно принцесса, несправедливо обиженная жизнью. Но что-то не заклеилось с самого начала, хотя с виду все было именно так, как описано в предложенной выше схеме. После прогулки по бульвару Денис повел меня в приятно меблированный гостиничный номер, в который мы вошли пунцовыми от красноречивых взглядов администраторши. Далее были и цветы, и красное вино, и свечи, и страстные поцелуи, и слова любви и нежности. Денис был словно картинка из глянцевого журнала. Мужчина с внешностью Алека Болдуина, психологией женщины и языком писателя.

– Тебе хорошо? – волновался он.

Надо отдать должное, в той ситуации мне действительно было хорошо. И даже очень. Все эти волнующие моменты, первые прикосновения, узнать, что будет дальше. И гормоны, которые, как это ни прискорбно, полностью отбили у меня то, что именуется «здравым рассудком». Да, с Денисом мне было хорошо. Но самое интересное началось вечером, когда мы с ним, словно два заговорщика, расстались за несколько кварталов от моего дома.

– Это ты? – крикнул из комнаты Костя будничным тоном, когда я осторожно повернула ключ в замке. Можно подумать, нашу дверь мог открыть кто-то другой.

– Да, – таким же будничным тоном крикнула я в ответ, в то время как в голове юлой крутилась мысль, изводившая меня всю дорогу: поймет он или не поймет? Догадается? А если догадается, что сделает?

– Прости, пожалуйста, малыш. – Костя вышел из комнаты и встал, оперевшись на дверной косяк.

Он был расстроен, взволнован, нерешительно и даже местами виновато смотрел на меня. Такого выражения лица я не видела у него очень давно.