Читать книгу Мечтать о такой, как ты - Татьяна Веденская - Страница 3

Сидеть за маминым столом, даже празднично накрытым, – это почти подвиг, что-то вроде полета над Арктикой на воздушном шаре. Маме было одиноко, но она никогда бы в этом не призналась. Поэтому опутывала меня всеобъемлющим дочерним долгом, раз совесть не позволяла ей просить меня быть с ней напрямую. Сказать простую фразу «я по тебе скучала» она считала недопустимой слабостью. Когда у мамы начал портиться характер? Сейчас кажется, что она была такой всегда, но это не так, потому что жизнь – штука длинная, и человек, который рожает вас, собирает вам в школу завтраки и отчитывает за дырку на колготках, может не иметь никакого отношения к старушке, одиноко живущей в своей квартире, ставшей слишком большой для нее. И свобода, которая была отвоевана от семейной жизни ценой развода, оказалась слишком похожа на одиночество, а моя мама всю жизнь мечтала о свободе, к которой, как оказалось, была не очень-то готова. Они расстались с папой, и мама вот уже много лет тратит все силы на то, чтобы продолжать верить, что это было правильно. Нет, что это было необходимо. Потому что если нет, то… нет, моя мама никогда бы ни в чем не призналась. Такие, как она, не могут совершать ошибки. Особенно теперь. Папа давно умер, а это значит, что терзания будут бессмысленными и бесконечными.

– Почему ты так ужасно одета? Ты что, хочешь, чтобы тебя приняли за дворника? – ворчит она, глядя на то, как я стаскиваю с себя все дутики и пуховичок.

– Мам, я же с дачи. Там на шпильках не пройдешь.

– Но ты же на машине? Вот мы в свое время ездили на электричках, все ради твоего здоровья. Садись, будем пить чай. У меня есть торт, мне его соседка принесла. Я бы могла, конечно, попросить тебя, но я знаю, что ты ненавидишь, когда я тебя дергаю, – мама поджала губы.

Она всерьез считает меня плохой дочерью. Надо же, как странно. Два раза в неделю вот уже много лет я приезжаю к ней, чтобы слушать ее придирки, убирать квартиру и обновлять запасы ее лекарств. И все-таки в ее мире я – ужасная дочь. И это не лечится. Обидно? Да нет, это просто жизнь. Это просто ее голова, и не больше. В ее сердце, я знаю, все иначе.

– Мам, я тоже привезла торт. Будем пробовать оба. Как ты себя чувствуешь?

– Да как я могу себя чувствовать?! – возмутилась она.

Я знала, что теперь могу минут двадцать просто сидеть и кивать, потому что тема самочувствия – мамина любимая. Если б могла, я бы прикрыла глаза и задремала – первое января оказалось слишком длинным для меня. Я очень устала. Завтра, если, конечно, ничего не изменится, Стас подкатит к моему дому на своей черной «БМВ», и мы снова поедем в Шатурскую область, а я буду сидеть и перебирать в голове все невысказанные вопросы и представлять себе всевозможные варианты его ответов. Много-много вариантов, в том числе и тех, после которых он уезжает, оставляя меня одну.

– Надежда, ты что, совсем меня не слушаешь? – Мамин возмущенный голос добрался до моего дремлющего сознания.

Я дернулась и пришла в себя:

– Ой, мам, чего-то я так пригрелась. Что ты сказала?

– Я сказала, что ты должна уже что-то решать с этим своим Стасом. Тебе тридцать шесть лет, это уже критическая точка, а для него ты явно просто развлечение…

– Мам! Тридцать пять вообще-то еще, – заметила я, но мама это проигнорировала.

– Тебе надо бы выбирать мужчин попроще. Вот зря ты не вышла снова за Кирилла. А ведь он предлагал.

– Мам!

– Что? Ой, помолчи. Одни глупости в голове. Любовь! Ну, что еще ты хочешь? Снова остаться ни с чем. Он тебе кто? Вот кто? Бойфренд? Тьфу ты.

– Я поехала, мам. С Новым годом, – выдавила я и начала судорожно собираться.

Мама вдогонку снова и снова кричала, что я должна думать о своем будущем. И что семья и любовь – разные вещи, а я ведь уже не девочка… Ее слова кусали, как осы. Наверное, мама – это прямое отражение моего подсознания.

Дома я присела на кровать, включила ящик и попыталась ни о чем не думать. Ника еще разгребала последствия Большой Сходки в нашем доме, а по углам еще можно было найти пару-тройку ее сонных подружек.

Кто я Стасу? Я думала, что любимая женщина. Но выяснилось, что это не так!

– Мам, а вы как отметили Новый год? – полюбопытствовала Никуля. Под глазами у нее были темные круги, но сами глаза светились от счастья. Перед ней лежала вся жизнь, и она это знала. Как же мне с ней повезло!

– Отлично. Был очень красивый салют.

– А ты хоть что-нибудь ела? – поморщилась она.

– Да. У бабушки торт, – кивнула я. – Два торта.

– Понятно. Хочешь, я тебе пирожок принесу?

– Не очень. Я буду спать, – сказала я.

Но сказать – еще не значит сделать. Мне не спалось. Я блуждала в собственных мыслях, то проваливаясь в дрему, то снова вспоминая, что Шувалов, возможно, совсем меня не любит. К утру мне уже даже не хотелось этого проверять, однако… в девять часов мой телефон снова закричал Масяниным голосом, заставив меня подскочить на кровати.

– Стас?

– Да. Собралась? – коротко, по-деловому уточнил он.

– Конечно, – соврала я, протирая глаза.

– Я около подъезда. Выходи. Только не тяни, я очень плохо запаркован!

– Сейчас, – стряхивая сон, кивнула я и огляделась.

Стасик ненавидел нарушать правила и инструкции. Он был помешан на социальной ответственности и прочей подобной чуши. Если он неправильно запаркован, то у меня есть совсем немного времени, прежде чем он снова позвонит и примется меня подгонять. Вообще, это так сложно – встречаться с человеком, который переходит улицу на зеленый свет и ходит на все выборы (даже в муниципалитет, а я даже не знала, что там бывали выборы).

– Ника, я уезжаю! Ты слышишь? – крикнула я, незаметно стащив у нее новый флакон духов «Нины Ричи». Хорошие у моей дочки друзья, раз дарят такие подарки. М-м-м, отличный запах.

– Ты куда хоть? А то тебе вчера тут обзвонились все, – сонно ответила она, выйдя в прихожую прямо в своей розовой пижаме и плюшевых тапках.

– На дачу.

– Опять? – не сдержала она удивления.

– Ага, – уныло кивнула я. – Стас решил туда съездить.

– Он вообще-то должен был…

– Ни слова. Пожалуйста, – жалобно попросила я.

Господи, какой кошмар, если уже моя дочь, даже она видит, что все не так, как надо. Я выскочила на улицу, где машина Шувалова стояла, перегородив выезд с кармашка парковки. Собственно, выезжать там никто и не собирался, но Стас сидел в напряжении и, барабаня пальцами по рулю, ел шоколадную конфетку.

– Привет, – с облегчением выдохнул он, увидев меня.

– И тебя с тем же. – Я убрала с сиденья коробку конфет (и как он не боится растолстеть? Все же боятся!), села и посмотрела на него. Ну почему я должна что-то там выяснять, если мне просто достаточно взглянуть на него, и я таю от счастья?

Он сосредоточенно вел машину и иногда мимоходом переводил взгляд на меня.

– Ты не злишься? – вдруг спросил он.

– На что?

– Мама не должна была приезжать. Она собиралась уже закончить ремонт и праздновать Новый год дома, – неуклюже объяснился он.

– Ничего. У меня мама тоже может выкинуть любой номер. Никакой гарантии, – примирительно сказала я. А что еще надо было сказать? Что я была бы более счастлива встретить Новый год в обществе его мамы? Что я ужасно не уверена в себе?

– Ты устало выглядишь. Ника тебя не кормила?

– Я была не дома, – сообщила я и получила наконец-то хоть один удивленный и настороженный взгляд с его стороны.

– А где ты была?

– Не скажу.

– Нет? – Стас иронично поднял бровь. Это он уже успел про меня узнать, за те полгода, что мы встречаемся. Да, молчун из меня не очень, не умею я хранить секреты.

– Просто это глупость. Я была на даче, мы там праздновали Новый год, – призналась я. – Я только вчера вернулась, и вот я туда еду опять. Я даже не уверена, что Роза убрала там все после себя.

– Ничего себе. Кто такая Роза? А, это та, с кем ты по грибы ходишь? И что, были у вас там мужчины? – поинтересовался Шувалов.

– Только белые медведи, – усмехнулась я. – Я тебя с ними познакомлю.

– Договорились, – хмыкнул Стас и снова принялся крутить радиостанции.

Так мы развлекались постоянно. Он слушал новости, а я переключала на музыку. Он обратно на новости и потом ругался, говорил, что я бесполезный обыватель. И что из-за таких, как я, в нашей стране бензин не дешевеет, хотя нефть просела на бирже втрое. Как же легко и просто мне бы с ним было, если только ни о чем не думать!

Когда его руки уверенно и спокойно обнимали меня, мысли разбегались в разные стороны, оставляя после себя пепелище. Это было как раз то, из-за чего мне не хотелось говорить ни слова. Ни про отношения, ни про его ответственность, ни про мои мечты. Когда он рядом, я со всей отчетливостью понимала, что никогда в жизни еще рядом со мной не было такого прекрасного мужчины. Я просто никогда не встречала таких. Возможно, что таких больше и нет вообще. И что, неужели есть причина, из-за которой я добровольно должна его потерять? Потому что он не знакомит меня с мамой? Бред. Или нет?

Мы подъехали к дому, вокруг которого еще не замело следы от моих шин.

– У тебя тут даже еще тепло, – присвистнул Стас, снимая в сенях свою дорогую черную куртку с меховым воротником.

Когда я впервые увидела Стаса, то подумала, что он выглядит на миллион долларов. Он тогда только получил место нашего директора и ходил по нашему офису в каком-то совершенно потрясающем костюме, держа в руке невероятный, несуществующий еще в России телефон. Со временем я поняла, что в руках Стаса все начинает смотреться дорого и стильно. Даже я. Рядом с ним я чувствовала себя женщиной, которую можно носить на руках.

– Давай еще подтопим? Холодно, все моментально выстужается. Наверное, девчонки только утром уехали, – сказала я.

Стас закатал рукава, у него были большие руки с длинными изящными пальцами, как у музыканта. Только играл он не на пианино или чем-то там таком, его скрипкой был черный ноутбук, который Стас везде таскал с собой в кожаной сумке, а когда он работал, то был немного похож на пианиста. Вообще, все, что он делал, он делал прекрасно. Кроме каких-то естественных вещей, которые мужчина должен делать руками. Ни разу не видела, чтобы он забил гвоздь или ввернул какую гайку.

– Ты умеешь топить? – удивилась я.

– А почему нет? Чего там сложного? – удивился он.

– Вообще-то ничего, – пожала я плечами.

Стас сосредоточенно чиркал спичками.

– Что-то с ними не так. Может, они сырые? – нахмурился он.

– Тебе точно не нужна помощь? – еле сдержалась я. Кто бы мог подумать, что дрова не разгораются только оттого, что к ним подносится горящая спичка.

– Это не должно быть сложно. Что ты смеешься?

Я хохотала, а он вымазался в саже и злился.

– Газету! Сунь ты туда газету! – сквозь смех выпалила я.

Стас опешил.

– Зачем?

– Ты что, никогда не разжигал костер? Никогда не ходил с классом в походы?

– Давай сюда свою дурацкую газету, – пробурчал Стас, а я вспомнила, как когда-то у меня дома он увидел на кухне висящую связку сухих белых грибов и недоуменно спросил, что это. Оказывается, он грибы видел только в супе и думал, что они растут уже жареными.

– Подвинься, дай-ка я сама. Тут еще подуть можно. – Я деловито оттолкнула его от «амбразуры», подоткнула смятую газету под дрова, чиркнула спичкой и осторожно дала огоньку разрастись.

Огонек побежал по поленьям, а я вдруг всей кожей почувствовала, что Стас смотрит на меня. Смотрит совсем другим взглядом.

– Ты чего? – Я скосила взгляд и наткнулась на блестящую синь его глаз. Он не был писаным красавцем, но глаза – за такие глаза убивают. За такие глаза уходят на край света. Чего я, дура, еще хочу? Он тут, со мной…

– Я скучал, – сглотнул он и оторвал меня от печки.

Через несколько секунд мне стало все равно, горят там дрова или нет. В моей груди начинался самый настоящий пожар. Говорят, есть люди, которые подходят друг другу психологически, а есть – физически. Про первое не знаю, но когда Стас прикасался ко мне…

– Я тоже скучала, ты не представляешь как.

– Молчи. Где тут у тебя кровать?

– Там. – Я коротко вдохнула, почувствовав, как он поднимает меня на руки. Во мне живого веса меньше, чем в большой собаке, так что носить меня – дело нетрудное, но все же как это приятно!

– Ты мой самый лучший подарок, – тихо прошептал Стас мне на ухо. Отведя мои волосы от лица, он усмехнулся и легонько щелкнул меня пальцем по кончику носа.

– Что ты делаешь? – возмутилась я.

– Ты имеешь что-то против?

– Я – за, – вздохнула я и отдалась его уверенным рукам.

Ему исполнился сорок один год, и он совершенно точно знал, что и как делать, чтобы я тихо мурлыкала, греясь в лучах его взглядов. Когда он смотрел так, мне и в голову не могло прийти, что наши отношения несерьезны. Возможно, я ошибалась. Меня терзали сомнения.

Потом мы долго лежали, глядя на небо за окном. Я чувствовала, что засыпаю. Тихое счастье кошки, нализавшейся сметаны. А Стас, напротив, в возбуждении рассказывал мне что-то о проигрыше «Дженерал Моторс» в конкурентной борьбе. О двух с половиной миллионах человек, которые могут остаться без работы, о том, что американские машины уже никогда не догонят японские… Я дремала, изредка приходя в себя и кивая первому попавшемуся обрывку фразы. Я лежала в его объятиях, и не было ничего прекраснее этого умиротворения. Было странно, что такое вообще возможно в моем мире. Я никогда прежде не любила; кажется, никогда прежде не любили и меня. Хотя было немало мужчин и немало разговоров под одним одеялом.

Наверное, все могло бы так и остаться, если бы я так и не подняла в тот раз вопрос о наших отношениях со Стасом. Да, наверное, могло. Я забила бы на все, целовалась бы, смотрела на полную луну и лопала жареные сосиски, доставая их из печки. Зачем будить лихо, пока все так тихо и чудесно? Наверное, все так и было бы, если б Стас не сказал:

– Мама будет у меня еще пару недель. Придется нам пока не встречаться.

– Не встречаться? Почему? – нахмурилась я.

Он же, нисколько не смутившись, пояснил:

– Я не хочу, чтобы кто-то узнал, что у меня кто-то есть, понимаешь?

– Не очень, – тихо пробормотала я.

– Что? Я не расслышал, – сказал Стас, достав из печки еще одну сосиску.

Я глубоко вдохнула и поняла, что это, видимо, неизбежность – нужно все выяснить.

– А что, ты стыдишься наших отношений? – спросила я. Мне хотелось надеяться, что это прозвучало, как нейтральный вопрос. Такой же, как «ты будешь чай или кофе?».

Стас замер, потом встал и внимательно посмотрел на меня.

– Что ты говоришь ерунду? Конечно же, нет.

– Тогда почему бы твоей маме не узнать, что у тебя есть я? И твоим друзьям, кстати, – добавила я, понимая, что нейтральный тон у меня не выходит.

– Потому, что я не хочу бессмысленных расспросов, – недобро ответил он и отвернулся.

Интересно, что он думал в этот момент?

– Почему? Потому, что между нами нет ничего серьезного? – перешла я на повышенный тон. Надо же, сколько во мне, оказывается, накопилось обид! Откуда что взялось!

– Что с тобой? Чего ты добиваешься? – разозлился Стас.

Впрочем, я тоже злилась.

– Нам надо поговорить.

– О чем?

– О нас. О наших отношениях, – обреченно объявила я.

Шувалов сел, на лице выражение «ну вот, опять то же самое!». Помолчал. Потом уставился на меня злым взглядом.

– Тебя что-то не устраивает? Что ты хочешь узнать?

– Я… – Внезапно мне стало трудно говорить. Его поцелуи еще не остыли на моих плечах, мое тело еще помнило его руки. Почему все должна решить вечно недовольная всем голова?

– Что ты? Ты хочешь каких-то обещаний, гарантий? Статуса? Что вы все всегда хотите еще? Думаешь, я это все не знаю и не проходил? Много раз!

– Кажется, ты был женат однажды или я что-то путаю? – зло бросила я.

– Нет, ты ничего не путаешь. Кроме того, что я тебе ничего не обещал. Кажется, вот тут все перепуталось, верно? Что не так? Что изменилось? – Он вскочил, накинул рубашку и принялся мерить шагами комнату.

Я закрыла глаза руками и попыталась стать маленькой-маленькой. Я часто жалела о том, что сделала, но никогда с такой силой, как сейчас. И все-таки надо было продолжать. Надо говорить «Б».

– Я не понимаю, кто я тебе. Как ты ко мне относишься. Что ты думаешь о нас. Или, может, ты вообще не думаешь о нас? Может, это для тебя просто приключение в свободное от других дел время? – Слова поддавались с трудом, упираясь перед выходом. Они вылетали, как парашютисты, и я не была уверена, что кольцо сработает и парашют раскроется.

– Что за бред, я никогда не давал тебе повода так думать!

– А выкинуть меня накануне Нового года, это что – нормально? Я уже сидела в машине, между прочим! Уже купила продукты, хотя это не важно. Везла платье… Для тебя все это ерунда, верно?

– Нет. Нет. – Стас остановился и уставился в окно. Он долго смотрел в него молча. Я сидела и хотела курить. Ужасно, когда твой любимый мужчина – поборник здорового образа жизни. Плохо, когда он намного идеальнее тебя. Тем, у кого мужчины имеют недостатки, гораздо легче – им есть кого спасать. Как бы я хотела спасти Шувалова от какой-то беды. Да, тогда бы он понял, что я ничего не хочу, кроме… кроме любви.

– Я ведь отношусь к тебе очень серьезно. Ты это понимаешь? – сказала я, хотя хотела сказать, что люблю. А вдруг, услышав это, он убежит? Я представила, как он выпрыгивает в окно, прямо так, без штанов, и удирает через поля на трассу ловить машину.

– Ты тоже не преувеличивай. И почему вы так склонны все драматизировать? – пожаловался Стас.

– А ты считаешь, это нормально? Ведь это не ты, а я вчера не знала, куда деваться! – Мои силы кончились, и я заплакала.

Ох, как же мне хотелось, чтобы Стас подошел и обнял меня за плечи. И сказал, что все наладится. И что он тоже относится ко мне довольно-таки серьезно. Мне этого хватило бы, честное слово. Но он этого не сделал. Он сказал:

– Давай не будем ссориться. Я же тебя предупреждал: свобода – это единственное, чем я на самом деле дорожу.

– Вот именно, – всхлипнула я. – Свободой. А не мной.

– Это не так. – Его голос смягчился. – Ты мне тоже очень дорога. Просто… пока еще я не готов сделать то, чего ты хочешь. Может быть, и вообще не буду готов.

– Я же ничего не хочу. Только быть вместе!

– Нет. Ты хочешь все. – Он грустно кивнул и посмотрел на меня. – И это нормально. Не спорь, я знаю.

– Но…

– Но это не со мной. Я еще не могу прийти в себя после развода. Понимаешь?

– Понимаю, – уныло согласилась я. После собственного развода я год не могла заснуть без таблетки снотворного. Я сидела среди подушек и пледов и раскачивалась из стороны в сторону. С этим не поспоришь, это очень тяжело – развод. Даже если твой муж не был мечтой, за которой хотелось угнаться. Теряя мужа, теряешь гораздо больше на самом деле.

– Надо ехать. Уже темнеет, – после некоторой паузы сказал Стас. И хлопнул в ладоши, как бы подводя итог.

– Значит, наши отношения для тебя ничего не значат? – с упорством самоубийцы спросила я.

– Что ты хочешь услышать? Что если ты пригрозишь мне отлучением от тела, я пойду на твои условия? Познакомлю тебя с мамой, чтобы она могла запилить меня до смерти? Представлю тебя друзьям, которые потом уведут тебя у меня? Хочешь, чтобы я признался, что ты имеешь возможности и ресурсы, чтобы сделать мне больно?

– Что ты такое говоришь? Я бы никогда не сделала тебе больно! – возмутилась я. Его слова были мне так непонятны, что я вдруг задумалась – вдруг мы с ним действительно разговариваем на разных языках? – Я только хочу знать, что ты думаешь обо мне. И значу ли я что-нибудь для тебя?

– Странный способ убедиться в этом, не кажется? – Стас поднял бровь.

Он подошел к кровати и аккуратно, чтобы не задеть меня, достал свои джинсы.

– Но так все делают. Знакомятся, общаются…

– Я – не все. Если тебе недостаточно того, что есть, то тебе придется искать другие варианты. – Он собирался с невыносимой последовательностью, невольно заразив меня тоже. Я встала и, чтобы занять руки, сложила тарелки в буфет. Протерла стол. Застелила постель. Ужасно хотелось курить, но Стас не выносил табачного дыма. Пассивное курение хуже активного. Еще один факт, которого я не знала до знакомства с ним. Кирилл тоже курил, и мы вместе радостно дымили на кухне по выходным. Вообще, у нас с моим бывшим мужем было гораздо больше общего. Мы подходили друг другу, как селедка к вареной картошке. Правда, без любви.

– Я не хочу никаких других вариантов. Это не магазин, а ты – не сорт йогурта.

– Ошибаешься, – пожал плечами Стас. – Настоящая любовь не что иное, как самый дорогой вид товара. И я уже разорился на этом.

– Мне ничего от тебя не надо. – Я хлопнула дверью и вышла во двор, натянув на ходу телогрейку. Пальцы мерзли без перчаток, уши покраснели, но мне казалось, что я чувствовала настоящий жар. Зачем я затеяла этот разговор? Я что, действительно хочу поймать его в свои сети? Мне же ничего от него не нужно: ни его денег, ни его «БМВ», ни квартиры с белоснежно-ледяной кухней, где нет даже ручек. Мне нужен только он, но разве его в этом убедишь? Особенно теперь, когда я сделала ровно то, что делают все. Потребовала чего-то для себя.

– Надень шапку! – крикнул Стас, высунувшись в окно.

– Не хочу! – ответила я.

Достала пачку и закурила сигарету. Стас сморщился, покачал головой и исчез. Я подумала, что похожа на подростка, который хочет замерзнуть и заболеть, только чтобы его пожалели. Сигарета не делала жизнь легче, но давала возможность с каким-то вкусом переживать собственную горечь. Минус на минус дают небольшой плюс.

– Иди сюда, не дури.

– Буду дурить. Буду!

Стас подскочил ко мне с шапкой и попытался натянуть мне ее на уши, но я сопротивлялась и отбивалась что есть сил.

– Как ты можешь так обо мне думать. Я просто не чувствую, что нужна тебе. Плевала я на то, что ты думаешь. Плевала!

– Ты мне нужна. Нужна! Слышишь?!

– Врешь! Врешь!

– Не вру. Не так, как ты бы хотела, наверное. Но мне бы ужасно не хотелось расстаться вот так. Идем, прошу тебя. Идем! – заботливо, как маленькому ребенку, говорил он, потихоньку уводя меня в дом.

Я шла, держа сигарету замерзшими пальцами. Потом мы тихо оделись и сели в машину. Опустошение от таких разговоров равняется неделе работы по двенадцать часов. Нет, по двадцать. Я пожалела, что затеяла его. Если бы не это, я могла бы сидеть, повернувшись к Стасу, и смотреть на его профиль. Может быть, даже тихонько поправлять его волосы, пока он внимательно следит за дорогой. Это было бы так хорошо! Сейчас же я разглядывала темные смазанные пейзажи за окном. Там, снаружи, было холодно и неуютно. Стас включил музыку, и это было что-то, что он сделал для меня – отказался от новостей.

– Мы не можем забыть об этом разговоре? – спросила я.

– Конечно, можем, – почти сразу согласился он. Но и он, и я, конечно, понимали, что это не так.