Читать книгу Гений, или История любви - Татьяна Веденская - Страница 4

Группа «Сайонара» появилась год назад ценой невероятных усилий со стороны Ингрид. Появилась – это громко сказано. Был собран какой-никакой состав, была разработана какая-никакая программа. Песни у Готье были, но проблема заключалась в самом Готье. Ему, кажется, ничего этого было не нужно. Если бы не Ингрид, ничего бы не получилось. Все, что делал Готье, – это исчезал, потом приходил и говорил, что все не так и все не то. Он не хотел имитировать звуки народных инструментов на синтезаторе, он хотел настоящие народные инструменты. Он хотел записывать звуки природы, в то время как любое чириканье и стрекотание можно было прекрасно найти в музыкальных библиотеках. В общем, с ним были проблемы.

Проблемы были еще и с тем, что для Готье, если уж он брался за дело, никого не было достаточно, никто не был для него хорош. Сам Готье, как ни странно, профессиональным музыкантом не был, чего, конечно, никак нельзя было предположить, если послушать, что и как он играл. Лучше всего он играл на гитаре, но и на клавишах он был вполне ничего себе, так же как и на скрипке, виолончели и даже барабанах. Ингрид до сих пор не составила полный список инструментов, на которых он мог играть. Поэтому для нее было шоком узнать, что музыке он обучался в каком-то музыкальном кружке в детстве – и все, дальше сам.

– Как же так? – опешила она, не зная, что теперь писать в пресс-релизе, их самом первом пресс-релизе, о солисте группы «Феникс». Ингрид поначалу хотела назвать группу «Феникс».

– Ну, извини, если я тебя разочаровал, – усмехнулся Готье.

Тогда Ингрид осознала, что она плачевно мало знает о самом Готье. Где он вырос? Кто были его родители? Где они сейчас? В каких они отношениях с сыном, что думают о его музыке и его увлечении природой и этносом? Ингрид ничего этого не знала. Она знала только, что он имел паспорт на имя Павла Зарубина, она нашла его у него в сумке.

Да, она копалась в его сумке. Она бы с удовольствием покопалась у него в голове, если бы была такая возможность. Она была аккуратна, положила все на свое место, он бы никогда не узнал об этом. Не было никакого риска, он был в ванной, она слышала звуки льющейся воды. В мире, где она выросла, было не принято доверять людям. Нужно было знать о людях все наверняка.

Из паспорта она поняла только то, что странный незнакомец на фотографии, отдаленно напоминавший Готье, был на год с небольшим младше нее, Ингрид, не был женат, не имел детей и судимостей и был прописан на постоянное место жительства на улице Ивана Франко. Позже, в одном из редких личных разговоров, Готье косвенно упомянул, что рос без отца. Из разговора с Элизой вдруг выяснилось, что у него была сестра и что он ей читал сказки. Вот и вся информация, которой располагала Ингрид. Легче ей не стало, а вопросов стало только больше. По крайней мере, стало ясно, что он остается на ночь в квартире Ингрид действительно не потому, что ему некуда пойти, и что прописка ему не нужна.

Это она знала и сама. То, что Готье от нее ничего не ждет, можно было понять уже по тому, как он на нее смотрит. Скорее ей от него было что-то нужно. Он сам – вот то, что ей было нужно, целиком и полностью. Никогда в жизни до этого не любившая никого, Ингрид совершенно не понимала, что делать со всей этой бездной страхов и надежд, что делать с желанием приковаться к Готье наручниками.

«Чтобы удержать – нужно отпустить. На очень длинный поводок. Не звони сама, будь всегда чуть рассеянна и ленива, будь самодостаточна. Пусть ты будешь нужна ему больше, чем он тебе. Пусть он добивается тебя», – так говорила мама Ингрид, Анастасия Шеллер.

Ингрид же с ужасом понимала, что, если отпустить Готье, он улетит и не вернется. С ним эти игры не работали, а уж она пробовала, не сомневайтесь. И через какое-то время, где-то через полгода после их знакомства, Ингрид вдруг поняла, что все неправильно. Он нужен ей больше. Он не будет ее добиваться. Зачем добиваться того, кто и так тянет к тебе руки с мольбой. Как его удержать?..

Ингрид действовала по схеме. Она хотела стать ему нужной. В принципе, это было умно. Она представлялась пиар-менеджером, продюсером, куратором, спонсором – любыми словами, которые бы подошли к той или иной публике. Она старалась привлечь аудиторию к группе «Феникс» и делала это любыми возможными способами. Первый состав группы менялся, и сегодня остался только клавишник Александр. Зато пришел Володя, который, к радости Ингрид, удовлетворил взыскательному вкусу Готье – он умел играть как на гитаре, что в ряде случаев было полезно, так и на некоторых народных инструментах, не очень хорошо, не гениально, но умел. Достаточно умел, скажем так.

Зато Володя имел почти неограниченный доступ к этим самым инструментам, будучи студентом отделения народных инструментов. Что-то он брал на кафедре, что-то занимал у своих многочисленных знакомых. Он даже смог достать как-то набор колоколов – от серебристо-заливистого до густого, басистого. В этом было Володино несомненное достоинство, он был ценным приобретением для коллектива. А главное – он был очарован Готье, он был готов на все, и совершенно бесплатно. За идею, а идея была в том, чтобы Ингрид могла удержать Готье.

Еще приезжал, но не на каждую репетицию, Костик Леший – бородатый парень, склонный к туризму и пьянству. Он играл на гитаре и стоял на басах. К нему не было больших вопросов, кроме одного – периодически он дурно влиял на Готье, заманивая его в леса. Тогда Ингрид нервничала и злилась. В лесах все может случиться, в лесах, знаете ли, своя жизнь, свои русалки. Сама она пробовала эти самые прелести лесной жизни, была немедленно укушена клещом и эвакуирована обратно, в родной урбан.

– Немедленно в Берлин! – кричала мама. – В России медицины нет! Ты можешь заболеть энцефалитом.

– Консилиум! Немедленно в Кремлевку, она может не долететь до Берлина! – сухо и четко командовал отец.

После всех сделанных уколов, прививок, после месяца паники и воплей со стороны зарубежной родни Ингрид поклялась никогда больше не переступать черты русского леса.

– Почему они никого больше не кусают? – поражалась Ингрид. – Почему только меня.

– Это они за Сталинград мстят, – пожал плечами Готье. – Чуют вражескую кровь! У нас теперь клещи вместо партизан.

– Ты дурак! – разозлилась она.

Но с тех пор Готье с полным правом уходил в леса. Поэтому басиста Лешего Ингрид не любила, но терпела. Играл он неплохо. Еще был гармонист Яша, но он приезжал лишь на записи. Гармонь в музыке Готье была востребована совсем чуть-чуть, и Яша через какое-то время сказал, что сидеть и пить плохой растворимый кофе он может и у себя дома. В общем, от него не было проблем.

В этом составе плюс сама Ингрид, бьющая в бубны, шуршащая разнообразной перкуссией, они и записали первые версии нескольких песен. Это было бы трудно назвать альбомом, но Ингрид знала, что для движения вперед нужна порой всего одна песня. Так что она ждать не стала, начала раскручивать то, что имела. Она даже выпустила постматериалы – футболки, чашки и календарики с птицей, вылетающей из огня…

Готье не говорил ничего, не сопротивлялся и не возражал. Казалось, все пойдет гладко и сладко, без сюрпризов, как и любила Ингрид.

«Лунная радуга» – любимая песня Ингрид – с трудом, но прошла по формату на одну радиостанцию. Не сказать, что для этого не пришлось воспользоваться старыми и очень личными связями, которые возникли еще в период, когда Ингрид думала о собственной музыкальной карьере. Во всяком случае, песню согласились разместить. Презентацию назначили, и календарики уже пришли из печати, когда на одной из первых встреч с нужными людьми Готье вдруг сказал:

– Группа «Сайонара» играет этнорок, если вы хотите упростить все до определений. Лично я считаю, что мы создаем новый жанр.

– «Сайонара»? – переспросил ведущий, с недоумением глядя в пресс-релиз.

Ингрид покраснела.

– Группа «Феникс», – поправила она Готье.

Тот посмотрел на нее с непониманием и, покачав головой, повторил:

– «Сайонара». В переводе с японского – «Прощай».

Он был невозмутим. В тот раз, кажется впервые, Ингрид кричала и швырялась вещами. Выставить ее дурой прямо в прямом эфире? Это что, какая-то специальная злая шутка? Он что, не мог поделиться идеями раньше, когда она, к примеру, отдавала в производство все эти майки? Черт!

– «Сайонара»? Какая, к черту, «Сайонара» и почему? Ты что, хочешь сказать «Прощай» всем нашим слушателям, всем твоим слушателям, черт побери! Готье, ты свихнулся?

– Кто сказал, что я хоть когда-то был нормальным? – усмехнулся он и как ни в чем не бывало сказал: – Иня, нам нужен кто-то на дудочки.

– Кто-то на дудочки? Мне нужен валидол! – фыркала она.

Готье был невозможен. Совершенно невозможен. Но с тех пор, как образовалась группа, у Ингрид появилась хотя бы призрачная гарантия того, что он останется в ее жизни и никуда не уйдет. Хотя бы тут она ощущала подобие стабильности, хотя бы так могла потушить тот огонь, который ее пожирал, когда Готье не было рядом.

Она не была счастлива. Она была зависима от него, несвободна, будто он вошел в ее тело и стал ему необходим для жизни. Он стал частью ее системы координат. Но счастлива? Впрочем, самой себе она бы это вряд ли сказала, вряд ли призналась бы себе в таком. Она злилась на Готье, обижалась на него, все больше курила, просто чтобы его позлить. Ингрид хотела его получить – целиком и полностью. Хотела этого тем сильнее, чем меньше шансов у нее на это было.

– Знаешь, я не думаю, что способен на все это «долго и счастливо», – сказал он ей как-то, лежа в постели.

– О чем ты? – лениво потянулась Ингрид. Это был один из самых счастливых моментов ее жизни. – Ты хочешь сказать, что звезда рок-н-ролла должна умереть молодой?

– Я о том, как ты разложила мое барахло в своей квартире – бритва в стаканчике, футболки в шкафчике. Как будто мы живем вместе. Думаешь, если мои вещи здесь, и я тоже всегда буду сюда возвращаться?

– А почему нет? – улыбнулась она, хотя в области солнечного сплетения что-то сжалось в комок, и стало трудно дышать.