Читать книгу Парадокс параллельных прямых. Книга третья - Татьяна Вильданова - Страница 5

Взрыв, удар, вспышка света. Он и сам не знал, что должно было произойти.

Не произошло ничего.

И в то же время что-то разительно изменилось.

«Запах, – не разжимая век, втянул носом воздух мужчина, – запах другой».

Воздух пах… ничем. Ни затхлости, ни горьковатого привкуса плесени, ни едкого духа влажного известняка.

Абсолютно стерильный, безликий воздух.

Жан осторожно приоткрыл веки.

Перед ослепшими от яркого света глазами расплылось уже знакомое зеркало дисплея, дугообразный пульт, вертящееся кресло, кушетка.

Дождавшись, пока глаза привыкнут к освещению капсулы, Жан подошел к креслу, нерешительно постоял рядом, потом вернулся к кушетке и сел, напряженно подогнув под себя ноги.

Тишина. Такая, какой не бывает больше нигде ни на, ни под землей.

«Интересно, а где, всё-таки, всё это находится? – тогда, в первый раз, объяснения Этьены показались настолько неправдоподобными, что почти не затронули его сознание, – надо было слушать внимательно, – всё ещё рассматривая дисплей, запоздало укорил себя Доре, – хотя, честно говоря, только математических выкладок мне тогда и не хватало».

На самом деле, вполне понятно, что он мало что тогда понял.

Он и капсулы-то тогда не рассмотрел как следует.

Нет, сглупил он не тогда, а позже, когда в течение почти трех месяцев так и не удосужился расспросить подробнее. Сначала, подавленный окружающей его обстановкой, самим сознанием того, что дышит воздухом столетней давности.

Затем пониманием того, что изо дня в день живет в этом, давно исчезнувшем для него, мире. Таком реальном и в то же время настолько похожем на декорацию спектакля, что порою у него создавалось впечатление, что, свернув за угол улицы, или открыв дверь комнаты, он внезапно окажется за кулисами. Даже смерть в этом мире казалась ему не более реальной, чем любая театральная смерть, когда герой или героиня более или менее натурально умирали на сцене, дожидались закрытия занавеса, после чего вставали и начинали отряхиваться, готовясь выходить на поклоны.

Нереальным казалось всё.

Всё, кроме его ревности. Уж она-то была обжигающе реальной. Если бы не ревность, не было бы ни этой дурацкой дуэли, ни ссоры. Ничего бы не было. Лошади Кармедека благополучно пролетели бы мимо, выскочили бы либо на Риволи, либо пронеслись дальше между церковью и Лувром к набережной.

В любом случае, ни его, ни Этьену это бы никак не коснулось.

Только сейчас, сидя на плотной (ни жесткой, ни мягкой, а именно упруго плотной, идеально подлаженной под его рост и объем) кушетке, Жан понял, что каждый раз, когда Этьена пропускала те самые дамские чаепития, на которые она якобы шла, она приходила сюда.

В то время, когда он полагал, что женщина, которую окружающие считали его женой, катается в коляске своего любовника, она сидела здесь. В этом кресле, за этим пультом.

Или выходила в другое время… возможно, встречалась с каким-то другим, более интересным для неё человеком.

Не замечая, что пускается по привычному кругу, Жан мысленно попытался представить себе его. Лицо, фигуру…

Сейчас он уже почти не сомневался, что Этьена жива. Просто тот, в отличие от него, бестолково протаптывающего ковер, пришел и забрал её с собой.

Теперь он видел, что вся история с похищением с самого начала была чушью. Глупой, бездарной выдумкой, за которую он схватился, чтобы скрыть от себя единственную, самую очевидную причину её исчезновения. Причину, благодаря которой тот человек не только знал, где она находится, но и мог следить за её состоянием.

Она лгала. Да, теперь для него было абсолютно ясно, что она лгала ему. Она скрыла от него местонахождение капсулы, свои отлучки, свои встречи. Возможно (разыгравшееся воображение несколько притормозило на расплывчатом пятне вместо лица, а затем понеслось дальше), когда она не пришла на встречу, он пришел сюда сам. Пришел, настолько уверенный в своем превосходстве над окружающими, что, увозя Этьену, даже не удосужился предупредить его самого.

«А чего я ждал? – не замечая, что начинает люто ненавидеть своего неизвестного (а возможно, и не существующего) соперника, с остервенением подумал Доре, – что он представится, сядет в кресло и доложит мне подробный план своих действий? Плевать ему на меня!»

Да, ревность была реальной.

Ревность и капсула времени, непритязательная утилитарность и абсолютная чуждость которой буквально потрясали душу.

«Я не имею права находиться здесь! – Жану вдруг показалось, что ещё мгновение и пространство капсулы начнет съеживаться, – для меня здесь нет места! – внезапно ему показалось, что по стенам прошла волнообразная дрожь (возможно, именно так колеблются стенки желудка, настраиваясь на переваривание попавшей внутрь пищи), – я!..»

Слепой инстинкт сорвал его прочь с кушетки и швырнул в центр капсулы.

Уже не владея собой, Жан вцепился руками в спинку операторского кресла и диким взглядом зашарил по одинаково ровным, бледно-серым стенам. Если бы он нашел выход, то выскочил бы отсюда прочь. Если бы только нашел!

Выхода не было.

«Когда я вошел, то сразу увидел дисплей», – уже не соображая, что он делает, мужчина оторвал ладони от кресла, развернулся спиной к дисплею и швырнул своё тело на стену.

На твердую и непроницаемую… абсолютно непроницаемую стену!

Удар был настолько жестким, что на несколько секунд вымел из головы всё!

Затем пришла боль. Первой заболела скула, затем вся левая сторона лица, шея и ладони.

«Не прошел, – обессилив от удара, Жан тупо пошевелил пальцами, – и не мог пройти. Дурак и паникер. Если не сказать, что трус, – теперь, всё ещё прижимаясь всем телом в поверхности, он вспомнил, даже не вспомнил, а мысленно прокрутил перед собой всю процедуру выхода во время, которую, не вдаваясь в подробности, провела тогда Этьена, – кажется, я понял».

Глупо стоять, прижимаясь телом к стене. Ещё более глупо, чем пытаться выскочить сквозь неё наружу.

«Хорошо, что успел повернуть голову, – отлипая от стены, отчужденно подумал Доре, – иначе мог бы сломать нос… или разбить губы. Шлепал бы ими, как оладьями».

Капсула всё ещё качалась, но теперь качка уже не вызывала такой паники.

Жан приноровился, попал в такт качания и в подходящий момент перекинул себя обратно на кушетку.

«Кажется, я понял… – сиденье мягко спружинило, отчего всё вокруг закачалось ещё больше, – это же так просто, – стараясь не смотреть на стены, он сосредоточил взгляд на своих ботинках, – меня просто повело от избытка кислорода. В подвальном воздухе его было меньше, здесь больше, вот меня и закачало как от выпивки… паникер несчастный!»

Жан оперся спиной о стену, вытянул ноги и прикрыл глаза. Скула ещё продолжала ныть. Левое плечо, принявшее на себя основную силу удара, тоже. И коленка.

Зато полностью исчезла боль в левом боку.

«И на том спасибо», – машинально подумал Доре.

Постепенно качание прекратилось.

Захотелось пить.

Жан отмахнулся от жажды. А в следующий момент точно также отмахнулся и от голода, попытавшегося тайком заползти в желудок.

Сейчас настало время думать, что делать дальше.

Можно было вернуться домой, в послевоенный Париж, напомнить киностудии о себе, невыплаченном долге и контракте ещё на одну роль.

«Если эта богадельня ещё существует», – напомнил ему внутренний голос, как червь яблоко, неугомонно грызущий его все последнее время.

«Лучше помалкивай, – зло осадил его Доре, – ты мне и так порядочно испортил жизнь, так что сейчас – лучше заткнись».

«Всё могло измениться, – не желая затыкаться, опять запищал внутренний голос, такой же настырный и упрямый, как и он сам, – кинокомпания могла обанкротиться, закрыться. Не забывай ещё и про атавару, который, возможно, где-то там тебя и ждет…»

«Возможно», – вынуждено согласился мужчина.

«… а она тебя не любит!» – воспользовавшись секундной победой, нахально взвыл голос.

«Заткнись!» – яростно треснул кулаком по колену Доре.

«Сам заткнись!»

«Я – ненормальный, – машинально растирая место удара, Жан криво усмехнулся и невольно покосился за экран, словно ожидая увидеть в нем своего противника, но увидел только собственный профиль, искаженный кривизной дисплея, – ещё немного и я вдребезги разругаюсь сам с собой»…

Итак, кроме Парижа 1945 года можно было вернуться в другой Париж, в 1830 год, продолжить расследование, найти… Пальцы непроизвольно сжались, скрючились так, словно уже добрались до горла.

«Нет, не верю, – заметив свой жест, Жан нервно хмыкнул и расслабил кисть, – похищение ради выкупа? Бред. Тебя увезли сюда. Надо быть полным идиотом, чтобы думать иначе»!

А он и не думал. Никогда не думал. Даже, когда был твердо уверен в обратном, всё равно в глубине души знал, что это не так.

«Зря я впутал в это дело детектива… – мимоходом скривился, – ладно, что сделано, – и тут же отмахнулся Доре, – то сделано… потом разберемся»…

– Ты жива и находишься где-то здесь, – осторожно опуская глаза на разноцветные пятна пульта управления, громко произнес он, – Вот только где?… Что б тебя!.. – услышав свой хриплый от волнения голос, нервно вздрогнул Доре, – настоящая шизофрения…

«Возможно, – опять переходя на более привычный внутренний монолог, оценивающе оглядел пульт мужчина, – стоит задать вопрос. Но я даже не знаю твоего настоящего имени! – уже собравшись встать, сообразил он, – всё равно, надо попробовать. Возможно, удастся как-то отыскать тебя по приметам».

Легко сказать, по приметам! По каким? Рост чуть выше среднего. Вес… кто её знает, наверное, килограмм пятьдесят пять – шестьдесят. Волосы темные, а точнее темно-каштановые с красноватым отливом. Глаза. Да, глаза уникальны! Таких огромных, слегка приподнятых к вискам глаз он больше ни у кого не видел. Аналогично, как и таких зрачков, голубых с кошачьей прозеленью.

«Да, по глазам можно попробовать, – мысленно уже приноравливаясь к операторскому креслу, нерешительно подумал Доре, – глаза, это, конечно, хорошо. Но вдруг у вас там у всех такие? Целая цивилизация таких глазастых. Что тогда? У парня, который мне врезал, тоже глаза были будь здоров!» – переключаясь на мужчину, которого он так долго и так безуспешно преследовал, подумал Доре.

«Возможно, этот человек тебя знал, – он попытался восстановить в памяти его внешность, но вспомнилась только атлетически скроенная фигура, широкие плечи, тяжелый подбородок и глаза, – ловкий, черт»! – от взгляда который ему даже сейчас стало не по себе.

«Дурак! – мысленно фыркнул на себя Доре, – естественно, что он тебя знал. Поэтому и пришел. Только зачем он приходил? Как друг или как враг? Хотя, для друга повел себя… – перед мысленным взором опять мелькнули круглые совиные зрачки, – запросто мог убить!»

«Но не убил же! – пискнул неугомонный внутренний голос, – возможно, действовал так из самозащиты…»

«Возможно, – опять вынужден был согласиться Доре, – заметил, что за ним кто-то следит, сначала попытался оторваться. Не смог. Хотел вернуться в капсулу, а я не давал. В принципе, – вынужден был признать он, – ничего плохого он мне не сделал. Только отключил на время».

«А если враг?»

«В любом случае, он искал её, следовательно, не имеет никакого отношения к исчезновению…»

«Значит, она, действительно погибла…»

«Ничего это не значит»! – с неожиданной злостью одернул сам себя Доре.

– Тебя забрал тот, другой, – как к стоящей рядом, обращаясь к исчезнувшей неизвестно где, Этьене, страстно произнес он, – тот, к кому ты бегала, пока я ошивался за кулисами! Дурак! – вскакивая, рявкнул на себя Доре, – надо было сразу догадаться… Плевать тебе было на Отрея! – обращаясь к пустому креслу, яростно продолжал он, – так же, как и на всех остальных, в том числе и меня. Ты здесь! – ярость смешалась с надеждой и странным образом преобразовалась в уверенность, – ты где-то здесь, только я понятия не имею, где!

Ярость прошла. Можно было подумать, что высказанная вслух, она, как в губку, впиталась в стены.

«Если бы я сразу понял, что этот человек отсюда! – обессиленно опустился на кушетку Доре, – но никакого сигнала не было… потому что тогда, – в очередной раз вспомнил мужчина, – я не взял с собой часы… часы! – опять подскочил он, – надо было сразу догадаться! – вытаскивая из нагрудного кармана часы, чуть не взвыл от собственной глупости Доре, – невралгия… кретин»!

Конечно, надо было. Тем более, что он прекрасно знал, что именно так должен был отреагировать на появление человека с соответствующими характеристиками вмонтированный в его корпус индикатор.

Знал, но.

Приученный к слабому дрожанию корпуса (а именно так индикатор реагировал на Этьену), Жан даже представить себе не мог, что сигнал может оказаться настолько сильным!

«Что же, теперь буду знать,» – поддевая ногтем вензель, успокоил себя Доре.

Он нажал сильнее и открыл потайной циферблат, вмонтированный во внутреннюю часть крышки, где мерцала крохотная зеленоватая капелька.

«Естественно, теперь никакого сигнала нет».

Жан разочарованно захлопнул крышку и хотел положить часы обратно.

«Нет, лучше в брючный карман или вообще… – так и не придумав более безопасного места, сунул в наружный карман куртки, – но кто это был? – задумался он, – атавара или его хозяин? Наверное, хозяин. Потому что, найдя её, атавара уничтожил бы и меня»…

«Слишком просто, – опять напомнил о себе, замолкший было в глубине его голос, – может быть, он хотел с тобой поиграть? За неё ему заплачено, а ты… так сказать, для души…»

«Заставить подождать, затем бегать за ним по всему городу, и только потом. – сквозь красный туман опять мелькнули совиные глаза, – а ведь, мог! – вынужден был признать мужчина, – очень даже мог, – даже сейчас воспоминание об этом взгляде вызывало в его душе странную оторопь, – но он меня всё равно не убил!.. ладно, – чувствуя, что запутывается, принял соломоново решение Доре, – возвращаюсь в девятнадцатый, а там видно будет…»

«А полиция?»

«Плевать мне на полицию!.. – отмахнулся от своего гипотетического противника мужчина, – а там, может быть, Рике уже что-нибудь выяснил».

Он встал, прошелся по капсуле и, не давая себе опомниться, быстро сел в кресло и опустил левую руку на выпуклость подлокотника.