Читать книгу Что сказал Бенедикто. Часть 3-4 - Татьяна Витальевна Соловьева - Страница 6
Часть третья
Глава 64. Репетиция
ОглавлениеУтром проститься с женщинами и Альбертом Гейнц вышел только после того, как его специально позвали, всем едва кивнул, побродил с Альбертом на руках, Альберт смотрел на Гейнца с непониманием, он не привык видеть Гейнца без улыбки, непроходимо молчащим, брал Гейнца за лицо, поворачивал к себе, смотрел и смотрел на него.
Гейнц простился и снова затворился у себя. Вебер подходил к его дверям, чтобы обсудить их отъезд, и не входил, слыша за дверью напряженное выслушивание Гейнцем каждого звука. Этот вид работы требовал от Гейнца какой-то особой концентрации, было ясно, что в чем-то Аланду во время их ночной игры с Гейнцем удалось его переубедить.
Уезжали Аланд, Карл, Кох – Гейнц опять вышел, как через силу. Пожал всем руки и убрался к себе, возобновив свое занятие. Вебер ждал его до полуночи, решил зайти, Гейнц воспринял вторжение Вебера без энтузиазма.
– Надо уезжать. Аланд просил, чтобы уже завтра тут никого не было.
– Завтра и уеду. Поезжай.
– Завтра наступило, Гейнц.
– Утром уеду.
– Ты поедешь к себе?
– Разумеется.
– Я надеюсь, ты на меня не рассердился?
– Нет. Просто работы много. Ты не понимаешь, фенрих, как он это играл. Я не понимаю, мне не поймать этот звук. Как он это делает?
– Он не сказал тебе как?
– Он сказал – ищи, сказал, что ты знаешь. А как ты можешь это знать? Ты скрипку в руках не держал.
– Он тебя дразнил, Гейнц.
– Но скажи мне – как, почему от его звука меня прошибает до дрожи. А я?.. Это все не то. Ты торопишься?
– Нет, я жду тебя, думал, ты поедешь ко мне.
– Поиграешь со мной? Я понятия не имею, как и откуда ты можешь это знать, но он не шутил. Я помню твой концерт для двадцати музыкальных идиотов, куда тебя там черти до февраля уносили, но ты тогда играл не так, как всегда. Где ты был, что он тогда сделал с тобой? Уже год прошел, но ты с тех пор прежним собой так и не стал. Понятно, что пока ты носился с пеленками, вроде бы сделался попроще, но это в тебе никуда не делось. Он мне сказал, чтобы я перед тобой носа не задирал, что про звук на данный момент ты знаешь куда больше, чем я.
– Гейнц, я никуда не уезжал, все это время я был в Корпусе в интенсивной медитации, тогда Аланд не хотел, чтобы кто-то об этом знал.
– Он меня как кастрировал сегодня, вообще голос пропал, не звучит. Понимаешь, ничего не звучит, пустота.
– Тебе кажется, Гейнц, я не раз приходил к дверям, слушал тебя – великолепный звук.
– Это лепет, Вебер, это не звук, сыграй со мной. Я попробую сыграть от начала до конца…
– Гейнц, может, тебе наоборот стоит прерваться, ты переиграл? У тебя даже глаза воспалились.
– Не знаю, с чего им воспаляться, в ноты я не смотрю, сонаты Генделя я переиграл пацаном. Тебе что, трудно?
– Нет, я с удовольствием поиграю с тобой, давай пока не будем разбегаться по сторонам, ты всегда сможешь послушать меня, я тебе подыграю, если нужно. Где ноты?
– На полке. Фенрих, что может дать смотрение в пустоту? Я должен искать звук.
– Ты должен его слышать, Гейнц.
– Я его слышу, я не слышу его при звукоизвлечении, он не тот, что звучит внутри, а мне послезавтра играть.
– Ты великолепно сыграешь, а то, что ты собой недоволен, так я никогда не видел, чтобы ты был удовлетворен своей игрой, это всегда так было.
– Я еще играю черт знает с кем. Почему не с тобой?
– Я не знаю, думаю, Аланд пытается ввести тебя в консерваторские круги, тебе там преподавать. Я слышал, что твой концертмейстер – молодой, талантливый парень. Вряд ли он сыграет плохо, учат же их там чему-нибудь.
– То, что я там слушал несколько раз, пока с Аландом болтался, – так этому и учиться не стоит. Завтра к одиннадцати я должен быть на репетиции, договорились сыграться хоть накануне, я просил раньше, мне сказал Ленц, что в этом нет необходимости. А как ее может не быть?
– Но это профессиональные музыканты, Гейнц, играть – их профессия.
– Как латать сапоги, понимаю.
Даже говоря с Вебером, Гейнц оставался где-то далеко, он слышал Вебера и не прекращал выслушивания внутри себя, Вебер хорошо знал этот полуотсутствующий взгляд Гейнца. Играл он, с точки зрения Вебера, удивительно. Вебер сам осторожничал над звуком, боясь нарушить гармонию Гейнца, сам поддался его парению над звуком. Вебер успокоенный опустил руки, доиграв сонату до конца. Гейнц бессильно сел в кресло.
– Полная чепуха.
– Нет, Гейнц, это было хорошо. Поедем домой. Тебе надо отдохнуть.
– Аланд, конечно, приказал тебя во всем слушаться.
– Перестань. Ты сам напросился на то, чтобы он наговорил тебе не то, что ты хочешь. Поехали, Гейнц.
Пока Вебер на скорую руку пытался приготовить ужин, Гейнц заснул прямо в кресле, вид его был усталым и недовольным даже во сне. Вебер тоже решил, что выспится, последние дни до сна как-то не доходило.
Проснулся он оттого, что Гейнц, уже умытый и бодрый, расталкивал его на разминку. Шесть утра.
– Поехали к озеру, фенрих, можно было вчера и не уезжать, никакого смысла не было в нашем перемещении.
– Почему никакого – мы выполнили приказ Аланда, какой еще тебе нужен смысл?
– Здравый, фенрих. У Аланда тоже бывают с этим проблемы, он стареет, как бы он там ни хорохорился. Он сдает в последнее время просто на глазах.
– Перестань, Гейнц. Но я вижу, что у тебя хорошее настроение. Я рад.
– У меня ужасное настроение, фенрих, я даже утоплю тебя в озере.
– Тогда я и умываться не буду.
– Это рационально.
К их удивлению, ворота Корпуса были открыты, за воротами были посторонние люди, рабочие грузили строительные материалы.
– Видишь, Гейнцек, как хорошо, что мы уехали, нас хоть камнями не завалили.
– Аланд что-то строить собрался?
– Он говорил, что будет что-то достраивать.
– Даже к турнику не подойдешь.
– Он сказал здесь не появляться, пойдем к озеру, разомнемся вдали от посторонних глаз.
– И как долго все это будет длиться?
– Женщины вернутся, и для нас это будет знак к возвращению в Корпус.
– Идем, я не могу этого видеть. Я вообще перемен не люблю.
– А сам их просишь. Зачем тебе дальние гастроли? Рим сюда не приедет, да и Лондон вряд ли, для меня так и Мюнхен – у черта на рогах. Какая разница, где играть.
– Никакой, а вот без турника – проблемы. Еще подтянуться можно, если ветку покрепче отыскать, но всерьез не размяться.