Читать книгу Руины веры - Татьяна Владимировна Солодкова - Страница 8

– Пап, ну можно я пойду погуляю? – плаксиво спрашивает девочка, откладывая планшет, на котором открыта страница из школьного учебника. – Я уже все выучила.

Девочке лет десять, она одета в модные брюки и яркую футболку со смешной рожицей – последний писк моды, длинные волосы стянуты в тугой «хвост» на макушке.

На улице тепло по меркам Аквилона, и девочке хочется гулять с друзьями, а не корпеть над учебниками, но отец не умолим:

– Уже поздно, завтра погуляете, – он на мгновение отрывается от своего рабочего компьютера, чтобы ответить дочери, и снова возвращается к работе. Завтра у него, наверняка, очередная важная сделка.

Девочка обреченно вздыхает и с тоской смотрит в окно: на улице уже почти темно, а над землей расстилается густой туман, на расстоянии кажущийся прямо-таки осязаемым.

– Папа, а отчего бывает туман? – спрашивает она.

Отец тоже вздыхает, понимая, что спокойно закончить работу не удастся.

– А разве тебе в школе не рассказывали? – девочка качает головой. – Потому что земля теплее воздуха, и возникает конденсат, – объясняет он. – На уроках природоведения вам обязательно расскажут об этом явлении.

На уроках… На уроках, которые она уже не посетит, потому что умрет, потому что этой девочки больше нет…

Нет…

Нет…

– Нет… Нет… Неееет!

Кто-то дотрагивается до моего плеча. Распахиваю глаза и в полутьме вижу встревоженное лицо своего соседа.

– Ты кричал, – говорит он тихо, чтобы нас никто не услышал. – Все нормально?

Нормально? Нормально – это там, где девочка, ее семья, летний туман и учебник по природоведению. А здесь…

– Нормально, – отвечаю и отворачиваюсь. Так и жду, что Райан спросит, нет ли у меня проблем с психикой или что-нибудь еще в этом роде, но он не спрашивает, отходит к своей койке.

– Пора вставать, – говорит равнодушно, – скоро Гвен принесет еду.

– Угу, – бурчу. Он не настаивает на продолжении беседы и выходит из спального отсека. В одиночестве мне хорошо и привычно.

Злюсь на себя за очередной сон про девочку. Чертово подсознание!

Несколько раз глубоко вздыхаю и заставляю себя подняться. Потягиваюсь и обуваюсь. Надо отдать жилью Проклятых должное – спать было спокойно и комфортно, не сравнить с общежитием при заводе. Впрочем, не сравнить и с комнатой у «верхних».

Когда выхожу, все уже на кухне. Теперь я имею возможность наблюдать банду в полном составе. Один… два… три… Десять. Кто-то смотрит заинтересованно, кто-то равнодушно, а вот блондин Фил по-прежнему зло, как и тогда, когда мы с Попсом заходили в его отсек. Игнорирую его. Знаю, он все равно найдет место и время выяснить отношения.

Мышонок тоже здесь, сидит на скамье, обхватив себя руками, лицо бледное, глаза красные. Ревел, сразу видно, но надеется, что никто не заметит.

– Эй, Мышь, – Фил, будто читает мои мысли, – опять хнычешь, как девчонка?

Мышонок краснеет до корней волос.

– А ты… а ты, – достойный ответ находится не сразу, – а ты цепляешься, как девчонка!

Высказывание Мышонка приходится окружающим по душе, раздается гогот.

– Чего-о?! – мычит Фил, делая шаг к Мышонку.

Напрягаюсь. Мы с этим мальчишкой ничего друг другу не должны, но точно знаю, что если верзила решит бить пацаненка с больными ребрами, вмешаюсь.

Фил делает шаг и останавливается, потому что на его плечо ложится чужая ладонь.

– Сядь, – произносит Райан возле его уха так ласково, что по коже пробегают мурашки – слишком много угрозы в этом шепоте.

Ожидаю, что Фил начнет бастовать и отстаивать свое право говорить и бить, кого посчитает нужным, но парень смолкает, опускает глаза и усаживается за стол. Ну надо же. А этот Кесседи – интересный персонаж.

Райан перехватывает мой пристальный взгляд, отбивая своим. Не надо ничего говорить, и так понятно его сообщение: «Нечего таращиться».

А потом Гвен с помощью паренька, имени которого я не помню, приносит кастрюлю чего-то горячего и по-настоящему вкусно пахнущего сверху и наполняет тарелки. Желает всем приятного аппетита и уходит с еще одной тарелкой. Слежу за ней взглядом и вижу, что она заносит еду в «комнату» Коэна. Главарь не ест в общем кругу.

Не жду приглашения и тоже сажусь за стол, слева оказывается Кесседи, справа Попс.

– У тебя слишком наглый взгляд, – говорит Райан тихо, чтобы другие не слышали.

– Мне говорили, – отвечаю так же тихо.

– Камикадзе, значит, – делает вывод Кесседи и отворачивается, больше не обращая на меня внимания, а я гадаю, что это было. Предупреждение?

Обед (или ужин) заканчивается. Понятия не имею, сколько ушло времени на сон, а при искусственном освещении не понять, сколько сейчас времени, часов нигде нет.

Когда тарелки пустеют, из своего отсека появляется Коэн.

– Кэм, – произносит он, вскидываю глаза, – соберешь посуду и отнесешь Гвен, сделаешь все, что она скажет, – киваю, кажется, больше от меня не требуется никакой реакции. – Остальные, собирайтесь. На сегодняшнюю ночь есть дело.

Дело… И мне об этом деле знать не положено, мне пока не доверяют. Кухонный мальчик – вот кто я на первое время. Не спорю и не привлекаю к себе лишнего внимания. Послушно поднимаюсь и начинаю собирать грязные тарелки.

Ловлю насмешливый взгляд Фила.

– Посудомойка, – цедит он сквозь зубы, но делает это негромко, чтобы Райан его не услышал.

Кривлюсь, но не отвечаю. Много чести – реагировать на детские выпады этого дурака. Он же старше меня, а ведет себя, будто младше Мышонка.

***

Я, и правда, посудомойка, как говорит Фил, потому как Гвендолин заставляет меня мыть тарелки и кастрюлю. Ну как «заставляет», вежливо просит. Ненавижу это дело, но закатываю рукава и принимаюсь за работу. Нужно только подождать, а ждать я умею.

Когда заканчиваю и спускаюсь в подвал, там никого нет, кроме долговязого Пола, охраняющего дверь. Повторяю пароль «крыса», и он впускает меня внутрь. Ему скучно и хочется поболтать, но я еще тот собеседник. Он это скоро понимает и перестает пытаться завести разговор. Ухожу.

Мне интересно, сдержал ли Кесседи обещание, и остался ли Мышонок дома. Проходя мимо, заглядываю в их с Брэдли «комнату». Спит. Хмыкаю про себя, что ж, кажется, Райан держит слово.

Проверяю печку, подкидываю угля. Дел у меня больше нет, поэтому захожу в свой отсек и включаю свет. Книга! Вспоминаю о книге и заглядываю в тумбочку, надеясь таки узнать, что же такого может читать мой сосед, но книги там нет. Побоялся, что я использую ее вместо туалетной бумаги? Не знаю и не выдвигаю предположений. В Нижнем мире, как ни крути, книга – редкость и потому ценность.

Ложусь, выключаю свет и заставляю себя не думать.

***

Они возвращаются среди ночи. Я не сплю и слышу шум, шаги, голоса. Голоса тех, кто помладше, особенно возбужденные, значит, произошло что-то волнительное. Вот только со мной в любом случае никто впечатлениями не поделится. Где они были? Воровали еду? Грабили и убивали? Устраивали очередной теракт в Верхнем мире?

История с терактами мне вообще не ясна. Коннери уверен, что это работа Проклятых, но как они могли попасть в Верхний мир? Это близко, только если в твоем распоряжении флайер. Может ли он быть припрятан у Коэна в рукаве? Кто знает…

Райан заходит в комнату. Притворяюсь, что сплю. Слышу, как шуршит одежда, которую он стягивает с себя и бросает на койку, затем выходит. Возвращается минут через десять, и по отсеку распространяется запах мыла. Помню, что так отчаянно хотелось оттереть с рук совсем недавно. Откуда-то возникает мысль, что Кесседи мог делать то же самое. Глупо. Проклятые умеют и привыкли убивать.

Не знаю, сколько не сплю, и как в итоге засыпаю, но просыпаюсь от ледяного душа. Вода обрушивается внезапно, заливая глаза, рот, нос, уши. Хриплю, пытаясь сделать вдох, и резко вскакиваю. Мокрые волосы облепляют лицо, и сначала слышу лишь смех, а только потом освобождаю глаза и вижу своих обидчиков.

Фил (кто бы сомневался), Пол (дежурство у двери подошло к концу), Брэдли Попс (вот же ж!), Рид и Кир (братья-близнецы), Курт (парень моего возраста, с необычно пухлыми для Нижнего мира щеками и глубоко посаженным маленькими глазами).

Я стою в позе готовности отразить нападение. С меня ручейками стекает вода, заливает глаза. С кровати тоже течет. На полу образуется внушительная лужа.

Замечаю Райана. Он лежит на своей койке на боку, подставив согнутую в локте руку под голову, и наблюдает за нами. Вид у него непричастный, будто находится в кинотеатре и является сторонним наблюдателем. Видимо, сырость в отсеке его не тревожит. Одаряю его злым взглядом из-под мокрой челки, получаю в ответ усмешку.

Все еще ожидаю нападения, но никто не собирается продолжать экзекуцию, все довольны детской выходкой.

И все? Честное слово, даже теряюсь. Мои ровесники и старше меня, они всего лишь облили того, кто им не понравился, водой? На заводе новеньких били так, что на следующий день нельзя было встать, а тут… вода?

И я начинаю смеяться. Не знаю, чего они от меня ждут, но точно не этого. Смешки смолкают, на лицах появляется растерянность.

– Да он чертов псих, – бормочет Фил, отступая к выходу.

А скоро и вся компания покидает «комнату». Детский сад.

– Интересная реакция, – комментирует Кесседи.

Не знаю, как моя ему, а его реакция меня здорово злит.

Резко поворачиваюсь к нему всем корпусом.

– А какую ты ждал? – спрашиваю зло. – Ножом Филу под ребра?

Усмешки на его лице как не бывало.

– Возможно, – отвечает осторожно.

– Жаль, что он этого не допускает, – бормочу.

Осматриваю место происшествия: вся постель промокла насквозь, хоть выжимай. Спать в ней – не вариант. Сушить – только утром, не хочу будить Гвен и ее семью, пробираясь на улицу.

Собираю в кучу простыню, подушку и одеяло, поднимаю матрас. Райан все еще следит за моими действиями, но больше ничего не говорит.

Беру матрас и оттаскиваю к печке, кладу поблизости, но так, чтобы не сгорел, и возвращаюсь назад. Вешать постельное некуда, придется дождаться утра. Поэтому просто сажусь на самый край койки, куда не попала вода, опираюсь спиной о стену и закрываю глаза.

– Ты понравился Коэну, – внезапно говорит Райан.

– Наглым взглядом? – интересуюсь. Глаз не открываю, пошел он.

– Тем, что убил Сида, – просто отвечает Кесседи.

– Хочет, чтобы я убивал для него? – на этот раз мой голос предельно серьезен.

– Если понадобится.

Понадобится, Коэну непременно понадобится, и мы оба об этом знаем.

Больше ничего не говорю. Незачем.