Читать книгу Стихийная терапия - Татьяна Володина - Страница 8

Огненные искры побежали по пальцам от одного только прикосновения к амулету Джинна. Рука будто воспламенилась, как если бы оказалась в костре. Я отдернула ее – слишком торопливо, стремительно, рывком, и упавший кулон с тихим звуком ударился о грудь мужчины. Не отводя глаз, я продолжала трясти кистью, словно хотела сбросить с нее, потушить горящий на коже пожар. То ли мне казалось, то ли вправду стилизованные языки пламени сияли, переливаясь оттенками алого, оранжевого и золотого.

– Что за черт?! – озвучил мои мысли Джинн. – Сильфа, ты в порядке?

Я ни в каком смысле не была в порядке. Совершенно невинное прикосновение к простому, непримечательному украшению, едва не сшибло меня с ног. Искры побежали по телу, распространяясь от кисти с катастрофической быстротой. И вот уже плечи, потом грудь, живот, спина, ноги вспыхнули и, кажется, даже стали потрескивать. Последним занялось лицо, и невидимый огонь ощущался вполне настоящим, реальным. Черт, как же больно!!

Я задыхалась, судорожно отступая от опасного существа в человеческом облике, носящего на шее такую страшную штуку. Я была до ужаса и едва ли не паралича уверена в том, что они оба грозят мне гибелью.

– Сильфа! Да что такое с тобой?!

Джинн двинулся за мной, как в зеркале, повторяя мои движения.

– Сильфа! Тебе больно? Скажи хоть что-нибудь!

Я отступила от него, поспешила и упала, больно ушибив ноги, спину, локти. Я продолжила движение, подвывая от боли и ужаса. Кажется, даже содрала нежную кожу на локтях и ладонях о шершавые камни площадки. Огонь продолжал пылать во мне, раздирая тело на крошечные, микроскопические, элементарные частицы боли – если такие вообще существуют. Я отползала от мужчины, который еще пару минут назад казался приятным и надежным, а теперь не вызывал у меня ничего, кроме жуткой паники. Я знала, что он опасен, но не думала, что для меня и так…

– Сильфа, да успокойся же! Я не причиню тебе вреда! Тихо! – продолжил увещевать он, но я все ползла и ползла, пока не уперлась спиной в металлическое ограждение. Бежать было некуда, но я точно знала, что прикосновение Джинна или его амулета принесут мне новую, еще более сильную боль, а может, и смерть.

– Не подходи, – кошкой зашипела я. – Не смей! Не трогай меня!

Не знаю, что со мной сделал огненный амулет, но мне это совсем не нравилось. Умирать на неведомом острове где-то у черта на куличках не хотелось, и я панически перекидывала в мозгу сыпавшиеся из ниоткуда мысли в поисках тех, которые бы помогли мне разобраться в ситуации и наконец разрешить ее. К счастью, сосед не пытался больше приблизиться, застыв на корточках в нескольких шагах от меня, и отсутствие угрозы на какое-то время переключило мое внимание с внешнего плана на внутренний.

Внутри все продолжало гореть. Я смогла даже удивиться тому, что внешне совсем не изменилась: я была уверена, что горю по-настоящему. Удивившись, я обрадовалась, что способна еще чувствовать что-то кроме боли. А там и более-менее связные мысли стали выбираться на поверхность. Дело было в кулоне, тут уже сомневаться не приходилось. Пусть даже я не верила во всякого рода магию, мистику и прочие сказки для детей старшего возраста, переть против реальности было бы глупо.

Именно прикосновение к стилизованным языкам пламени запустило неведомый процесс. Если бы я не полезла шаловливыми ручками куда не надо, ничего со мной не случилось бы. Но неужели Джинн не в курсе, что за страшную штуковину носит на себе? Слишком реалистичным было его недоумение, чтобы сыграть, – он, в конце концов, наемник, а не актер больших и малых театров. Он действительно не понимал, что со мной. И беспокоился.

Он беспокоился. Искренне. Глядя во встревоженные темные глаза, я вдруг ощутила неловкость. Каким бы опасным он ни был, переживание за ближнего было ему не чуждо. Я же совсем не такая. Мне, по сути, другие люди до лампочки. И признать это почему-то оказалось просто. Мне безразлично, что происходит с другими, если они каким-то образом не связаны со мной, если я не заинтересована в них, если не люблю. Только в случае личной приязни я буду выражать «красивые» человеческие чувства, которые так ценятся в обществе. А этот профессиональный убийца, как он сам себя назвал, их проявляет ко мне – женщине, которую знает только сутки или около того. Странно было бы думать, что за такой короткий срок он проникся ко мне пламенной любовью.

Да и эта его подкупающая честность – совсем не то, что моя дурацкая, никому не нужная хитрость. Смогла бы я вот так прямо признать свои отрицательные качества, смело взглянуть им в глаза, заявить о них во всеуслышание? Сомневаюсь. Я привыкла показывать себя с лучшей стороны. При наплевательском отношении к другим я, тем не менее, остаюсь стадным животным, и иметь хорошую репутацию для меня далеко не последнее дело.

И опять получается, что он – моя противоположность. Потому что сам Джинн, кажется, плевать с самой высокой площадки замка хотел на положение в обществе. Что именно для него по-настоящему важно, я еще не успела понять – слишком мало мы знакомы, – но точно не статус. Иначе он не зарабатывал бы на жить тем, чем зарабатывал.

Черт побери, вот уж чего я совсем не ожидала, так это сидящего передо мной живого зеркала, в котором будут отражаться мои некрасивые стороны!

Да, и еще он сильный, а я слабая. Опять противоположности, пусть и такие мелкие. Впрочем, я больше не считаю собственную слабость недостатком. Отец считал, но что мне до его трудностей?

И страх. Как же мне сейчас страшно! А Джинн смелый, ему все нипочем, даже сумасшедшая сильфа в паре шагов. Он уверен, что справится.

Меня продолжало трясти и мотать от пылающего в теле огня, я дрожала, а Джинн сидел напротив и смотрел внимательным, изучающим взглядом, больше не пытаясь ни сократить расстояние, ни заговорить, ни коснуться.

Кажется, в какой-то момент я потеряла сознание от боли. Когда пришла в себя, сидела, привалившись спиной к перилам и думала почему-то о том, что считала темной стороной себя – видимо, эта непонятно откуда взявшаяся метафора Джинна как моего зеркала запустила во мне алгоритм детского деления мира и поступков на черное и белое. И черного приходит на ум гораздо больше…

Вот я завидую тем коллегам и ровесникам, кому все давалось легче, чем мне. И ведь как обидно! Мне успехи больше бы пригодились – может, тогда отец признал бы наконец меня состоявшейся и достойной если не любви, то просто хорошего отношения. Зависть зеленая, кислая растекается по всему моему существу и портит даже то, что есть во мне хорошего. Я хочу так же, как у них! Или даже лучше!

Вот я добиваюсь желаемого обманом и хитростью. А кто так не делает? Я знаю уйму людей, которые много достигли именно такими путями. Почему мне нельзя? Я хочу – а значит, нужно дойти, обрести, получить. Как именно – уже вопрос второй. Обману, если нужно обмануть. Утешаю себя тем, что цель оправдывает средства. Но зачатки совести протестуют, хоть я потом и давлю их. Кто, в конце концов, сильнее – я или совесть?

Вот спускаю собак гнева на тех, кто ни в чем не виноват, – когда я в таком состоянии, мне безразлично, кто передо мной. Я говорю мерзкие вещи, зная, куда ударить побольнее. Я не только повышаю голос, я могу орать, так что и сама понимаю, как отвратительно выгляжу в эти минуты. Однако знание тут ничего не решает. Когда гнев спущен с поводка, у него лучше не стоять на пути.

Вот я наслаждаюсь обществом очередного любовника, прекрасно зная, что дома его ждут жена и ребенок. Но жена ведь не стена – и подвинуть можно. Мимолетные мгновения украденного счастья собираются в минуты, часы, дни… Нет, их не было так много, чтобы однозначно поставить на меня ярлык падшей женщины, разлучницы – если уж по правде, никого из этих мужчин из семьи я не увела и не собиралась, – но каждое греховное свидание, которое было у меня с ними, забирает что-то важное из их отношений. Я не думаю об этом, я просто хочу внимания, нежности, страсти, а иногда и просто хорошего секса. В конце концов, от них не убудет.

Вот я отступаю, поддавшись страху, и подвожу человека, которому обещала помощь. Мои собственные тараканы в очередной раз оказываются важнее того, кто понадеялся на меня, доверился.

Лгу. Краду. Подставляю. Сталкиваю лбами людей. Причиняю боль – намеренно, с садистским удовольствием.

И еще… И снова… И опять… И вот тут. И там. И здесь тоже.

Сколько же черноты во мне! Сколько же дряни – большой и малой!

Огненная пытка, казалось, достигла апогея – было так больно, что я почти не могла дышать, будто даже кислород сгорал на полпути к моим легким. Я выгнулась и сдавленно застонала, теряя последнее дыхание.

Джинн не выдержал – видимо, даже для его тренированного глаза такие мучения превосходили допустимое. Он преодолел разделяющее нас расстояние и схватил меня в охапку. То, что я еще секунду назад считала апогеем боли, оказалось нежным поглаживанием по сравнению с тем, что я испытала теперь.

– Аах… – выдохнула я…

***

Вокруг не было ничего, кроме прозрачности. Просто ничего. Именно такой я представляла себе стихию воздуха – легкость, проницаемость, ласка. Я одновременно была и не была. Боль, страх, страдания остались где-то далеко, и текущие сквозь меня мысли тоже были какими-то далекими, несерьезными, словно и не моими.

Я вспоминала те свои несовершенства, которые еще совсем недавно причиняли мне такую сильную душевную муку. То, что совершала. То, о чем думала. То, что собиралась делать. То, чем была. И то, как сильно ненавидела себя за эти грехи.

Однако теперь казниться совершенно не хотелось. Похоже, я действительно стала настоящей сильфой – слилась с родной стихией и отбросила прочь ненужное. И мне было очень естественно быть такой – быть собой.

Я окинула взглядом окружающее меня ничто, бывшее одновременно всем – всем, что я видела и чего никогда не увижу; всем, что существовало до меня и придет после; всем, чем я позволяла себе становиться и чем никогда бы не позволила. Я впитала в себя и это ничто-все, и мысли, и чувства, и важное, и ненужное – и стала огромной, как все когда-либо существовавшие вселенные.

И поняла совершенно простую и ясную истину, которая всегда была передо мной и во мне, но которую я по тем или иным причинам не позволяла себе увидеть и принять, – разорвавшись на кусочки, поделив себя на цвета, я перестану быть собой, стану кем-то или чем-то другим. Во мне все – и белое, и черное, и свет, и тьма, и даже огонь и боль, равно как и величайшее наслаждение.

Я такая, потому что во мне причудливым образом уживаются разные черты, свойства, чувства и стремления. И идеальной мне никогда не стать, да и кому вообще нужен идеал?

Я глубоко вздохнула, принимая в себя и выпуская на волю новые вселенные…

***

…и открыла глаза лежащей на руках Джинна.

– Не болит… – прошептала я ему, глядящему на меня совершенно безумными глазами. – Больше не болит…

Он судорожно выдохнул и прижал к себе мое безвольное тело – точно как накануне, когда спасал меня от меня самой. Мы так недолго знакомы, а ему уже от меня досталось…

– Ты меня в гроб загонишь, – тихо произнес он.

Лепестки пламени на его кулоне снова вдавливались мне в щеку, но в теле было только приятное тепло. Даже если он действительно мое зеркало, я подумаю об этом потом.