Читать книгу Не проси моей любви - Татьяна Воронцова - Страница 3

Даже посреди самого лютого невезения случаются моменты везения, поистине сказочного. Всесторонне рассмотрев безумный план Германа, Леонид обратился к человеку, занимающемуся – по благословению настоятеля Голгофо-Распятского скита отца Амвросия – сбором групп для работы на Анзере, через день получил по электронной почте ответ и пошел собирать манатки. Герман ему помогал, Аркадий проводил инструктаж.

Нора мерила шагами спальню сестры, нервно сжимая пальцы, ибо имела все основания полагать, что ее в эту экспедицию не возьмут.

– Ну что ты психуешь? – добродушно спрашивала Лера, сидящая в кресле с чашкой горячего чая и мятным пряником. – Они же только подвезут Леньку к причалу на Долгой губе, дождутся отплытия группы и вернутся назад. Сама знаешь, из-за волнения на море рейс могут задержать на несколько часов, а то и вовсе перенести на завтра. Им нужно убедиться, что катер ушел.

Все это Нора, конечно, знала. Пролив Анзерская салма пользовался дурной славой. Капитаны отказывались выходить в море при ветре и дожде, потому что даже в самые погожие дни вода бурлила и волновалась из-за быстрых течений. Паломники рассматривали переход от Долгой губы до Капорской как одно из испытаний на пути к Богу. Даже летом. Зимой же добраться до Анзера было и вовсе невозможно. По двум причинам. Первая – очень короткий световой день; и вторая – очень мощные течения, взламывающие лед и превращающие пятикилометровый пролив в адскую мясорубку. Навигация открывалась только после таяния льдов, обычно в начале календарного лета, и продолжалась до ноября-декабря. Именно труднодоступность острова делала его сейчас таким привлекательным для Германа и Леонида.

Вертолет? В принципе, да. Кольцов-старший сможет позволить себе этот вид транспорта. Если узнает, где скрывается беглец. Если…

– Я боюсь, что Герман в конце концов не выдержит и рванет на Анзер вслед за Ленькой.

Ну вот она и произнесла эти слова. Озвучила свой главный страх.

– Ты кем его считаешь? – поинтересовалась Лера. – Идиотом, да? Нельзя ему туда, и он это понимает.

– Нельзя? Почему?

– Он слишком заметный. Без него Леньке будет проще смешаться с толпой. Да-да, Ленька тоже не похож на простого работника… когда стоит посреди площади, выпрямив спину, расправив плечи и приподняв подбородок, освещенный лучами восходящего солнца. Но он умеет вести себя тихо, когда ему это нужно. Он не дурак.

– А Герман? Он не умеет вести себя тихо?

– Они не умеют вести себя тихо, когда они вместе, – подумав, сказала Лера. – К тому же у Германа полно работы. Он говорил, что должен закончить все чертежи того проклятого дома у подножья Секирной горы к следующей среде, в крайнем случае – к пятнице.

Закончить к среде. Да, точно.

Всю прошлую неделю, когда они еще проживали в поселке, Герман занимался архитектурными обмерами очередного памятника деревянного зодчества, подлежащего реставрации, а теперь приступил к работе над чертежами. Сразу после завтрака он устраивался в гостиной Белого дома с ноутбуком и сигаретами, запускал AutoCAD и с головой уходил во всевозможные планы, разрезы, узлы, детали. Время от времени Лера приносила ему на подносе чай с лимоном, печенье или кусок пирога. Нора тоже заглядывала в гостиную, чтобы молча полюбоваться своим сокровищем. Не отвлекать, просто посмотреть. Закатанные рукава его белой хлопковой рубашки подчеркивали загар мускулистых предплечий, распахнутый ворот открывал изящную смуглую шею, на которой поблескивала золотая цепочка. Как же она любила целовать эту шею… и впадинки над ключицами, и чуть заметную ямочку на подбородке, и…

Спокойно, спокойно. Не сейчас.

Нора кашлянула.

– А почему ты называешь тот дом проклятым?

Она не впервые слышала от сестры это словечко, но всякий раз что-то удерживало ее от вопроса.

– Дом? Ах, дом… – Лера осторожно поставила чашку на подлокотник кресла. – Он принадлежал довольно зажиточному по здешним меркам семейству, и все у них было хорошо, но однажды младшая дочь завела интрижку с проезжим молодцом, причем никто толком не знал, откуда он взялся, и отец посадил ее под замок. Он запер девицу в мансарде, предварительно заколотив единственное окно. Сестры, старшая и средняя, три раза в день подавали ей пищу и воду. Спустя некоторое время обе сестры признались сначала друг другу, а потом и матери, что, поднимаясь по лестнице с подносом, часто слышат странные звуки, напоминающие голоса, иногда смех. Мужской и женский. За той самой дверью, где томится младшая сестренка. В следующий раз мать поднялась с ними вместе, и все три женщины услышали низкий тихий голос, явно не женский, во всяком случае не принадлежащий запертой в мансарде девушке.

– И что было дальше? – взволнованно спросила Нора.

Эта в общем даже не оригинальная история ее совершенно очаровала. По необъяснимой причине.

– Было принято решение рассказать обо всем отцу. Глава семейства лично поднялся в мансарду, осмотрел заколоченное окно… доски держались крепко… обыскал убого обставленное помещение, допросил опальную дочь. Но не обнаружил ровным счетом ничего. Никаких следов пребывания постороннего мужчины. И ничего вразумительного не услышал. Испуганно моргая глазами, девушка повторяла: «Здесь только я и ветер, я и ветер». Но это и так все видели.

– Может, она была… ну… чревовещатель или как это называется…

– Слушай дальше, – строго сказала Лера. – Несколько ночей подряд хозяин дома, его сын и брат дежурили под дверью импровизированной темницы, и когда наконец услышали доносящийся изнутри низкий голос, ворвались внутрь с фонарями, топорами и вилами, крича, что убьют вора на месте, если он окажет сопротивление. Они увидели бледное, искаженное ужасом лицо девушки, сидящей в постели и обеими руками натягивающей одеяло на грудь, услышали ее пронзительный крик… и после этого все фонари разом погасли. Несколько минут мужчины бестолково метались по комнате, опустив топоры и вилы, чтобы не поранить друг друга в темноте, наконец брат хозяина закричал: «Я поймал его! Скорее сюда! Я его держу!» Хозяин и его сын кинулись в ту сторону, откуда доносился призыв, столкнулись лбами… точнее, их столкнули чьи-то сильные руки… упали на пол, вскочили и, вне себя от ярости, принялись наносить удары направо и налево. Мужские и женские крики смешались в дикий, душераздирающий хор. Когда мать семейства и две дочери, ожидавшие развязки драмы у подножья лестницы, примчались на шум с зажженными фонарями, их взорам открылась страшная картина. Хозяин дома и его брат лежали посреди комнаты в огромной луже крови. У одного топором был проломлен череп, у другого вилами пробита грудная клетка. Сын стонал в углу, зажимая ладонью правый глаз, которого, судя по струящейся крови, лишился. Никаких чужих мужчин в пределах видимости не наблюдалось.

– А девушка? – спросила Нора, заранее зная ответ.

– Девушка лежала бездыханная на своей постели. На ней не было ни царапины.

– От чего же она умерла?

– Прибывший из Архангельска врач констатировал смерть от сердечного приступа.

– Ветер? – задумчиво произнесла Нора. – Возможно, девушка не лгала.

– Что ты имеешь в виду?

Но она пока не могла сформулировать это четко и внятно.

Кажется, Сократ говорил, что душа – это ветер…

Ветер.

Когда у Германа день рождения? Пятого февраля. Что это за день? Пятнадцатый градус Водолея, точка Ангела.

– Помнишь, во времена твоего увлечения астрологией ты рассказывала мне о четырех точках на зодиакальном круге, соответствущих четырем евангелистам и…

– …четырем мистическим фигурам, – подхватила Лера. – Точка Быка, точка Льва, точка Орла и точка Ангела. Помню, конечно! Их еще называют Вратами схождения Аватар или точками высвобождения космической энергии. А ты почему вспомнила о них сейчас?

– Если не ошибаюсь, человек, Солнце которого находится в одной из этих точек, считается обладателем выдающихся способностей или необычной судьбы… в индуизме аватара – это бог, воплотившийся в смертное существо ради спасения мира, восстановления закона или защиты своих приверженцев.

– Но при чем тут девушка и ветер? – допытывалась Лера. – Не вижу связи.

Нора только вздохнула. Слишком сырые мысли, чтобы ими делиться. Может быть, позже.

К ужину они успели. Нора уже сидела за столиком в обеденном зале общей столовой на первом этаже Барака. Ей хотелось расспросить Германа поподробнее о поездке на Долгую губу, но не хотелось делать это в присутствии Аркадия, поэтому она вежливо отклонила предложение хозяев отужинать в Белом доме и, шепнув своему ненаглядному, чтобы он поторапливался, пошла занимать место в столовой.

Этот столик в самом дальнем углу возле окна, занавешенного сейчас тяжелыми портьерами, она облюбовала уже давно. Приятно было сидеть спиной к стене и, отдавая должное жареной рыбе с картошкой и луком, наблюдать за жизнью питомника доктора Шадрина, как однажды в сердцах она окрестила ферму со всеми ее обитателями. «Интровертище махровое», – высказался по этому поводу Герман. Но возражать против размещения в углу не стал. Ему было все равно.

Когда он появился в дверях – высокий, стройный, гибкий, – и помахал Норе, все головы, как по команде, повернулись к нему. Опять он привлек всеобщее внимание. Улыбнулся уголками губ, кивнул и направился к раздаточной линии.

Машинально улыбнувшись в ответ, Нора поймала на себе взгляд сидящей неподалеку Леси. Почувствовала неловкость. Вот как теперь общаться со всеми этими юными феями, которые сохли по Герману с первого дня знакомства, а он, появившись на ферме после трех лет отсутствия, взял и спутался с женщиной много старше себя. В отеле на них поглядывали, да… Нора никогда не умела накладывать макияж так, чтобы выглядеть моложе своих тридцати семи.

– Привет, Мышастик, – хрипловато произнес Герман, проходя с подносом мимо столика Леси, Даши и Влады. – Что?.. Потерпи полчасика, ладно? Нам с Норой надо пошептаться.

– Ты загорел, – заметила Нора, пока он расставлял тарелки и усаживался за стол.

– Это шутка? – Он метнул на нее хмурый взгляд исподлобья. – Сегодня худший день в моей жизни. – Отправил в рот кусок жареной рыбы, вяло, словно бы нехотя, прожевал. Поморщился. – Черт, как же выпить хочется.

– После ужина сбегаю к Лере, у нее всегда есть в запасе бутылочка красненького. Устал? Ладно, ешь… я подожду.

Но Герман, зная, что она умирает от любопытства, решил делать то и другое одновременно.

На внедорожнике Аркадия они без происшествий добрались до залива Долгая губа, где у маленького причала покачивались на воде катера и бродили ожидающие посадки трудники и паломники, разыскали руководителя группы, познакомились, задали несколько вопросов, касающихся условий проживания на Анзере, и присоединились к остальным. Леонид молчал как рыба, пряча глаза за темными стеклами очков. Слушая Германа, Нора живо представляла, как сияли на солнце его светлые волосы, растрепанные ветром, как длинные пальцы нервно теребили индейский браслет. Браслет из цветного бисера, который сплела для него Мышка Молли.

Наконец появился владелец одной из посудин, он же капитан, окинул взором всю компанию, предупредил, что может взять на борт двенадцать человек, но удастся ли попасть на Анзер, станет ясно только через час, когда по правому борту окажется валунная дамба, соединяющая Большой Соловецкий остров с островом Большая Муксалма, а по левому – вход в пролив. Рассаживаясь по местам, пассажиры хором читали акафист святителю Николаю (кто не знал, благочестиво помалкивал), а когда были отданы швартовы и включен двигатель, затянули Богородичное правило. Постепенно набирая скорость, катер отвалил от причала.

Прежде чем взойти на борт, Леонид обнял Германа и прошептал ему в самое ухо: «Если не увидимся больше в этой жизни, знай, что я тебя люблю». Герман кивнул. Оба были в курсе, что сотовой связи на Анзере нет.

После этого Герману и Аркадию пришлось еще три часа нести вахту поблизости от причала. Вдруг увиденное на входе в Анзерскую салму заставит капитана вернуться? Сидя на облупленной деревянной скамейке, они лениво отбивались от комаров и непрерывно курили, пытаясь за этими обыденными жестами спрятаться от чувства неловкости, вызванного длительным пребыванием наедине.

Аркадий не выдержал первым.

– С ума сойти. Я не знаю, о чем с тобой говорить.

– Тогда, может, не надо? – глядя на колечки табачного дыма, уплывающие к небесам, отозвался Герман.

– Он взял с собой пистолет? – спросил Аркадий после паузы.

– Какой пистолет?

– Который выбросил в море.

– А… – Герман усмехнулся. – Взял.

– Хорошо.

Еще одна пауза.

– Как ты собираешься ходить на работу? Тебе же нужно появляться там время от времени.

– Так же, как раньше.

– Ты считаешь, если Кольцов-младший теперь в безопасности, то и тебе ничего не грозит?

– То, что он теперь в безопасности, открывает мне пространство для маневра, скажем так, – подумав, ответил Герман.

– Значит, ты собираешься болтаться по острову, как ни в чем не бывало.

– У тебя есть другие предложения?

– Надо решать проблему, Герман. Решать, а не бегать как зайцы. Вы не можете бегать до конца своих дней.

– Согласен. Но я пока не знаю, каким образом Ленька собирается ее решать. И даже не знаю, знает ли он.

– Вы не говорили об этом?

Герман покачал головой.

– О чем же вы говорили, когда…

Аркадий умолк.

Герман внимательно посмотрел на него.

– Когда – что?

– Вы много времени проводили вместе.

Разговор принимал нежелательный оборот. Впрочем, это было предсказуемо.

– Возможно, ему следует уехать из России. Сменить фамилию…

– …сделать пластическую операцию, – подхватил Аркадий.

– …но это все потом. А сейчас он здесь, он не совсем здоров, и я хочу защитить его от людей, которых прислал сюда этот сатир, его папаша.

– Зачем тебе это нужно?

– В смысле? – не понял Герман. – Ты о чем?

– За последние недели тебе ни разу не приходило в голову, что твоя жизнь могла быть другой, если бы ты не принимал столь активное участие в судьбе сынка миллионера? И что еще не поздно ее изменить.

Герман поморщился.

– Аркадий, говори прямо.

– Я тоже хочу защитить Кольцова-младшего от мерзавца, подсадившего его на героин. Но когда он уедет из России, сменит фамилию, сделает пластическую операцию… или что он там сделает… в общем, найдет выход из положения, тебе не обязательно оставаться с ним. Однажды я уже предлагал. Попробую еще раз. – Доктор отчетливо выговаривал каждое слово, как будто перед ним сидел иностранец. – Я буду рад, если Новая Сосновка станет для тебя домом, как стала домом для меня. Я говорил с руководителем архитектурной мастерской, где ты работаешь по договору, он считает тебя квалифицированным специалистом и с удовольствием зачислит в штат. У тебя есть трудовая книжка?

– Ты не поверишь, док, – пробормотал Герман, – у меня есть даже военный билет.

– Поздравляю. Так что насчет моего предложения?

– Буду иметь в виду.

– Будешь иметь в виду. – Аркадий покачал головой, разглядывая его со смесью жалости и восхищения. Так смотрят на героя, изъявившего готовность отдать жизнь за правое дело, которого в глубине души считают идиотом. – Ладно, пойдем в машину, а то нас заживо сожрут. – Хлопнул комара на щеке. – Думаю, минут через десять можно трогаться в обратный путь.

На обратном пути он рассуждал о необходимости перестройки курятника и консультировался у Германа по поводу материала для утепления стен. Но едва тот расслабился, как милейший доктор отколол новый номер. Остановил машину посреди грунтовой дороги, по обе стороны которой высились сосны-гиганты с прямыми, как телеграфные столбы, стволами, и, повернувшись всем корпусом к своему пассажиру, вперил в него гневный взгляд.

– Ну что еще? – негромко спросил Герман.

– Ты уверен, что я сделаю для тебя все что угодно, правда?

Зловещие интонации его голоса заставили Германа подобраться на сиденье.

– Я не хочу выяснять с тобой отношения, Аркадий, – очень тихо ответил, почти прошептал он. – Я вовсе не уверен… – И тут его тоже разобрала злость. – Ты намекаешь на то, что готов помогать Леониду, но не бескорыстно? За эту помощь я должен тебе… кое-что должен, да?

Левой рукой Аркадий схватил его за горло. Приблизив свое лицо к лицу Германа, процедил сквозь зубы:

– Интересно знать, на что готов ты. Ради своего друга.

– На многое.

– Но не на все?

– Нет.

– На что же не готов?

– Просто скажи, что тебе от меня нужно.

– Я сказал.

– Чтобы я остался в Новой Сосновке, – уточнил Герман, не обращая внимания на пальцы Аркадия, сжимающие его шею, правда, не слишком сильно. – Такова цена твоих услуг.

Молчание.

– Ты хочешь, чтобы я остался… – он помедлил, – в качестве кого?

– Я не предлагаю тебе стать моим сексуальным партнером, если тебя напрягает именно это.

– В таком случае нахрена я тебе сдался? Давай уж сразу расставим точки над «ё», чтобы позже твои желания не стали для меня неожиданностью.

– Я хочу, чтобы ты стал членом моей семьи, – спокойно проговорил Аркадий.

И разжал пальцы. Уронил руку на колено. Отвернувшись, закурил сигарету и спустя несколько секунд – несколько глубоких затяжек, несколько параноидальных мыслей, едва уловимо исказивших смуглое лицо… – покосился на Германа.

Тот взирал на него в молчаливом изумлении.

– Предсказуемая реакция, – кивнул Аркадий.

– Ну, – Герман кашлянул, – члены семьи тоже бывают разные. Я, по твоей задумке, кем тебе должен стать? Сыном? Братом? Племянником?

– Помнишь, мы осматривали каналы под монастырем, – вдруг улыбнулся Аркадий, – и в одном очень старом полузатопленном канале у меня подвернулась нога…

– …там было полно воды, приходилось идти по скользким валунам, не видя, куда наступаешь…

– …я упал и разбил колено. Сильно разбил. И от боли даже перестал понимать, где мы находимся. Тогда ты подставил плечо и сказал: «Давай, брат, держись за меня. Смелее, смелее! Я не такой дохляк, каким выгляжу. Теперь нам налево и вверх… Уверен, да. Я никогда не теряю направление». И действительно, минут через двадцать я начал узнавать места, где мы шли, точнее, ковыляли, а еще через пять или семь минут впереди забрезжил свет.

– Я не теряю направление. – Герман пожал плечами. – Никогда.

Аркадий не спускал с него глаз.

Он глубоко вздохнул.

– Кажется, я догадываюсь, с какой целью ты мне об этом напомнил. Теперь я должен расчувствоваться и ответить тебе согласием. Но, Аркадий, как я могу это сделать, если не знаю, что с нами будет завтра? Со всеми нами.

– Мне важно знать, что принципиальных возражений ты не имеешь.

– Принципиальных не имею.

Уже в Новой Сосновке, не доезжая до ворот фермы, доктор остановил машину еще раз. Опять повернулся к Герману, из последних сил сохраняющему невозмутимый вид, и, протянув руку, согнутым указательным пальцем погладил его по щеке.

– Но мне будет трудно не предложить тебе стать моим сексуальным партнером.

– А мне будет трудно тебе отказать, – не шелохнувшись, произнес Герман. – Если ты все-таки предложишь. Но я откажу.

Аркадий кивнул.

– Этого не должно быть между нами, – добавил Герман, глядя в его невыносимо честные серые глаза.

– Скажи хотя бы почему.

– Ты сам знаешь, док.

– Потому что сынок миллионера убьет меня?

– Да.

К тому времени, когда он покончил и с жареной сельдью, и с картофельным пюре, и с повествованием, в обеденном зале осталось человек шесть или семь. Всего же на ферме сейчас проживало чуть больше сорока «гостей». Часть из них после ужина разместилась в холле перед телевизором, часть предпочла менее цивилизованные развлечения под Старым Дубом в саду за корпусом.

В конце своего рабочего дня, когда почти все тарелки и сковородки были перемыты, а столы протерты, Зинаида и ее молодые помощницы из числа обитателей фермы боролись с курением уже не так активно, как в течение дня, поэтому Герман безбоязненно вытянул из пачки сигарету. Щелкнул зажигалкой. Откинулся на спинку стула.

– Почему ты так уверен, что на Анзере Леонид будет в безопасности? – спросила Нора, обдумав его рассказ.

– В большей безопасности, чем здесь или на материке. – Он глубоко затянулся и выдохнул три колечка дыма, одно за другим. – Есть два пути на Анзер: законный и незаконный. Полагаю, люди Андрея Кольцова все же выберут незаконный. Если вообще рискнут сунуться туда. Пребывающие на Анзер в качестве трудников, или паломников, или экскурсантов, неизбежно оставляют следы: имена, фамилии, паспортные данные… А эти парни наверняка предпочтут сохранить инкогнито.

– Какие есть незаконные пути? Дай подумать… Можно заплатить капитану рыболовного катера, как сделали вы с Ленькой, когда вам надо было перебраться с материка на остров.

– Можно. Но это значит поставить в известность о своих перемещениях как минимум двух посторонних людей, капитана и его помощника. Нас этот момент очень беспокоил. При том, что направлялись мы не на закрытый Анзерский, а на открытый Большой Соловецкий. И выглядели как пара менеджеров среднего звена, которые решили во время своего двухнедельного отпуска поиграть в искателей приключений, а не как банда громил из низкобюджетного боевика. Опять же не забывай про случайных свидетелей. Причал на Долгой губе – не то место, где несколько мужчин могут незаметно взойти на борт катера. Народу там, как правило, немного, но совсем пусто не бывает никогда, по крайней мере в сезон судоходства. На причале Рабочеостровска, где грузились мы с Ленькой, в это время года легко смешаться с толпой.

– Как еще? На вертолете?

– Можно. Но в этом случае прибытие незванных гостей уж точно не останется незамеченным.

– Подойти со стороны мыса Колгуев и там, на северо-востоке, высадить с лодки отряд диверсантов.

Герман прищурился от сдерживаемого смеха.

– Шикарный план! Если не забывать о том, что навигация в здешних водах – дело весьма непростое, требующее знания, опыта и мужества. Без опыта и знания, даже при наличии сверхчеловеческого мужества, идти от материка до Анзера значит не желать себе добра. Далее. Все трудники находятся под охраной и защитой Голгофо-Распятского скита…

– Постой! – перебила Нора. – Что если один или два человека из числа наемников Кольцова-старшего приедут на Анзер под видом трудников, а потом, осмотревшись и освоившись, свяжутся со своими сообщниками и организуют похищение Леонида?

– Набор трудников закончен. Леонид попал в последнюю группу.

– Ого!

– Да. Похоже, местные святые на его стороне. – Герман выглядел усталым, но даже это было ему к лицу, придавало загадочности и утонченности. – Как я уже сказал, все трудники находятся под защитой постоянных, пусть и немногочисленных, обитателей скита. Не думай, что анзерские монахи и послушники – такие безобидные создания, которые только и умеют, что бормотать молитвы да четки перебирать. Там суровые мужики, чьи будни состоят из молитв и ежедневного физического труда на свежем воздухе. Огнестрельное оружие у них вряд ли имеется, но они и без огнестрела найдут чем встретить лихих людей. Как и трудники, кстати. Лопата тоже может быть оружием, не говоря про топор. Главное чтобы сам Леонид вел себя более-менее разумно.

Ей это тоже казалось важным, но не главным.

– В любом случае, Герман, первым делом они попытаются выяснить, где Леонид. И в связи с этим у меня возникает тот же вопрос, что у Аркадия. Как ты собираешься ходить на работу?

– Ответ тот же. Как раньше. – Герман пожал плечами. – От всего не застрахуешься, дорогая. Что помешает этим охотникам за скальпами, если их трое или четверо… мы ведь не знаем, сколько их, правда?.. что помешает им, к примеру, проникнуть на территорию фермы в отсутствие Аркадия, перестрелять собак, зайти в Белый дом через оранжерею, привязать тебя и Леру к обеденному столу и начать загонять вам иголки под ногти.

– Им помешает здравый смысл, – фыркнула Нора, сообразив, что он валяет дурака. – Гораздо проще отловить тебя по дороге с работы или на работу, привязать к ближайшей сосне и начать загонять иголки под ногти. – Она передернулась. Слишком уж яркой и красочной была представшая перед ней картина. – Герман, кроме шуток. Тебе угрожает опасность. Серьезная. Реальная. Причем, если эти… охотники за скальпами, как ты их называешь, действительно выследят тебя и заставят сказать, где скрывается Леонид, ты даже не сможешь предупредить его, потому что на Анзере нет сети.

Он глубоко вздохнул.

– Незачем его предупреждать. Он обещал все время быть настороже. И мы договорились: если Шаталов и компания доберутся до меня и вытрясут информацию о его местонахождении, то я или доктор при первой же возможности отплывем на Анзер, предварительно поставив в известность докторского приятеля из Архангельска, того самого сотрудника УМВД.

Сердце у нее стукнуло.

– Герман! – Подавшись вперед, Нора коснулась его подбородка. Просительно заглянула в глаза. Он был мрачен. – Прошу тебя, если до этого дойдет, возьми меня с собой. – И, видя, что он качает головой, с жаром продолжила: – Я тоже отнюдь не безобидное создание и умею не только вязать на спицах и стоять у плиты.

В зеленых глазах Германа мелькнул тот ироничный огонек, за который Норе частенько хотелось его придушить.

– Да? Что же еще?

– Я умею драться.

– Надо бы при случае оценить твое умение.

– Да без проблем! – Она вызывающе тряхнула головой. – Когда и где?

– Ну, где обычно делаются такие дела. – Теперь он скалил зубы, наслаждаясь ее реакцией. – На полянке за складом. Только ужин переварим, ага?

Ужин он переваривал, рассматривая рисунки Мышки, которые она по мановению его указательного пальца с готовностью выложила на свободный участок стола. Фантазийные рисунки. На них бились насмерть благородные рыцари, пешие и конные… звенели мечи, каждый из которых носил особое имя, нареченное колдуном… дарили любовь победителям прекрасные девы, одетые как воины, с кинжалами за поясом и драгоценными украшениями в длинных вьющихся волосах… опускались мосты, чтобы выпустить из крепости на вершине горы отряд вооруженных всадников, всходили на престол и умирали великие короли, разрушались и строились города… творилась история.

– Ну? – волновалась Мышка, нетерпеливо заглядывая ему в лицо. – Что скажешь?

– М-м… у тебя карандаш с собой?

Молча она выхватила из кармана джинсовой куртки и подала ему простой карандаш.

Шуршание грифеля, быстрые уверенные движения тонкой мускулистой руки над альбомным листом – и лица героев рисованного сериала обрели выражения. Разные, но совершенно определенные. Здесь были и ярость, и страх, и презрение, и подобострастие… На полуобнаженных телах мужчин заиграли мускулы – Мышка была явно не сильна в анатомии, и Герману пришлось восполнить этот пробел.

Нора, как всегда, замерла, очарованная его мастерством. Стоящая рядом с Мышкой Даша испускала восхищенные вздохи.

– Ох! – воскликнула Мышка, хватаясь за щеки и горестно округляя глаза. – Мне так ни за что не научиться!

– Не говори глупости, милочка. – Герман фамильярно шлепнул ее по заднице, обтянутой джинсовой тканью. – У тебя вся жизнь впереди.

В его исполнении даже банальности были великолепны. Вся компания дружно покатилась со смеху.

Поздно вечером, лежа в постели и прижимаясь к его стройному, худощавому телу, Нора возобновила расспросы.

– Ты сказал, он взял с собой пистолет. А патроны у него есть?

– Неугомонная женщина. – Повернув голову, Герман взглянул на нее сквозь ресницы, а потом нахально зевнул ей прямо в лицо. – Сегодня воистину худший день в моей жизни.

Занавески были раздвинуты – он не любил заниматься сексом в кромешной тьме, – и привычное уже бледное серебро соловецкой ночи омывало его точеные черты. Не удержавшись, Нора погладила пальцами изящно вылепленные скулы, обтянутые гладкой кожей.

– Худший день? А кто вылакал целую бутылку бордо, которую моя сестра со слезами оторвала от сердца?

– Я? – невинно моргнул Герман.

– Практически в одну харю.

– Неправда! Ты помогала мне. Один я бы ни за что не справился.

– Вот, – сказала Нора, глядя ему в глаза. – Это я и хотела услышать. Позволь помогать тебе и дальше, Герман. Не только с вином. Один ты, быть может, и справишься, но какой ценой…

– Нора…

– Подожди! Я знаю все что ты скажешь.

– А я знаю все, что ты на это возразишь. Как занимательны беседы с единомышленниками!

– Я взрослая девочка, Герман. Я умею сама принимать решения и отвечать за последствия своих действий.

– Какая невыносимая скука! – Он опять зевнул. – Давай лучше спать. Я удовлетворил тебя уже дважды за сегодняшний вечер, так что имею право на отдых.

– Второго раза не припоминаю. – Нора ткнула его в бок. – Может, ты перечисляешь свои подвиги за всю неделю?

– Второй раз был пять минут назад.

– А первый? – И тут она догадалась. И, догадавшись, расхохоталась. – Ты имеешь в виду… ой, не могу! Герман, я тебя обожаю!

Он намекал на их поединок – если это можно было назвать поединком, – на полянке за складом.

Да, она получила большое удовольствие. Да. От его шуточек, ухмылочек, подначек… от силы и грации… от притворной беспомощности, когда он, решив наконец сдаться на милость победителя, позволил уронить себя на землю и пару минут удерживать в таком положении. Невесть откуда взявшаяся публика свистела и улюлюкала. В том, что Герман поддавался, не было никаких сомнений. В противном случае Норе не удалось бы его уложить, несмотря на отличную физическую форму и курс боевого самбо для женщин, который она закончила в юности.

«Давай, детка! – ревел Кир, приятель Германа еще по старым временам. – Сделай его! Ты сможешь! Я в тебя верю!» Его подруга Светка, пританцовывая на месте, хлопала в ладоши. Леся, Даша и Влада, конечно, тоже не могли пропустить представление. Волнующая, возбуждающая сцена…

Поймав себя на том, что улыбается своим воспоминаниям, Нора взглянула на Германа. Он наблюдал за ней сквозь ресницы.

– Ты неотразим в роли жертвы, – прошептала она, касаясь его лица.

– А в роли охотника?

Когда он старался говорить тихо, в его низком голосе появлялась хрипотца.

– Иногда.

– Иногда?

Они поцеловались.

– Так есть ли у него патроны? – отдышавшись, повторила она вопрос.

Герман вздохнул.

– Есть.

– Много?

– Два запасных магазина.

– Два по шесть?

– Ну конечно!

– А он метко стреляет?

Зарычав, Герман подмял Нору под себя, и его жесткое колено втиснулось между ее напрягшихся бедер.

Как он лежал два часа назад на примятой траве… глаза зажмурены, зубы стиснуты, но сквозь зубы рвется смех, на влажной от пота шее мягко пульсирует артерия. Молодой притворщик, авантюрист. Зелень травинок отпечаталась на щеке.

– А ты метко стреляешь, Герман?

– Сейчас узнаешь.